Психодрама для соседа

      То, что чувствовал Юнги в ту ночь, сложно описать, и даже изобразить на бумаге совершенно невозможно. Иногда это ощущается, как небольшой сбой привычной жизни, после которого все встаёт на свои места. Например, когда Юнги просыпается, он чувствует именно это; его будто резко возвращают в реальность из мира сновидений, и это похоже на погружение в ледяную воду: сначала невыносимо, а потом твои конечности немеют и становится не так тяжело переносить это.       Но та ночь была особенной просто потому что все было совсем по-другому. Не было слышно телевизора на минимальной громкости, который по таймеру выключался через час после того, как Юнги заснёт, чтоб наверняка. Не было видно света на стене от уличных фонарей, которые выключались ранним утром. Не было еле слышно работающего холодильника, как и окна с плохой звукоизоляцией не давали ощущения полной безопасности. В эту ночь парня сопровождали постоянные шаги незнакомых ему людей, шепот или даже крики пациентов; стены были полностью темными, а окно не смогло заблокировать звуки проезжающих мимо автомобилей, которые того и гляди, столкнутся друг с другом, а Юнги это услышит. Он лежал на левом боку, смотря в стену совершенно пустым взглядом. Все его мышцы были напряжены и он не мог пошевелиться от ужаса, внезапно накатившего на него. Парень знал, что он не в состоянии спать, но и подняться он не мог, потому что...куда ему сейчас идти? Он не может посмотреть телевизор, чтобы успокоить мысли, бешеным потоком проносящиеся у него в голове, как он привык делать это дома. Единственное, на что он был способен, - это сходить к дежурной медсестре и пожаловаться на свое состояние. "Обращайся к медсёстрам в любое время суток, если почувствуешь себя нехорошо или одиноко. Они обязательно тебе помогут", - вспомнил Юнги слова доктора Кима. Но он не из тех, кто привык просить о помощи, так что просто продолжать лежать в мертвой позе, притворяясь спящим, - его единственное рациональное решение на данный момент. В итоге, по прошествии двух часов, парень все-таки провалился в такой долгожданный и блаженный сон, окончательно разочаровавшись в собственном самочувствии.

***

      Чон Хосок все еще не мог принять тот факт, что теперь его личное пространство придется делить с еще одним пациентом - Чимином. Зная, что через полчаса к ним в палату придет врач для проверки их состояния, а также медсестра для раздачи утренних медикаментов, Хоби не видел смысла засыпать, в отличии от своего соседа. Тот спал крепким сном, мило посапывая. Он правда выглядел как безумно милый зверек, которого хотелось защитить от этого жестокого места, в котором ему, к сожалению придется выживать следующие несколько недель.       В их палате, на удивление, было достаточно много места, что редкость для таких заведений: в прошлых больницах Хосоку приходилось встречать маленькие комнатки, в которых больше половины пространства занимали две, а иногда и четыре кровати. Прямо у входа по обеим сторонам стояли очень маленькие светлые тумбы, где пациентам разрешали хранить только предметы первой необходимости, а иногда книги или медикаменты, если этого позволял лечащий врач. Далее, симметрично стояли кровати, и они были, на удивление, довольно удобными. Хосок был худощавым, и ему казалось, что на одной такой кровати могло спокойно поместиться два таких человека. На противоположной от входа стене было окно средних размеров, которое можно было открыть не более, чем на пятнадцать сантиметров, с целью исключения возможности спрыгнуть с него. Парень подошел к окну, и с удивлением обнаружил, что на улице идет сильный снег. Это может означать только одно: скоро будут новогодние праздники и медсестры снова будут украшать все палаты одну за другой. Считается, что новогодняя атмосфера хорошо влияет на пациентов и они скорее выздоравливают, да и просто атмосфера становится немного иной.       Услышав скрип чужой кровати, Хоби повернулся и увидев Чимина, сладко потягивающегося, и не мог не улыбнуться. Эта мишень-номер-два была таким ребенком, что невозможно было смотреть на этого парня без умиления. — С добрым утром! — парень одарил соседа яркой улыбкой, — Как спалось? — Ох, прекрасно, — Хосок рассмеялся, и, внезапно понял, что не хочет вступать с ним в какой-либо разговор, да и вообще видеть его здесь. Хотя он по-прежнему считал Чимини милым, он не хотел говорить с ним. — Ты можешь не издавать лишних звуков, пожалуйста? Я жду своего лечащего врача. Чимин округлил глаза и уставился на Хоби так, словно тот сказал невообразимую глупость. — Прости, я не хотел тебя обидеть... — Чимин вновь улыбнулся — А, кстати! У нас ведь один и тот же лечащий врач, доктор Ким! Он внушает доверие, не так ли? — Я что, неясно выразился? Можешь помолчать, ты меня раздражаешь! — крайне странное поведение Хосока заставило Чимина тут же замолкнуть. Нет, он не обиделся на соседа, ведь кто знает, чем он болеет. — Прости, я...больше не буду, — промямлил Чимин, и принялся анализировать свое поведение: вдруг он действительно был чересчур навязчивым? В конце-концов, они совершенно не знакомы, и не знают ничего друг о друге. Вообще, это задело Чимина, но он постарался этого не показывать. Когда пришел врач, у обоих парней уже было сниженное настроение: у одного из-за крайней недружелюбности нового соседа по палате, а у другого из-за неконтролируемого гнева, который мог проявить себя, когда его душе угодно. Тем не менее, врач обследовал пациентов, задал им пару вопросов и благополучно скрылся до завтрашнего утра. Чимин взял с тумбы расписание, которое получил вчера от медсестры и там было сказано, что сегодня у него будет групповая терапия. Чимин надеялся, что хотя бы там он найдет себе приятелей, которые будут относиться к нему как к человеку, потому что без общения ему придется здесь очень и очень тяжко. Он решил зайти в соцсети и спросить у коллег, как обстоят дела на работе; много ли сегодня с утра посетителей и не тяжело ли им будет без его помощи. Он молча достал телефон, стараясь не замечать Хосока, который, в свою очередь, почему то сел на пол, согнул колени и сложил на них руки. Увидев телефон в руках Чимина, тот очень удивился и, забыв о недавнем приступе собственной агрессии, спросил: — О, у тебя что, не забрали телефон? — Нет, а что, должны были? — голос Чимина звучал немного отстраненно и равнодушно. — Вообще-то их забирают у всех без исключения. Как тебе удалось его пронести? — Я не пытался пронести его тайком, у меня лишь спросили о наличии острых предметов и зажигалок. А насчет телефона ничего не сказали. "Что-то здесь явно не так," — подумал Хоби. У него появилась одна идея, на выполнение которой может уйти несколько часов. Нужно попытаться проникнуть на пост медсестры и посмотреть больничную карту этого подозрительного соседа, он точно что-то скрывает. Я не могу оставить это без ответа. Заодно и к Юнги загляну". Ничего не говоря, Хосок покинул свою палату и пошел осуществлять задуманное. Тем временем, Чимин настойчиво пытался добиться ответа от своих коллег, — почему-то ему никто не отвечал уже целых пятнадцать минут. Выйдя в коридор, Хосок погрузился в рабочие будни больницы: по коридорам ходили врачи самых разных специальностей, несколько пациентов прогуливались после недавнего сна, ещё несколько сидело на скамейках с пустым и отсутствующим взглядом. Удручающее зрелище, но на Хоби эта картина действовала воодушевляющие. Он подошёл к палате Юнги и постучал в двнрь. Никто не попытался открыть дверь, поэтому Хоби, не долго думая, открыл ее сам, но палата, на удивление, оказалась пуста. Любой нормальный человек бы вышел из палаты и зашёл позже, но только не Хоби. Он лег на кровать Юнги, раскинул руки и ноги по сторонам и начал фантазировать, куда же ушел Юнги. Возможно, его отправили на какие-то процедуры, ведь он здесь совсем недавно. А может он просто вышел прогуляться. На его прикроватной тумбе стояла бутылка с водой и книга, о которой Хосок ранее никогда не слышал. Его не одолевали никакие негативные мысли, даже если вчерашний их разговор был просто пропитан недовольством. И даже если вчера Хосок испытывал к определенному человеку крайне негативные чувства - это очень быстро менялось и очень часто люди этого не понимали. В школе люди считали его странным и обходили стороной, а новеньким представляли его как человека, с которым не стоит заводить дружбу. Хосок сначала очень злился и всячески пытался препятствовать этому, а на следующий день заходил в здание школы с широкой улыбкой на лице и искренне приветствовал всех тех, кого вчера грозился убить. Это бросание из крайности в крайность ни один человек не мог вынести, поэтому впоследствии, Хоби на момент окончания школы остался без друзей, а девушка, с которой они на тот момент встречались, бросила его, отправив длинное смс, в котором в очень вежливой форме послала его на три буквы и пожелала всего самого хорошего. После окончания школы Хоби хотел поступить в колледж, потому что у него был шанс учиться абсолютно бесплатно, т.к. он усердно учился, заучивал материал, читал кучу дополнительной литературы по всем предметам и горел желанием осуществить свою мечту, стать успешным человеком и не испытывать ограничивать себя в материальных благах. Но, к сожалению, судьба распорядилась иначе и через два месяца, после окончания школы, его мать пропала без вести. Те две недели, которые они с сестрой провели в одной квартире, пытаясь понять, куда могла пропасть их мать, были самыми ужасными в их жизни. Неизвестность пугала Хосока настолько, что он напрочь забыл подать документы в колледж: на тот момент его волновала лишь мать, да и кто вообще будет ставить учебу важнее жизни собственной матери? Но Хоби не думал о последствиях, и когда, спустя четырнадцать дней, им позвонила полиция и сообщила, что они нашли труп матери на окраине города, Хосок понял, что весь его смысл жизни, все, что его окружало и окружает сейчас, разлетелось на тысячи и сотни осколков. Те полгода были словно вырезаны из его памяти, как будто кто-то действительно перемотал время вперёд, удалив все предыдущие события. Он действительно не помнит ничего. Он помнит обрывки воспоминаний из счастливого детства, и все они были связаны с матерью. К сожалению, сейчас при попытке вспомнить хоть что-то Хосок не мог совладать с собой, потому что он не хотел даже думать о том, что теперь он сирота. Отец бросил их, когда Хоби был ещё новорожденным ребенком, и тот его совершенно не знал. Он полностью лишился родительского тепла и заботы, и, спустя какое-то время, оказался заточенным в больнице. Он и не помнит всех тех лекарств, которыми его накачивали, лишь бы только он не сорвался и не начал причинять себе вред. К счастью, спустя какое-то непродолжительное время, медикаментозное лечение помогло Хосоку и он начал понемногу возвращаться к жизни. И хотя он по-прежнему не мог думать о матери без истерик, его стало немного лучше. Но вскоре, после его долгожданной выписки, Хосок почувствовал странную пустоту внутри себя: теперь ему нужно было искать работу, чтобы обеспечивать себя и вообще, начать жить. А он не знал, как это вообще делается, он не понимал, кто он, и у его не было образования, чтобы устроиться на более менее нормальную работу, ту работу, о которой он мечтал. Перед ним закрывались куда дверей, все вежливо отказывали, не желая брать парня без образования, опыта работы, и которого только что выпустили из психиатрической больницы. Это послужило триггером, и, спустя месяц метаний по компаниям, Хосок снова попал в больницу. Теперь он уже знал, чего ему следует ожидать и медперсонал обращался с ним максимально хорошо. Ежедневно ему делали капельницы, ставили уколы и готовили для него еду, и в тот момент, Хосок снова почувствовал себя комфортно, словно он снова тот жизнерадостный пятилетний ребенок, который окружён заботой и вниманием своей матери. Он впервые за долгое время снова почувствовал себя нужным и важным. Хосок, сам того не подозревая, выработал модель поведения, которая помогала манипуляциями получать внимание. Всегда ему оказывалась поддержка и Хоби подсознательно чувствовал себя как дома. С тех пор, он сменил кучу больниц и теперь он глубоко убежден, что это единственное место, где он хочет находиться. Внешний мир не для таких как он. Внешний мир слишком жесток к одиноким людям. — Опять ты! - дверь открылась и в палату вошёл разъяренный Юнги. У него на голове были спутаны волосы, а левая рука почему-то перевязана бинтом. — Если ты будешь врываться вот так в личное пространство другого человека, я пожалуюсь медсёстрам и тебя привяжут к кровати, понял? — Не кричи, пожалуйста, тише, — Хосок с нескрываемой улыбкой зажал руки в замок перед собой, — Я пришел с миром и мне нужна твоя помощь. — Ты что, человеческого языка не понимаешь, или что? Ты настолько неадекватный, что не понимаешь прямой текст без намеков?! ЧТО я должен сделать, чтобы ты от меня отстал, пожалуйста, выметайся отсюда! — Юнги был возмущен настолько, что у него выступили вены на шее. Этот парень совершенно не умеет слушать то, что ему говорят. — Я просто хочу узнать твой диагноз, больше мне от тебя ничего не нужно. Пожалуйста. — Хоби сделал по детски невинное выражение лица и сложил ладошки. — Если ты мне его скажешь, я от тебя отстану, обещаю. — Нахрена тебе мой диагноз, ты, псих недоделанный?! Вали отсюда нахрен! — Юнги не стал церемониться и столкнул Хосока прямо на пол. Тот, больно ударившись плечом, издал громкий стон, но не унимался. Его можно было бить и всячески пытать, но он будет идти до последнего. — Скажи хотя бы первую букву. Юнги, ну пожалуйста. — ВЫМЕТАЙСЯ. ИЗ. МОЕЙ. ПАЛАТЫ. СЕЙЧАС ЖЕ. — Юнги бесцеремонно взял Хосока, поднял его и небрежно вытолкнул за дверь. Затем захлопнул ее и медленно сполз на пол. Он действительно не мог понять, что только что произошло. После сегодняшней бессонной ночи ему все таки выписали снотворные, да ещё и заставили ходить на групповые консультации. Юнги этого всего точно не надо, он не подписывался на то, что будет находится в этом месте, пить таблетки, не спать по ночам и выгонять из своей палаты любопытных засранцнв, сующих свой нос в чужие дела. Кто вообще этот парень и что ему от него нужно? Неужели он во всем так пристает? Да и зачем ему знать диагноз незнакомого ему человека? Бред какой-то. Медсестра, услышав шум, ворвалась в палату Юнги и спросила, что здесь происходит. Юнги пояснил ей всю ситуацию, та молча выслушала, принесла извинения и вновь скрылась за дверью. В небольшой светлой комнатке воцарилась долгожданная и умиротворяющая тишина, и Юнги теперь мог спокойно собраться с мыслями и решить, что же ему делать дальше. По какой причине он вообще здесь оказался? Неужели, на него кто-то опять нажаловался? Юнги никак не мог понять причины. Он хотел связаться с отцом, но у него забрали телефон и он даже не успел написать ему сообщение. Ну и плевать, так будет даже лучше. Он начал неспеша и лениво заправлять кровать, смятую Хосоком, как вдруг непривычное шуршание заставило его замереть на месте не некоторое время. Он отодвинул одеяло в сторону и увидел перед собой записку, сложенную в несколько раз. Без каких бы то ни было мыслей он развернул ее и там виднелась крупная надпись: "3323". "Что за странное число?" - подумал Юнги. Было очевидно, что эту записку оставил здесь Хосок. А все, что касается Хосока вызывало у Юнги лишь отторжение, так что он равнодушно смял листок и выкинул его в мусорное ведро. *** Прошла пара часов, перед тем, как Юнги пришлось идти на эту дурацкую групповую консультацию. Пройдя по коридору и зайдя в просторное помещение, он увидел несколько белых стульев, которые были выставлены в круг. Это заставило Юнги саркастично засмеяться. "Почему я должен участвовать в этой театральной постановке?" И следующей его мыслью было "Ох, и он тоже здесь", потому что среди незнакомых лиц он увидел одно знакомое. Юнги сразу попытался максимально спрятаться, потому что ему казалось, что Хосок опять будет к нему приставать, да ещё и на виду у всех этих людей, которые, кстати выглядели очень даже адекватно. На первый взгляд и не скажешь, что они чем-то болеют. Тем не менее, Юнги очень надеялся, что его не будут заставлять распускать сопли перед всеми этими людьми и говорить о всем дерьме, которые происходило в его жизни, не смотря на то, что этого дерьма было предостаточно. Юнги сел на свободный стул и принялся ждать начала этого "представления". Спустя какое-то время в комнату вошла женщина, представилась и села на свободное место. Сначала она заставила новеньких представиться перед всеми, что показалось Юнги глупым. Они же не в детском саду, чтобы так делать, в конце-концов. Поэтому, когда очередь дошла до него, он и не подумал проявить хоть какое-то уважение ко всем этим людям. Как тут, он услышал знакомый голос: — Его зовут Мин Юнги, и он попал сюда из-за тревожности и панических атак, — пояснил Хосок. — Какого, блять, хрена, — Юнги не сдержался. — Юнги, здесь запрещено ругаться матом, пожалуйста, будь добрее к другим людям. Не хочешь поговорить о своей агрессии? — вмешалась та самая женщина. — Нет, не хочу. Хотя, знаете, — Юнги резко встал и оказался прямо в центре круга. Его скулы были очень напряжены, и это выглядело угрожающе. Девушка, сидевшая слева от него даже начала всхлипывать от страха, — Знаете, я расскажу вам о своем состоянии. И о вашем состоянии тоже расскажу. Я прекрасно понимаю, почему оказался здесь. Мой мозг решил съехать с катушек и заставить меня чувствовать этот ад, через который я прохожу каждый день. То, что дается людям так легко, для всех нас - это пытка. Мы словно оказались в плену своего разума и понятия не имеем, что нам делать. Мы надеемся, что после времени, проведенного здесь, все станет хорошо. Нам дадут лекарства, с нами пообщаются, нас приласкают, и мы снова станем жизнерадостными и целеустремленными. И мы снова станем достигать своих целей, чего вы там обычно хотите? Семью? Хорошую карьеру? Слетать на Бали? Но проблема в том, что это работает не так. Это не сломанная нога, которая зарастает и начинает работать, как раньше. Это длительный процесс, у большинства полное выздоровление занимает годы. И параллельно с этим нам нужно налаживать другие сферы жизни. Нам нужно ходить на работу, учебу. И даже если вы попали сюда - не надейтесь, что ваши проблемы решит кто-то другой. Только вы можете это сделать, и больше никто. Именно поэтому меня вымораживает эта обстановка, — я просто знаю, что это не сработает. Да, здесь за нами будут подтирать сопли, но когда мы выйдем в реальный мир - никто не будет так делать. Именно поэтому я не хочу быть здесь, потому что предыдущие мои четыре госпитализации не привели ни к чему хорошему. — Юнги, во-первых, у тебя очень искажены понятия об этом месте. Мы не отгораживаем вас от жизненных проблем — мы даем инструменты, как правильно вам переживать эти самые проблемы. Да, на первых порах мы действительно лелеем вас, потому что большинство людей в первые дни пребывания здесь, находятся в крайне тяжелом состоянии. Я лишь хочу раскрыть правду, и чтобы никто из пациентов, только что услышавших твои слова, не восприняли их всерьез. — Вы можете говорить все, что пожелаете, но я все равно останусь при своем мнении, - Юнги бросил наглый взгляд на Хосока и почесал нос, — Но что мне сделать, чтобы этот больной оставил меня в покое? Почему он так яро пытается сделать мое пребывание здесь еще хуже? Он уже не раз без моего разрешения заходил в мою палату, трогал мои вещи и оставлял странные записки. Я просто ненавижу людей, которые пытаются нарушить мое личное пространство, да еще и таким способом. Хосок, ты мне омерзителен. Я не знаю ровным счетом ничего о тебе, знаю лишь то, что благодаря твоему ужасному характеру люди никогда не смогут воспринимать тебя всерьез. Ты говоришь, что находишься здесь уже очень долго? И что ты хочешь, чтобы тебе дали медаль за особые заслуги? Да и вообще, с чего ты взял, что у меня есть панические атаки? Даже если и есть, тебя это не касается, - слова бешеным потоком лились с языка Юнги, и чем больше времени проходило, чем громче становился его голос. Все пациенты словно замерли и, не то с ошарашенными взглядами, не то с испуганным видом, слушали каждое его слово, невольно чувствуя себя причастными к этой ситуации. Обстановка, творившаяся здесь явно перешла за рамки допустимого и медицинским работникам стоило бы урегулировать ситуацию. Удивительным оказалось и то, что женщина, которая проводила этот сеанс групповой терапии, словно тоже потеряла дар речи. И, возможно, если бы они остановила эту громкую сцену, если бы она смогла успокоить разъяренного Юнги, то не произошло бы то, чего, на самом деле, никто не ожидал. Хосок, который столько времени выслушивал гадкие вещи в свой адрес, да еще и от человека, к которому очень глубоко привязался и считал его невероятно интересным и загадочным человеком, внезапно очень изменился в характере. Его частые смены настроения перестали быть видимыми, так же, как и его манипуляции в поведении. Он медленно встал со стула и только незрячий мог не увидеть его очень напряженные скулы, поднятые плечи и до боли сжатые ладони в кулаки. Даже Юнги замолчал, не говоря уже об остальных, которые даже дышать перестали и, то ли с упоением, то ли с тревогой наблюдали за всем происходящим. Хосок начал медленно двигаться в сторону Юнги еле перебирая ногами. Лицо его словно окаменело и не выдавало ни единой эмоции. Те пациенты, которые ранее знали Хосока, были наслышаны о его непредсказуемой реакции на происходящее и в уме перебирали возможные варианты дальнейшего исхода события: Что он сделает в этот раз? Ударит его? Даст пощечину? Нападет со спины? Или будет оскорблять всеми существующими культурными и некультурными словами, а потом начнет швыряться стульями, после чего его закроют на несколько суток в палате для особо буйных пациентов? Но Хоби внезапно из крайне напряженного и сурового человека, который готов кидаться чем попало и вообще, разрушить все это здание к чертям собачьим, внезапно расслабил свое тело. Его ноги подкосились, а на лице появилась та невинная детская эмоция, которая бывает у маленьких детей, когда у них с силой отобрали любимую погремушку, да еще и заставили есть невкусное тыквенной пюре. А из глаз поступили первые слезы. Он неотрывно смотрел Юнги прямо в глаза на протяжении нескольких секунд, а потом сказал только одну фразу: — Я всего лишь хотел завести себе друга.