***
Галина вернулась в дом с телефоном в руках и увидела мужа, который смотрел новости с хмурым выражением лица. — Катя звонила, — сообщила брюнетка, садясь на диван. — Передавала тебе привет. — Как она? Не собирается возвращаться? — полюбопытствовал мужчина, выключая телевизор. Женщина отрицательно покачала головой. — Нет. Я думаю, это даже к лучшему. Время — лучший лекарь. — Кому как, — не согласился Панас. — На днях видел в ресторане Червинского. Знакомые говорили, что он очень часто в городе бывает. — Интересно, почему это? — нахмурилась женщина. — Какие у него могут быть дела? Панас ничего не ответил, поцеловал жену в щеку и отправился на работу, в ресторан, который им с Екатериной удалось отвоевать.***
Молодая женщина, держа в руках туфли, шла по песчаному берегу. Налетевший ветер игрался с подолом легкого платья и волосами, которые она впервые за последнее время распустила. Солнце играло своими лучами, бросая блики на воду. Катерина подняла голову вверх и улыбнулась краешком губ. Спокойствие. Впервые за долгое время. Её душа была спокойна, но боль никуда не ушла. Она просто спряталась где-то глубоко-глубоко и останется с ней до самой смерти, как воспоминания о том, что жизнь — это отнюдь не вечный праздник. Это боль, слезы и ненависть. Только сейчас она поняла, что именно это чувство неизменно находилось рядом с ней столько долгих лет. Именно ненависть породила месть и смерть. Именно ненависть и чувство собственности, как ураган, уничтожила все. Уничтожила оно и ее, оставляя страх, от которого она желала спрятаться. Она выгорела. Как внешне, так и внутренне. Здесь, возле морского побережья, вдали от людей и суеты, у неё было много времени, чтобы переосмыслить жизнь и её ценности. Прежней Китти не было. Теперь не было. И умерла она не тогда, когда сказала да у алтаря Алексею. Она умерла намного позже. Когда узнала то, что желала никогда не знать. Теперь ей предстояло научиться жить сначала, но сумеет ли она? Куда ей теперь возвращаться, а главное, к кому? На этом свете больше никого нет, кому она была дорога. Сердце предательски екнуло в груди, словно напоминая о том, о чем она так упорно пыталась забыть. Григорий… Внезапная первая и последняя любовь. Любовь, которая была обречена на страдания. Любовь, которая принесла муки и ему тоже. Любовь, которую она хотела построить на несчастье другой, не имела и не могла иметь права на жизнь. Вербицкая направилась дальше, глядя на рыбаков, которые причалили к берегу и теперь делили свой улов. Кажется, их ничего не печалило. У них не было никаких проблем или сомнений. Услышав трель мобильного, который находился в маленькой сумке, Катерина вынырнула из своих воспоминаний и нахмурилась. Кто мог ей звонить, кроме Галины или Панаса? — Слушаю, — произнесла Китти, все же принимая вызов. — Говорите. — … — Когда это случилось? — … — Хорошо, я приеду. Да, до встречи! — устало отозвалась Вербицкая, отключаясь.***
Александр Васильевич сделал глоток горячего зелёного чая, пристально наблюдая за женщиной, которая сидела напротив и, обхватив чашку двумя руками, пила чай. Смешная. Даже слишком простая. Именно это тогда ему и не понравилось в женщине, которую избрал его сын. Елена была из простой семьи. Не имела богатых родственников, больших денег, шикарных машин. У неё не было ни кола, ни двора. Приезжая, у которой были одни лишь мечты, а на одних мечтах далеко не уйдёшь. Если бы он тогда знал, как он ошибается, то может быть не совершил бы ошибки, которая поссорила его с сыном. Сейчас все было совершенно не так, как он себя представлял. Елена была успешной женщиной. Работала в престижной фирме, ездила на довольно приличном автомобиле. Со вкусом одевалась. От провинциальной девчонки, которой он буквально приказывал оставить его сына в покое и исчезнуть, не осталось и следа. — Александр Васильевич, я очень удивлена увидеть Вас спустя столько лет, — нарушила тишину блондинка, глядя на часы. Обед подходил к концу, и ей нужно было возвращаться на работу. — О чем Вы хотели поговорить? Дорошенко кашлянул. — Елена Александровна, я хотел прежде всего попросить прощения за то, что тогда позволил себе Вам такого наговорить. Она улыбнулась довольно знакомой Александру улыбкой. Этот разговор явно был лишним, да и прощения этого человека — уже мало что изменять. Раны её души давно уже затянулись, а чувства к его сыну. Прошли? — Александр Васильевич, не нужно, — промолвила она, нервно поправляя волосы. — Кто старое помянет. — Вы не понимаете меня, Елена Александровна, — мягко возразил мужчина. — Для человека, который потерял дочь, а теперь может потерять ещё и сына, прощение теперь как благодать. На моей душе достаточно грехов. Хочу один из них исправить, если ещё не поздно. — Потерять сына? — переспросила Елена, поднимая на бизнесмена печальные глаза. — С Николя что-то произошло? — Слава Богу, нет, — успокоил Дорошенко женщину. — Мой сын собирается покинуть город. Хочет уехать. Я рассказал ему о том, что произошло много лет назад, — мужчина замолчал, собираясь с духом. — Я думал, что Вы с ним виделись? Елена молча кивнула, сдерживая подступивший комок. — Елена Александровна, я понимаю, что после всего не имею права ни о чем Вас просить, а тем более требовать, но если в Вашей душе и сердце есть хоть какие-то чувства к моему сыну, то скажите ему об этом пока не поздно. Если у него и есть смысл оставаться в этом городе, то этот смысл Вы, Елена, — Александр замолчал, а потом расплатился по счету и ушёл. Теперь решение должна принять она, а ему останется только смириться с ним ради сына. Единственного сына.***
Григорий и Фарьянов гуляли парком, решив обсудить довольно важные вопросы вне стен офиса. Владлен Витальевич был очень удивлён просьбой Григория, но ничего возразить не мог. В конце концов, все было законно, да и в репутации этого человека он нисколько не сомневался. И дело, которое затевал этот не по годам рассудительный человек, было благим, так что не помочь ему было бы верхом цинизма. Поэтому обсудив ближайшие планы, Владлен направился к автомобилю, поздоровавшись с седовласым мужчиной, который шёл к Григорию, держа за руку пятилетнего мальчика. — Папа, — Пётр забрался к отцу на руки, а тот прижал его к себе и поцеловал. — Привет, мой хороший, — Григорий поправил воротник сыну и поставил его на землю, глядя на отца. — Это был Фарьянов? — Пётр провел взглядом отъезжающий автомобиль. — Он самый, — кивнул брюнет, а потом обратился к сыну. — Петька, беги поиграй. Мальчик убежал на детскую площадку, а отец и сын Червинский медленно зашагали по аллее. — Лариса ждёт ребёнка. Это утверждение из уст сына вогнало в ступор Петра. Мужчина не знал, что сказать. Григорий усмехнулся и продолжил: — Не нужно из этого делать тайну, папа. Я рад за тебя. Правда. — И ты на меня больше не держишь зла? — на всякий случай уточнил Пётр Иванович. Григорий отрицательно покачал головой, глядя на сына, который качался на качелях. — Нет. Последние события заставили меня переосмыслить некоторые моменты, — усмехнулся он. — Нужно научиться жить с тем, что есть. Научиться прощать. Вот я, кажется, научился. — А как же любовь? С ней как думаешь поступать? Григорий неопределённо повёл плечами. — В моей жизни было всего лишь две женщины, и каждую из них я любил по своему и потерял. Возврата назад нет, папа. Слишком много ошибок потеряно, слишком много ран нанесено. — Но все ещё можно вернуть, если действительно любишь. А если нет, то что же это за любовь такая? Григорий промолчал.***
Николя собрал последний чемодан и вынес его в коридор, где на тумбочке возле зеркала лежал билет на ночной поезд, до которого осталось меньше трех часов. Нужно было срочно выезжать, чтобы не попасть в пробку. Мужчина застегнул молнию и, обведя взглядом помещение, взял в руки чемодан и, открыв дверь, замер. Перед ним стояла Елена Коренева.