***
Драко наблюдал за пушистым снегом, кружившимся за окном. Он никогда его особо не любил, но после недель наблюдения за неизменным видом из окна этой комнаты он был вынужден признать, что искрящийся белый пейзаж выглядел, словно ожившая картина. После стольких недель, что Малфой провел в этом гадюшнике, он стал забывать, каково было снаружи, и, честно говоря, скучал по свежему воздуху. Он слышал, как Гермиона ушла более часа назад, но она по-прежнему оставалась здесь. Ее запах витал в воздухе, он мог ощутить его у себя на языке; Драко пытался вспомнить момент, когда именно ее аромат перестал раздражать и превратился в нечто, приносящее успокоение. Несмотря на данное самому себе обещание, что перепих с Грейнджер будет разовым, он уже смирился с тем, что сделает это снова, пока не исчезнет пожирающая изнутри потребность в ней. Если исчезнет. По крайней мере, ему удалось проснуться первым. Каждый уважающий себя мужчина знал, что лишние минуты в кровати, в которой ранее у вас был секс, означает нечто большее, нежели просто получение физического удовольствия среди смятых простыней; он бы скорее заклял себя Круциатусом, чем позволил подобному случиться. Это было лишь на одну ночь… Если судить по их шалостям в душе, этой маленькой теории суждено было ссохнуться и умереть. Он винил во всем угрозу смены своей тюрьмы. Драко мог бы поставить под сомнение причины, побудившие преследовать Грейнджер, и, возможно, надорвался бы в процессе; ведь в обдумывании ситуации, не имеющей выхода, не было никакого смысла. Даже зная, что пожалеет, он решил воспользоваться ранним советом Гермионы и просто делать то, что, как он чувствовал, было правильным. Рядом не было никого, кто мог бы осудить его или обругать за неприличное и опасное поведение; поскольку она была единственным элементом его изоляции, который заставлял инстинкты звенеть, а кровь быстрее бежать по венам, вариант отказать себе в желании прикоснуться к ней он даже не рассматривал. Если это было безумием, получается, все разговоры о счастье в безумии наконец-таки обрели смысл.***
Проведя несколько часов за изучением книг о крестражах, Гермиона попрощалась с Невиллом и другими учениками, когда те покидали Хогвартс, отправляясь к своим семьям. Они немного выбились из графика, потому что пятикурсники решили вздремнуть и опоздали, поэтому, когда карета, запряженная пегасами, пошла на взлет, темное зимнее небо уже начало тонуть за белыми холмами. Грейнджер обнаружила, что пару последних часов блуждала по заснеженным холмам, вслушиваясь в приятные скрипучие звуки собственных шагов. Она присела и запустила пальцы в сахарную пудру снега, не заботясь о морозе, заставляющем руки гореть. Затем все-таки наложила согревающие чары и, присев на поваленное дерево, запрокинула голову и посмотрела в чистое небо. Она обожала такие ночи; не было видно ни одного облака и звезды, подобно ледяным веснушкам, сияли на фоне темно-синей вселенной. Гермиона нашла созвездие Лира по его самой яркой звезде, Веге, и мысленно соединила линиями сияющие огоньки. Ее изучающий взор неосознанно переключился на Дракона, и она проследовала взглядом по извивающейся линии длинного звездного шлейфа. Небо подмигивало ей; какое-то время она продолжала смотреть на него, оценивая красоту и совершенство, а затем решила, что уже слишком поздно и темно, чтобы сидеть здесь одной. Вернувшись в стены Хогвартса, она сразу направилась в дортуар; всю дорогу Грейнджер беспокойно размышляла о том, как вести себя в присутствии Драко после двух ночей, проведенных под его чарами. Погруженная в свои мысли, она прошла на кухню, когда почувствовала, как кто-то дернул ее за мантию, вернув в реальность. — Черт возьми! — выдохнула она, схватившись за сердце, резко развернулась и смущенно посмотрела на скукожившегося домового эльфа. — Извини, Добби. Ты меня до смерти напугал. — Добби просит прощения, мисс, — искренне извинился он. — Добби искал вас! У Добби есть подарок для вас! — Подарок? — повторила Гермиона, нахмурившись. — Тебе не нужно мне ничего дарить, Добби. — Это рождественская ель, — объяснил эльф, засовывая руку в потертый карман и доставая небольшое деревце. — Я решил приберечь одну для вас, мисс! Она красивая! Мисс нужно использовать заклинание Фините, и она снова станет елью, которую я выбрал для вас! Гермиона вяло улыбнулась: — Это очень мило, Добби. Но не думаю, что в этом году буду украшать ель. Возможно, кто-то из профессоров захочет… — У мисс должна быть ель! — воодушевленно возразил он, впихивая небольшое деревце ей в руку. — Мисс нужна ель на Рождество! Гермиона приняла продуманный подарок, решив, что с ее стороны спорить по этому поводу было бы бесполезным и неблагодарным. — Спасибо, Добби, — она кивнула и дружелюбно похлопала его по спине. — Это очень мило. — Всегда пожалуйста, мисс! — домовик лучезарно улыбнулся. — Добби нужно идти, Добби должен помочь Винки с уборкой! Он исчез со щелчком пальцев; Гермиона взглянула на небольшое деревце на ладони, а затем продолжила путь в свою спальню. Сначала она не собиралась ничего делать с елью, но затем это показалось чем-то жестоким, ведь Добби потратил время, чтобы выбрать для нее дерево. Она распахнула дверь своей комнаты и обернулась на спальню Драко; ощутила, как маленькие пиксии заплясали где-то в животе — теперь всегда так происходило. Стряхивая с себя нервозность, она поставила деревце в самый темный из углов гостиной, отступила назад и произнесла заклинание. Как только она прошептала необходимые слова, ствол начал увеличиваться, являя взору длинные ветви с тяжелым зеленым массивом иголок. Прекратив свой рост, ель превратилась в прекрасное дерево высотой около двух метров и, как и обещал Добби, оказалась прекрасным образцом совершенных пропорций. Гермиона убрала палочку и почувствовала непреодолимое желание украсить дерево, но она медлила. Грейнджер опустила руки и направилась в свою комнату, встала на колени перед зачарованным сундуком, стоящим возле кровати, и достала красно-золотые украшения, которые перед возвращением в Хогвартс дала ей мама. Гермиона грустно улыбнулась, подумав, как же сильно она соскучилась по родителям; взяла с собой небольшую сумку, к которой были применены расширяющие чары, вернулась в гостиную и начала бессистемно развешивать шары и мишуру на крепких ветвях. За этим занятием и застал ее Драко; взгляд Грейнджер был далеким и несчастным, когда она перебирала пальцами орнамент из снежинок. Малфой с любопытством выгнул бровь и сделал несколько шагов в ее сторону, остановился у нее за спиной и кашлянул, когда она так и не подала признаков того, что обнаружила его присутствие. — Почему ты не используешь магию, чтобы украсить ее? — резко спросил он. — Ты попусту тратишь свои силы и время. Он услышал грустный вздох Гермионы; та повесила на ветвь блестящую мишуру. — Мне так нравится, — ответила она. — Это напоминает мне о доме. — Красный и золотой? — ехидно заметил Малфой. — Как предсказуемо, Грейнджер. — Это никак не связано с Гриффиндором, — произнесла она пустым голосом. — Моя семья каждый год украшает ель этими цветами. Я всегда считала, что зеленый, красный и золотой очень подходят друг другу. Он собирался поспорить с ней, но побежденная сутулость ее плеч заставила его остановиться. От одной мысли о том, что он слишком много думает о чувствах Грейнджер, Драко закатил глаза; упал на диван и окинул ее внимательным взглядом. Малфой почувствовал, как внутри все начало зудеть от зарождающегося желания почувствовать ее в своих руках. — Сколько дней до Рождества? — спросил он. — Сегодня четырнадцатое, — пробормотала Гермиона. — Одиннадцать дней. Драко прочистил горло. — Ты остаешься в школе? — Да, — кивнула она, продолжая развешивать украшения. — Это было самым безопасным вариантом. — Я относил тебя к ярым поклонникам Рождества, Грейнджер, — отметил он ровным голосом, — но ты кажешься… безразличной. — В этом году едва ли есть что праздновать, — она вздохнула и, наконец, развернулась к нему лицом. — Ты хочешь что-нибудь на Рождество? Он сощурился и бросил на нее холодный взгляд. — Освободиться из этой чертовой дыры? — Ты знаешь, что это невозможно… — Значит, нет, — буркнул он и уперся локтями в колени. — Если тебе плевать на праздник, тогда зачем нужна ель? — Это подарок, — Гермиона пожала плечами. — Если вдруг передумаешь, я собираюсь сходить в субботу в Хогсмид… — Мне ничего не нужно, — грубо повторил он. — Раз уж мне суждено провести праздники в этом месте, тогда я лучше вовсе их проигнорирую. Она кивнула, соглашаясь: — Поддерживаю. Гермиона словно через силу повесила на ветвь последний шар, и между ними проскользнуло печальное молчание; Грейнджер потянулась к сумке, чтобы достать последнюю, самую важную деталь — звезду, венчающую рождественское дерево. Она принялась изучать замысловатое украшение: провела пальцами по лучам, пересчитала красивые блестки, исследовала их сложный узор. — Обычно звезду на ель надевал мой отец, — прошептала Гермиона, не уверенная, слушал ли он ее вообще. — Дома это всегда было мужской обязанностью. Традиция, что ли. Она подняла взгляд и увидела, что Драко смотрит на нее затуманенными глазами; его губы сжались в тонкую линию. Спустя несколько мгновений он выдохнул и тряхнул головой, словно злился на самого себя, а затем посмотрел на нее печальным понимающим взглядом. — У нас была такая же традиция, — нехотя признался он. Гермиона проглотила нервный комок, стоявший поперек горла, и потянулась к нему, предлагая звезду. — Думаю, здесь это будет твоим делом, — сказала она. — Окажешь честь? Драко оттолкнул ее руку. — Здесь не дом, Грейнджер. — Это все, что у нас есть, — грустно предложила она. — К тому же мне не дотянуться… — Я не собираюсь надевать ее, — подытожил он. — Брось, Грейнджер. Она насупилась и положила звезду на журнальный столик, постаралась собрать всю храбрость в кулак и, переступая с ноги на ногу, пробормотала: — Драко, я тут подумала… — Я в шоке… — Может… мы поговорим о нашей… ситуации? — Нет, — ответ был быстрым. — Разговоры ничего не изменят… — Но я… — Оставь все как есть, Грейнджер, — проскрипел он через сжатые зубы. — Разве это не ты говорила, что стоит плыть по течению? От этого замечания ее глаза немного расширились. — Точно, я. — Тогда, полагаю, ты не следуешь собственным советам, — прошептал он, глядя в пол. — Прошлой ночью я ясно дал знать о своем решении, и я не хочу что-то снова обсуждать. Осознав, что хочет быть с ним этой ночью, Гермиона закусила губу. Причиной тому было лишь то, что сегодняшний день стал горьким напоминанием о том, какими одинокими окажутся ближайшие две недели. Она глубоко вдохнула и постаралась собрать воедино ту толику гриффиндорской храбрости, которая всегда увядала в присутствии Драко. — Наверное, я пойду спать, — сказала она дрожащим голосом, — ты… придешь? От изумления он слегка изогнул бровь, а затем покачал головой и ответил: — Нет. Гермиона изо всех сил постаралась скрыть боль и обиду. — Ладно, — безжизненно пробормотала она и направилась в спальню, чувствуя себя крайне униженно, — тогда спокойной ночи. — Грейнджер, — окликнул Драко до того, как она дотянулась до дверной ручки. Он закрыл глаза и помассировал переносицу, принимая тот факт, что его разодранное в лохмотья здравомыслие с данной минуты находилось под большим вопросом. — Не запирай дверь. Я могу передумать. Гермиона улыбнулась самой себе и зашла в комнату, оставляя Драко наедине с так и не украшенной до конца елью. Долгое время он сидел неподвижно; в его мыслях шла борьба, взгляд то и дело возвращался к лежащей на столике звезде. Он с рыком схватил украшение и прошагал к дереву, поднял руку и без труда надел его на макушку, завершая начатое Грейнджер дело. Он отступил на пару шагов, чтобы критически оценить вид, и втайне решил, что зеленый, красный и золотой действительно очень хорошо дополняют друг друга. С последним ворчанием, сообщающим о его полной капитуляции, он развернулся и направился прочь из гостиной; у него и в мыслях не было возвращаться в свою спальню.