Дитя Арахны

Когда я впервые оказалась снаружи, шел снег. Замерев на руках у матери — несмотря на то, что я ходила уже вполне уверенно, на улице мне передвигаться самостоятельно еще не позволяли, — я завороженно наблюдала за белыми хлопьями. Протянула руку, чтобы поймать снежинку, и с изумлением уставилась на нее, когда та не растаяла на моей ладони. Впрочем, позже я осознала, что это не должно было удивить меня: если я больше не человек, то и температура тела у меня тоже иная. Холодно мне не было, несмотря на то, что из одежды на мне было лишь какое-то платье. По моим подсчетам, основывающимся на смене дня и ночи, я жила здесь уже около полутора месяцев — если, конечно, времяисчисление тут такое же, как в моем предыдущем мире. До сих пор мысль о том, что я своеобразно переродилась, да еще и в каком-то фэнтезийном пространстве, приводила меня в состояние то неистового восторга, то полного ужаса. Но хуже всего было то, во что переселилась моя душа. Хотя, пожалуй, это все равно лучше, чем смерть. Большой удачей было то, что я с легкостью понимала язык, на котором ко мне обращались. Это действительно был английский с сильным местным акцентом; но так было в основном из-за того, что он перемешивался с латынью, которую я знала на уровне полугодового факультатива в институте, со времени которого уже прошло несколько лет. Как вы понимаете, я практически ничего не помнила — а вот тело этого ребенка уже знало большинство слов. На то, чтобы научиться более-менее разговаривать, у меня ушло около двух недель. Получалось у меня пока что совсем не чудесно: слова проговаривались с трудом, зачастую я шепелявила, буква «р» в основном выходила как «л», а фразы казались невнятными. Но я не собиралась сдаваться. А когда мать с отцом оставляли меня в одиночестве, принималась тихо говорить на родном языке — мало ли, когда он мне мог понадобиться. Не стоило забывать его. Мать и отца девочки, в чьем теле оказалась моя душа, я решила постараться воспринимать как своих собственных. О настоящих моих родителях я запрещала себе думать: слишком больно и горько становилось при мысли о том, что я никогда их уже не увижу. И еще я надеялась, что они не найдут моего тела — пусть лучше считают, что я пропала без вести. Мучить их ложной надеждой было жестоко, но правда в данном случае была гораздо хуже. И если… Нет. Не могу об этом думать, иначе снова начну плакать. Это, конечно, нормально для детей, но захлебываться в собственных слезах мне определенно не нравилось. Как я и предполагала, мне было около года, плюс-минус несколько дней. Я родилась в конце прошлого января, однако точной даты никто не называл. Может быть, здесь не было так принято. Я и о своем возрасте узнала только потому, что традицией племени Рагна, моего племени, было по прошествии года приносить ребенка на благословение Матушке Аранье (видимо, она была местной старейшиной или, может, даже главой клана). Что это подразумевало — я не знала. Но очень хотела узнать. И особенно мне было интересно, что я все-таки такое. Дома перемешивались с палатками, шалашами и, что было хуже всего, массивными паутинами, в которых вполне мирно дремали гигантские пауки. Меня передернуло, и я поспешно спрятала лицо на груди у матери, прерывисто вздохнув. Я пугалась каждый раз, когда я видела кого-то из этих arachnida*, а осознание того, что я и сама была такой, не приносило облегчения. Меня обдало жаром, однако тело тут же подстроилось под новую температуру, и дискомфорта я не ощутила. Вскинула голову, осматривая в первую очередь помещение, скользнула взглядом по паутине в углах, извернулась на руках матери так, чтобы увидеть оставшуюся часть комнаты — большую, закругленной формы, с неожиданным костром посередине. Я нахмурилась: разве это безопасно? Хотя, наверное, это его удерживала какая-то магия; впрочем, все посторонние мысли разом вылетели из головы, потому что в этот момент она заговорила. — Нелерра, Паво, не стойте в проходе, не выпускайте тепло, — женщине, произнесшей это, было на вид не меньше сотни лет: маленькая, высохшая, кожа ее обтягивала кости так, что та, казалось, вот-вот порвется. Серебристо-седая шевелюра была убрана в две толстые косы. Нити морщин расходились по всему ее лицу, но взгляд серых глаз был чистым и твердым, без единого намека на старческое забвение. Я пришла к логическому выводу, что это и была Матушка Аранья. Родители приблизились, поклонившись сидящей у костра женщине, и мать опустила меня на землю, в нескольких метрах от незнакомки. Та кивнула и протянула ко мне руку. — Иди сюда, Миранда, — спокойно, но с властными нотками в хрипловатом голосе произнесла она. Свое имя, кстати говоря, я узнала совсем недавно: почему-то родителям больше нравилось использовать в обращении ко мне уменьшительно-ласкательные прозвища. Откликаться на «Миранду» было несложно, да и мое предыдущее имя чем-то напоминало новое. Бросив быстрый взгляд на мать и отца, чтобы убедиться в отсутствии запрета на какие-либо действия, я пошла к женщине. Мне удалось пройтись без того, чтобы упасть, несмотря на то, что я была насторожена, и я протянула свою руку вперед, коснувшись пальцев Матушки Араньи в приветствии. Она заинтересованно вскинула брови, встречаясь со мной взглядом — мне показалось, что пожилая женщина смотрела мне прямо в душу. Все еще держа мою руку, Матушка Аранья перевела внимательный взор на моих родителей. — Можете оставить нас, — произнесла она, и мать с отцом, уважительно склонившись и бросив в мою сторону теплый взгляд, в котором читалось отчетливое «тебе нечего бояться», отодвинули служившую дверью ткань и вышли из дома. Женщина пристально взглянула на меня, чуть сдвинув брови. — Ты уже умеешь говорить? — спросил она. Я кивнула. — Да, Матушка, — как можно более внятно ответила я. — Тогда почему бы тебе не присесть и рассказать мне, кто ты такая? — предложила она, кивнув на подушки, лежащие вокруг костра. Я замерла. Внутри метнулась паника, но я поспешила успокоить себя: она просто хочет проверить, как я разговариваю. Она не может знать, что я в этом теле чужая. Я опустилась на одну из подушек и постаралась принять какую-нибудь расслабленную позу. Почему-то здесь никого не смутило, что я начала разговаривать так рано, хотя это удивляло даже меня: разве дети в год уже умеют выдавать осмысленные фразы? Но, видимо, эти существа умели. Миранда — та, настоящая — говорила и до моего возрождения в ее теле, так как моих познаний в биологии и анатомии хватило, чтобы понять: так быстро я бы не развила артикуляционный аппарат. Мне же пришлось просто подстроиться под детское тело. — Мвеня… — я закрыла глаза на миг, глубоко вздохнув, и исправилась, — меня зовут Миланда. Мои мама и папа очень милые и любят меня, — как можно более по-детски произнесла я, все еще не слишком хорошо справляясь с буквой «р», а поэтому стараясь избегать ее, где это было возможно. Матушка Аранья вскинула руку; в глазах женщины мелькнули лукавые искорки.  — Нет. Ты ведь поняла меня, Миранда, — она зачем-то выделила мое имя голосом. Я замолчала, недоуменно глядя на нее. Матушка хмыкнула. — А мне казалось, что я четко спросила: кто ты такая? Внутри все похолодело. Мне резко захотелось вскочить с места и сбежать, но я понимала, что бежать мне некуда — да и бегать я, если честно, пока не умела. Она знает, она знает, она знает. Неужели старуха каким-то образом догадалась, что я не совсем Миранда? Но как? Телепатия? Или я чем-то выдала себя? Тонкая, но на удивление сильная рука перехватила мое запястье, и я вскинула глаза на женщину. В ее взгляде не было укора или угрозы, зато отчетливо читался интерес. И мудрость — бесконечная, внушающая доверие мудрость, невольно заставившая меня немного расслабиться. — Матушка Аранья — это не мое имя, дитя. Это нечто вроде титула. В кочевых племенах и тех, что осели, но все равно произошли от странников, Матушка всегда одна. Старейшина племени, ведунья, долгоживущая женщина, знающая толк в мире и сражении, в излечении и благословении, в проводах к Духам и даже магии. Мы не истинные чаровницы, все же нет такого дара в нашей крови, но мы более развиты магически, чем остальные члены племени, — ее голос был чуть напевным, но слова не походили на начало сказки. Мне верилось, что она говорит мне правду, и правда эта была важна. — Одно из наших умений — видеть связь души и тела. И твоя душа, — костлявый палец коснулся моей груди, — пока что чужая этому телу. Я продолжала молчать. Несмотря на то, что враждебности в женщине не ощущалось, у меня не было причин доверять ей. Что она может сделать с «чужой» душой? Отправить меня на тот свет, к Духам? Но я не хотела умирать вновь! Я не занимала тело Миранды силой, но раз уж мне дали второй шанс, я не собиралась его терять. Я хотела жить. — Ты боишься, — спокойный голос Матушки вырвал меня из тревожных размышлений. Это был не вопрос, но я все равно кивнула. Тонкие губы женщины дрогнули в полуулыбке. — Неужто ты думаешь, что я уничтожу тебя? Если Духи решили отдать это тело тебе, на то их воля. Твоя судьба в их руках. Однако в моих силах помочь тебе. Ты отныне Миранда, наша каре-те-санеги**, плоть и кровь племени, значит, именно я буду твоим проводником, — на мой ошеломленный и недоверчивый взгляд старейшина вновь хмыкнула. — Не воображаешь ли ты, что единственная такая, чья душа оказалась в чужом теле? Мы называем таких, как ты, инте-ши, Дети Духов. Я встречала троих, считая тебя, — усмехнулась она. Мне понадобилось время, чтобы осознать полученную информацию и разложить ее в своей голове. Во-первых, старейшина с легкостью догадалась, кто я на самом деле. Она отнеслась к этому спокойно, но я не могла быть уверена, что реакция остальных будет такой же. Что, если теперь уже мои родители отвернутся от меня, поняв, что я не их дочь? Я не хотела терять новую семью. Во-вторых, мне в любом случае намереваются помочь. Значит, я не останусь одна, даже если мама и папа откажутся от меня. Да и получать информацию от той, кто считалась мудрейшей, было весьма удобно и полезно. В-третьих, я нуждалась в ее помощи. Матушка Аранья терпеливо ждала, пока я соберусь с мыслями. В конце концов, решив, что, выражаясь метафорически, не собираюсь отталкивать протянутую мне руку, я принялась медленно, преодолевая трудности с произношением, рассказывать свою историю вкратце, не углубляясь в детали. Умерла в своем мире, очнулась здесь в теле ребенка, превратилась в паука… Я не была уверена в том, что хочу упоминать про мою арахнофобию, потому что боялась оскорбить старейшину, но Матушка догадалась сама, кажется, не обидевшись, но о чем-то задумавшись. Рассказ был недлинным, но из-за трудностей с речью вышел долгим. Женщина почти не перебивала меня, лишь поинтересовалась насчет того, что я видела и чувствовала между смертью и перерождением, а еще о превращении в паука и моих органах чувств. На мою просьбу ничего не рассказывать остальным членам этого клана она не ответила ни отказом, ни утверждением. После того, как я закончила, мы некоторое время просто помолчали. Размышляя над сказанным мной, Матушка Аранья взяла в руки какую-то деревянную шкатулку, поглаживая выжженный на крышке узор — до меня не сразу дошло, что это была паутина. — Я не стану рассказывать о том, кто ты, — наконец произнесла женщина, — если ты перестанешь представлять опасность для племени. — Вы считаете, что я опаш… опасна? — удивленно произнесла я, склонив голову чуть набок. — Твое сознание принадлежит взрослому существу. Ты сформировалась в совсем ином мире, и из-за этого ты являешься угрозой как минимум спокойствию и миру в нашем клане. Взять, например, твою боязнь пауков. Стал бы обыкновенный ребенок нашего племени, растущий среди подобных себе, себя же и страшиться? — в словах Матушки был смысл. Я нахмурилась, понимая, о чем она говорит, но не представляя, что я могу с этим сделать. Мне нужно было подумать — или спросить совета. Подавив гордыню, часто заставлявшую меня делать все самой, лишь бы не обращаться к кому-то другому, жертвуя самостоятельностью, я устремила просящий взгляд на собеседницу. — Помогите мне, прошу, Матушка. Что я должна сделать? — почтительно обратилась к ней я, сложив руки на коленях. Женщина кивнула с еле заметным одобрением: казалось, она была довольна моим решением не поддаваться собственному упрямству. — Учиться, дитя. Люди боятся того, чего не понимают — и когда ты поймешь, твой страх уйдет. Приняв решение жить дальше, ты приняла и место в нашем клане. Твоем клане. Каждая Аранья должна готовить себе учениц, и ты станешь одной из тех, кого обучаю я. И кто знает, если моя Старшая не сможет справиться со своими обязанностями, ты в случае чего сможешь занять мое место, — произнесла Матушка. Я задумалась над ее словами, прокручивая их в своей голове. Я не планировала становиться в будущем ведуньей племени… но, с другой стороны, я вообще еще ничего не планировала. Этот вариант обещал мне безопасность, знания и даже семью. Я нуждалась в этом, лишившись всего в моем прежнем мире. И Матушка Аранья мне понравилась. Она была честна со мной, не считала меня проклятой или, наоборот, посланником какой-то божественной воли. И она обещала научить меня. Я всегда была любознательна, а сейчас тяга к новой информации по поводу этого загадочного и чужого, но уже моего мира была практически непреодолима. Ответив, что я согласна и глубоко благодарна за ее предложение, я получила еще один одобрительный кивок и успела уловить проблеск облегчения в ее глазах, догадавшись, что ей самой так гораздо проще: я ведь могла оказаться кем угодно. Убийцей в детском теле, сумасшедшей, желающей причинить вред ее племени… Мое согласие избавило ее от необходимости принимать суровые меры и сеять тревогу среди ее — нашего — народа. — Сегодня и отныне я приветствую тебя в племени Рагна, Миранда, новая наша дочь и сестра, наша каре-те-санеги, и даю тебе мое благословение от имени Духов, — чуть нараспев произнесла Матушка Аранья, бросив в пламя пучок каких-то трав из той деревянной шкатулки. Помещение заполнилось приятным терпким ароматом, и я неожиданно ощутила, как мои тревоги отступают, а тело становится легче, привычнее, роднее. На этом моя первая встреча со старейшиной была окончена, и когда руки матери обхватили меня, прижимая к ее груди, я наконец ощутила себя дома.