Суть колыбельной

Так и так, responsio mortifera*— это значит, что передана ею вера, умереть посланнице Люцифера… только в это не верю сам. И всплывает перед глазами снова — в кандалах, но дух её не закован, и мне мнился венчик цветов терновых на растрёпанных волосах. **** POV: Идон В голове творится что-то непонятное, и я, словно под гипнозом, медленно открываю глаза. Я вижу всё. Вижу всё абсолютно чётко. Перед глазами происходит какое-то мельтешение, картинки сменяются одна за другой, а я всё ещё не могу понять в чём дело. В горле засуха, и я уже даже было потянулся за стаканом воды на тумбочке, но её просто не было там. А может и была, но передо мной резко становится темно и, как мне кажется, я тону в этой темноте безвозвратно. Аккуратные, полностью чёрные глаза смотрят в мои, непонятным образом выделяясь среди общей тьмы. Становится удушающе страшно и мерзко, на что я пытаюсь отвести взгляд, но глаза продолжают пристально смотреть на меня. Я зажмуриваюсь, но образ прорисовывается ещё чётче. Теперь помимо глаз был виден чеширский оскал и маленькие рожки на голове. Чёрт. Реальный чёрт. Я сглатываю, прикрываю лицо руками, лишь бы оно не смотрело на меня, лишь бы не приближалось… Сладкий девчачий голос иглой проникает под кожу, и мне хочется кричать, просить о помощи, но никого нет, только темнота. И только этот взгляд. «… а потом в преисподнюю тебя заберу...» Мне слышится лишь обрывок фразы, ведь до этого я не слушал. Только сейчас я заметил, что шёпот вокруг меня стал больше давить на уши; я пытаюсь хвататься за всё, что только есть, но то самое всё исчезает. И мне хочется исчезнуть вместе с ними, потому что невыносимо страшно находиться с самим дьяволом на тет-а-тет. Какая то иголка входит мне в кожу на руке, и я просыпаюсь с колотящимся сердцем, готовым выскочить из рёбер. — Не дёргайся, успокойся, — я узнал голос одной из медсестёр, которая каждое утро ставила мне капельницу, и попытался утихомирить моё сердцебиение. Это всё сон, это всё сон, это всё сон…. Только спустя время я вскакиваю на месте от осознания того, что это нечто из сна было очень похоже на Хёну, но старательно пытаюсь выбросить этот бред из головы. Да и не было больше времени думать об этом, потому что появляется Хвитэк. На нём совершенно нет лица, он выглядит непривычно спокойным и невыспавшимся, и даже не собирается меня отчитывать. Просто из последних сил охрипшим голосом спрашивает : — Снова она? А я киваю. Ну а что ещё ответить? — Почему? — только и спрашивает он, а я без сомнения отвечаю, потому что я почти никогда не врал брату. Хах, почти. — Она действительно хорошая. Я чувствую себя свободным рядом с ней. — Тебе может стать хуже, ты понимаешь? — он присаживается рядом и берёт мою руку в свою, согревая. — Нет, я не понимаю тебя. Я чувствую себя прекрасно, — я выдираю свою руку из его руки. — Ты ещё ребёнок и не ценишь свое здоровье! — я вижу, как он начинает нервничать, но меня самого немного выбешивает его отношение ко мне. — Я уже давно не ребёнок! Хёна открыла передо мною целый мир, в то время пока ты не выпускал меня даже из дома! Что же мне можешь дать ты, а? На миг я даже пожалел о том, что сказал, глядя на его растерянное лицо, ведь я никогда не проявлял к нему такой агрессии. — Я же забочусь о тебе… Пожалуйста, услышь меня и то, что я… — Мне плевать! — крикнул я в сердцах, но я не жалею. Может, так он поймёт, что я сам знаю, что мне лучше. Тишина между нами слишком затянулась, я даже не смотрел брату в глаза и не мог предположить его реакцию. — Хорошо, я, пожалуй, пойду. Я оставлю фрукты и конфеты здесь, — прошептал он прежде, чем покинуть комнату и оставить меня одного. Что же со мной случилось? Я никогда не грубил брату. Что так влияет на меня? На следующий день мне сделали операцию на глаза, хоть как бы я не препирался. Мне было страшно, но всё вроде обошлось хорошо. Я снова целыми днями лежал с бинтом на глазах и ждал чего-то. Но чего? Может, Хёна снова придёт ко мне и выкинет этот бинт на пол, чтобы снова прокатиться на байке. Или, может, Хвитэк прибежит сломя голову, чтобы порадовать меня вкусностями. Но ничего не происходило. За время, пока я ещё готовился к операции, Хвитэк так и не заговорил со мной нормально. Мы обходились обычным «привет», не более. Будто не было той связи, которая когда-то была между нами. Всё время я будто находился в прострации, минуты тянулись днями, а дни — годами. Только сейчас я почувствовал, что кто-то стягивает с глаз бинт и, как заводная кукла, разлепил глаза. Вечер, тёмная палата без света. Как в том сне. — Мы едем домой, — донёсся до меня голос Хвитэка, скорее чтобы разъяснить ситуацию, нежели поговорить со мной. Вот, кажется, и всё. Он садит меня в такси, переговариваясь у порога больницы с врачами о чём-то, садится рядом со мной и говорит таксисту адрес нашего дома. Всё, я снова буду лежать дома и смотреть в потолок. Я снова буду проводить свою жизнь таким скучным образом, если мне не хватит силы перечить Хвитэку. Нет, надо что-то с этим делать. Уже дома, заботливо укутанный Хвитэком в плед, я думал, как бы встретиться с Хёной. Я мало помнил дорогу к их площадке, но ведь главное — вырваться на улицу, верно? Собравшись с мыслями, я встал с кровати и начал искать в шкафу, что одеть, пока брат был в своей комнате. Мне на глаза попалась какая-то чёрная футболка и джинсы, порванные на коленях. Я и не помнил даже, что у меня такое есть, ведь привык носить всё светлое и белое. Но нужно ведь что-то менять, верно? Видел я, к счастью, хорошо уже, моё состояние улучшалось, и больше я не был похож на живой труп. Когда я уже собирался выходить из комнаты, я заметил сбоку себя запыленное зеркало. Что-то заставило меня подойти и вытереть рукой с него слой пыли. Из крохотного зеркала на меня смотрел кто-то незнакомый мне, я даже испугался. Неужели это я? Во всём чёрном, с открытым взором на ключицы и грязью на них и со стеклянным взглядом. Ох, что же со мной случилось? Разве я похож на пай-мальчика Идона, который и сметь не смел перечить своему брату? Я улыбнулся, зачесал рукой волосы на один бок и наконец отошёл от зеркала. Я прекрасен. Хах, ещё лучше, чем был. Выходя из комнаты, я натыкаюсь на счастливого Хвитэка с корзиной стирки, который при виде меня роняет её на пол и непонятливо смотрит на меня. — Ты куда так собрался? — смеётся он, думая, что я шучу. Конечно, я бы мог шутить так раньше, что я никогда и никуда не уйду без него. Но не сейчас. — Я иду с Хёной, ты можешь не волноваться, — хмыкнул я и, оттолкнув его от себя, уже было направился к двери, но он схватил меня крепко за руку. — Стой, Хеджонни, ты не знаешь, что делаешь! Полежи ещё, отдохни… Ты просто очень сильно устал, ты страдал, ты взвинчен, я всё понимаю, теб… — Не трогай меня! Нам сейчас лучше вообще не видеться, — я грубо выдираю свою руку из его и быстрей бегу к выходу, предварительно громко хлопая дверью. Делаю то, что хочу. Я больше не буду его марионеткой. POV: Хвитэк — Что? Стой, нет! Я кинулся к двери, смахивая скапливающиеся в глазах слёзы, но безуспешно. Дверь уже хлопнула. Слёзы сами покатились по моим щекам. Я плакал много раз, пока Идон лечился, но так больно ещё не было никогда. Теперь грудная клетка и впрямь вот-вот разорвётся, поэтому я от злости царапаю тонкую кожу на запястьях до крови, дабы утихомирить себя. Хотелось рвать и метать, потому что я обещал себе, что справлюсь, я так надеялся, но вся надежда разбилась Идоном мгновенье назад. Я не жалею, что дал ему возможность видеть, но смогу ли я ему хоть как-то ещё помочь? Разве я нужен ему? Разве ему нужны мои неразделённые чувства, моя поддержка, простое желание быть рядом, как раньше? Я ударил себя кулаком по коленям, заставляя прекратить рыдать и подняться, чтобы хотя бы проследить за Идоном, но сил не было. А может, оно и лучше? Я не стану ему сейчас мешать… *** Flashback — Последний завоз, 50 ящиков и можешь идти домой. Зарплата завтра, — услышал я голос позади себя. — Стойте, а можно сегодня? Или хотя бы завтра утром… Мне просто очень срочно нужны деньги, — я обернулся к начальнику лицом и посмотрел молящими глазами на него. — Максимум — после обеда. Ты не какой-то особенный, завтра всем и тебе завтра выдам. Это было последнее, что он сказал в мою сторону и ушёл, а я упал на землю от бессилия. Уже так поздно, мне стоило бы вернуться в больницу и проведать Идона, но совершенно нет времени. За эти несколько дней я сменил уже множество подработок, лишь бы насобирать нужную сумму на ещё одну предстоящую операцию. В тот раз мне помогла Хёна, наверное, ощущая вину передо мной и Идоном, но могу ли я сейчас просить о помощи кого-то ещё? При упоминании Хёны в моей голове я сжал кулаки, потому что именно из-за неё мой мальчик в таком состоянии. Он ещё такой ребёнок, разве он может сам принимать решения, если ничего не смыслит в этом? Сейчас я один пытаюсь вылечить Идона, и даже не знаю, хватит ли моих сил заставить его забыть об этой Хёне. Она сплошная проблема, если не на моём пути, то на пути Идона точно. Я поднимаю ослабшую голову вверх и смотрю на вечернее небо, уже усыпанное несколькими звёздами. Кажется, будто эти звёздочки насмехаются надо мной, тычут пальцем, рассказывая всем остальным, мол: «Смотрите, какой неудачник!» — но я просто слабо улыбаюсь им в ответ. Потому что я могу большее. Я заставляю себя подняться на ватных ногах и продолжить разгружать старый грузовик. Остальные ещё увидят, что я смогу большее. Крикнутое Идоном в сердцах «мне плевать!» выбивает из меня последний воздух на следующий день, и я еле пытаюсь унять дрожь в руках. И даже неизвестно, из-за чего они дрожат: то ли из-за таскания тяжестей почти каждый день до ночи, то ли из-за рвущейся обиды из кровоточащего сердца. Я так старался, так пытался стать для него лучшим, но что же получаю в ответ? Может, я просто не достоин любви? Хах, я хотел, как раньше проводить время с Идоном вместе, есть его любимые вафельные конфеты за каким-то фильмом, быть его опорой и поддержкой. Но, видимо, как раньше уже не будет. *** Кто мне в грудь негаснущий вставил факел? Я рождён был петь, но могу лишь плакать. В моих пальцах рвётся опять струна, А глаза не видят замён и знаков. __________________________________________________ *responsio mortifera – (лат.) ответ, несущий смерть.