bite me

С момента рождения Чанёля Бэкхён надеялся, что будет альфой. Ничего такого, просто он хотел защищать своего маленького племянника. Старший брат часто доверял Бэку маленького Чана, в силу своей занятости на работе. В девять лет Бён уже умел менять подгузники, знал все вкусовые предпочтения своего маленького Чанни — очаровательного карапуза с большими смеющимися глазами. Вся семья умилялась, глядя на дядю и племянника, таких увлечённых друг другом. Чанёль держал его руку и заставлял таскать на себе, зная, какое личико нужно состроить, чтобы добиться от хёна всего, чего он только хотел. Бэкхённи, как называл его младший, просто не представлял своей жизни без племянника, хотя сам не до конца это осознавал. Потихонечку, из года в год, он всё прочнее прикипал к своему маленькому мальчику. Но когда в девятнадцать лет у Бэкхёна началась течка, все его мечты разбились в пух и прах. Родители не могли понять, почему их чадо отказывалось принимать свою природу, а Бэк упрямо молчал, каждый раз уходя в другую комнату. Он и сам не понимал. Не сможет защитить мелкого? Вздор! Омеги бывают и посильнее альф. В двадцать один год омега узнала, что Чанёль — альфа. Пак прибежал к нему внезапно, выбивая почву из-под ног насыщенным ароматом молочного шоколада. Они были истинными. Чанёль не успел понять этого. Он вообще мало что успел понять до того, как его вытолкали из комнаты, говоря что-то типа «круто» и аргументируя свои действия «непомерной домашкой». Вечером Бён позвонил брату, по привычке изливая душу и ничего не скрывая. — Ох, Бэкки, но ты же понимаешь, что вы не будете вместе ? — Ха-ха, — когда-то омега думала поступать на актёрский. — Конечно! В наше время истинность не особо важна. В тот момент Бэкхён понял, что всё кончено.

***

В его коридоре стоял альфа под два метра ростом. Тягучий запах шоколада начинал сквозить в воздухе, заполняя собой грудную клетку Бёна и заставляя сердце с трепетом сжаться. Это больше не был молочный шоколад. Это был самый что ни на есть горький шоколад, в котором процент какао был выше девяноста. От этого сносило крышу. — Ничего не хочешь мне рассказать, дядя?