О чем думает человек, когда его дни сочтены? Жалеет, что прожил свою жизнь совсем не так, как хотел? Сожалеет о том, что ни одна из его мечт не сбылась? Она находилась в шаге от смерти и не знала, какой из дней проведённых в стерильно белой палате станет для неё последним, но не о чем не жалела. Выросшая в нищете, взрослая жизнь казалась раем, но все оказалось намного хуже. Погоня за счастливой и богатой жизнью не принесла ничего хорошего. За несколько месяцев счастья с человеком, который казался ей самым лучшим, ей пришлось заплатить своим здоровьем. Но жалости к себе у неё не было. Хотела лишь одного: увидеть, какой вырастет дочь, но с болью в сердце понимала, что даже это последнее желание никогда не осуществится. Женщина облизнула пересохшие губы и посмотрела в окно, в которое проникал солнечный свет. Она не ценила свою жизнь, и в итоге она подходит к завершению, но взамен останется она. Маленький комочек счастья, который с самого рождения обречён на скитания и клеймо сироты. Услышав, как отворилась входная дверь, брюнетка не спешила поворачивать голову и так зная, кто там пришёл. Наконец, когда молчание в палате стало слишком тягостным, Шефер повернула голову и увидела Катерину, в глазах которой было ни то жалость, ни то презрение. Да, сейчас ей было совершенно все равно, какие чувства обладают в душе бывшей жены Косача. Не в её положении сейчас жалеть Катерину. Странно, но теперь у неё даже ненависти к ней не было. Хотя, как только начинался их роман с Косачем, она желала придушить мерзкую жену, чтобы он принадлежал только ей и больше никому. Глупые, наивные мечты. Иллюзия любви, которая слишком быстро рухнула.
— Здравствуй, Катерина. Видишь, какой я стала? — её голос был слабый. Под глазами залегли тени, а цвет кожи был мертвенно бледный. — Даже железные стервы, как показывает практика, не вечны, — она усмехнулась.
Катерина ничего не ответила, поражённая видом Лидии Шефер, женщины, которая совсем ещё недавно желала мести и которая своего добилась, сдав Косача правосудию. Она видела Лидию в день суда мельком. Тогда это была женщина, полная жизни и красоты. Как потом рассказал Китти следователь, именно бывшая любовница рассказала следствию о всех известных ей злодеяниях своего ухажера, и тогда Катерина поняла, что значили её слова о месте. Преданная и униженная женщина способна на все. Теперь Косач был за решёткой, но счастья это Лидии принесло мало. Беременность протекала с осложнениями, роды были тяжёлые, и результат Катерина сейчас видела воочию. Жизнь медленно покидала Шефер, оставляя лишь оболочку.
— Не нужно так говорить, — попросила Катя, сжимая ремешок сумочки. — Медицина сейчас все может. Вы встанете на ноги, будете растить дочь и забудете все, как страшный сон.
— Катерина, я врач и все о себе знаю. Чудеса бывают только в сказках. Я не для этого просила тебя прийти, — произнесла Лидия, чуть приподнявшись на подушке. — У моей дочери никого нет. Её отец за решёткой, и я надеюсь, что он ещё не скоро выйдет оттуда, а я, — брюнетка замолчала, собираясь с духом. — Её ждёт дом малютки. Катерина, я не хочу такой участи для своей дочери.
Катерина смотрела на Шефер, не очень понимая смысл всего этого разговора, но уйти не могла.
— На этом свете нет человека, который сможет о ней позаботиться, кроме тебя, — Лидия неожиданно взяла Катю за руку, и Вербицкая поежилась. — Прошу тебя, слышишь, всем святым тебя прошу, позаботься о моей дочери, не допусти, чтобы она попала в детский дом. Замени ей отца и мать.
— Я не, — Катерина отошла на шаг назад и отрицательно покачала головой. Согласиться на эту просьбу она не могла. Да и зачем ей соглашаться, если Лидия выздоровеет? Должна! Ради своего ребёнка!
— Пообещай! — как мантру повторила брюнетка, бледная пуще прежнего. Было видно, что разговор отнимает у неё последние силы.
Катерина позвала врача и теперь с ужасом наблюдала за всеми его действиями. Когда доктор отошёл от кровати, Китти увидела его печальный взгляд.
— Пообещай мне! Слышишь, дай слово.
Вербицкая подошла к Лидии и, взяв ее руку в свою, чуть сжала и произнесла, не обращая внимания на слезы, которые текли по щеках:
— Обещаю. Даю тебе слово, что буду любить твою девочку, словно свою родную дочь, и расскажу о тебе только хорошее!
Но Шефер этого уже не слышала. Она ушла, оставляя единственную душу, которая будет знать о своей матери только лишь хорошее…
***
— Катерина, ты сумасшедшая, — изрекла Галина, возвращаясь в гостиную и протянув стакан воды Кате, которая сидела на диване. Брюнетка села в кресло и пристально посмотрела на подругу. Заявилась посреди ночи, да ещё такое говорит, что Галине сложно принять все это. Пилипенко мотнула головой и снова воззрилась на лучшую подругу.
— Кать, ты же сейчас пошутила? О ребенке, удочерении?
Катерина отрицательно покачала головой.
— Нет, Галь. Я действительно хочу удочерить эту малышку. Она совершенно одна, и я дала её матери обещание.
Галина фыркнула.
— Катя, мало ли что и кому ты обещала. Только отец этой девочки, на минутку, убийца, который ради своей выгоды ничего не щадил, а её мать, прости меня Господь, ещё та стерва была.
— Но благодаря её показаниям Косач находится там, где должен был быть уже давно, — возразила Катерина. — Да и потом, какая разница, кто её родители? Я научу её всему тому, чему меня научил мой отец. Научу быть справедливой, мудрой, никогда не отворачиваться от людей, которые нуждаются в помощи. Я удочерю её, Галь. У меня будет смысл жизни.
Галина покачала головой, глядя на Катю, как на умалишённую.
— Ладно, иди отдохни. Я постелила тебе в комнате.
Вербицкая поднялась, а потом обернулась:
— Кстати, её зовут Лада. Лидия успела дать своей дочери имя.
Брюнетка ничего не ответила, провожая свою подругу взглядом.
***
Ее разбудил аромат кофе, который разносился по всему дому. Потянувшись и едва заметно улыбнувшись, женщина провела рукой по второй половине кровати, которая была пустая, она накинула на себя мужскую рубашку, которая была так небрежно брошенная на кресло возле окна, и направилась в сторону кухни, ступая босыми ногами по полу. Он стоял возле плиты, повернувшись к ней спиной, помешивал в турке кофе. Елена тихо подошла к мужчине и обняла его со спины. Дорошенко улыбнулся.
— У меня сейчас кофе убежит, и все мои труды по поводу нашего совместного завтрака пойдут насмарку.
Елена хохотнула, а Николя тем временем выключил плиту и, повернувшись к ней лицом, вновь заключил в объятия.
— Доброе утро, — промолвил он, глядя в глаза, в глубине которых плескалась нежность и любовь.
Дорошенко крепче обнял блондинку, зарываясь в них лицом, вдыхая их аромат.
— Скажи, что это не сон, — пробормотал Николай.
Коренева улыбнулась и, взяв его лицо в ладони, произнесла:
— Если это сон, то самый счастливый из всех моих снов. Мне столько нужно тебе рассказать, — она соприкоснулась своим лбом с его. — Столько всего объяснить.
— У нас много времени впереди, — ответил мужчина, подхватив её на руки и направляясь в сторону спальни.
***
Панас отдавал последние указания официантам по поводу банкета, который должен был состояться через три дня, а из головы у него не выходило то, что ему рассказала супруга утром. Нет, Катерина делала благое дело, вспомнив, как Катя билась за детский дом, который стараниями Косача все же закрыли. Сироты были распределены по другим учреждениям, а Павлина Андреевна ушла на пенсию, но часто звонила Галине и Катерине, за судьбу которой беспокоилась.
— Панас Трофимович, — молодая официанта подошла к Пилипенко, который проверял накладные на продукты. — Пришёл заказчик банкета. Желает с Вами поговорить.
Панас отложил ручку, вышел в зал, где за одним из столиков, изучая меню, сидел Григорий.
— Вы? — удивился мужчина, увидев Червинского.
— Здравствуйте, Панас, — поздоровался Червинский, отложив меню, и жестом указал на стул напротив. — Я хотел бы обсудить кое-что по поводу банкета.
— Я готов Вас выслушать, — кивнул Пилипенко, открывая блокнот. — Но сначала я должен Вам кое-что сказать, хотя до сих пор не понимаю, зачем я это делаю. Катерина вернулась в город. Она здесь в Ольховске.
