***
Двигатель транс-эма мерно и низко урчит, как довольный кот, Фрэнк едет на автопилоте, переключая передачи, когда под ним начинают рычать колеса. Кондиционер в машине не работает, отчего лобовое стекло запотевает, и его дыхание конденсатом поднимается по нему. Из-за этого и того, что он не в состоянии протереть запотевшего стекло, он ведёт практически вслепую, но это не важно. Он знает, куда направляется, — ему нужно просто ехать и ехать, пока он не найдёт то, что ищет, и когда небо позади него озаряется восходящим солнцем, вспыхивая пламенными красками боевого клича, он знает, что все так же неуклонно движется на запад. В правильном направлении. Он был в пути больше суток. С тех пор, как он уехал вчера, поздней ночью или ранним утром, без разницы, он сделал лишь одну остановку, которая длилась не больше часа. И то только для того, чтобы залить топливо из канистры, которая лежала в багажнике. Он что-то смутно припоминает о безопасном хранении бензина в холодных емкостях, иначе тот станет летучим, но не знает, так ли это. В любом случае, канистра ещё не взорвалась, а значит, он будет рисковать и дальше. Ему все равно больше было нечего терять. Солнце продолжает подниматься, нагревая его затылок, словно в попытках обратить на себя внимание. Воздух затхлый, как старая вода, он сдавливает Фрэнка со всех сторон, и тот, не выдерживая, нашаривает свою бандану среди хлама на заднем сиденье и повязывает её на лицо, закрывая нос и рот. Во всяком случае, так становится лучше, она защищает его от вдыхания частиц пыли в воздухе, и дышать становится несколько комфортнее. Бандана скрывает большой синяк на его шее и шрам на щеке, и, глянув на себя в боковом зеркале, Фрэнку почти кажется, что киллджои все так же вместе и все произошедшее — лишь ночной кошмар. Пати сидит на переднем сидении, согнувшись над листком бумаги на коленке и что-то рисуя. Остальные сидят сзади, и ребёнок заливается смехом над шуткой Джета, а Кобра просто закатывает глаза. Но нет, ему не настолько везёт, и темно-бордовое пятно в его глазу подтверждает это. У него и раньше лопались глазные сосуды, это очень просто и не больно, но смотреть в зеркало и видеть глаз, заплывший кровью, все еще необычно. Но какая разница. Это пройдёт через неделю, при условии, что он все ещё будет жив. Ему удаётся проехать ещё немного, может быть, десять часов или около того, когда на горизонт сползает ночь, застилая небо черными кожаными крыльями, и, когда мотор начинает издавать тарахтящие звуки, слышится протестующее шипение и транс-эм останавливается. Фрэнк считает до шестидесяти, а затем поворачивает ключ зажигания. Раздаётся кашляющий выхлоп, но ничего не происходит. Фрэнк моргает, смотря на дым, поднимающийся из-под капота, а затем смотрит на свои руки на руле. — Серьёзно? Ты сейчас вот сдашься? Машина не отвечает. Конечно же. Безысходность скребется в груди Фрэнка, он пытается завести машину ещё раз, но ничего не выходит. — К твоему сведению, — говорит он машине, — это очень некрасиво. Транс-эм не отвечает и не заводится, и Фрэнк, вздохнув, слезает с водительского сиденья и тащится к капоту. Когда ему, наконец, удаётся поднять его, в лицо ему ударяет облако горького дыма. Он снова кашляет, в горле першит, и ему приходится снять бандану. У него кружится голова, а лёгкие словно наполнены кровью, но он в конце концов успокаивается, протерев свои слезящиеся глаза и отмахиваясь от серого дыма своей банданой. Когда он снова повязывает ее на лицо, он все ещё чувствует запах химикатов. Господи, надо было уделять больше внимания транс-эму раньше, при предыдущих поломках. Кобра всегда хорошо с ними справлялся. А Фрэнк не очень. Честно говоря, он даже не знает, с чего начать. Ему остается только надеяться, что С.Л.Е.П. не станут прочесывать Зону 4 посреди ночи, но в его случае он не очень уверен в своей везучести. В багажнике не находится ничего полезного, там лежит лишь бензин, но Фрэнк проверил счётчик — бак и так уже наполовину полон. Он отчаянно роется в багажнике (потому что, черт возьми, почему тут есть все что угодно, но только не автомобильная инструкция?), когда снова находит куртку Пати. Она лежит, туго свернутая и заткнутая в самый дальний угол, на ее рукаве все еще есть пятна крови. Он помнит, как бежал от Корса, как горело его лицо, а рот был наполнен собственной кровью. Именно он тогда нёс эту куртку, они планировали её сжечь, но он не смог. В иной момент Фрэнк бы поностальгировал. Но сейчас он натягивает её поверх своей куртки, потому что ночью температура падает, а он ненавидит мёрзнуть. Куртка пахнет Пати. Фрэнк заставляет себя игнорировать это. Он уже собирается сдаться, может быть, разбить лагерь на пару часов на заднем сидении, как замечает приближающийся к нему свет, рычание мотора, разрезающее темноту и тишину, как старая краска. Слишком громко для С.Л.Е.П. Фрэнк прислоняется к пассажирской двери, сложив руки на груди, и ждёт, не остановится ли тот человек. — Ты в порядке, бро? У парня на байке песчаные волосы и линия челюсти, которая острее даже чем у Кобры Кида. Тени струятся по его шее и прячутся под воротником, словно пытаются добраться до его сердца. У него зеленая куртка с закатанными до локтей рукавами, на лице длинная царапина, полученная, скорее всего, пару дней назад. Он не похож на серийного убийцу, поэтому Фрэнк думает, почему бы и нет. Что ему ещё терять в его положении. — Разбираешься в машинах? Его голос заглушает бандана и мотоциклетный гул, но он все равно слышит, насколько он охрипший, словно он часами полоскал песок в горле. Дышать и говорить уже не так больно, как в начале, когда ему казалось, будто при каждом вдохе от его горла отрывают кусок, но сейчас боль притупилась, потускнела, и он может её терпеть. В эти дни ему удаётся хорошо игнорировать боль. Парень проводит ладонью по волосам и слезает с байка, оставив мотор включённым, Фрэнк и транс-эм освещаются узким лучом света от фар. — Я привык к байку, но у меня есть кое-какие инструменты, которыми я бы мог проверить машину. Фрэнк пожимает плечами. — Валяй, чувак. Парень поднимает сидение байка и роется в небольшом отсеке, который Фрэнк до этого не заметил. Байк весь гладкий, из алюминиевых — или металлических? — плоскостей, плавно перетекающих друг в друга, он как будто сложен из текучих линий и волн. Он не похож на мотоциклы С.Л.Е.П, эта модель более старая, более сглаженная. По длине байка видны смазанные пятна грязи. В слабом свете фар она очень похожа на кровь. — Хорошо. Парень что-то нашаривает в своей коробке, прежде чем подойти к капоту. Чем-то он напоминает свой байк: он движется, словно вода, шагая так, будто находится в танце или плывёт, и Фрэнк испытывает желание удостовериться, действительно ли тот касается ногами земли. Он движется как кот, собранный, изящный, уверенный в себе, контролируя каждую часть тела, пронизанного энергией и силой. Осознав, что он слишком пялится, Фрэнк отвёл взгляд в землю. — У тебя высоковольтные провода выведены из строя. По крайней мере, один из них точно. Но тебе повезло, я уверен, что смогу с этим разобраться. К счастью, Доктор С. позволил мне уволочь у него отвёртку в тот раз, когда я наматывал круги. — Ты знаком с Доктором С.? Доктор Анти-Смерть всегда был сам по себе. Фрэнку потребовались недели, чтобы разузнать слабые слухи о том, где тот был, когда впервые сбежал из Бэттери-Сити. Парень, оглядев капот, поднимает голову и смотрит на Фрэнка. — Конечно. Мы хорошие приятели. А с его другом я играю в шашечный матч уже вот полгода. Ты знаешь его? Фрэнк машинально кивает. — Да. Мои друзья у него. — Логично. Но ты едешь в неправильном направлении, если хочешь встретиться с ними. Ты едешь в сторону Бэт-Сити. — Да, я знаю. Парень кивает, словно ответ Фрэнка все объясняет. — Конечно. Кстати, я Черри Кола. Если увижу твоих друзей, я передам, что видел тебя здесь. — Я Фан Гоул, — говорит Фрэнк, а потом добавляет: — но не надо ничего им говорить. Будет лучше, если ты не будешь упоминать обо мне. Дрожа, он плотнее кутается в куртку Пати. Она все же велика ему, рукава слишком длинные. Черри Кола моргает, а затем кивает и снова принимается за мотор транс-эма. Он возится с ним ещё с минуту. — Хах, это странно, — он подзывает Фрэнка рукой. — Около получаса назад я слышал, что ты мертв. Поможешь мне тут?Глава 25
24 июня 2020 г. в 12:12
Фрэнк не чувствует ног. Он даже не уверен, передвигает ли он ими или просто волочит, пока Кобра тащит его на себе к лачуге. Фрэнк смотрит вниз, и, оказывается, он все-таки идёт, нетрезво опираясь на плечо Кобры, спотыкаясь на каждом шагу, но все же идёт. Он делает свои первые шаги, хей, идите все сюда, фотографируйте.
Кид не спрашивает, в порядке ли он, — они слишком далеко зашли, пройдя буквально через ад, и вернулись обратно, избитые и окровавленные. Они с Коброй достигли того состояния, когда они истекают кровью — изнутри и снаружи, но, по крайней мере, они живы, и это большее, о чем они могли просить. Когда Фрэнк достигает порога, Кобра скидывает его со своего плеча, и Фрэнк, потеряв опору, едва успевает собраться, сползая по стенке на пол. Кид не обращает на него никакого внимания, бросаясь в другой угол, где лежит Джет. Тот не шевелится.
— Черт, — выплевывает Кобра. — Черт-черт. Джет? Ты слышишь меня?
Кид отчаянно трясёт его за плечи, и Фрэнк уже собирается сказать, что это бесполезно, когда Джет закашливается и поднимает голову, приоткрывая один глаз.
— Слава Богу, — Кобра садится на пятки, с облегчением выдыхая, но у Фрэнка скручивает живот, когда он видит лицо Джета.
Одно его веко разодрано, оно кровоточит, и уже никак не может называться глазом. Вся правая сторона покрыта алой кровью, она так опухла, что исказила черты его лица до неузнаваемости. Волосы, приплюснутые и спутанные, прилипли ко лбу вместе с засохшей кровью. Он с ошеломленным видом смотрит на Кобру, и по бокам его лица, шеи, одежды видны рыже-бурые полосы крови.
— Кровь больше не идет, — пробормотал Кид, снова поближе наклонившись к Стару и осматривая его лицо, не решаясь касаться его. — Думаю, жить будешь.
Джет лишился зрения. Фрэнк может сказать это, лишь взглянув на него. Он не хочет останавливаться на прозрачной грязи, которая смывает засохшую кровь с его щеки, но знает, что она из раны, которую можно было бы поправить только чудом… и то если бы её обрабатывали где-нибудь в чистой больничной палате, провели бы стерильную пластическую операцию, лечили бы антибиотиками и чистыми повязками. Здесь же у них была только вода из фляжки, которой можно было промыть рану и рваные куски футболки, чтобы убрать сгустки крови.
— Повезло мне, — бормочет Джет.
— Где Доктор С.? — спрашивает Фрэнк разбитым и неузнаваемым голосом, который напоминает камни, брошенные в океан, где течение со временем их отшлифует и измельчит, превращая во что-то новое. Кобра не смотрит на него, лишь мотает головой в сторону рубки Доктора Анти-Смерть. — А что с Шоу Пони? — на этот раз Кобра едва пожимает плечами. Это еле заметно, так, что Фрэнк чуть не упускает из виду.
Он вздыхает и убирает свисающие с лица волосы. Ему видно только спину Кобры, его жесткие, напряженные плечи. Фрэнк долго смотрит на него, на подтеки крови на рукаве, которая стекает с раны на плече. Фрэнк вяло думает, что, может быть, Доктору Анти-Смерть теперь не следует оставлять беспорядок на кухне, по крайней мере, чтобы больше не допустить ничего подобного.
Когда Кобра встает, Джет снова проваливается в небытие, его лицо уже очищено от крови, а грудная клетка несильно поднимается и опускается. Кобра без слов, опустив взгляд в пол, протягивает Фрэнку почти опустевшую фляжку с водой. Он пытается выпить ее, но от глотания к черепу поднимается волна боли, словно его позвонки отчаянно трутся друг о друга. Кид забирает фляжку и засовывает ее себе в карман, все так же смотря в пол. Кровь лениво бежит по его предплечью.
— Пати ушел, — тихо говорит он. — Да?
Фрэнк не отвечает, и Кобра отрывисто кивает самому себе и уходит в другой угол комнаты.
Фрэнк прижимается головой к стене, и от этого небольшого движения у него перед глазами на мгновенье снова все плывет. Он опять чувствует тошноту и не решается открыть глаза прежде, чем она пройдет.
— Он пытался убить меня, — его голос дрожит. — Он почти убил меня. Наверное, это я сказал ему уходить.
Фрэнк не уверен, чего ищет, какой-то реакции, борьбы или чего-то, за что нужно бороться. Он не знает, чего хочет, — чтобы Кобра что-нибудь сказал или проигнорировал его, стал плакать или же кричать на него, или чтобы он выбил бы всю вину из него, чтобы Фрэнк перестал быть виноватым.
Это все его вина. В том, что Пати схватили, в том, что Пати пытали, в том, что Пати снова больше нет с ними.
Осознавать это не больно, это лишь тяжелое и оцепенелое признание данного факта, как если бы он понял, что небо голубое или что С.Л.Е.П. держит под полным контролем каждый дюйм Бэттери-Сити. Фрэнк обдумывает это ещё с минуту, прежде чем приходит к неплохому решению, и, честно говоря, оно не такое уж и безрассудное, если он знает, что делает.
Кобра не смотрит на него, когда Фрэнк встаёт, тяжело опираясь о дверной проем, ища в нем опору. Тошнота снова накрывает его, но он подавляет её, вцепляясь в деревянный косяк до такой степени, что белеют костяшки, ожидая, когда тошнота чуть ослабнет.
Он уходит на негнущихся, дрожащих ногах, медленно передвигая их и спотыкаясь, и Кобра ничего не говорит. Фрэнк не уверен, следует ли ему быть благодарным за это, в конце концов, он не тот, кому можно сказать «пока» на прощание.