— Тише, тише… — обнимая и гладя по спине Настю, приговаривала женщина. Первая ревела, что есть мочи в подушку, крепко сжимая её, изредка поднимая голову, чтобы тётя Оля дала ей ложку с мороженым. И опять рыдала, не объясняя причин. Когда рыдание перешло в всхлипы со вздрагивающими плечами, женщина подняла её за подбородок и попросила пересказать, что у них там случилось, откладывая съеденное ведёрко фисташкового мороженого в сторону. Дала салфетку, чтобы убрать солёные слезы с глаз.
— Успокойся, всё хорошо… Тише… Тише… — девушка почти перестала плакать и успокоилась.
Дверь тихо открылась, и рука дяди Миши просунула в спальню новую упаковку мороженого с двумя чистыми ложками.
Молча кивнув в знак благодарности, Ольга забрала мороженое на кровать, открывая его.
— У вас что-то серьёзное случилось?
Настя кивнула и спросила:
— Кем вы являетесь для Леви? — вздохнула и легла женщине на колени.
— Ох, Настя. Я его воспитала, — сказала Оля, поглаживая волосы Аси.
— То есть он — Ваш ребенок? — непонимающе посмотрела.
— Нет, — улыбается, — Мы с Мишей нашли его на пороге дома. Он был ещё совсем маленьким, и не побоюсь этого слова — уродливым… Ел не в себя, даже деньги воровал. Но возвращал. На вопросы сколько ему лет не отвечал — не знал или боялся. Но позже рассказал. Когда был чуть старше, лет пятнадцать-семнадцать, каждый день с ссадинами приходил — дрался. Но, как это обычно бывает, с возрастом все гадкие утята становятся прекрасными лебедями… — закончила Ольга свой небольшой, но такой полезный для Ромашковой рассказ.
— А если я расскажу… Вы не перестанете любить его? Не откажетесь от него?
— Нет, конечно. Рассказывай, Ась.
— Ну… Мы не встречаемся! — шёпотом воскликнула девушка.
— Я это сразу и поняла. Не переживай насчёт этого.
— Как?
— Вы ещё стесняетесь друг друга. Ты, когда на него смотришь, изрядно краснеешь, как помидор на грядке.
— Вы злитесь?
— Безусловно. Но я не злюсь на тебя. Только на него. Он заставил тебя согласиться?
— Да, — почти плача произнесла Ромашкова.
— Расскажи. Будешь ещё мороженое?
Блондинка кивнула, приподнялась и выровнялась на кровати, беря ложку и набирая ею фисташковое мороженое. Настя рассказала всё, что случилось с ней за эти три дня.
— А потом он… Сказал, что уволит меня, если я расскажу Вам правду. Поэтому я сейчас безработная, — подбородок дрожит, а глаза опять красные.
— Пусть только уволит! — злостно проговорила Ольга Николаевна.
— Мне так стыдно перед Вами… Вы меня возненавидите, да? — плачет.
— Успокойся. Девка ты то хорошая, — она обняла её. — Было бы неплохо повторить, но уже без слёз. Ты как?
Настя посмотрела на её доброе, улыбающееся лицо и засмеялась от переполняющих эмоций.
— Вы мне на время заменили маму… — шёпотом утвердила Ромашкова.
— Разве это плохо? У тебя же с семьёй никогда не клеились хорошие отношения.
— Да… Поэтому я с бабушкой жила, — грустно улыбнулась голубоглазая. — Я ходила и на вокал, и на рисование, и борьбу, и даже на танцы! Бабушка пыталась отвлечь меня от недостатка внимания родителей. И у неё это получилось! — воскликнула девчонка. — А родители часто ко мне никогда не приезжали. Видела их всего два раза в год. Они оставляли крупную сумму денег на столе, говорили о чём-то с бабушкой и уходили, не здороваясь со мной. Просто смотрели на меня жалостливыми глазами, когда я стояла в дверном проёме в спальне, и уходили из квартиры. Мне было обидно.
— Значит, у них были на это свои причины. Хоть и адекватных причин я не вижу.
— Хочу пойти к нему и рассказать о том, что я вам уже обо всём проболталась… Но боюсь.
— Пойди. Он тебя не тронет.
— Разве?
— Давай. Не бойся, пойди и выскажи ему всё, о чём ты думаешь.
— Хорошо, — Настя уж было собралась встась с кровати, как тут в дверь в спальню вваливается Леви с бокалом пойла и, не обращая внимания на Настю и Олю, осушает ёмкость и ставит её на стол, где когда-то стояло мороженое. Садится вальяжно на стул и смотрит на Ромашкову с таким презрением…
— Ты опять пил? — тихо спросила Ольга Николаевна, которая ненавидела, когда кто-то напивался без причины.
— Да, и что? — глаза горят, как огоньки.
— Ты прекрасно знаешь, как я ненавижу, когда кто-то…
— Замолчи! — перебил её Аккерман. — Настя!
Девушка испуганно сдавила коленки руками и не решалась посмотреть на своего начальника.
— На меня посмотри, — она ещё сильнее их сжала. — На меня смотри! — брюнет едва заметно повысил голос, заставляя девушку дрожать. — Я щас сам подойду! — Аккерман встал с кресла и собрался уже подойти к растерявшейся Ромашковой, которая пряталась за Олей.
— Леви! Отойди от неё! Что ты хочешь?
— Оль, отойди.
— Нет, не трогай её. Успокойся.
Парень тихо цокнул языком, наклонился и взял брыкающуюся Настю на руки, вынося из комнаты. Девушка испуганно говорила: «Отпусти меня!» и била его по спине. Тётя Оля не успела вскочить с кровати, как Леви вынес блондинку из комнаты, закрывая дверь.
— Отпусти! Козёл! Ты пьяный, я тебя боюсь! — всё усерднее пытаясь вырваться, выкрикивала Ромашкова.
— Дура, заткнись! — поставил на пол и развернул к себе, закрывая её рот рукой. — Никакой я не пьяный! Сух, как лист, а в стакане кола была, — сделал короткий выдох в лицо Насте, из-за чего вторая, неверя, зажмурила глаза, думая что щас будет вонять алкоголем… Но нет. Он действительно не пил.
Посмотрев на него заплаканными глазами, девушка несильно прикусила кончик его пальца, который оказался неподалёку от её рта, заставляя убрать руку оттуда.
— Ты хоть понимаешь, до какого Кондратия довёл меня? Да у меня руки трусятся! — она продемонстрировала ему свои нервно трясущиеся руки. — Значит так…
— Собирайся, я отвезу тебя домой.
— Не перебивай! С этого момента ты для меня не более чем директор, а я для тебя просто сотрудница. Я буду звать тебя на вы и…
— Хамить? Это у тебя хорошо получается.
— Нет! Костюм я верну после химчистки, а сейчас, пожалуйста… Никому не рассказывай, что было между нами этой ночью и утром. Я тебя очень прошу!
— Я об этом должен был трепать на каждом углу?
— Мало ли…
— Насть, бери сумку, и пойдем, я отвезу тебя домой. Пока я добрый.
— А тёте Оле я что скажу? Ты же «пьяный»!
— Скажи, что такси вызвал.
— Тебе надо, ты и говори… — Настя посмотрела куда-то вниз, а Леви закатил глаза и постучал в дверь. Когда крикнули: «Входите!», он открыл дверь и сказал:
— Мы уезжаем! — делает вид, что пьяный.
— Стоять! Настя никуда не пойдет с таким алкашом!
— Тёть Оль, мы такси вызвали, оно уже приехало, — заглянула в дверь Настя.
— Узнаю, что с ней что-то случится — убью. Леви, ты меня понял?
— Понял, — икнул.
— До свидания! — попрощалась Ромашкова.
— Аккуратней там!
***
Всю дорогу Аккерман молчал, не желая начинать разговор. Настя поддержала эту идею и молча смотрела на мелькающие за окном поля и деревья. Девушка заснула, погружаясь в царство Морфея…
Проснулась оттого, что властный голос парня разбудил её:
— Вставай. Приехали.
— Спасибо, что довёз, — Настя повернулась и дёрнула ручку двери, но та не открылась. — Открой…те, — забыв что надо звать на Вы, добавила девушка. Щёлкнула дверь. — Спасибо. До свидания. В среду принесу костюм.
— Не надо. Считай, это мой подарок.
— Мне не нужны такие дорогие подарки. И молчите насчёт нашего времяпровождения ночью и утром, — хлопнула дверь автомобиля.
Быстро дойдя до подъезда, блондинка нашарила в сумке ключи от домофона и быстро прошла в подъезд, не оглядываясь на всё ещё стоящую сзади машину.
***
Аккерман быстро заехал в магазин и купил продукты, которые попросила Лена, и поехал к ней. Дёмина всегда тепло его встречала и не только она. Её муж, Иван, тоже был уже дома, но сейчас Леви было не до мужских бесед. Надо было обсудить, как поступить с Настей и как себя с ней вести. Может он что-то делал неправильно? Это и надо спросить, посоветовавшись с Леной, которая знала Настю, хоть и один день…
***
— Как-то так… — завершил свой длинный пересказ парень.
Выдохнув и закрыв глаза, Дёмина съехала вниз по креслу, оставляя свою блондинистую копну волос на спинке кресла.
— Так ты влюбился, да? — спросила Лена, смотря на настенные часы.
— Да.
— Боже, где тот Леви, который хамит всем, а не влюбляется? — тихо прошептала девушка, но брюнет всё равно услышал.
— Ушёл. Вышел за хлебом три дня назад и не вернулся.
— Поисковые работы начинали? — с усмешкой спросила Лена.
— Нет.
— Жаль.
— Лен, что мне делать?
— Ты на время должен её забыть. Девочкам нравится, когда с ними пожёстче… ну, ты понял. Хами ей. Хами всем. Даже мне и Ване. Если влюбился ты, это не значит, что и она тебя сразу же полюбит. А ты со своими поцелуями всё наоборот испортил, — грустно выдохнула Лена.
— А если она не влюбится?
— Значит, просто надо будет забыть её. Жди от неё первого шага.
— Ладно.
— Не делай ей больше ни-че-го. Просто игнорируй.
— Понял.
— Почему именно она?
— Я не знаю.
— Ну может… — Лена задумалась. — Может она ведёт себя по-особенному? Или черты лица?
— Она спит, как котёнок. Хмурится по-детски во сне, а в жизни нет, — пьёт чай.
— Это тебя и зацепило?
— Нет. Хамло она, вот и всё.
Лена тихо засмеялась.
— Привык, что тебя все боятся и не то что хамить, а говорить с тобой не будут из-за страха. А она не боится тебя и может тебе хамить. Вот это задело, да? — Дёмина уже откровенно улыбалась во все свои тридцать два зуба.
— Я ещё сам не понял.
— А у тебя язык не поворачивается ей хамить… — добавила девушка и стала внимательно наблюдать за эмоциями на лице Аккермана. Парень водил пальцем по краю кружки, вырисовывая особенные нечитаемые узоры, хмуря брови. — Так я и думала. Не проявляй своей инициативы, пока она сама тебе не напишет, к примеру.
Телефон брюнета не вовремя вздрогнул, оповещая о новом уведомлении. Перевернув смартфон экраном вверх, Леви обнаружил, что пришло сообщение на почту, на которую писали редко, но по существу. Проигнорировать нельзя.
«Привет, Лен, это я — Настя. Не могла бы ты мне привезти что-то против отравления? Кажется, я сильно отправилась и не смогу добежать до ближайшей аптеки. Заранее спасибо! Вот адрес…»
— Чего ты так потускнел? — спросила Лена, отпивая глоток крепко заваренного чая.
— Я, уже оказывается, Лена, — перевернул телефон подруге, чтобы она прочитала.
— Ну так вези ей.
— Ну она же тебя попросила…
— А написала тебе. Просто отвези ей это средство и едь домой.
— Но…
— Никаких но! Представь, как ей сейчас плохо!
