***
Фэй, вервольф из маленькой северной стаи, погибшей еще в начале восстания, была негласным лидером этой банды. Ей было десять — младше практически всех, не считая девятилетней меня. Мальчика, который по умолчанию причислил меня к мятежникам, звали Раво (имя его болезненно напоминало об отце), он был из корвейнов и являлся своего рода разведчиком, ибо был единственным, кто умел летать. Не оборотнем в этой компании был только Премум, однако и он не являлся «классическим» человеком по версии обитателей той же Земли — голубокожий, с костяными пластинами на щеках и лбу, остроухий и высокий. В Метамуре было бесчисленное количество подобных рас; насколько я помнила, одним из друзей Калеба в мультсериале был зеленокожий, но все-таки человек. В конце концов, и в моей предыдущей жизни у людей не был одинаковый оттенок кожи. Прем во время перемещений путешествовал у кого-нибудь на спине, таким образом, не задерживая остальных. Самой старшей девчонке, выглядящей на тринадцать, было на год больше моей догадки об ее возрасте, и она была вульпией по имени Гвинна. Рейш, еще одна лисица, была из ее же бывшего клана, но на три года младше. Как и я, они потеряли всех своих близких во время восстания. Изначально были только Фэй и Раво — ее стая некоторое время путешествовала с его, и они успели подружиться. Во время нападения мятежников они с еще несколькими детьми сумели спрятаться и не погибнуть, но, когда начался голод, остальные принялись бороться друг с другом за пропитание вместо того, чтобы действовать сообща, и Фэй с Раво отделились. Прему они помогли сбежать из кузницы, где он был на положении практически раба после смерти отца, а вульпии вошли в эту компанию всего пару месяцев назад. А затем появилась я. В первую встречу мы разговаривали всю ночь. Рейш боялась пауков, поэтому я попросила их не подходить к ней, и лисица немного расслабилась. Было лето, теплое, богатое на урожай и добычу, поэтому я подавила эгоистичную жадность и поделилась с детьми остатками кролика, которого поймала на ужин и думала оставить на завтрак. Однако когда я увидела, с какой жадностью они набрасываются на еду, я поняла, что приняла правильное решение: они действительно были еще просто детьми. Мне-то на деле было под сорок, и несмотря на то, что я отчаянно желала найти кого-то, кто бы смог позаботиться обо мне, я вполне могла сделать это сама, будучи взрослым человеком. Они же таким преимуществом не обладали. И, сама того не заметив, я вошла в эту банду. Сначала они задержались рядом со мной: мы вместе охотились, собирали ягоды, ночевали — это было гораздо безопаснее и эффективнее, чем в одиночку. У костра начинались рассказы о прошлом, сравнения жизни в разных кланах и стаях; из всех них только я и Прем путешествовали действительно далеко, хотя у нас вышел небольшой спор о том, считается ли то, что после смерти жены его отец отправился вместе с двухлетним Премом на Восток, за большое путешествие, если сам Прем этого даже не особо помнит. У нас всех были негласные роли в нашей компании. Я была вроде матери: осуждала чересчур рискованные поступки, занималась едой, следила за гигиеной и невольно старалась заботиться о том, чтобы психика этих детей не оказалась безнадежно испорченной окончательно. И невольно привязалась ко всем ним. Мы прожили на бывшем месте обитания моего клана до конца зимы. Мне исполнилось десять, я немного подросла, но в целом осталась прежней. При всей моей любви к длинным волосам, они были жутко непрактичны, так что я время от времени подрезала их по подбородок. Правда, парикмахеров среди нас не было, так что приходилось обходиться кинжалом и неровными прядями, но когда внешне ты четырехлетка и живешь во времена войны, ты радуешься, что не нужно хотя бы бриться налысо. Вши и блохи, кстати говоря, арахноми и корвейнов не брали, в отличие от вульпий и вервольфов, так что пришлось мне носиться по лесу в поисках папоротника и благословлять судьбу за память о народных средствах борьбы с подобными паразитами. К концу февраля на нас нападали трижды, и когда в последний раз Фэй едва не погибла от вошедшего под ребра кинжала, мы поняли, что пора уходить. К сожалению, жить на одном месте было опасно, и я в очередной раз подумала: останься я одна — давно была бы мертва. Мы подождали выздоровления Фэй (спасибо оборотнической регенерации), после чего ушли. Второй раз в этой жизни я покидала свой дом. Но когда я оглянулась, чтобы в последний раз осмотреть место, где я взрослела в этом мире, мне больше не было больно. Теперь все, с кем я не хотела бы расставаться, уходили вместе со мной. И я больше не была одна.***
Метамур превратился в самую настоящую Преисподнюю за все годы войны, и с каждым днем становилось все хуже и хуже. Восстания вспыхивали на каждом шагу: люди мучились от голода и нищеты — и, конечно же, возмущались этим, виня Эсканоров в том, что они ничего не делают с мятежниками. Я, если честно, тоже задавалась вопросом, почему королева не может просто взять и прикрыть эту лавочку с бунтом, имея такую, судя по всему, огромную магическую силу. Еще в мультсериале Элион открывала на Меридиане порталы, просто прикоснувшись рукой к какой-то карте и не зная толком, что делает — и она тогда даже королевой еще не была! Неужто Вейра не в силах постараться и просто уничтожить тех, кто превратил ее королевство в черт-те что? Впрочем, я понимала, что любая война — это, в первую очередь, политика. И, основываясь на моих уже довольно смутных воспоминаниях о мультике, я сделала предположение, что за всем этим стоит Фобос. Ведь не зря после того, что произошло с его родителями (что именно — я не помнила, хоть убейте), маленькую Элион пришлось срочно спасать и даже забирать с Меридиана. Принцу, впрочем, сейчас было лет… десять? Двенадцать? Конечно, в условиях магического Средневековья дети взрослеют быстро, но учитывая, что у Фобоса от рождения была золотая ложечка в задни… кхм, извините, во рту — в полную лишений и заставляющую взрослеть раньше положенного жизнь верится с трудом. Хотя, опять-таки, не суди, да не судим будешь, как говорится. Нам было, если честно, не до психологических травм принца. Мы хотели выжить. Год после того, как мы покинули бывшее место обитания моего клана, мы скитались по всему Метамуру, занимаясь, в основном, кражами. Только вот это было совсем не как в тех фильмах, где герои становились крутыми ворами и искусными преступниками — иногда нам везло, а иногда мне приходилось пытаться лечить ребят подручными средствами. До профессии врача мне было как до Китая раком (что было особенно иронично, если учитывать, что я сейчас жила вообще в другом мире, где Китая элементарно не существовало), но жизнь в клане многому меня научила. Да и родители во время нашего путешествия следили за тем, чтобы я запоминала, чем можно лечиться в случае чего. Вместе все же было легче. Да, добычу приходилось делить на всех, но зато и находить все нужное было не так трудно. Можно было спокойно спать по ночам, пока кто-то один бодрствовал и следил за тем, чтобы на нас не напали исподтишка. А еще было не так одиноко. Мы много говорили, а когда тема обсуждения наших прежних жизней с семьями иссякла, на смену ей пришли легенды и сказки. Я, как могла, переделывала на ходу сюжет «Звездных войн» и «Гарри Поттера» и умудрилась даже рассказать остальным конкретно так измененный вариант «Тора». Но ничто не длится вечно. И вскоре мы уже не справлялись сами. Мне было одиннадцать, когда мы пришли на Меридиан, отчаявшись выживать самостоятельно. Прем покинул нас полгода назад, когда в каком-то небольшом городке мы неожиданно наткнулись на сестру его покойной матери. Та, оценив крепкого и сильного работника, предложила ему остаться с ней, пообещав заботиться о нем в обмен на его труд. Мы видели, как Прем мечется между желанием нормальной жизни и чувством вины перед нами, и заключили договор: если кто-то еще окажется в подобной ситуации — никаких сожалений. От того, что мы умрем, но зато все вместе, лучше не будет никому. Так ушел Прем. Гвинна и Рейш отправились в путь со стаей лисиц, потерявших почти все свое молоденькое поколение и ищущих новых членов стаи. Мы с Фэй и Раво остались втроем, и это ударило по нам сильнее, чем мы могли признаться даже нам самим. Фэй была негласным лидером, а вот основными исполнителями ее планов были как раз обе вульпии и Прем. Раво неохотно участвовал в чем-то, кроме разведки и обычной охоты, а я была слишком неловкой и не могла помогать в чем-то более крупном, чем кражи из чужих неохраняемых амбаров. И теперь, когда мы остались втроем, Меридиан казался лучшим выходом, хотя все внутри меня противилось возвращению в этот отвратительный город, где я потеряла родителей. Но я понимала, что иначе мы не выживем: в столице королева развела благотворительность и снарядила народ помогать беженцам, в особенности — сиротам. Для нас это вроде как был единственный вариант. — Значит, приют? — тихо спросила я, прижимаясь плечом к плечу Фэй. Раво шел по другую руку от нее и хмуро кивнул на мои слова, однако Фэй лишь передернула плечами, а за два года я успела выучить, что это означает частичное несогласие нашего лидера. — Сначала рынок. В приюте может не хватить еды, — пробормотала Фэй и поджала губы, глядя по сторонам чересчур настороженно даже для нее самой. Я вскинула брови. — Что-то не так? — поинтересовался Раво, склонившись поближе к нам, чтобы не приходилось говорить громко. — Нет. Все в порядке. На рынок, — мотнула головой волчица и устремилась вперед. Нам с Раво ничего не оставалось, кроме как переглянуться, пожать плечами и последовать за ней. Я не думала, что на Меридиане может стать еще хуже, но оно смогло. Нищие были повсюду, калеки умирали на улицах, игнорируемые всеми, и в толпе то и дело шныряли воришки, в числе которых были, как ни аморально, и мы. Я несколько раз перехватывала за руку дурачков, что пытались обокрасть меня, и припугивала их, выпуская клыки и дополнительную пару глаз. Это напоминало мне о том, как я оскалилась на ювелира в последний день жизни моих родителей, и такое воспоминание вызывало у меня желание одновременно и расплакаться, и рассмеяться. Раво устремился вперед, нагнав Фэй, а я замедлила шаг, позволяя себе осмотреться. Эта ностальгия отзывалась обжигающей болью внутри, и я стискивала зубы, чтобы не позволить эмоциям взять верх. С каким-то мазохистическим удовольствием я разглядывала знакомую местность. Вон то перестроенное буквально из говна и палок здание было новым приютом для детей, а раньше служило этаким изолятором для заболевших беженцев. Вот там раньше был дом, а теперь есть только две стены и полуразвалившаяся крыша: наверное, семья, жившая там, погибла, а бедняки облюбовали это местечко как возможное укрытие от дождя. Когда эта война закончится — если она закончится, — станет ли Фобос восстанавливать город? Или же в этом мире не он захватит власть? — Это конец, — из раздумий меня вывел надтреснутый женский голос и костлявые пальцы, сжавшие мое запястье. Я инстинктивно шарахнулась в сторону, но закутанная в грязное тряпье старуха держала меня крепко, и я замерла, столкнувшись с ней взглядом: глаза у нее были ярко-голубые, как мои, и словно бы немного блестели. — Пустите, — сквозь зубы рыкнула я: мне не хотелось бить полоумную старушку, но я была готова это сделать, если речь шла о моей безопасности. — Конец, это конец. Сколько смертей сегодня… — не обращая внимания на мое требование, бормотала старуха, то и дело тряся головой. — Ты должна защитить ее, слышишь? Защити ее, иди с ней, поняла меня? Иначе конец. Конец для всех, — женщина встряхнула меня, и в тот момент, когда мое терпение лопнуло и я занесла свободную руку, чтобы оттолкнуть ее, эта полоумная отпустила меня, и от неожиданности я чуть не грохнулась на задницу. — Совсем чокнулась, — буркнула я, стрельнув злым взглядом в сторону старухи и потерев запястье, после чего бросилась прочь. Да ну к черту этот осмотр достопримечательностей! Нужно скорее найти Фэй и Раво. И кого это мне надо защищать по версии долбанутой дамочки? Из всех, кого я знала, женского пола была только Фэй, а ей моя защита нафиг не сдалась; уж скорее это Фэй бы меня сберегла. Плеча коснулось что-то легкое, а уже через секунду в голове замелькали картинки, сопровождаемые приятным щекочущим ощущением внутри: маленький паучок встревоженно интересовался, не нужна ли мне помощь, и предлагал позвать ее — это была самочка — стаю на помощь. Я поблагодарила и заверила крошку, что я в полном порядке, напоследок легонько погладив туловище малышки и наказав ей возвращаться к стае — сейчас со мной паукам было небезопасно. — Мы думали, что ты потерялась, — раздался над ухом недовольный голос Раво буквально секунду спустя после того, как паук сбежал. Я обернулась к хмуро глядящим на меня друзьям и скорчила виноватую рожицу. — Извините, задумалась и отстала. Зато мне встретилась полоумная старая карга, предсказавшая мне конец света. Что за денек без зловещего пророчества, не так ли? — фыркнула я, беря у Фэй протянутое мне яблоко и жадно вгрызаясь в него. На удивление, она не ухмыльнулась, как ворон, а лишь сильнее нахмурилась. Что-то с ней сегодня было явно не так. — Не смейтесь, блин, это серьезно, — одернула нас волчица, и мы с Раво удивленно уставились на нее. Она насупилась. — В воздухе такое напряжение, как будто оно сейчас все к бесам взорвется. Может, зря мы сюда пришли, — Фэй устало сгорбилась и опустилась на землю. Сейчас она казалась не двенадцатилетней девчонкой, выглядящей на пять лет младше, а такой же старой и бесконечно уставшей, как та чокнутая карга. Я присела рядом с нашей маленькой предводительницей, приобняв ее за плечи одной рукой; Раво опустился с другой стороны и сделал то же самое. От слов Фэй у меня по спине пробежали ледяные мурашки, но я постаралась задавить тревогу в зародыше — я всегда была склонна представлять худшее, а жизнь на Метамуре только усилила мою паранойю. И все же сейчас я не хотела представлять какой-либо мерзкий сценарий. Я просто хотела, чтобы все было хорошо. — Ну, даже если и зря, то мы все еще вместе, и умирать мы все еще не собираемся. Что-нибудь да придумаем, — приподняла уголки губ я. Раво уже собирался что-то добавить, как внезапно в нашу беседу вмешался звонкий такой голосочек, истекающий презрением и брезгливым отвращением. — Фу, папа! И тут грязные нищие! Мы аж замолчали, изумленно вылупившись на стоящего неподалеку мальчишку лет шести в дорогой одежде и обуви. Его детское личико выражало такое негодование и отвращение, что мне стало почти смешно. И выглядел он как-то очень знакомо. Неужели это… — Калеб! Так нельзя говорить на людях! — одернул пацана подоспевший темноволосый мужчина, очень холеный и самодовольный, и окинул нас полным сдерживаемой гадливости взглядом. Быть не может! Калеб? Тот самый Калеб, лидер мятежников? Я что, сплю? Наверное, это совпадение. Может, Калеб — распространенное имя на Меридиане… — Джулиан, это ты? Идем скорее, я отложила для вас свежую партию, — женщина, высунувшаяся из двери лавки, стену которой мы подпирали собой, развеяла все мои сомнения. Таких совпадений уж точно не бывает. Надо же, а в мультсериале так ратовал за восстание и обычных людей… Неужели это мое вселение в тело Миранды все так изменило? Пресловутый эффект бабочки? Тешит самолюбие, но верится с трудом. Джулиан ухватил корчившего брезгливые рожи сынка за руку и затащил его в лавку, оставив нас сидеть в легкой дезориентации. Мы, конечно, привыкли к подобному отношению, но чтобы уж так откровенно… «Так нельзя говорить на людях!». А дома, значит, можно? Обожаю буржуазию, такие интересные экземплярчики попадаются. Что-то я сомневаюсь, что из этой маленькой избалованной дряни вырастет лидер повстанцев. — Ушлепок мелкий! Сейчас как задам ему… — прорычала Фэй, и мне пришлось вцепиться в нее, чтобы удержать от порыва ворваться в лавочку и попытаться навалять Калебу и его папашке. — Это не стоит того, чтобы тебя придушили подобные этой семейке уродцы, — покачала головой я. Раво сердито зашипел, явно протестуя, но я легонько шлепнула его по макушке, заставив заткнуться. — Это будет очень тупая смерть! — шикнула я, после чего заговорщически ухмыльнулась. — У меня есть другая идея… Никогда не забуду лица Джулиана с сыночком, когда при выходе из лавки в них прилетела изрядная куча навоза, перепачкав их дорогущие костюмы. Мы чуть не лопнули со смеха, завидев, как Калеб отплевывался, и его вырвало прямо на туфли, когда он откашлял кусочек чьей-то непереваренной моркови. Мы выбрали удачное место, чтобы спрятаться, и обтерли руки о какие-то сваленные в кучу тухлые тряпки. И кто теперь грязный, а, храбрый повстанец? Пусть это и было чистой воды ребячество, но как же приятно было сделать это! Мы хватались за животы, сотрясаясь от хохота, и цеплялись друг за друга, тщетно пытаясь не рухнуть на землю. Фэй едва смогла выдавить, что такого удовольствия не получила бы даже от возможности избить обоих, а Раво, задыхаясь от душащего хихиканья, заявил, что в следующий раз обернется вороном и добавит «оружия массового поражения» прямо на «провинившихся», и это заявление заставило нас заржать так, что на глаза выступили слезы. Помню, мы все еще хохотали в голос, чувствуя себя в кои-то веки беззаботными детьми, и держались за руки, когда раздались крики, и все вокруг нас внезапно стало громким, страшным и огненным.***
Это конец. В ушах звенело, а в мозгах набатом били слова полоумной старухи, сопровождаясь жуткой мыслью: может быть, она была права? Может быть, это действительно Апокалипсис, конец Метамура? Это было бы чертовски хреново, ведь я не особо верила в то, что смогу снова пройти через Ад и выжить. События того дня смешались в моей голове. Я цеплялась за руки Фэй и Раво; мы бежали, пока вокруг грохотали взрывы и кричали люди; Раво упал, мы потушили его кофту и подхватили ворона, таща за собой; вот нас дернули в разные стороны, и я потеряла моих друзей в паникующей, сносящей все на своем пути толпе. Меня неожиданно обхватили сильные руки, вздернув вверх, и желудок сделал тревожный кульбит еще до того, как я взглянула в лицо державшему меня. Ну, здравствуйте, лорд Седрик. Я оцепенела, наполовину от ужаса при виде нага, наполовину от шока из-за происходящего. Змей едва скользнул по мне взглядом и перебросил кому-то другому — человеку, судя по запаху и теплу тела; меня погрузили в повозку, полную рыдающих и кричащих детей, и покатили прочь. — Фэй! Раво! Фэй! Вы здесь? — вопила я, пытаясь найти своих друзей и отчаянно протягивая ладони вперед в надежде, что меня ухватят знакомые руки. Но ответом мне был лишь хор стенаний и испуганных криков. Я не понимала, что происходит. Я не знала, что мне делать. Приказ королевы… Как можно скорее доставить… Мятежники, армия, тысячи их… Укрыть малышей… Обрывки речи стражников доносились до меня словно бы сквозь вату, но я жадно хваталась за малейшие куски информации. Нас везли в дворец. Детей было приказано спасать первыми, личное распоряжение Вейры. На миг я, оцепеневшая от шока, не могла понять, при чем тут я, но потом вспомнила, что выгляжу-то я максимум на четыре. И это был один из немногих случаев, когда я вознесла молитву духам за свой внешний вид. Ведь только он, пожалуй, и спас мне жизнь в тот день. Я закрыла глаза, сложив руки и молясь предкам, чтобы выжить. Я молилась за себя, Фэй и Раво, за этих несчастных детей и за всех невинных на Меридиане. Но к чему лукавить — в основном, я желала выжить самой себе. К сожалению или счастью, я не слишком самоотверженна. Своя шкура всегда дороже. Нас торопливо высадили возле дворца, и мы сбились в кучу возле закрытых дверей, пока стража о чем-то переругивалась. Привратник не хотел рисковать и открывать вход ради всего лишь нас, и никакие аргументы про приказ самой королевы не переубеждали его — мол, когда Вейра лично ему такое скажет, тогда он и откроет. Толпясь здесь, на открытом пространстве, мы были уязвимы. Я не смогла бы спасти всех. Но и выбирать, кто будет жить, а кто умрет, я тоже не имела права. Поэтому я эгоистично спасла саму себя, вынырнув из толпы напуганных детей и перекинувшись во второе свое обличье. Стайка пауков показала мне проход, никем не используемый из-за грязи и завалов, но мы-то могли передвигаться и по потолку туннеля, так что проблем это не составило. А что до грязи — я и так была вся перепачканная. Да и во время выживания тебе как-то не до внешнего вида и идеальной гигиены. В замке тоже была паника. Слуги носились по коридорам, и на маленькую оборванку в виде превратившейся обратно в человека меня никто не обращал внимания. За пределами дворца раздались взрывы, и даже здешние стены слегка затряслись. Крики усилились; каждый искал себе укрытие, и я не была исключением, поэтому юркнула в первую попавшуюся незапертую дверь и затаилась, сжавшись в комочек. И я не ожидала, что за спиной раздастся дрожащий голос, а обернувшись, я увижу напуганного подростка лет пятнадцати, со светлыми волосами, заплетенными в короткую небрежную косу. Судя по простой одежке, кто-то из детей слуг, а не аристократов. — Ты ведь не мятежница? — настороженно прошептал мальчишка, сжимая в руках кинжал. Я мотнула головой, медленно подняв руки и демонстрируя отсутствие видимого оружия. Блондин расслабился, облегченно выдохнув и опустив лезвие. — Хорошо. Я все равно тебя не боюсь. Ничего не боюсь. Просто не хотел драться, — тут же начал храбриться он. Прежде чем я успела что-то сказать в ответ, стены сотряс еще один взрыв, и мальчишка сжался и закрыл голову руками, не удержав свою маску смелости. Мое сердце дрогнуло от сочувствия, и я неуверенно протянула руки к собеседнику, изобразив самое напуганное лицо; не встретив сопротивления, заключила подростка в объятия настолько, насколько позволяла наша разница в размерах. Он не обнял меня в ответ, но ткнулся куда-то в плечо и глубоко вздохнул, шепнув что-то про «пугливых девчонок, которым лишь бы в кого-то вцепиться», и я с трудом подавила улыбку. Мальчишки. Все они такие. — Все в порядке. Все будет хорошо, правда ведь? Королева всех победит, — шептала я, поглаживая его по светлым волосам. Мне и самой было до чертиков страшно, но развившееся за пару лет путешествий с моими ребятами (Фэй, Раво, я так надеюсь, что вы выжили) подобие материнского инстинкта не позволило мне поддаться панике и приказало сначала успокоить пацана, даже если при этом придется контролировать себя, чтобы не сорваться в настоящий испуг, а не напускной. — А если она не всесильна? — еле слышно пробормотал парень. Я вздохнула: видимо, он все же работал в замке и мог увидеть Вейру в моменты отчаяния или бессилия, пока подавал ей чай или бегал по ее поручениям. — Она ведь не одна. Ей помогут, — заверила я собеседника. — Как тебя зовут? — как можно мягче спросила я. — Ф… Ф-Филипп, — дрогнувшим голосом ответил он. — А меня — Мира. Знаешь, я много путешествовала, — поделилась я, услышав в ответ полузаинтересованное «хм-м?» и приняв это за предложение продолжать. — Могу рассказать такие истории, что и Шахерезаде не снились. Мм? Кто такая Шахерезада? Это будет наша первая история…***
Филипп уснул на моем плече три с половиной сказки спустя. Я не обиделась. Наоборот, порадовалась: мальчик был явно испуган, но не хотел показывать этого, однако мне все же удалось выставить все так, будто это я безумно боялась (что было правдой), а он лишь снисходительно выслушивал мои истории, чтобы я успокоилась. Узкое маленькое окошко на самом верху этого склада показывало кусочек неба, и оно было кроваво-алым; это действительно пробирало до мурашек. Стены не тряслись уже достаточно долго, и я решила, что нужно выйти и посмотреть, что происходит — не можем же мы сидеть здесь вечно. Я осторожно переложила спящего Филиппа на мешок и поборола порыв накрыть его паутиной, решив не рисковать: мало ли, испугается, примет меня за монстра и прикончит своим кинжалом. Убедившись, что подросток крепко спит, я выскользнула за дверь. В коридорах не было ни единой живой души — только трупы. Мертвые, окровавленные тела лежали по всюду, и я зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Что здесь, черт побери, произошло? И каким образом никто не прикончил нас с Филиппом? Как мы не заметили, что крики стихли так внезапно? Я попятилась к двери склада: черт с ней, разведкой, лучше в безопасности посидеть. Дернула за ручку… но та почему-то не открылась. Дернула еще раз, еще и еще — бесполезно. Может, там был засов, и он упал, когда я выходила? Вот ведь задница! Мысленно ругаясь, я как можно бесшумнее двинулась вперед, стараясь прятаться в тенях коридора замка и не особо спотыкаться о трупы. Никого не было. Никто не выскакивал на меня из-за портретов и штор. Никто не пытался убить. Мне казалось, что я попала в бесконечный кошмар блуждания по этим коридорам и лестницам; я бы уже не смогла вернуться к складу — просто не нашла бы дорогу. И я бы шла так еще долго, если бы не услышала приглушенные голоса из-за одной из дверей. Прильнув к ней, я затаила дыхание, пытаясь расслышать, кто был в комнате. Если бы это были мятежники, я бы была мертва. Но мне повезло. —… мертвы? Оба? Ты уверена? — шептал взволнованный мужской голос. — Она сама отдала мне ребенка. Сказала, чтобы мы исполнили тот план, забрали девочку на Землю... А, и вот еще! Велела передать, что враг, затаившийся среди друзей, проявил себя, — возразил другой, женский. — И она не сказала, кто это? — уточнил мужчина. — Нет, но… — его собеседница только собиралась ответить, как ее перебила еще одна женщина с более глубоким и взрослым голосом. — Нам не до этого. Мы должны доставить принцессу в безопасное место. Приготовьтесь, надо отправляться к точке портала, и… — внезапно женщина замолчала. Послышались быстрые шаги; я не успела отскочить от двери, когда та резко распахнулась, и чуть не рухнула на пухленькую светловолосую незнакомку, настороженно и враждебно уставившуюся на меня. Впрочем, секунду спустя, когда она разглядела меня получше, в ее взгляде осталось лишь недоумение и легкая жалость. — И что это тут у нас за маленькая шпионка? Я быстро окинула взором комнату. Рыжеволосая женщина прижимала к себе слабо шевелящейся сверток из голубой ткани, и что она, что мужчина с русыми волосами — оба казались подозрительно знакомыми… И этот сверток… ребенок… Элион… Голова закружилась. Защити ее, иди с ней. Слова старухи обретали смысл, но как это было возможно? Неужели судьба действительно существует? И если да… кто я такая, чтобы сопротивляться ей? Мне повезло больше многих: я знала, что надо теперь сделать. Я судорожно втянула воздух в легкие и вскинула глаза на взрослых, ожидавших моего ответа. — Меня зовут Миранда. Я арахноми, но не мятежница, — мой голос предательски дрогнул, но я сжала волю в кулак, собирая всю решимость, что была у меня, чтобы произнести следующую фразу. — Возьмите меня с собой на Землю защищать принцессу.