С течением времени мы все меняемся, особенно когда взрослеем. Черты лица перестают быть детскими и грубеют, или, наоборот, становятся тоньше и изящнее, делая нас старше, превращая порой в совершенно других людей. Но в некоторых есть что-то такое, что ты узнаешь даже спустя десятки лет, будь то взгляд, изгиб бровей или манера держать голову.
Фэй, однако, признала меня не сразу.
Серебристые глаза ее выражали поначалу искреннее недоумение: девушка явно пыталась вспомнить, где она могла меня видеть. Ее нос дернулся, и Фэй прищурилась, распознав в моем запахе арахноми. Дальнейшие эмоции стремительно сменяли друг друга — узнавание, а за ним неверие и непонимание, и потом — растерянность. Я вдруг поняла, что мы действительно не виделись одиннадцать долгих лет… и могли не увидеться больше никогда, если бы судьба вновь не столкнула нас друг с другом.
— Миранда?.. — неуверенно пробормотала волчица, как-то неловко дернув плечами в попытке высвободиться из моих рук. Я вздрогнула, осознав, что все еще удерживаю Фэй на месте, и тут же отпустила ее, отступив на шаг назад, чтобы не доставлять старой подруге еще больше неудобств: Фэй никогда не любила лишние прикосновения, дозволяя их лишь членам своей стаи.
А я покинула ее уже очень давно.
— Фэй, — уже увереннее повторила я, и губы мои невольно дрогнули в улыбке. Много лет я приучала себя не думать о тех, кого оставила на Метамуре: несмотря на то, что выбор между уйти на Землю и погибнуть был
очевидным, подсознательно я испытывала вину, что у меня не было никакой возможности узнать, живы ли они вообще. Но теперь, когда я встретила Фэй, хотя бы эта боль перестала сжимать мое сердце. Я не знала, что случилось с Раво (и, тем более, с теми, кто покинул нашу стаю еще до моего бегства в другой мир), но у меня был шанс это выяснить у живой и на вид даже невредимой подруги.
Правда, надо было что-то сделать с тем, как недоверчиво и подозрительно она смотрела на меня сейчас.
— Это я, Мира, — медленно проговорила я.
Не спугни ее, не спугни, билось в голове, пока я тщательно подбирала свои следующие слова. — Ты так… Изменилась, — добавила я, скользнув по Фэй более внимательным и изучающим взглядом.
Из худой от голода и лишений девчонки Фэй превратилась в такую же тощую, но уже взрослую версию себя. Темные волосы, которые во время наших странствий она остригала коротко, почти под ежик, теперь отросли и достигали, наверное, лопаток — точно я сказать не могла, потому что они были собраны в растрепанный хвост. Фэй всегда была одной из самых смуглых в той нашей компании, но сейчас ее кожа приобрела какой-то сероватый, практически нездоровый оттенок. Волчица не просто выросла: она словно бы
постарела.
Страшны глаза детей, слишком рано возмужавших в суровых условиях жизни. Но еще хуже глаза тех взрослых, которыми эти дети становятся, когда их жизнь не меняется к лучшему — и глаза Фэй были именно
такими.
— Ты тоже не осталась прежней, — заметила волчица. Взор ее скользнул мне за спину, и губы Фэй сжались в тонкую полоску. Девушка напряглась еще сильнее, чем раньше, и от всего ее тела исходила теперь угроза и готовность защищать себя. Глаза ее был холодны и источали презрение. — Интересная у тебя… компания. Занятно: мы были уверены, что ты умерла, а оказалось, что просто решила отринуть былые идеалы. Не знаю даже, лучше ли это, чем смерть, — как бы невзначай произнесла Фэй, и я вздрогнула от обиды, будто получив пощечину. Впрочем, какой бы неприятной ни была такая реакция, это было ожидаемо.
Время нашей встречи было очень
неподходящим. Очевидно, что Фэй узнала Калеба, но мне оставалось лишь гадать: помнит ли она его лишь по тому случаю в детстве (только если у волчицы внезапно появилась совершенная память, способная распознать во взрослом парне некогда знакомого ребенка) или виной ее откровенной неприязни служили иные причины? Например,
восстание? Прибавить к этому реакцию торговца, и все складывалось в очень логичную для меня картину, приправленную моим личным отношением к любого вида мятежу.
Плохо было то, что Фэй теперь могла — и, судя по всему, так и делала, — считать меня врагом, чего я категорически не хотела. Фэй по-прежнему оставалась моей дорогой подругой, несмотря на долгую разлуку. А еще волчица была нужна мне как достоверный (для меня) источник информации.
Мне необходимо было срочно найти способ подать ей знак так, чтобы Калеб, стражницы и даже Элион ничего не поняли — я все еще колебалась насчет своего мнения относительно восстания и вопроса кто-прав-а-кто-нет, но никому из моих спутников об этом знать было не нужно. Разве что, пожалуй, сестрице, но такие разговоры нам с ней лучше проводить наедине. Составлять план катастрофически не было времени, так что я решила импровизировать.
— Мы все меняемся, не так ли? Ох, как приятно видеть тебя вновь! — старательно громко воскликнула я, вновь схватив Фэй за плечи и притянув ее к себе, услышав в ответ глухое рычание и ощутив ее попытки отстраниться. Но прежде чем волчица успела перекинуться и отшвырнуть меня в сторону, я прижалась щекой к ее виску и прошипела ей практически в ухо: — Я не на стороне мятежников. С
той ночи и до сих пор я выполняю задание покойной королевы, и мне очень нужно, чтобы ты не разрушила мою игру. Я не могу пойти с тобой прямо сейчас как раз из-за этого, но я не хочу снова потерять тебя из-за неправильных впечатлений. Поверь мне, пожалуйста.
Мне нужно было вернуть хотя бы крохи того хорошего отношения, что было у Фэй ко мне когда-то. Я не могла сейчас бросить все и отправиться говорить с волчицей наедине — я не доверяла никому из своей «интересной» компании настолько, чтобы спокойно оставить с ними Элион одну, — но я намеревалась обязательно сделать это позже, сколько бы мне ни пришлось ради этого уговаривать Вилл потом найти для меня еще один портал и не закрывать его сразу.
Фэй замерла, не пытаясь больше отпихнуть меня и несколько секунд, видимо, обдумывая мои слова. В конце концов, она, судя по всему, решила мне все-таки поверить, и еле заметно кивнула, после чего я наконец разомкнула фальшивые объятия и заставила себя улыбнуться. На лице Фэй появился оскал, не отдающий враждебностью, и я сочла это за ответную улыбку или хотя бы попытку оной.
— Да… Мне тебя тоже, — медленно произнесла Фэй и помедлила, прежде чем продолжить. — Хотелось бы задержаться, но я, увы, спешу, да и отвлекать тебя от дел с твоими друзьями не хочется, однако… Ты всегда можешь найти меня там, где мы, путники, останавливались в прежние времена, — будничным тоном добавила волчица и, напоследок кивнув мне и недоверчиво взглянув на моих спутников, скрылась в толпе с такой скоростью, что, не знай я о ее сущности вервольфа, решила бы, что она одна из фейри, обернувшаяся случайным прохожим для маскировки.
Ответ ее вогнал меня в ступор: у этой загадки было слишком много вариантов решений, и проверить их все в ближайшем будущем не предоставлялось реальной возможности. Мы где только не останавливались — за время совместных путешествий мы прошли от окрестностей Лакгенера до столицы, и упомнить все места, где мы коротали время, было невозможно. Но Фэй была уверена, что я пойму, о чем она, а это значило лишь одно: в ее словах уже содержался ответ.
В любом случае, как бы мне ни хотелось сейчас понять все и сразу, у меня были другие дела. Я обернулась к своим спутникам, глядящим на меня с любопытством (девочки) и подозрением (Калеб), и я безмятежно пожала плечами, махнув рукой.
— О, не обращайте внимания, мы когда-то путешествовали вместе, и на меня нахлынула ностальгия, — я заставила себя глупо хихикнуть, делая вид, что для меня эта встреча, по факту, ничего не значила. — Видимо, она придала этому большее значение, чем я: не понимаю, с чего ей в голову пришло, что я знаю, где ее искать, — фыркнула я, нетерпеливо мотнув головой. — Ну, идемте? Не терпится увидеть Заветный город! — весело объявила я.
Стражницы тут же потеряли интерес к моей встрече, а вот Калеб мазнул по мне чересчур внимательным и не слишком довольным взглядом. Мне стало интересно, знал ли он Фэй, и если да, то вопрос, которым я задалась раньше, оставался прежним: откуда? С детского того случая или же с новых стычек, если она выступала против восстания? Черт возьми, я всегда ненавидела недостаток информации, а сейчас он был просто критическим.
Тем не менее, мы двинулись дальше. Элион незаметно отделилась от Корнелии и Хай Лин, с которыми до этого о чем-то болтала, и пошла наравне со мной, перехватив меня под локоть и склонив свою белокурую головку чуть набок.
— Ты взволнована слишком сильно для просто случайной знакомой. Поделишься? — тихо поинтересовалась кузина. Не знаю, было ли дело в ее магии (отголосок умения читать мысли?) или она просто знала меня очень хорошо, но Элион всегда с легкостью распознавала большинство моих настоящих эмоций, как бы я ни старалась их скрывать. Меня не всегда это радовало, но сейчас почему-то принесло странное чувство облегчения: хотя бы сестре мне не придется врать.
— Это очень важная встреча, но... Я расскажу тебе дома, — не повышая голоса, пообещала я, и Элион кивнула в ответ, уже громче поинтересовавшись, чем же закончилась та легенда о Заветном городе. Девочки в большинстве своем разделяли ее любопытство, и я, постаравшись припомнить, на чем остановилась, приготовилась продолжить свой рассказ.
Видимо, не суждено мне было ближе познакомить стражниц и кузину с метамурской мифологией, потому что в тот момент, когда я собиралась вновь заговорить, мы повернули в очередной переулок, в конце которого обнаружилась огромная куча хлама… Нет, слишком мягкое выражение.
Это иначе как свалкой было не назвать. Какие-то печальные обломки то ли домов, то ли телег, искореженные камни, пестрые и грязные кусочки каких-то тканей, гниющие объедки и остальной мусор — все это было разбросано по довольно большому пустырю, источая соответствующий аромат. Мое обостренное паучье обоняние, избалованное хорошей жизнью на Земле, оскорбилось таким запашком.
Калеб же, однако, вполне уверенно направился к одной из самых крупных мусорных куч, и когда стражницы последовали за ним, мы с Элион недоуменно переглянулись: она тоже явно не испытывала никакого желания бродить в этих отходах. Меня удивляло, что Корнелия, всегда громко выражавшая свое «фи» даже по поводу пыли на школьных подоконниках, безропотно последовала за предводителем повстанцев. Нет, конечно, с милым рай и в шалаше, но не настолько же?
Все прояснилось, когда Калеб сдвинул в сторону какую-то прогнившую деревяшку, и за ней обнаружилась простая дверь из чуть более приличного на вид материала; к моему искреннему удивлению, от стука Калеба она даже не задрожала. Парень наклонился, неразборчиво пробормотал что-то в щель между стеной — точнее, мусорной кучей, — и дверными петлями, и неожиданно дверь отворилась.
Калеб с галантным поклоном пропустил нас вперед. Глаза мои не сразу перестроились на тусклое освещение, но, когда они это сделали, я рассмотрела в обнаружившемся темном туннеле голубокожего человека довольно крупного телосложения. Как и у многих жителей Метамура, его лицо украшали плотные костяные пластины. И сам человек, и его имя — Ватек, как представил его Калеб, — показался мне странно знакомым. Кто-то из мультсериала, который я помнила уже довольно плохо? Или из моей реальной жизни здесь? Попытки вспомнить это ни к чему не привели, и я сдалась, решив сосредоточиться на происходящем и отложить паранойю на потом.
Ворчливо поздоровавшись с нами и с громким лязгом закрыв дверь, Ватек отказался покидать свой пост ради того, чтобы провести экскурсию, так что Калеб сам повел нас вниз по довольно крутому спуску; я подавила порыв превратиться в паука, потому что не хотела пугать Элион и девочек, а еще рисковать вызвать агрессию у мятежников, которые, возможно, негативно относились к оборотням. Пришлось стараться не грохнуться в человеческом обличье и одновременно следить за своей маленькой подопечной, чтобы она не навредила себе.
Чем ниже мы спускались, тем светлее становилось. Когда мы наконец вышли на ровную поверхность, я замерла, благоговейно и шокированно разглядывая зеленые каменные стены, мраморные колонны и высокие своды Заветного города. Это место было буквально пропитано силой и магией; я глубоко вздохнула, чувствуя, как по коже пробегают мурашки. Меня вновь нестерпимо потянуло вернуться в свою паучью форму, на этот раз уже не из соображений безопасности, а просто так, но я ограничилась тем, что широко расправила плечи и насладилась практически ощутимой энергией этого места.
Судя по зачарованному выражению лица Элион, она тоже это почувствовала — да и стражницы выглядели более уверенными и бодрыми, чем обычно. А вот Калеб, напротив, ссутулился, хоть и явно был доволен нашей реакцией. Хм. Интересно, с чем это связано? Люди, не имеющие магического дара, чувствуют себя угнетенными? Но ведь и я колдовскими талантами не обладала, для этого мира оборотничество было скорее даже физической особенностью моего организма, чем волшебством.
— Здесь восхитительно, — тихо произнесла Элион, и я живо закивала, соглашаясь с ней. Сестра провела рукой по зеленой каменной стене и на миг прикрыла глаза, мягко улыбнувшись. Под ее пальцами еле заметно мелькнули светлые искорки, и я удивленно вскинула брови, но, поняв, что никто ничего не заметил, не стала привлекать к этому внимание.
— Согласна, — лишь произнесла я, вслух разделяя восторг Элион, и повернулась к Калебу, заинтересованно вскинув брови. — Как вы вообще нашли это место?
— Мы искали какие-нибудь доски на свалке, взялись за ту, что прикрывает дверь, и обнаружили проход. Отправились исследовать, поняли, что место ничейное, и вспомнили легенду про Заветный город… Забавно, да? Тот принц, поднявший восстание, тоже тут прятался. Так что это идеальное место для нашей повстанческой базы, — горделиво ухмыльнулся Калеб.
— Вообще-то принц Виллеп был просто предателем, а не борцом за справедливость, — не удержавшись, напомнила я. Улыбка сползла с лица Калеба, и он недовольно прищурился. Я прикусила губу: вот сама же сказала себе, что нужно пытаться поддерживать хотя бы иллюзию мирного сосуществования, а в итоге нарываюсь на конфликт. Нехорошо. — Ну, это если по легенде, — быстро пробормотала я, тут же меняя тему. — А как вы разрушили печать?
— Печать? — непонимающе переспросил Калеб.
— Согласно легенде, Асцелоттэ Эсканор закрыла магией вход в Заветный город. Среди вас есть… колдуны? — голос дрогнул, и, как бы я ни старалась, мой тон все равно вышел обвиняющим. Воспоминания о последнем восстании, в котором тоже участвовали маги, не были ни в коей мере хорошими. Я вдруг задумалась, можно ли считать участие во всем этом стражниц
колдовским вмешательством. Пожалуй, нет: почти всех девочек я знала с их раннего детства, и настоящего
зла в них не было, да и Кондракар, теоретически, являлся оплотом Света.
Впрочем, кто я такая, чтобы судить о добре и зле? Все заранее имеющиеся у меня знания насчет этого мира до сих пор оказывались либо катастрофически неполными и искаженными, либо вообще неправильными. Моя самоуверенность уже не раз приводила к ужасным последствиям, и мне действительно не стоило думать, что я больше всех обо всем знаю и на основании этого имею право вгонять кого-то в удобные мне рамки, даже мысленно.
— Не было тут никакой печати, — отрицательно покачал головой Калеб. — В легендах не все правда. Вдруг на самом деле та королева была настоящим кошмаром, а бедный принц просто хотел лучшего для народа? — добавил Калеб. В его глазах промелькнула насмешка, и я мысленно выругалась: моя попытка уколоть предводителя мятежников обернулась против меня и добавила ему очков в глазах стражниц и Элион.
Часть меня хотела продолжить препираться, но более разумная моя сторона взяла вверх над менее сдержанной, и я просто пожала плечами, таким образом не соглашаясь, но и не споря с Калебом откровенно.
Он же, довольный тем, что последнее слово осталось за ним — или что я не стала препираться, — предложил продолжить наконец-то путь и дойти до основной базы. Парень весьма неплохо ориентировался в Заветном городе: лично я сбилась уже на третьем повороте. Возможно, прожив тут неделю безвылазно, я бы тоже запомнила маршрут, а пока мне оставалось лишь довериться нашему проводнику. Стражницы для своего удобства трансформировались. Их превращение было просто яркой вспышкой, а не чем-то длительным и музыкальным, как в мультсериале (по крайней мере, со стороны).
Сама база меня несколько разочаровала. Она больше напоминала лагерь беженцев, чем место, где обдумываются серьезные планы мятежа: разбросанные повсюду матрасы, которые были как минимум не слишком свежими, перемешивались с самыми разными вещами личного пользования, пустыми бутылками и склянками и оружием. А вот количество людей действительно впечатлило — их было очень много, и Калеб с гордостью заметил, что это едва ли половина, и то лишь от тех, кто присоединился к ним территориально на Юге.
Страшно было подумать о том,
сколько тогда еще было сподвижников у этого восстания на всем Метамуре. Даже если они борются за правое дело, даже если Фобос действительно виноват в бедах этого мира и его рассказ лжив — такое количество мятежников все равно пугало меня. В последний раз все закончилось невероятно скверно. Откуда было знать, что
эти бунтовщики не считают любые человеческие жертвы просто
сопутствующим ущербом?
И все же я помнила про свое решение сначала узнать побольше, а потом уже делать выводы, поэтому усилием воли заставила себя успокоиться и присоединиться к остальным. Калеб знакомил нас с некоторыми людьми, с интересом подходившими к нашей пестрой компании. Стражницы уже явно были тут своими — Хай Лин отправилась помогать перетаскивать какие-то тяжелые камни, чтобы расчистить очередной проход, а Ирма играла с детишками, делая из воды забавные фигурки; остальные вполне дружелюбно болтали с повстанцами, отлучаясь по мере необходимости.
Находившиеся здесь дети либо были сиротами, либо жили тут с семьями, которым некуда было идти. Я осторожно спросила насчет этого у ближайшего ко мне повстанца; конечно же, он обвинил Фобоса в том, что слишком много крестьян гибнут от голода или тяжелых работ на полях и рудниках. Приюты были переполнены, и детишкам нужно было где-то жить, а те, кто поддерживал восстание, но по каким-либо причинам не мог сражаться или шпионить, с удовольствием приглядывали за малышами здесь.
Я подумала о том, сколько еще детей повторило судьбу моих друзей, не найдя тех, кто мог бы за ними
приглядеть.
Нас с Элион представили как заинтересованных в помощи мятежникам подруг стражниц с Земли. Правда, насчет меня Калеб добавил, что я была еще и местным оборотнем, который провел долгое время в другом мире, спасаясь от предыдущей войны. На меня посматривали с опаской и даже неприязнью, но откровенной враждебности не было. Видимо, к оборотням по-прежнему относились нехорошо, но, по крайней мере, не со слепой ненавистью. И то радует.
Я как раз закончила разговаривать с какой-то девушкой — кажется, ее звали Малирой или вроде того, — как меня вдруг кто-то настойчиво подергал за рукав плаща. Опустив взгляд, я обнаружила хорошенького мальчишку лет пяти, смотрящего на меня с любопытством и небольшой опаской. Не успела я спросить, в чем дело, как ребенок заговорил сам.
— Ты оборотень, да? А разве не все оборотни плохие? — непосредственно спросил он. Я усмехнулась от его прямолинейности, хотя мне было и немного грустно: неужели детей с рождения учат, что любые перевертыши обязательно несут зло?
— А разве все люди плохие? — в тон ему поинтересовалась я. Мальчик задумался, чуть выпятив нижнюю губу и нахмурившись, после чего бросил на меня уверенный взгляд.
— Нет… Наоборот, они в основном хорошие, как повстанцы, — ответил он. — Но ведь Седрик из дворца оборотень. А он — настоящее зло, — серьезно произнес мальчуган.
Я вздохнула: с тех пор, как Элион выросла, я успела отвыкнуть от детей и их слишком незамысловатой логики. Все оборотни плохие, потому что известный ему оборотень плохой, но люди в основном хорошие, потому что большинство известных ему людей хорошие. Было бы глупо обижаться на ребенка, тем более, незнакомого, за то, что он руководствуется мыслями, соответствующими его возрасту, а вот попытаться ему объяснить, что все не так просто, как он считает, я могла.
— Но ведь все оборотни разные, как и люди. Ты же не считаешь плохими всех кухарок в мире только потому, что на кухнях Фобоса тоже есть кухарки? — я присела на корточки рядом с мальчишкой и аккуратно вытерла пальцем грязное пятно на его щеке. Ребенок поморщился и явно хотел увернуться от моих рук, но интерес к разговору победил недовольство от моих действий, и парнишка покорно позволил мне слегка почистить его.
— К тому же, подумай вот еще о чем: с точки зрения Седрика, то самое настоящее зло — это мятежники. Он ведь считает, что сражается за правое дело, как и вы. Только под правым делом вы с ним подразумеваете разные вещи, — объяснила я, однако в глазах ребенка было откровенное недоверие и несогласие с моими словами. Я вздохнула. Моя попытка объяснений провалилась, и я не стала продолжать гнуть свою линию из нежелания настроить против себя юное поколение.
— В общем-то, я лишь хотела сказать: не суди всех по одному. И не спеши никого обвинять, не посмотрев на ситуацию с его точки зрения, — завершила я, подумав о том, что мне самой не помешало бы прислушаться к своим словам, если учитывать, как часто я хотела обвинить нынешних повстанцев во всевозможных грехах из-за личных предубеждений.
Вдруг я заметила, что мальчишка одет чересчур легко — какие-то потрепанные штанишки, рваная кофта и старая обувь. Красивый зеленый камень Заветного города, конечно, очаровывал, но никак не согревал, и обычным людям вполне могло быть холодно здесь. Я сняла плащ со своих плеч и обернула его вокруг ребенка: теперь он казался закутанным в огромное одеяло, но не думаю, что это ему не нравилось. Мальчик восторженно выдохнул, зачарованно щупая ткань и поднимая на меня огромные, полные неверия и благодарности серые глазищи.
— Это… это мне? — прошептал ребенок, судорожно сглатывая. Я улыбнулась, кивая в ответ.
— Тебе-тебе. Не мерзни, маленький противник оборотней, — я шутливо потрепала мальчишку по волосам, а он вдруг неожиданно подался вперед, обнимая меня за шею своими худыми ручонками. На секунду я замерла от внезапности его действий, но все же аккуратно обхватила его тонкое тело руками и неловко погладила парнишку по спине. Дети такие непредсказуемые.
— Спасибо! — горячо прошептал мальчонка; его голос чуть дрожал, должно быть, от радости. Ребенок отстранился, широко улыбаясь. У него не хватало одного переднего зуба, и я задалась вопросом, выпал ли молочный или ему выбили уже коренной в какой-нибудь драке. — Не все оборотни плохие. Ты вот хорошая. Может, другие хорошие тоже есть, — добавил мальчик, после чего хлопнул меня ладошкой по плечу на прощание и убежал, едва не запутавшись в одеяле. Детский звонкий голос эхом отлетал от каменных стен, пока счастливое дитя громогласно хвасталось перед друзьями обновкой.
Я не сдержала улыбки. Мне захотелось вдруг собрать все свои вещи с Земли и отдать этим детям — мерзнущим, голодающим детям, которые не выбирали для себя эту судьбу и ничего не могли сделать, чтобы улучшить положение. Да, мятежники приютили их, но они не могут даже согреть их, что уж тут говорить о достаточном количестве еды для всех!..
Дети не должны расти в таких условиях. Они не должны взрослеть слишком рано, как это было с моими хронологическими ровесниками.
Осталось понять, что могу сделать именно
я, чтобы это изменить.
***
Когда мы вернулись на Землю, дождь уже прекратился. Стемнело, и на улицах зажглись фонари. Вилл закрыла портал, после чего мы отправились в «Серебряный дракон», чтобы забрать свои вещи. По пути мы практически не разговаривали: Калеб остался на Метамуре, Элион была очень задумчива, я никак не могла выкинуть из головы несчастных людей, а стражницы заметно устали: они половину времени помогали повстанцам с перетаскиванием тяжестей и всяким благоустройством, а использование магии явно изматывало девочек. Так что особого настроения болтать ни у кого не было, пока мы не вернулись в ресторан.
Ян Лин предложила нам перекусить, урчание из семи желудков было практически синхронным, так что никто не стал отклонять предложение пожилой китаянки. Решив не занимать гостевые столики в зале, мы расположились в подвале, вскоре уже набросившись на горячую лапшу, рисовые рулетики и прочую вкуснятину. Наевшись, мы все почувствовали себя гораздо лучше, и разговор завязался как-то сам собой. Он начался с обыденных вещей вроде домашки и нового торгового центра, а потом плавно перетек на обсуждение сегодняшнего похода.
— Это так… Странно. И жутко. Я выросла в обыкновенном цивилизованном мире, а сейчас как будто побывала в какой-то чересчур подробной исторической книге, — Элион покачала головой. — Все эти восстания, голод, отсутствие технического прогресса и при этом еще и магия… Мне до сих пор с трудом верится во все это, — призналась кузина, рассеянно теребя краешек свой желтоватой рубашки.
— Нам тоже сначала сложно было, — понимающе кивнула Вилл.
— Не всем, — возразила ей Ирма. — Мне вот всегда нравилось думать, что я не такая, как все. И это очень клево — быть практически феей из сказки, — стражница воды хихикнула.
— Только в сказках феи не могут сломать себе шею, а мы — еще как, — заметила рациональная, как и всегда, Тарани.
— Или ноготь, — буркнула Корнелия, демонстративно разглядывая свои руки. Хай Лин закатила глаза.
— Со сломанной шеей тебе будет уже плевать на ногти, — возразила китаянка. Корнелия громко фыркнула.
— Уверена, даже на том свете я буду заботиться о своей внешности. Если моя смерть произойдет по вине Фобоса, я поселюсь призраком в его тюремной камере и буду завывать над ухом всю его оставшуюся жизнь, требуя найти мне хорошего мастера по маникюру, — с наигранным драматизмом заявила Корнелия, и стражницы расхохотались, представив себе эту картину.
Я тоже не сдержала смешков, а вот Элион, только-только заулыбавшаяся, вновь посерьезнела и устало вздохнула. Я коснулась ее руки, вопросительно посмотрев на мою подопечную. Элион грустно и как-то даже растерянно улыбнулась, покачав головой.
— Неужели это мой родной брат привел тот мир к такому состоянию? — тихо произнесла кузина, и я отвела глаза, неловко поерзав на месте. Не могла же я при стражницах заявить, что, мол, это еще не факт, и вообще, может, во всем виновата какая-нибудь таинственная третья сторона. — Фобос, он… Мне правда придется с ним сражаться? Я не хочу этого, но и позволять тем людям продолжать страдать тоже неправильно, — с жаром воскликнула Элион, стукнув кулаком по дивану, на котором мы сидели. Я подавила вздох: так и знала, что ее потянет на спасение мира. Как бы я ни старалась убедить сестру в необходимости некоторого эгоизма, ей вечно хотелось позаботиться о всех на свете.
Как бы то ни было, я все же могла ее понять. Как и во дворце Фобоса прошлой ночью, так и при виде детей сегодня днем, все во мне возжелало попытаться исправить ситуацию. Кто знает, как поступила бы я, окажись я по воле случае в теле Элион, а не Миранды? Я всегда старалась руководствоваться доводами разума и здравой долей цинизма, но не могла отрицать, что мое «детство» на Метамуре меня изменило. Я больше не могла делать вид, что меня все это не касается, если знала, что от меня хотя бы косвенно зависит судьба
моего мира. К сожалению. Мне было бы куда как проще, будь я чересчур эгоистичной.
— Ты не будешь во всем этом одна, Элион. Какое бы решение ты ни приняла, — тихо пообещала я, сжав ее пальцы в своих. Элион благодарно улыбнулась мне.
— Верно. Если ты решишь сражаться с Фобосом, мы будем на твоей стороне. И повстанцы тоже, а их немало, — закивала Вилл, и остальные стражницы поддержали ее нестройным хором.
— Засадить этого тирана за решетку будет приятно, — усмехнулась Корнелия. — Достойное завершение карьеры стражниц вселенной.
— А может, просто его убить? Избавимся таким образом от проблемы, — ляпнула вдруг Ирма, и я, все еще державшая Элион за руку, ощутила, как она всем телом вздрогнула от такой жестокости.
Я же замерла от слов стражницы воды, уставившись в одну точку. Внутренности будто бы сковало льдом, плечи заболели от напряжения, пронзившего все мое тело. Словно сквозь вату доносилось испуганное «это уже немного чересчур» от Хай Лин, просьба не пугать Элион от Корнелии и неуверенное «ну, это тоже, наверное, вариант» Вилл, а после встревоженное «Мира, ты в порядке?» от Тарани, до этого пытавшейся объяснить, что смертная казнь — не всегда лучший вариант, тем более, если речь шла о родном брате кого-то из этой комнаты.
Но я была
не в порядке. Ирма сказала об убийстве Фобоса так легко, как будто речь шла о препарировании лягушки или уничтожении колорадских жуков — о существах, чье сознание не было равно человеческому, и чья смерть с очень малой долей вероятности изменила бы чью-то жизнь. Она ничего не знала о том, каково это на самом деле.
А я знала.
— Не говори так, — мой голос был хриплым и напряженным, отражая клокотавшие во мне эмоции. Я зажмурилась на миг, стараясь взять себя в руки, чтобы не наорать на подростка, ляпнувшего ерунду, не подумав, и перевела взгляд на недоумевающую Ирму. — Не говори. Я очень сомневаюсь, что ты когда-нибудь убивала, — стражница воды испуганно пробормотала «нет, конечно же, нет», — поэтому ты не знаешь, что такое отнять чью-то жизнь. Это легко только в фильмах. В реальности все совсем иначе, — мои руки дрожали, как и мой голос; эта тема была чересчур болезненной для меня.
— Я понимаю, но… — начала Ирма, но я, наплевав на приличия, перебила ее, хоть и сама ненавидела, когда так делают в мою сторону.
— Нет, ты
не понимаешь. Ты предлагаешь убить живого человека, разумное существо, которое умеет думать, имеет четкие цели и желания и которое вполне может любить и быть любимым. Сможешь ли ты сама убить Фобоса? И, что важнее, сможешь ли ты потом жить с этим? Ты хотя бы представить себе это можешь? — тихо спросила я. Побледневшая Ирма помотала головой.
— Н-наверное… Наверное, нет, — прошептала стражница воды, обхватив себя руками и вздрогнув.
— Ты говоришь это так, как будто сама убивала, — еле слышно заметила Вилл, чуть напуганно глядя на меня. Сознание заполнилось застарелой болью от всплывшего так некстати и так глупо воспоминания; всего лишь чьи-то
неудачные слова в
неудачное время...
— Нет. Не совсем так, я не убивала своими руками. Но один человек умер из-за меня, и мне понадобилось несколько лет, чтобы принять это и пережить — а я выросла практически в Средневековье, там к убийству относятся совсем иначе, чем на Земле, — с трудом заставляя себя говорить, прошептала я. — Тот человек хотел отнять мою жизнь, и его смерть была даже не моей самозащитой, а случайностью: он сам упал на свой кинжал. Но от этого мне не стало особо
легче, — я судорожно сглотнула, понимая, что начинаю задыхаться, как при панической атаке.
Лишь почувствовав, как Элион крепче сжала мои пальцы в своих, я смогла вновь пустить кислород в свой организм, после чего перевела взгляд на кузину. Ее глаза смотрели не с осуждением, а только с сочувствием и беспокойством; это придало мне сил, и я, благодарно улыбнувшись моей маленькой подопечной, вновь перевела взгляд на стражниц.
— Поэтому не говори о том, чего не знаешь. Посадить в темницу — это одно, но убить — совсем другое, и я пока не слышала ничего такого, чем Фобос мог заслужить смерть, — договорила я, устало сгорбившись и судорожно втянув воздух в легкие. Мне казалось, что на моих плечах вдруг оказался неподъемный груз, который вот-вот раздавит меня.
Ирма неловко пробормотала извинения за необдуманную фразу, а Вилл, бросая на меня подозрительные и пугливые взгляды, постаралась перевести тему, но у меня уже не было сил участвовать в разговоре. Я посидела молча минут десять, успокаиваясь и беря себя в руки, и только после этого повернулась к Элион, которая, судя по всему, тоже не была настроена на болтовню — она, конечно, отвечала подругам, но делала это вяло и неохотно, а под глазами кузины залегли темные круги от усталости и расстройства.
— Уже поздно. Пойдем домой? — предложила я, мягко улыбнувшись сестре. Она кивнула, и мы натянули свои куртки, а я забрала зонтик Браунов.
— Да, пожалуй, уже пора. Спасибо за все, девочки, мне… Есть, над чем подумать, — вежливо произнесла Элион. Мы принялись прощаться с остальными; кузина обнялась со всеми, а я только с Корнелией, которая подошла ко мне сама. Мне не хотелось смущать стражниц, которых явно впечатлила моя история — и точно не в хорошем смысле.
Возможно, мне не стоило реагировать так бурно, но порой эмоции берут надо мной верх, как бы я ни старалась себя контролировать. Все-таки я тоже человек, пусть и всего наполовину. Да и быть в теле подростка нелегко: ты думаешь, что способна всегда сохранять свой реальный и практически уже пожилой, даже не взрослый, разум, а нестабильный гормональный фон путает все твои планы и превращает тебя в излишне эмоциональное недоразумение.
Мы вышли из ресторана молча, направившись к остановке. Когда мы сели в автобус, Элион коснулась рукой моего плеча, взволнованно глядя на меня.
— Эй, ты в порядке? — негромко спросила кузина, и я улыбнулась ей как можно бодрее, кивнув. Я не врала: мне стало легче.
— Да, думаю, да. Просто усталость накопилась… — я вздохнула, внимательно осмотрев мою маленькую подопечную, выглядевшую совсем изможденной. — Меня больше волнуешь ты. Этот день был слишком щедр на впечатления, — заметила я. Элион согласно кивнула.
— Это уж точно. Все вдруг стало слишком реальным, и я… Черт побери, а вдруг от меня правда ожидают, что я, ну… Прикончу собственного брата? — она со стоном закрыла лицо руками. — Я и раньше не думала, что смогу кого-то убить — я даже лягушек с трудом препарирую, — а после твоего рассказа и подавно! Мира, ну почему все должно быть так сложно? — жалобно протянула Элион.
Я подалась к ней, обхватив руками плечи сестры и позволив ей устроить голову на моем плече, медленно поглаживая ее по светлым волосам, привычно заплетенным в две косы, и тщательно обдумала следующие свои слова, прежде чем произнести их.
— Во-первых, Элион, никто не ждет от тебя
убийства. А если и ждет, то он явно сумасшедший. В конце концов, ты всегда можешь предложить своему брату какие-нибудь переговоры, — особенно если учитывать, что он уже на них настроен. — Во-вторых, сейчас просто слишком много на тебя навалилось. Давай договоримся так: сегодня отдыхаем, а завтра уже будем все обсуждать и тревожиться. Как тебе идея? — я шутливо взъерошила волосы кузины. Она недовольно заворчала на мои действия и ткнула меня в бок пальцем, но я заметила, что на ее лице мелькнула улыбка.
— Ладно, тревожиться завтра так тревожиться завтра. Тем более, утром в школу, я не хочу полночи разговаривать про другие миры и потенциальную войну с родственником, о котором я узнала два дня назад, — буркнула Элион. Я молча кивнула, и мы, обе уставшие и измотанные, почти не разговаривали по дороге домой.
Думаю, я приняла то свое решение еще днем, стоя в Заветном городе и размышляя о том, как я могу помочь детям Метамура, но окончательно оно сформировалось в моей голове после неосторожных слов Ирмы. Пускай это была лишь нелепая глупость и бравада, но она исходила от человека, обладающего достаточной магической силой, чтобы суметь претворить ее в жизнь.
И речь шла не только о Фобосе, но и о других людях тоже. Даже если придерживаться моего изначального мнения, что девочки, которых я знала с их детства, не были злыми, всегда была угроза того, что их могли заколдовать или как-то иначе заставить творить плохие дела.
Я хотела безопасности для себя и Элион, для моей тетушки и лже-Браунов. Я хотела, чтобы Метамур, мой родной мир, прекратил умирать, а дети, живущие в нем, имели право на настоящее детство. Чтобы люди жили, а не выживали. Чтобы кланы арахноми не распадались из-за очередной войны. Чтобы Серебристые Лиственницы вновь украшали собой весь Метамур.
Реакция торговца и его дочери, поведение Фэй, все те неприятные мелочи, что я замечала в повстанцах* — это наталкивало на мысль, что в словах Фобоса правда была не только о предыдущем восстании. И если он действительно не лгал, если не собирался навредить Элион или мне, то я бы скорее поддержала его, чем мятежников.
Я в любом случае рассказала бы все кузине, но Седрик был прав в том, что есть вещи, которые зависят от меня. В моей власти было выбрать,
как преподнести Элион эту историю — и я приняла свое решение.
Поэтому на следующий день, когда мы с Элион привычно сели делать домашнюю работу у нее в комнате, я убедилась — не без помощи пауков, — что никто не шпионит за нами и не подслушивает, и, отложив тетрадку по тригонометрии, коснулась руки сестры, отвлекая ее от сочинения по английскому. Глубоко вздохнув и собравшись с силами, я произнесла:
— Элион, мне нужно тебе кое-что рассказать…
***
Иногда я задумывалась о том, как бы сложилась наша жизнь, если бы я поведала Элион все совсем в другом ключе. Или если бы Элион была более наивной, а стражницы, Калеб, мятежники, кто-либо другой — более убедительными. Если бы я позволила эгоизму и трусости взять верх над всем остальным, если бы Элион не доверяла мне по-настоящему — как бы все смогло обернуться? Было бы хуже или лучше? Поддержала бы я иное решение сестры, чем то, которое она приняла тогда и потом?
Но не в наших силах изменить прошлое. И, пожалуй, оглядываясь назад, на тот момент я бы не стала ничего менять: все могло бы закончиться гораздо хуже, чем случилось на деле.
— Ты уверена в этом? — в последний раз спросила ее я, чтобы убедиться наверняка.
— Да, — твердо произнесла Элион. — Я уверена.
Она прикусила губу, продолжая крутить в пальцах ручку, которой еще пару часов назад писала сочинение, и подняла на меня спокойный взгляд голубых глаз, казавшихся сейчас такими взрослыми.
— Я хочу
встретиться со своим братом.
