*То же время*
Дорогой, мистер Грегори Стрептикс Пишу это письмо с целью прояснить сложившуюся ситуацию. Показания детей являются правдой, не смею отрицать. Но Файлин ценна для меня как сестра и никаких противозаконных действий к ней, не совершалось. Экспертиза в данной ситуации не нужна, достаточно результатов полиграфа. Вы не так доверчивы и расторопны Грегори, чтобы верить шестилетним детям. Как человек с совершенным душевным здоровьем, ваши обвинения оскорбили меня. Искренне ваш, Клейтон Бернер Звучит так наивно, для взрослого мужчины, но если инциденту дали огласку значит, какие-то улики все же были, так ведь? Нельзя же просто так направо и налево раскидывать обвинения и не подкреплять их аргументами, это же неправильно, да? Я не уверена, что тут все так чисто, если давались показания детей, коих было, немало смотря по групповой фотографии из детского сада, то и вопросы на полиграфе были соответствующие. Но нельзя же идеально пройти полиграф, при таком количестве свидетелей. — Он был проплачен. Покрывшись холодным потом и скрывая свой страх, от столь неожиданной речи, я лишь медленно повернулась к источнику шума. Лин Амберс, ростом под два метра и черными, прожигающими как огонь глазами, смотрела на меня собственной персоной. Я очень любила её, но в такие моменты как говориться, хочется провалиться сквозь землю. Может мы так бы и простояли минут десять, смотря друг другу в глаза, а то и больше, но к несчастью из конверта выпала бумажка. Вовремя! Очень-очень вовремя! Конечно, упавший клочок попал в поле зрения Амберс, а также и место, откуда он выпал. Выражение азиатки изменилось с гневного на жалостливое, хотя в глазах все ещё пылал огонёк. Медленно протянув бумажку, Лин поспешила уйти. Она точно знала то, что мне только предстояло узнать, или скорее правильней сказать, вспомнить всё произошедшее. Последовав примеру Лин, я решила пойти в свою комнату, чтобы не наткнуться на кого-то похуже, отца например. Конечно, без шума задвинут тот ужасный комод, не получилось, но всё же, никто ничего не услышал. Такая тёмная и мрачная комната, непонятно почему в ней всего одно окно, и то закрыто бордовой шторой с орнаментом каких-то стрел. Хотя такая обстановка наоборот, симпатизирует намного больше, особенно обладателям такой же бледной кожи как и у меня. Включив неяркую настольную лампу, которая немного освещала письменный стол холодным белым светом, я начала разворачивать свёрток. Пожелтевшая от времени бумага, по надёжности напоминала хрупкое крыло бабочки, да и пальцы пачкает также. Ну конечно, одиннадцать лет прошло. Милой Фай Привет моё солнышко, не знаю, когда ты сможешь прочитать это письмо, но надеюсь не очень скоро. Я постарался запрятать его как можно лучше, если же его все-таки нашли, то либо тюрьма мой дом, либо Амстердам, думаю ты видела старый адрес. Тебе будет противно слышать все эти слова, но твои изумрудные глаза ни в коем случае не должны пропускать хоть одну малейшую каплю прекрасных слёз. Это грех любить дитя, что чище всех своих сверстников и прекрасней самой Афродиты. Ты можешь считать себя самой страшной как душевно, так и внешне, но моя муза имеет лишь один вид, который можно узреть перед зеркалом лишь в тот момент, когда перед ним твоё маленькое, бледное хрупкое тельце. Считай меня извращенцем и извергом, но я воспользовался твоей невинной розой. Карай, убивай снова и снова в своих мыслях моя милая, а судьба зла, не оставит душу в упокоении, и мы снова сойдёмся в прикосновении. Искренне твой, Клейтон Бернер Резко всё тело опьянело, включая режим нетрезвой походки и расплывчатых изображений перед глазами. Воспользовался? Невинностью? Какая же ты тварь, Клейтон! Тварь! Тварь! Как же жжет внизу живота, а в мыслях тысяча ножей проходящих насквозь таз, которые вызывают мгновенный паралич всего тела, но это всего лишь разум, чьи попытки очистится от ужасающих воспоминаний, не увенчались успехом. — Я не хотела! Срываясь почти на крик, смешанный с плачем, просто пытаясь хоть как-то выразить все оттенки опустошения. Я не понимаю, что делаю сейчас… Вазы, картины, стол и многие другие вещи попали под мою руку, а что на душе? Грязь. Самая отвратительна грязь, которая могла бы существовать, хуже дёгтя. В двери стучат родители или Амберсы, но плевать так-то. Они все лгуны, лживые суки! — Почему вы молчали, что мешало рассказать мне раньше! Это был вопрос, на который мне хотелось услышать один ответ — все это долгая шутка, Фай. Слёзы настолько сильно заполняли глаза, что ничего кроме пелены смешанных цветов не было видно, моя любимая яркая лампа, так сияла… Белым и холодным светом…***
Проснуться по зову тела, как мы обычно просыпаемся по режиму. Вдохнуть первый раз за день осознано, а не автоматом, но вокруг все странное. Огромные синие деревья, чьи стволы были короче, чем корни… Корни такие необычные, они все тянуться вглубь леса. Но как тут появился лес? Все же было чисто, и только эти неземные деревья. Чем больше я думала, тем дальше был свет. Белый и холодный свет, как у моей лампы, как у его лица… Меня что-то обвивало, такое острое и шершавое, чем-то похожее на ветви терновника. Ноги чернели и покрывались чёрными бутонами, но ощущений от этого было никакого. Просто и медленно, все тело стало похоже на чёрную статую, полностью усыпанную раскрывшимися розами того же цвета. Странное чувство, было так тепло и уютно… Феерично, словно я превращалась в пену или воду. Вдруг, ветви, что были вокруг меня, стали сжиматься. Боль была ощутима и реальна, с каждой секундой цепи из плюща все больше сплющивали тело. Когда пик был, достигнут, внезапно, в кожу вцепились шипы. Адский ужас, мне было страшно, не больно, а страшно. Ветви не давали и попытки не то, что выбраться, но и просто шевельнуться. Слезы медленно текли вниз, но это не сказка, и они не помогут, не исцелят. Знакомое свечение, было видно за пеленой темноты. Оно было все ближе и ближе, а ветви становились слабее, шипы выходил из кожи, чернь медленно слезала с кожи. И ласковый мужской голос зазывал к себе, все ближе и ближе. Такое тёплое… Файлин, Фай.***
— Стрептикс, твою мать! Только не говори, что ты подохла или залетела. Надо мной сидела Мариша, она крепко сжимала мои плечи и оставляла царапины ногтями. Хоть словами и эмоциями её волнения не особо видны, но лишь по этому маленькому жесту, все было понятно. Честно сказать, сейчас хотелось посмеяться. Ирокез Мар-Мар распался, из-за нехватки геля или лака, и теперь одна сторона лица, была наполовину прикрыта чёрными волосами. Если честно, то в данный момент это казалось чем-то предельно милым и даже забавным. — Фай! Слава богу… — Когда ты успела поверить в бога? — С язвой в голосе, сказала я. Готичная девушка оттолкнула меня, смеясь и махая руками. Казалось, будто всё уже в прошлом и ничего плохого не должно произойти, но родители или Амберсы, всё ещё стучались в дверь. Уже скривив лицо, предчувствуя как я буду выдумывать оправдание, Мариша прервала мои мысли и подбежала к окну. Конечно, брови от удивления выгнулись, но девушка лишь кивнула в сторону «выхода», приглашая прыгнуть вместе с ней. Вчера или неделю назад, я конечно не согласилась бы… Во всём виноваты обстоятельства!***
— Как же хорошо, что у вас есть столь прекрасный козырёк. — Да… Сама не нарадуюсь. Мы шли по лесу, не такому мрачному, а по простому лесу. Хотя, наверное, нам он не кажется страшным от привычки гулять тут постоянно. Вокруг были ели и ещё какие-то деревья, у меня по географии и биологии натянутая четыре, я знаю только, что каштан можно есть. Поэтому, чаще всего о всей растительности леса, рассказывает Мариша, а мне просто приятно слушать её увлеченные рассказы о подцарстве Дуба, Клёна или жабы… — Может, ты расскажешь о том, что у тебя происходит? — В более весёлой манере, чем я ожидала, задала вопрос Мар. Я постаралась передать как можно больше эмоций и красок, пока рассказывала о недавнем открытие своего прошлого. Изначально, готичка смотрела с удивлением, будто у её лучшей подруги белая горячка. Но по ходу продолжения рассказа, серьёзность всё больше проявлялась на бледном лице. — Ну что ж. — На выдохе произнесла Мар. — Давай надерём этому хрычу зад!