Волною на берег меня отнесет

      Как же обидно! Они столько времени шли вверх, побывали в мире эльфов, сражались с целым драконом, были в опасной близости к сыновьям Тора, чтобы узнать, что гора не та, не самая высокая, не развеять с нее прах матери.       Ему жалко Мимира, но вместе с тем он удивляет мальчика. Столько зим мучений, каждый день пытки, не шевельнуться даже, лишь терпеть, но старец разговаривает так задорно, живо, нет на лице его отпечатка злобы за заточение или отчаяния, только затаенная усталость в голосе. Он так просто разрешает и просит отрубить его голову, будто предлагает подстрелить зайца на ужин.       Должен быть другой выход. Нельзя так просто убить другого человека. Что, если Ведьма не сумеет оживить голову? Но ветви древа, куда заточен Мимир не поддаются лезвию кинжала, а отец всерьез намерен занести топор над старцем. Мальчик не может смотреть на это, отбегает недалеко, отворачивается, но все равно слышит неприятный хлюпающий звук и удар о землю, передергивается, пытаясь сбросить с плеч ощущение чужой смерти.       Он вспоминает про Йотунхейм, и радость захлестывает его, не верится даже, что смогут побывать у самих великанов. Хоть и дорога далеко не проста, а их зачем-то ищут боги, но они обязательно дойдут. Не могут не дойти.       И только сейчас его словно парализует — они идут к Ведьме. А там она. Что-то в груди замирает на секунду от радости, а руки сами собой принимаются заламывать пальцы от волнения. Мальчик одергивает себя — не должен он забивать голову, такое может плохо кончиться для него и отца, но тут же дает послабление, ведь как можно не думать о новой встрече, при мысли о которой разливается тепло на сердце. Нож девочки будто жжет кожу, он чувствует через одежду, как тот ждет тоже.       В пути до Ведьмы думы мальчика как в тумане, но вот они высаживаются из лодки, до двери считанные шаги, — и их встречает запах трав, полумрак, мерное пламя костра. С травницей все в порядке, а девочки почему-то не видать.       Целительница пугает мальчика. Чем не угодили ей стрелы? Он не может, не хочет сжигать подарок Синдри, но отец велит слушаться, и ему больше ничего не остается. Огонь жадно поглощает наконечник, древко и оперение в считанные секунды, от стрел теперь только воспоминание. Ведьма тут же успокаивается, просит прощения, отдает ему другие стрелы, но осадок присутствует.       Его отвлекает скрип двери, он немедля оборачивается, видя, как в дом протискивается фигурка девочки, что бережно, но цепко держит в руках раненую вырывающуюся птицу. На сгибе ее локтя охапка лечебных трав, и мальчик, позабыв о смятении и трепете перед ней, торопится помочь. Осторожно, чтоб птицу не потревожить, забирает растения и перекладывает на стол. Мальчик мог бы угомонить глупую пичужку, да боялся навредить еще больше.       Ведьма много спрашивает у девочки, и та, на удивление, отвечает. Жестами. Прытко складывает пальцы в фигуры, изображает направление или высоту, показывает на свои глаза, уши. Травница чуть хмурится, кивает и принимается за лекарство. Девочка отходит к полкам, замечает его, светло, приветливо улыбается, немного машет рукой, а он в ответ на грани глупости сияет, как новенькая монета.       Он глубоко вдыхает, будто с воздухом ему передастся немного смелости, пытается шагнуть, ноги не слушаются, но мальчик упрямо движется к цели, на ходу доставая из кармана кинжал. Во время его оправданий разговора, рука то и дело без приказа на то хозяина в неловком движении мнет ремешок на поясе, а глаза бегают по помещению, не смотря на лицо девочки.       Она рада видеть его, внимательно вслушивается в бессвязный монолог, пытается уловить частичку смысла в словах мальчика и все понимает, когда он протягивает нож. Девочка одними губами говорит «Спасибо», и он замирает, вновь попавшись в ловушку ее глаз. Там искры интереса пляшут с отсветами огня, звездочки радости без стеснения открываются его взору, и синий цвет приобретает какую-то свою незримую тайну, что сокрыта от недостойных в вышине ночного неба.       Мальчик, как и поначалу, первым отводит взгляд, решается узнать про язык жестов и сможет ли он ему обучится, ведь очень хочет понимать, что же думает, выражает, передает лишь взглядом девочка. Она показывает на него, на голову и делает жест «говорить». Хотя бы это, но мальчик смог разобрать. И правда, старец же самый умный из живущих и живших, значит, поможет ему, без рук, разве что, будет трудно, но мальчик не отступится.       Со стороны взрослых доносятся голоса, мальчик понимает, что они в доме не просто Ведьмы, а самой богини Фрейи! Отец отчего-то недоволен, забирает Мимира, вешает того за пояс и выходит из дома, грубо зовя мальчика с собой. Он в последний раз смотрит на девочку, что чуть голову к плечу склонила, — и скомкано прощается, еле поспевая за размашистым шагом немного злого отца.       Мальчик не понимает, что же случилось, ведь богиня помогала им, пусть, не говорила, кто она, ну и что теперь? Старец сыплет двусмысленными фразами, на что отец огрызается и затыкает голову одним предложением, как его в начале путешествия. Они садятся в лодку, мальчик пока не осмеливается спросить о жестах, ведь есть проблема серьезнее — Бальдр, бог, что преследует их.       Мимир не сообщает им ничего нового, потому он все-таки интересуется, пытается сделать это как можно невозмутимее, но щеки окрашиваются в розовый, и голова раскусывает его враз. Скулы уже ярко-алого цвета из-за насмешливого взгляда старца и нечитаемого отца. Пытается выразить несогласие, делая самому себе хуже. Мимир уже в открытую смеется, вслух вспоминая себя в его годы, но больше мальчика пугают непроницаемые глаза отца, до этого он мог хотя бы приблизительно сказать, что тот имеет ввиду.       Кажется, значение этого взгляда мальчик никогда не расшифрует. Может, и к лучшему.