Хроники Чувств. Глава 1. Симпатия.

      Лео не любил грозу, всполохи света и громкие раскаты грома пугали его до чертиков, хотя шум дождя, наоборот, успокаивал.       Поэтому в такие моменты он всегда искал защиту в объятиях матери - забирался к ней на колени и, слушая ее тихий голос, успокаивался и засыпал. Отец был недоволен таким поведением сына, но ничего сделать не мог - до шести лет дети были полностью под опекой матери. А Леонардо Брему фон Картеру было всего пять.       Шум дождя перекрыл раскат грома, от которого звякнуло оконное стекло, и так захотелось оказаться под защитой родительницы, но вот только ему больше не придется прятаться от грозы в объятиях матери - графиня Леонора фон Картер, в честь которой и назвали маленького Лео, погибла неделю назад, упав с лошади.       За окном снова блеснуло, оживив тени в углах комнаты, и мальчик, не выдержав, выскользнул из кровати. Он осторожно выглянул в коридор. Старого камердинера, мистера Питкина, который был приставлен к нему, не было видно. Оно и понятно, старик, уложив молодого господина спать, ушел в свою комнату, а может, сейчас сидит на кухне и пьет чай с булочками, что всегда готовит Марта.       Лео вышел в коридор. В неровном свете ночников в своей длинной пижамной рубахе и с разлохмаченными светлыми кудряшками он походил на маленькое взъерошенное привидение, когда бесшумно бежал по персидским дорожкам в сторону отцовского кабинета. Мальчик знал, что отец всегда до полуночи там задерживается, а последнюю неделю, особенно после похорон, и до утра мог не выходить из него. В любое другое время Лео бы не рискнул подойти к отцу, который вдруг стал словно чужой, но гроза за пределами дома разыгралась не на шутку.       Поэтому пятилетний Лео быстро преодолел расстояние от своей спальни до дверей в рабочий кабинет отца, спустившись со второго этажа на первый.       Двери в это время суток оказались слегка приоткрытыми, из них лился свет, и Лео на мгновение задержался, когда раздался голос отца, он говорил с кем-то, и его слова с каждым мгновением больно впивались в хрупкую душу мальчика.       - Боже, я бы все отдал за то, чтобы Леонора снова была жива, - голос графа Картера был хриплым. – Это вина Лео.       - Что ты такое говоришь, Карл?! - вскрикнул собеседник графа, и маленький Лео узнал голос своего дяди, младшего брата отца, виконта Эрика де Картера.       - Эрик, если бы этому паршивцу не приспичило прокатиться верхом до западной пасеки - видите ли, меду ему захотелось, – кобыла Леоноры не понесла бы и не скинула мою жену. Бедная Леонора ударилась головой, да так и не пришла в сознание.       - Это был несчастный случай.       - Виной которому был эгоизм моего сына. Кобылу тоже надо будет пристрелить.       - А где она? Я не видел ее в общей конюшне.       - Велел отвести и запереть в сарай на заднем дворе.       - Что ты собрался с ней делать?       - Либо продам, но, скорее всего, пристрелю. Не могу на неё смотреть. Знаешь, Эрик, иногда я мечтаю, чтобы на месте Леоноры оказался мой сын….       И словно подтверждая это, снова раздался раскат грома. Только вот он уже не мог напугать маленького мальчика. Лео, словно сомнамбул, сделал шаг назад, а потом кинулся прочь через темную столовую, кухню и запасной выход, выскочил на улицу и бросился бежать, сразу же промокнув под дождем. В голове билась одна и та же мысль: «Я виноват в смерти мамы. Я виноват».       Ноги мальчика принесли его в самый дальний угол заднего двора, там, где ограда была слегка разрушена и где был построен сарай, в котором иногда запирали заболевших животных. Ограду давно надо было бы починить, да и сарай выглядел скорее как развалюха, но в эту часть двора редко кто из слуг забегал, что уж говорить о господах. Поэтому и выглядел этот участок поместья слегка заброшенным.       Покосившаяся дверь была открытой, и мальчик юркнул внутрь, слезы душили его. В единственном деннике стояла Клео, любимая кобылка матери, и Лео бросился к лошади, обнял ее за шею, дрожа всем телом. Кобылка вздохнула, обдав малыша теплым воздухом, и Лео, не выдержав, заревел в голос. Он плакал навзрыд, всхлипывая и судорожно сжимая в руках шелковистую гриву кобылки, чувствуя, как истерика всё больше захватывает его.       И тут его обняли теплые и сильные руки, которые мягко прижали его к широкой груди и начали поглаживать по голове. Послышался голос, говоривший на непонятном, но очень красивом языке. Вслушиваясь в интонацию, Лео вдруг почувствовал, как душившие его слезы отступают, а в груди стало так тепло, словно он снова на руках у мамы.       Мальчик, не открывая глаз, уткнулся носом в прохладную кожу и обхватил незнакомца своими маленькими ручками. Вскоре высохли слезы, он только иногда всхлипывал и всё крепче обнимал нечаянного утешителя. Лео не хотелось гадать, кто это, ему просто было хорошо.       Постепенно мальчик успокоился и задремал.