— Я буду называть тебя Белоснежкой

      Если бы Юнги кто-нибудь неделю назад сказал, что его будет будить мерзкий, сливающийся с помехами голос из рации, он бы в ответ еле заметно ухмыльнулся; если бы Юнги сказали, что этот голос будет командовать им, и заставлять приносить себе кофе, Юнги бы посмеялся этому человеку в лицо, и после настучал бы по голове, приговаривая: «Я не прислуга».       Но сегодня это «Я не прислуга» уже не кажется таким нереальным.       Юнги мёртвым сном спит, тихо посапывая и обнимая, хоть и не тёплого, как Чимин, но мягкого кумамона, и совершенно не подозревает, что его прогулки по облакам прервёт громкое и скребущее по слуху: — Снежинка, будь хорошей девочкой, принеси мне крепкий кофе.       Юнги передёргивает, он покрывается льдом, с большим трудом разлепляет один глаз и тянется худой рукой к уже ненавистной рации. Он хватает её, зажимает одним пальцем нужную кнопку и начинает хрипло рычать в трубку: — Ты совсем там опух или помочь? — Помоги мне развить своё призвание. Просто принеси кофе, — доносится с другого конца. — Призвание заёбывать людей? — А как ты угадал? — Не сложно догадаться. Не знаю, какой из тебя писака, но человек ты конченый. — Так стань моей музой, и узнаешь, каков я в писательстве. — Да я лучше кофе тебе принесу и в хлебальник дам, — фыркает Юнги и разлепляет второй глаз, поднимается с кровати и, оставляя своего кумамона в комнате, открывает дверь. — Жду, — радуется Чонгук и прекращает диалог.       Юнги спускается на кухню, роется в ящиках, ища проклятущий кофе, достаёт, яростно открывает, просыпая половину коричневого порошка, берёт кофеварку, которая стоит, пожалуй, на самом видном месте и выглядит заюзанной, наливает воды, насыпает кофе, ставит на сенсорную плиту и застывает в ожидающий позе. — Стань моей музой, — передразнивает Чонгука Юнги, — Я что, похож на долбаёба? Хотя, довольно спорно, я же варю этому простуженному на всю голову сраный кофе.       Юнги стоит, сверля глазами кофеварку, ругается на себя, ругается на кофе, ибо он долго варится, материт Гука и уже не знает, как принесёт этому злоебучему писателю кофе и не обольёт им его.       Проходит ещё пара минут. Кофе сварился, заполняя своим ароматом всю кухню, этот аромат немного успокаивает раздражённого Юнги, он наливает кофе в чашку, и наполняет легкие приятным ароматом. — Вот твой горький и такой же противный, как ты, кофе, — Юнги ставит перед Чонгуком чашку, на большой, заполненный исписанными листочками и громадами книг, чёрный стол. — Ты такой милый, когда злишься, — с нескрываемым сарказмом говорит Чон и смотрит на бледного Юнги. — А ты такой милый, когда спишь, — копируя саркастичный голос Гука выдает Мин, и только спустя пару секунд понимает, что не стоило этого говорить. — Так ты следишь за мной? — говорит так, словно радуется, но потом довольно скалится и добавляет своим обычным ехидным голосом, — с натяжкой три дня работаешь на меня, а уже влюбился?       Юнги ощущает спиной удовлетворённый, злорадный взгляд Чонгука и не знает, что на это ответить, ведь спалили его конкретно, но Мин не пялился, а так, прошёлся глазами, чисто из солидарности, однако, что-то придумать в ответ надо. — Боюсь тебя расстроить, я не по долбаёбам. Мне те, кто в здравом уме симпатизируют, и то, если молчат и на нервы не действуют, а таких я пока не встречал. — Ну почему же? Немые молчат. — Меня бесит всё, что дышит, — выплёвывает Юнги и сваливается на Чонгукову здоровенную кровать. — Ээээ, шуруй в свою гробницу! — возмутился Чон, боковым зрением увидав, как Юнги оскверняет своей тушей его ложе. — Хрхррррр, — в ответ послышался лишь тихий храп.       Юнги обычно очень чувствительный во сне и его может разбудить одно лишь прикосновение, но когда уровень усталости поднимается выше среднего, Юнги падает с ног и уже никакие цунами и взрывы его не разбудят. Чонгук вопит, кидает в Юнги, как в мусорку, листки бумаги, но последнему на это пофиг, он проснётся только когда солнце коснётся его холодной кожи, а если прямым текстом — утром.  — Эй ты, спящая красавица, Малефисента жаждет ещё одну порцию кофе! — Чонгук грубо кидает подушку в голову Юнги, по-прежнему сидя за столом. Юнги просыпается, потому что уже шесть утра, он раскрывает очи и видит Чонгука в позе ожидания, и его вредную рожу. — Вот чё ты мне настроение с утра пораньше портишь? — вызывающе задает вопрос Юнги, и всем телом показывает, что вставать не собирается. — Чтобы не привыкал в моей комнате ночевать, — грубит Чонгук и швыряет в Юнги очередной исписанный, сжатый в комок листок бумаги. — И это ты называешь творческим беспорядком? — Юнги поднимается, оглядывая Гукову комнату.       На стенах весят всё те же листки, плакаты с лиричными цитатами. Одежда, на удивление, скидана кучей на маленьком, неприметном красном диване, в углу возле двери пирамида из листочков, а черный стол стоит рядом с огромным, занавешенным серой шторой, окном, и кресло, большое, как у крутых боссов, из кожи и на колёсиках. Так же в комнате имеется большой зеркальный шкаф, и возле кровати тумбочка, на которой стоит ночник и книжонка, а стены по-прежнему окрашены в серый. Одним словом — страшненькая комнатка и чёрное постельное бельё значительно напрягает. — Принеси мне кофе, — повторяет свою просьбу Чонгук и делаёт взор ещё более требовательным. — Может тебе ещё пиздюлей на блюдечке принести? — огрызается Юнги и подходит к креслу Гука. Кладёт руку на высокую спинку кресла и, приближаясь к Чонгуку неожиданно близко, как бы нависая сверху, говорит протяжно, с угрозой на лице, — Тебе с какой прожаркой пиздюли принести: медиум рэр или медиум велл? — А ты разбираешься в таких тонкостях? С виду на простолюдина похож. Умеешь удивлять, — не сдаётся Чонгук, и отвечает на взгляд Юнги своим ядовитым.       Юнги морщится, сжимает руку в кулак, но отводит глаза от ядовитых омутов Чонгука, и злобно выдыхая, топает на кухню и всё повторяется заново.       Достаёт, открывает, просыпает, орёт, берёт кофеварку, наливает воду, насыпает кофе, ставит на плиту, отходит, смотрит и по новой начинает вести монолог. — Да я его утоплю в этом блядском кофе. Вот только придумаю для себя алиби и уберу свидетелей.

Кофе готов.       Вдох…       Выдох…

      Руки в ноги, кофе в руки и по ступенькам на второй к заказчику за дьявольский чёрный столик. — Вот, подавись пожалуйста, — рявкает Юнги и в мечтах кидает белую чашку в лицо, а в реальности со звоном ставит на стол, и без замедления уходит портить Чимину июньское утро. Чонгук мысленно благодарит Ги и вслух злорадствует, откровенно ловя кайф от своей бесящей роли. Похоже, Чонгук и правда питается нервами. Ну или ему просто нравится заставлять людей нервничать. У богатых свои приколы? Будем придерживаться этой мысли.       Злой Юнги — это страшно. Юнги, который хочет запачкать руки в крови — очень страшно.       Юнги, который чувствует себя униженным — жуть как страшно. И наверное, только Чимин может пережить униженного Юнги и не обосраться от страха, потому что знает, что проще выслушать срамословие и бешеные крики, чем успокаивать. — Нет, ну ты представляешь? Этот кретин разбудил меня своим кваканьем и заставил притащить ему кофе, в два ёбаных часа ночи. — Ой. Он бессмертный? — звучит слишком бодро для секунду назад спящего человека. — Я думаю, мы это проверим, — хрустит зубами Ги, а после заливается гневным криком, — НЕ, НУ ТЫ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, НАСКОЛЬКО ОНО ОТБИТОЕ?       Потом ещё пару десяток злостных словечек и к Чимину в голову приходит мысля, благородная, которую он тут же озвучивает: — Давай я тебя на следующую ночь заменю? Выспишься, передохнёшь, успокоишься, всё же это я тебя сюда затащил. — Даже если бы хотел, не отказался бы, спасибо, — кажется, расслабляется светловолосый хён. — Значит договорились.       Весь день и до самого вечера Чонгук торчал в своём логове и не тревожил душу Мина, появлялся пару раз на кухне, отморожено наполнял желудок едой. Мин торчал в комнате Чимина, тут намного уютнее и булочка Чимин рядом. Хоть и странноватая, но при всех накопившихся в этом доме обстоятельствах, нужная идея с дверью, через которую из ада Гука можно телепортироваться в рай Хосока. Юнги моментально может оказаться в палате Чимы, а это очень здорово. Да, эти разделяющие этаж пополам двери находятся везде.       Юнги нравится комната Чимина, его кровать и большое круглое окно, от этого сильнее хочется набить лицо Чонгуку, он тоже мог постараться над комнатой Мина, хотя зная этого писаку, надо отдать ему должное за то, что эта комната не два на два метра.       А Чимин таки не пошутил, и действительно решил переложить груз Юнги на свои плечи. Юнги отдал свою рацию Чимину, улёгся на его кровати и завалился в спячку, как медведь. Рации хоть все на одной волне, и даже Хосок может со своей слушать переговоры парней, но существует замечательная кнопочка «включить/выключить», на неё можно нажать и забыть.       Юнги в этот раз не обнимал Мина, ему хватает соприкасаться с горячей булочкой спинами, чтобы забирать его тепло себе. Чимин спит крепче Мина, но голос Чонгука мёртвого разбудит, а Чимина и подавно. *Три часа ночи* — Снежный хён, принеси мне кофейку, — наносит удар по мозгам своей речью Чон.       Чимин получает толчок Миновым локтём в спину и, собирая фигуру в одно целое, более менее похожую на человека, топает на кухню Чонгука, делать кофе.       Чашку в руки, ноги на ступеньки и конечный пункт прибытия «логово монстра». — Тук-тук, это доставка кофе, — звучит не голос бледного красавчика, а голос рыжего медведя. — А где снежный хён? — недовольно спрашивает Чонгук, разворачивая кресло в сторону голоса. — Я за него, — сухо отвечает Чим, и сильно щурясь, поскольку освещение в коридоре тусклое, а в комнате Гукича яркое, на ощупь шагает к столу Чонгука. — Не, снежный хён незаменим, давай буди его, я соскучился об его обозлённой физиономии, — качает головой Чонгук и отгораживается от Чимина.  — Ты серьезно решил довести его до увольнения? — не своим грубым голосом спрашивает Чимин. — Возможно, — хитро скалится Гук. — Чувак, у тебя это непременно получится, мой друг не железный, — продолжает говорить Пак. — Возможно, я хочу просто довести его до инфаркта или оргазма. Как получится, — заканчивает свою мысль Чонгук и берёт рацию в руку. — Зимняя фея, я жду тебя, а твоя подружка, осенняя фея, меня не удовлетворяет, уж больно миленькая, — выговаривает в рацию Чонгук и смотрит на ошарашенного Чимина. Последний оставляет кофе на столе Чонгука, и уходит, напоследок тихо выдавливая из себя: — Мне было неприятно с вами работать.       На третьем этаже слышится взрыв — это бомбит пукан Юнги. Мин поднимается, стуча лапами по паркету, идёт по ступенькам вниз, в третий раз повторяет «достаёт, насыпает, заливает…» берёт дымящую, самую большую чашку и содрогая стены своими шагами, идёт к пока живому Чонгуку. — Ваш обжигающий кофе, — Юнги улыбается, подходит, как ни в чём не бывало, и резким движением руки окатывает Чонгука как кипяток горячей струёй коричневого напитка. — Аххааахахха!!! — Чонгука передёргивает, он шипит и стонет одновременно, белая футболка становится карамельной, а лицо искажается в непонятной гримасе. Чонгук обливается смехом, продолжает непонятно стонать и смотрит на Юнги на удивление не злобно, а как-то радостно, словно он его не кофе облил, а подарок подарил. — Да я чуть не кончил, — наконец удовлетворенно выдыхает Чонгук. — Так ты ещё и мазохист, извращенец недотраханный, — дерзостно выплёскивает эмоции Мин. — Ах, нет. Кончил, — Чон облизнулся и глянул на Юнги озабочено. — Бля, да что ты за человек такой? — сердится Юнги, совершенно теряясь в соображениях о Гуке. — Принеси мне ещё кофе, — продолжает стонать Чонгук. — Ты меня не то, что бесишь. Ты меня выворачиваешь, — ругается Юнги, — Больше и чашки тебе не принесу, ночью абонент Юнги не работает! — Ну ладно иди, спи, — сжалился Чонгук, — тебе ещё завтра мои вещи стирать. — Да пошёл ты! — М-м, какой голосок… Мне нравится, — ухмыляется Гук и провожает Юнги глазами.       Мин Юнги прётся в комнату Чимина, с каждым шагом приобретая новый цвет кожи — фиолетовый. Он злится и действительно не понимает, за что ему такое наказание в лице Чон Чонгука. К гадалке сходить да узнать, кем же Ги был в прошлой жизни, и за что же его так жизнь наказывает. — Он жив? — беспокойно спрашивает Чимин. — Пока что…       Не знаю, решится ли Юнги запачкать свои белоснежные ручки в красный, но сегодня издевательства продолжаются. Чонгук сказал — Чонгук сделал. Насрал так насрал. СПАСИБО БЛИН. — Чимин, как отстирать кофе с футболки? — спрашивает Юнги из рации, пялясь на испорченную ночью, оказывается, не дешевую футболку писаки, сидя тощей задницей на кафеле, возле стиралки. — Я не гугл и не домохозяйка, почём мне знать? — Слижи языком, — врывается в диалог писака. Да, подслушивать он мастак. — АААААААААА!!! — Юнги откидывается назад и прикладывается спиной к холодной плитке. — ДА ЕБИСЬ ОНО ВСЁ КОНЁМ! — Мин швыряет в барабан стиралки футболку, насыпает немалую гору стирального порошка и с грохотом закрывает, пальцем тыкает на кнопку и машина запускается. Юнги садится напротив стиралки и начинает таращиться на неё, испепеляя глазами бедную стиралочку.       А в это время Чимина попросил помочь убраться в комнате Хосок. Комната Хоби очень светлая, белые стены, светлая мебель и только шкаф и полочки тёмные. А кровать большая, белая, так и хочется упасть и войти в сон, забыть о проблемах и хорошенько отдохнуть. Заметно, что Сок любит чистоту, не может поддерживать её во всём доме, но за комнатой следит. Чимин чувствует себя неудобно в моменты соприкосновения взглядами с этим обаятельным парнем. Два дня прошло, но глазами они уже успели встретиться пару раз. Хосок смотрит как-то нежно, ласково, а Чимин смущается, как невинное создание, и отводит глаза. — Я бы не просил тебя помогать, но мне нужно протереть пыль со шкафа. Я даже если на стул встану — не достану, придется на стремянку залезать, а я их боюсь, — неловко гласит Хосок и, чересчур сильно улыбаясь, опять смотрит прямо в Чиминовы глаза. — Хорошо тогда, помогу, — опять отводит взгляд в сторону и берётся за затылок Чим.       Хосок тащит с чердака, который имеется в этом и без того высоком доме, стремянку и в очередной раз доставляет Чимину возможность полюбоваться собой. Он, кстати, в обычной белой футболке и джинсовых шортах по колено выглядит ничуть не менее залипательно. Чон ставит стремянку возле шкафа, Чимин на неё залезает, на вторую по высоте ступень, и берёт из рук Хосока тряпку, а потом ощущает на своей пояснице прикосновения. Чимин начинает ловить спиной мурашки, переводит взгляд, смотрит одним глазом за спину, и как бы логично, видит там Хосока, который придерживает своими руками Чиму. Мин проглатывает все возможные слова и начинает вытирать пыль со шкафа, непроизвольно подрагивая. — Ты чего, высоты боишься? — интересуется Хосок, сильнее сжимая талию Чимы. — Д-да, — неуверенно выпускает из уст Чимин и, делая вдох, берёт себя в руки, он же у нас мужик, а не младшеклассница, залипшая на старшеклассника. — Почему Вы сами убирались в комнате, а меня попросили только тут пыль протереть? — задаёт вопрос Чимин, чтобы нарушить неловкую тишину. — Прошу тебя, Чимин, давай перейдём на «ты», — это звучит как-то серьезно, а не привычным мягким голосом. От этой, совершенно обычной просьбы, по телу Чимина пробегают табуны мурашей, а тело опять начинает дёргаться, но с помощью процедуры «вдох, выдох, я мужик» Чимин опять в норме и готов ответить: — Давай, Хосок, — Чимин улыбается, хоть Хоби это не видит, правда и Чимин не видит как лыбится Сок. — Называй меня Хоби, — ещё раз вводит в ступор Чимина Чон. — Зачем? — Просто, я хочу называть тебя Чима, — тихо говорит Хосок, а Чимин смущается, становится красным и тут же отвечает, но контролируя себя: — Хах, мне нравится, это определенно лучше помидорчика. — Значит будешь Чимой? — Да, Хоби.       Злосчастная футболка высохла за час, хоть и не отстиралась по-нормальному и Юнги решил, что раз он всё равно будет торчать денег Гуку за футболку, значит можно её подпортить и попробовать поиздеваться над отбитым извращенцем-мазохистом.  — На свою проклятую футболку!!!       В Чонгука прилетает белый материал, тот берёт её, и не глядя натягивает, смотрит на себя в зеркало, поворачивается к Юнги и видит, как белая кожа последнего становится розовой. Юнги решил вырезать на футболке надпись «БЕСИШЬ», и у него это даже получилось лучше, чем могло. Сквозь первую и последние буквы-дырки виднеются сиренево-розовые соски Чонгука, на одном из сосочков сияет серёжка, самая обычная штанга, с двумя шариками на концах, серебреного цвета. Юнги умывается по́том, а тело начинает нагревается, то ли от смущения, то ли от ахуения, а может и от мимолётного возбуждения. — А что, мне даже нравится, это будет моя эксклюзивная дизайнерская футболка. Сексуальненько, как считаешь?! — окончательно вгоняет в краску Чонгук и ещё смотрит, зараза, как-то эротично, — буду надевать её на интимный случай. — Интересно, с кем это у тебя будет этот случай, — приходит в себя и начинает хамить Мин. — Может быть, сердечко белокурого мальчика оттает и… — АХАХА! Даже если бы ты это говорил сейчас всерьёз, я ответил бы, чтобы ты мечтал. Только мечтать тебе и остаётся, меня не привлекают самовлюблённые писаки. — А писак не привлекают белобрысые гномы. — Ну и супер. — А вот их подружки… — с хитрецой произносит Чонгук. — Эй, извращенец, Чимина не трогай! Он самый натуральный натурал, таких, как он всякие смазливые хёны не волнуют. — А ты, что, нет? — тон становится серьёзным, взгляд — тоже. — Для тебя я асексуал, — скалится Юнги и удаляется из логова извращенца-мазохиста.       Белобрысый гном спускается на ужин, и в очередной раз убеждается, что теперь его жизнь будет очень весёлой. Но кто сказал, что Юнги любит веселиться?       *За ужином*       Слава тому, кто сверху — сегодня Чонгук не портил аппетит нашей троице.  — Юнги-хён, ты чего такой красный? — лезет с вопросами Хосок. — А так заметно?  — Ну, на фоне твоих белых волос, кожа кажется очень розовой. — ВСЁ! ДОСТАЛО!!! — Шо сталося? — пугается Чимин. — В выходной перекрашиваюсь НАХРЕН! — О, я тоже хочу, — заводится Чимин, он любит менять цвет волос каждый месяц. — Не вздумай, — вваливается Хосок.— Мне очень нравится твоя морковная макушка, — рука скользит в мягкие волосы, — ты как лисёнок. — Ладно… — заторможено выдаёт Чимин, а после заканчивает, — но корни подкрасить надо.       Юнги смотрит и покрывается чешуей от того, что Чимин позволяет Хосоку трогать свои неприкосновенные для Юнги волосы.       Зависть?       Нет!       Интерес, любопытство и только Юнги видит этих порхающих возле Чона и Пака бабочек?       «Нее, всё же хорошо, что Чонгук принялся бесить меня, а не включать милого хёна» — думает Юнги, наблюдая за рыжим и чёрным.       А после думает, что надо будет полапать голову Чимина и посмотреть на его реакцию, так, чисто удовлетворить внутреннего любопытного хёна.       Чимин приходит довольный после ужина и видит в комнате своего друга. Похоже, он решил переезжать к Чимину, уже и кумамон его здесь и половина вещей.       Юнги лежит на кровати, смотрит в потолок, не спит — значит на подзарядке находится. Чимин паркуется задницей на своей кровати, возле ноги Юнги, и втыкается всей своей персоной в телефон.       Юнги думает, что более подходящего момента для удовлетворения своего любопытства и не придумаешь. Он тихонечко собирается в человека, подползает к Чимину и кладёт холодную ручонку на горячую головушку Чимина. Тот сразу же дёргается и отскакивает от Юнги, как от заражённого. — Ну хён, я только голову помыл, — возмущается лисёнок и поправляет причёску.       Юнги, конечно, мог сейчас начать возникать и выдать что-то наподобие: «А Хосоку, значит можно?» Но Юнги незачем выносить голову Чиме из-за такой ерунды, это даже не обижает, а как-то напрягает. Почему это Мин делает скидку Хосоку? Неужто босс понравился? Нет, Чимин, конечно, не очень адекватный, но всё же натурал. Юнги никогда не слышал от Чимина что-либо о мужчинах и даже голубые шутки, но с сегодняшнего дня Ги включает режим наблюдения за Чимином. Надо же влезть в чужую жизнь, если своя не ахти. Вы же тоже так делаете? Нет. Ну ладно… Юнги по жизни одиночка, будет заниматься своими анализами самостоятельно, лишь бы не умереть от скуки и переизбытка раздражения. А то бесит этот Чонгук, хочется всыпать, прямо жуть как.