I Believe We're The Enemy

Часами позже, когда уже наступил вечер, они остаются всё на том же месте, и впервые за долгое время атмосфера наконец-то перестает быть такой напряженной. Жестяные банки, которые Кобра с Джетом использовали в качестве мишеней, валяются разномастной грудой ошметков среди двух кирпичей — отклеившаяся этикетка слабо развевается на ветру, словно миниатюрный флаг капитуляции посреди безлюдной пустоши. Они вчетвером скучились у транс-эма — Фрэнк сидит, скрестив ноги, на капоте и держит сигарету в руке, Кобра — внутри на пассажирском сиденье, прислонившись к закрытой двери и вытянув свои длинные ноги, рукава его куртки, накинутой сверху, обнимают его за плечи. Джет, рассеянно рисующий что-то по влажной грязи, расположился чуть поодаль, устроившись лицом к остальным. Фрэнк запрокидывает голову и выпускает струйку дыма, наблюдая, как она клубится вверх и растворяется в сухом бледно-сизом небе, раскинувшемся над ними. Сегодня наконец безоблачный день, омраченный лишь мерцанием сигаретного фильтра и паром, который медленно начинает подниматься с мокрой земли. Это трудно увидеть, только если внимательно вглядываться, но дождевая вода испаряется. Наконец-то. Впрочем, это предвещает туман вечером — время от времени Фрэнк подмечает всякую информацию о зонах, и это одна из подобных примет о погоде. Наваливающийся холодный воздух и пар у земли. Низинный туман, проникающий в каждую щель, растекающийся, как вода, и липнущий к нему, как смола. Фрэнк почти видит его — туман притаился у горизонта, словно хищник, ожидающий ночи. Бескрайняя пустыня и грязь простирается насколько хватает глаз и даже дальше, словно ковер или развернутая карта. Асфальтированные дороги и пыльные шоссе, иссохшие кустарники и мертвые деревья. Фрэнк распрямляет ноги, стряхивает пепел с кончика сигареты и скрещивает их снова. Пепел мерцает, опадая на холодный металл, а затем затухает, становясь серым. Нарисованный на капоте паук начинает понемногу исчезать — одной ноги уже наполовину нет, — а стикеры постепенно отклеиваются. Пати всегда был тем, кто украшал машину, — он находил наклейки, журналы и трафареты, которые ему нравились, подбирал их везде, где они останавливались, или обменивал их на какие-то новости или полупустые батареи. Несколько месяцев назад Доктор С. отдал ему стопку рваных журнальных страниц, и Пати ни на что не смотрел, кроме них, всю оставшуюся неделю. Там были детские комиксы, графические романы, почти что все жанры, которые можно себе представить. Уже много воды утекло с тех пор, как Пати с криком будил Фрэнка посреди ночи, размахивая рваными страницами перед его лицом. — Гребанный Бэтмен, Гоул, — восторженно прошипел он, так громко, что можно было мертвого из могилы поднять, не говоря уже о Джете и Кобре. — Это гребанный комикс про Бэтмена, охренеть, чувак, посмотри! Фрэнк сонно потер глаза. — О чем ты, черт возьми, говоришь, Пати? Кто такой нахер Бэтмен? Пати яростно затряс головой, и красные волосы захлестали его по лицу. — Господи, Фрэнк, это комикс про Бэтмена. Я не видел ни одного такого целую вечность. — Здорово, — пробормотал Фрэнк. — Ты сейчас разбудишь ребенка. Фрэнк смог разглядеть маленькую фигурку Бэтмена, который сражался с такими же маленькими Харли Квин и Женщиной Кошкой на бампере машины, в то время как Джокер, злобно хихикая, наблюдал рядом с правой фарой. Пати в течение доброго часа читал ему лекцию об объективизации женских персонажей и сексуализации злодеев, параллельно наклеивая их на капот — он прихватил с собой банку с какой-то субстанцией, похожей на клей, когда они в прошлый раз были у Доктора С. в радиорубке (Фрэнк не знал, для чего вообще Доктору Анти-Смерть нужна была подобная штука, но он надеялся, что не для чего-то важного) и с тех пор каждую свободную минуту проводил за тем, что вырывал всё новые страницы из журналов и наклеивал их на машину. Транс-эм фактически превратился в ходячий коллаж — альбом с вырезками, посвященный Прошлому. Паук на капоте был нарисован от руки. В ход шло всё, что Пати мог достать — маркеры, бумага, краска в баллончиках. Фрэнку интересно, помнит ли он, как неделями размышлял над дизайном этого паука, а еще должен ли Фрэнк быть тем, кто дорисует уже почти стершуюся ногу. — …думаешь, Гоул? Неожиданный тычок по ребрам острым локтем Кобры, которым можно пробить легкие, возвращает Фрэнка в настоящее. Джет смотрит на него, сощурившись, и Фрэнк чувствует себя так, словно его тщательно изучают. Он оборачивается в сторону Кобры с Пати (которому больше интересен подол собственной куртки, нежели что-либо еще), а потом снова смотрит на Джета. — Что я пропустил? Джет устало качает головой. — Какие у тебя мысли насчет C.Л.Е.П? Каков план? Фрэнк чешет шею. — А у нас когда-то вообще был план? Мы буквально придумываем все на ходу. — Я просто подумал, что мы можем вернуться к Доктору Анти-Смерть. Вдруг он сможет нам что-нибудь посоветовать. — Что? По-твоему, он был очень гостеприимным в прошлый раз? — язвит Кобра, и Джет бросает на него красноречивый взгляд — «заткнись». Кид пожимает плечами. — Просто мысли вслух. Стар открывает рот, будто собираясь с ответом, но прежде чем он успевает что-либо сказать, позади слышится тихий голос. — Он говорил обо мне. Одна рука Пати все еще связана ремнем безопасности. Узлы, которые делает Кобра, еще никогда не подводили, и это наилучший вариант из доступных, несмотря даже на то, что у Пати на запястьях стертая кожа и синяки. Он не двигался весь день — сидел, подогнув под себя ноги и положив сверху на колени свободную руку. Наверное, быть пленником скучно, думает Фрэнк. Ты ничего не делаешь, просто сидишь связанный, и всё. Пати слегка выпрямляется, развернувшись и упершись в приоткрытую дверь машины, обкусанными ногтями царапая шов своих джинсов. — Человек по радио. Доктор Анти-Смерть. Он говорил обо мне. — Я так не думаю, — говорит Кобра, даже не удосужившись взглянуть на него. — Нет, — упорствует Пати, его голос резкий и скрипучий, словно гравий с опилками. — Он говорил про меня. Он сказал «яд». Я и есть яд для этого места. Это очевидно. Фрэнк снова откидывается назад, еще раз стряхивая пепел с сигареты, и смотрит вниз, на наклейки, засоряющие капот. Не то чтобы он не рассматривал возможность, что Доктор С. днем ранее мог сослаться на Пати в своем эфире, но он не знает, как это можно растолковать. Доктор С. раскидывается подсказками так, словно может себе это позволить, и Фрэнк спотыкается о каждую из них. — С чего ты это взял? — он разворачивается так, чтобы ноги свисали с края машины и он мог болтать ими. — Возможно, конечно, что он имел в виду тебя, но это не значит, что он считает тебя «ядом». — Да, — добавляет Джет. — Тебя зовут Пати Пойзон, я думаю, это пояснение немного лучше, не так ли? Фрэнк кивает в знак согласия, хотя Пати даже не смотрит в его сторону. Он сверлит взглядом Джета, скрестив руки. — Я не Пати Пойзон, — угрожающе шипит он с презрением в голосе и поворачивается в сторону Кобры. Тот ловит его взгляд, а после снова смотрит на свои колени. — Нет, — Кид не поднимает голову. — Он не Пати Пойзон. Фрэнк перестает болтать ногами. Джет вытаращил глаза. Даже Пати ничего не отвечает, но выглядит удивленно-потрясенным от того, что с ним впервые за все это время согласились. Казалось, Пати сейчас упадет в обморок от неожиданности. Кобра ни на кого не смотрит, даже когда Фрэнк наклоняется вперед и неотрывно смотрит на него с долгую минуту. — Серьезно? — рычит Фрэнк. — После всего этого сейчас ты решил… — Хэй, — Джет встает, все еще не сводя взгляда со злобно зыркающего Пати, — ты попытаешься убить меня, если я проверю твою руку? Кобра, не хочешь помочь? Пати едва кивает, но Кид качает головой, и Джет отмахивается от него, делая пару шагов к Пати и кидая предупреждающий взгляд на Фрэнка, когда тот съезжает с капота и подходит ближе. Пати вздрагивает, когда Джет тянет к нему руки, но в итоге позволяет снять с себя куртку, обнажая красную кожу. Ожог тянется от его ключицы до груди и исчезает под подмышкой. Кожа в этом месте шелушится, но это значит, что идет процесс заживления — ожог уже превратился в бледное розовое пятно, однако не это самое страшное. Кожа Пати становится пепельного оттенка по мере того, как они стягивают рукав ниже, и живот Фрэнка тут же скручивает. Это его рук дело. Вот, что он наделал. Плечо Пати ободрано и кровоточит из-за страшной раны, от вида которой у Фрэнка сжимается горло: кожа вокруг натянутая, блестящая, и дни, проведенные в самодельном бандаже при постоянной тряске во время езды по зонам, явно не пошли ране на пользу. В такие моменты Фрэнк скучает по безопасности и надежности Бэттери-Сити: конечно, это было сущее чистилище на земле, но, по крайней мере, там можно было получить квалифицированную медицинскую помощь. Доктора (не то, что бы в них была большая нужда) точно знали, что делать. Лучшего медицинского обслуживания Фрэнк не мог и представить. Конечно, большую часть времени в Бэттери-Сити Фрэнк был накачен таблетками Д.Р.А.К., уверенный, что все замечательно, так что, может быть, на самом деле в городе всё было туго с медицинскими знаниями, и он просто не знал об этом. — Ну, — бодро говорит Джет, — все не так уж плохо. Пати издает раздраженный рык сквозь стиснутые зубы, хмуро морщась с закрытыми глазами. Фрэнк не может себе представить, какую боль тот испытывает. — А ты… гребанный… медицинский э-эксперт… да? Фрэнк выдавливает из себя нервный смешок. — Давай, Джет, здесь ты можешь побыть доктором. Что нам теперь делать? Не может быть всё настолько плохо. Он уверен. Всё не так уж и плохо. К сожалению, всё оказывается намного хуже. — Гоул, — Джет поворачивается к нему с взволнованным взглядом. — Можешь взглянуть на это? Натянутая улыбка Фрэнка пропадает, когда он видит лицо Джета. На нем застыла смесь ужаса, шока, отвращения и еще чего-то, и Фрэнк понимает, чего именно, повернувшись и присмотревшись к Пати. Та эмоция на лице Джета — полная противоположность шоку, что-то вроде усталого принятия, как если бы он знал, что так и будет, хоть он этого и не хотел. Когда они впервые нашли Пати, они сосредоточили свое внимание только на непосредственной ране. Теперь, когда куртка Пати лежит на соседнем сидении, Фрэнк может как следует рассмотреть его — сломленного человека со следами от ожогов на торсе, который обхватил себя тонкими руками, свесив голову и дрожа. Шрамы покрывают все тело Пати. Словно паутина, опутавшая его туловище, руки, спину. Аккуратные, идеальные пурпурные полоски, тонкие настолько, что выглядят почти изящными, они тянутся вдоль его позвоночника, ребер и живота, покрывают его руки, всё, кроме шеи. Кажется, будто он лоскутное одеяло, сотканное из тысячи рваных кусков, образующее того, кем стал Пати. Разорванный и собранный воедино, но с перепутанными частями. Пытки. Все эти пытки, которые Фрэнк умудрился не заметить, — он идиот, он гребанный ИДИОТ. Шрамы очень глубокие, темные, но они так аккуратно зашиты, что Фрэнк уверен, что большая часть из них спустя год станет почти незаметными. Как будто их никогда и не было. От этой мысли у Фрэнка скручивает кишки, и он пытается заставить себя снова дышать. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Повторить. Фрэнку хочется бежать. Он хочет бежать и бежать и никогда не останавливаться, до тех пор, пока его легкие не вывернет наизнанку и дыхательные пути не порвет в клочья. Вместо этого он делает шаг, заставляя себя остановиться, упираясь руками в колени и делая вдох, наполняя кислородом легкие, мир кружится. Его сейчас вырвет. Он сейчас блеванет. Сзади он слабо слышит, как Пати плачет или, может быть, кричит, или на самом деле это кричит Кобра, потому что Фрэнк слышит только белый шум. И он ничего не может сделать, только заставляет себя открыть глаза, уставившись в грязь и ловя воздух ртом, его дыхание отдается сухим хрипом в ушах. Только вот землю он не видит — перед глазами все плывет, в голове путаются звуки вперемешку с мыслями, с которыми он не может справиться. Бэттери-Сити было чистилищем на Земле, но там была система здравоохранения, и, кажется, С.Л.Е.П. оказывали Пати первоклассную медицинскую помощь после каждых пыток.