***
Она не сводила остекленевшего взгляда с места, где он находился еще мгновение назад. Теперь там было пусто; лишь насмешливая брешь, разрезаемая каплями дождя и порывами ветра, которые отчаянно стремились заполнить пространство. Запах бури затмил остатки аромата Драко, и покалывающее ощущение на кончиках пальцев от прикосновения к его коже постепенно угасало. Она замерла, словно он все еще был рядом; рука, которая поместила портключ ему в ладонь, дрожала, а на губах ощущался горький вкус прощания. Я люблю тебя… Она не могла пошевелиться. Не могла оторвать взгляд от того места, где его больше не было. Продолжала безотрывно смотреть… Она моргнула, чтобы сдержать поток слез, и все вокруг словно снова ожило. Выпустив из пальцев тонкий материал, в который был завернут портключ, она подавила образовавшийся в горле ком. Крик застрял где-то в груди, легкие были слишком напряжены, чтобы выпустить его; удушающее чувство сжигало ее изнутри, мешая дышать. Ох, Мерлин, боль в сердце была невыносимой, она разрывала ее на куски. Колени подогнулись, и она тяжело упала на землю, не обращая внимания на грязь на коленях и ладонях, которыми едва успела упереться в землю. Взгляд упал на отпечатки ног Драко — единственный признак того, что он был здесь всего лишь несколько минут назад; струи усиливающегося дождя смывали его следы, и уже через несколько секунд они смешались с мокрой землей. Гермиона осталась совершенно одна. Ветер усилился, и она обняла себя руками, чтобы хоть как-то спастись от накатившего холода и одиночества. Громовой раскат заглушил ее рыдания, заставил крепко зажмуриться, чтобы побороть сотрясающую тело дрожь. — Годрик, как больно, — произнесла она в пустоту, крепче обнимая себя руками, — как же больно. В сознании всплыли слова Аннабель Сноублум: «Это похоже на смерть, только хуже». Она замерла на месте еще на несколько секунд, после начала раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь восстановить трезвость мыслей; на задержку не было времени. Отголоски сражения в Хогвартсе нарушили ритм дождя, Гермиона нехотя открыла глаза, посмотрела в сторону школы. И тогда она вспомнила: здесь нельзя оставаться; отругала себя за то, что позволила сердечной боли отвлечь себя. Глубоко вдохнув, Грейнджер сжала зубы и заставила себя собраться. Подняла руки и резко смахнула предательские слезы, вот только все лицо покрывали капли дождя, поэтому она не могла отделить одни от других. Раздраженный стон сорвался с губ, когда она обнаружила всю тщетность попытки. Промокшая до нитки, она старалась не обращать внимания на тошноту и головокружение; сделав еще несколько глубоких вдохов, Гермиона неуверенно поднялась на ноги. Бросив последний взгляд на уже пустое место, она сжала кулаки, решительно развернулась и побежала прочь. Движения были неуклюжими; она едва замечала царапающие колючки чертополоха, когда пробиралась сквозь лес. Она надеялась, что движется в верном направлении. Чувствовала себя потерянной, дождь застилал взгляд, но она слепо брела по хлюпающей грязи, высматривая красный камень. — Живоглот, — позвала Грейнджер хриплым голосом, стараясь быть как можно тише. — Глотик. Где-то слева раздалось тихое мяуканье, и она свернула в направлении звука, не замечая колючую ежевику и ядовитый плющ, поскольку рядом с Запретным лесом послышалась суета и какие-то нечеловеческие звуки. Может, обитающие здесь магические существа почуяли атаку и запаниковали, или же сквозь заросли пробирались Пожиратели и сейчас практически дышали ей в затылок. Собрав остатки силы, она с болезненным рыком бросилась вперед, крепко сжимая волшебную палочку. Она прорвалась сквозь плотную стену ветвей и облегченно вздохнула, когда с взволнованным шипением к ней подскочил Живоглот, который внимательным взглядом изучал все вокруг. — Все… все в порядке, Глотик, — она готова была поклясться, что кот высматривал Малфоя. — Он ушел. Давай, малыш. Нам пора. Взяв Живоглота на руки, она направилась к камню под раскидистым дубом и почувствовала, как воздух буквально трещал от магии. Она крепче обняла кота и приготовилась аппарировать. Бросив прощальный взгляд в сторону Хогвартса и мысленно помолившись о безопасности Драко, она оставила их расколотое пристанище позади.***
Драко приземлился, потеряв равновесие. Упав на колени, он выставил вперед локти, чтобы уберечь лицо от падения в грязь, зажимая в кулаках траву. Его спина напряглась, когда он безуспешно боролся со спазмами в желудке. Уже в следующее мгновение его стошнило, опаляя горло желчью. Сплюнув, он сделал тяжелый вдох, слезящимися глазами осмотрел незнакомую территорию и заметил, как капли пота, дождя или возможных слез падают ему на ладони. Ярость и сожаление кипели в венах, заставляя чувствовать себя способным на любое разрушение; подобно яду чувства разъедали его нервы и мышцы. — Твою ж мать, Грейнджер! — прошипел он в пустоту, кулаком ударяя о землю. — Блять. — И снова. — Блять. — И еще раз. Пока костяшки на руке не покрылись кровью и не начали гореть. — Черт, Гермиона! Его голос сорвался, и крик застрял где-то в горле. Слишком зол. Слишком встревожен. Слишком потерян. Он поднял голову и просканировал окружение, но взгляд был затуманен, поэтому Малфой едва мог рассмотреть хоть что-нибудь на расстоянии пары метров. Все, что он различил — ковер из травы и рассветное небо, окрашенное в цвет индиго. Здесь не было никакой бури, только сильный ветер, который царапал его влажную кожу, все еще пахнущую шотландским дождем и мылом Гермионы. Он был здесь чужаком. Его разум начал неумолимо проигрывать произошедшее минуту назад, что вызвало пульсацию в висках. Он вспомнил взмах палочки Грейнджер, когда она бросила в него Петрификус, и тугой узел страха, сковавший изнутри. Он вспомнил, как она прижалась к его неподвижному телу, ее лицо было переполнено эмоциями, а произнесенные ею горькие слова отражались от его лица. Она поцеловала его; он так сильно боролся с заклинанием, лишь бы суметь ответить ей, что кости готовы были потрескаться внутри плоти. Петрификус не был восприимчив ни к упорству, ни к отчаянию; Драко знал, что Гермиона поцеловала его, ощущая безжизненность губ, и ненавидел это. А после… Я люблю тебя… Он напрягся. Он не знал, что делать с этими словами; три слова, которые застряли в его сознании, которые... согревали его. Такие успокаивающие, и в то же время вносящие столько хаоса. Они меняли все и ничего, потому что она все-таки отослала его. Одного. Драко был обеспокоен состоянием своего рассудка, когда его только изолировали в ее комнатах; нынешняя же реальность оказалась намного хуже — словно Круцио для психики. Часть Малфоя хотела разыскать Гермиону и сказать, что он не нуждался в ее любви, что он не заслуживал ее, что она совсем сдурела, раз желала его в своей жизни. Ведь он был подобен уродливому красному пятну на белых одеждах. Осколку стекла, врезавшемуся в вену. Он был недостоин ее. Теперь он знал это. Возможно, всегда знал. Другая его часть хотела найти ее и залечить все раны, может, снова позабыть о гордости и отдать все, что она попросит. Потому что он нуждался в ней, но не в наивном романтичном смысле, от которого тянуло блевать, а в болезненном, выворачивающем наизнанку, сводящем с ума и терзающем душу. Он сказал об этом раз, повторит и второй. Внезапно гордость оказалась не настолько уместна по сравнению с гребаной агонией, что роилась меж его ребер. Может, он даже любил... Он не знал; все, что сейчас бежало по венам, было чуждо ему. Окрестить чувства каким-то заезженным словом, что так часто было небрежно брошено между малознакомыми людьми, казалось недостаточным для того, что поставило его на колени. Происходящее напоминало ему о странном свойстве огня, когда пламя становится настолько жарким, что ощущается как лед, или же лед бывает так холоден, что обжигает. Парадокс природы. Если это была любовь, тогда она ощущалась подобно безумию. Подобно пытке. Или блаженству. Все за раз. Он просто хотел вернуться, чтобы сделать... хоть что-нибудь. Чтобы их сердца, как и прежде, бились в унисон. Палочка. Она вернула его палочку. Он поспешно засунул руку в карман и схватился за древко, чувствуя на кончиках пальцев утешительное потрескивание давно отсутствующей магии. На мгновение замерев, он попытался успокоить мысли и аппарировать, когда почувствовал чью-то руку на плече и замер. — Защитные чары не позволят тебе вернуться, — произнес мягкий женский голос. — Вдобавок, ее там уже нет. Драко развернулся и вскочил на ноги, едва не потеряв равновесие; сморгнул соленые слезы. Нахмурился от недоверия и шока, когда понял, кто потревожил его. Он узнал ее только из-за случайной встречи в Косом переулке и порванной колдографии, которую нашел в сумке матери, когда рылся в поисках лишнего галлеона для шоколадной лягушки. Да и черты лица трудно было не узнать: аристократичные линии, столь схожие с Беллатрисой, но более деликатные и не охваченные угрожающей резкостью, что всегда заставляла его чувствовать дискомфорт. — Ты? — прошипел он, слишком вымотанный, чтобы вложить в голос хоть немного угрозы. — Меня отправили к тебе? — Да, — ответила Андромеда, ощущая явное неудобство и не сводя глаз с палочки Драко. — У МакГонагалл… — …извращенное чувство юмора, — закончил он. — Мне не нужна твоя помощь. Она выгнула бровь и медленно произнесла: — Ты недооцениваешь ужасное положение вещей, Драко. Поверь, когда я говорю, что тебе нужна моя помощь. — Нахрена тебе вообще мне помогать? — спросил он, сощурившись. — Сначала я была против, — со вздохом призналась она, — но, несмотря на прошлое, ты все еще моя семья, Драко. И, кажется, теперь у нас появилось кое-что общее. — Что ты несешь? На миг Андромеда заколебалась. — МакГонагалл рассказала мне об… отношениях с Гермионой… — Ты ни черта не знаешь о моих отношениях с Грейнджер! — рявкнул он, выбрасывая вперед руку с зажатой в ней палочкой. — Ни черта! — Успокойся! — Не говори мне… — Тише! — прикрикнула она. — Не смей всех разбудить! Тебе это может не нравиться, Драко, но много лет назад я оказалась в точно таком положении. Я знаю, что ты чувствуешь… — Ты и понятия не имеешь… — Если бы МакГонагалл не рассказала мне о ваших с Гермионой отношениях, тебя бы здесь не было, — сказала Андромеда спокойным голосом. — Похоже, они обе уверены, что в какой-то степени ты изменил свои взгляды, поэтому я готова выдать тебе кредит доверия. — Как великодушно… — Но хочу все прояснить: если сделаешь хоть один неверный шаг, — продолжила она, — пеняй на себя. Я хочу тебе помочь, Драко, но ты не единственный, о ком мне нужно переживать. — Чушь, — сказал он с насмешкой. Андромеда прищелкнула языком. — Ты имеешь представление, насколько тебе повезло? — Повезло? — выплюнул он с горечью. — Считаешь, мне повезло, раз Волдеморт жаждет моей смерти? — Я говорю о людях, которые хотят тебе помочь, — она нахмурилась. — Учитывая твои поступки, я бы сказала, что тебе очень повезло. Свирепость в глазах Малфоя дрогнула, и он потупил взгляд. — Ты понятия не имеешь, что произошло… — Я знаю достаточно, — прервала она, выражение ее лица немного смягчилось. — Понимаю, что ты попал в ужасную ситуацию, но это не извиняет сделанного. Истина подобна отбеливателю: она оголяет тебя, удаляя всю грязь. Но заглоти слишком много, и она опустошит тебя изнутри. И, возможно, убьет. Несмотря на все его усилия, он не смог заставить себя презирать Андромеду. Может, потому что внутри него не осталось места для каких-либо еще разрушительных мыслей. Или же он просто знал, что она была права. — Знаю, для тебя это непросто, но я обещала Макгонагалл, что ты будешь в безопасности, — сказала она, раздраженно вздохнув, — поэтому советую не забывать, на какой риск пошла Гермиона, когда отправила тебя сюда. Резкий ответ так и крутился на кончике языка, но в своих мыслях он слышал голос Гермионы, просящий его принять ситуацию. Он сжал зубы, когда почувствовал очередную волну тоски по возлюбленной, и опустил волшебную палочку. — Твое гостеприимство... в чем подвох? — Его нет, — заверила Андромеда. — Все, чего я прошу взамен, — чтобы ты уважал всех в моем доме. — Всех? — Позже увидишь. Я все объясню утром. Для тебя подготовлена отдельная комната. Только сейчас Драко понял, что они находились в саду. За Андромедой виднелся довольно большой, но скромный коттедж, погруженный в темноту; лишь в одном из окон первого этажа мерцало пламя свечи. От соблазна продолжить спор покалывало язык, но он нуждался во сне и некоторой изоляции, чтобы дать волю мыслям, гудящим в голове и не дающим покоя. — Ладно, — через силу пробубнил он, склонив голову, — ладно. — Хорошо, — кивнула Андромеда, ее тон подразумевал, что в сложившихся обстоятельствах не было ничего хорошего. — Пойдем, Драко. Похоже, тебе не помешает немного сна. Слишком вымотанный и уставший, чтобы сопротивляться, Малфой пошел к дому; он рассеянно понял, что ткань его пальто еще хранит аромат Грейнджер. Пальто, которое она подарила ему на Рождество. Мучительное и беспощадное желание ощутить присутствие Гермионы почти согнуло его пополам, но он выпрямил спину, плотнее укутываясь в материю. Он почувствовал руку Андромеды на плече, когда она провожала его к порогу. И хотя Драко знал, что должен оттолкнуть ее, он позволил ей этот контакт.***
Ее руки обмякли, и Живоглот спрыгнул на землю. Взгляд Гермионы был безжизненным, губы слегка приоткрыты, каждая мышца напряжена до предела, чтобы не дать ей упасть прямо на месте. Одному Годрику известно, как она старалась собраться, но ее тело отказывало. — Гермиона! — позвал знакомый голос, вырывая из оцепенения. Внезапно она почувствовала теплые объятия, упирающийся в нее большой живот и увидела копну фиолетовых волос. — Слава Мерлину, ты в порядке. Где ты пропала? Патронус МакГонагалл пришел лет сто назад. — Я... немного заблудилась, — прошептала Гермиона, падая в руки Тонкс. — Не сразу нашла место аппарации. — Но ты ведь в порядке? — спросила Тонкс, отстраняясь, чтобы изучить Грейнджер. — Ты не ранена? Не обижайся, милая, но ты ужасно выглядишь. — Я в порядке, — соврала она, потому что не знала, что еще может сказать. — Я в порядке, просто… споткнулась, но я в порядке. Забавно, как многократное повторение одного и того же может лишить слова всякого смысла. — Уверена? Хотя Гермиона знала, что Тонкс не придавала большого значения ее истории с Драко, она переживала, что все написано у нее на лице. Она чувствовала себя открытой книгой. Расправив плечи и поджав губы, она притворилась, что все под контролем. — Уверена, — кивнула Грейнджер. — Отлично, — сказала она, не убежденная ее ответом. Гермиона почувствовала ободряющее пожатие на плече, когда они направились к скромному жилищу. — Давай убираться с холода. — Давай. Где Люпин? — Он отправился в Нору, когда мы получили предупреждение, — объяснила она беспокойным голосом. — Он подумал, что Артуру может понадобиться создать еще несколько Защитных чар. Мы пытаемся со всеми связаться, но это не так легко. Гермиона молилась, чтобы ее следующие слова не выдавали слишком много надежды: — Есть какие-нибудь новости от Рона и Гарри? — Нет, — Тонкс вздохнула и еще раз ободряюще сжала плечо Гермионы. — Мне жаль. Она моргнула. — Я и не думала, что они будут. — Уверена, парни в порядке, — и снова эти слова. Живоглот проскочил между их ног, когда они входили в дом. — Я заварила чай, будешь? — Нет, спасибо, — отказалась она, едва обращая внимание на жужжание недавно созданных Согревающих чар. — Знаю, что нам нужно обсудить происходящее, но я безумно устала… — Конечно, — с сочувствием произнесла Тонкс, — поговорим позже. Ты помнишь, где гостевая спальня? Она кивнула и ухватилась за перила. — Первая дверь слева. Я... сначала мне нужна ванная. — Не стесняйся, бери все, что нужно. Теперь это и твой дом. Гермиона знала, что Тонкс хотела ее утешить, поэтому должна была удержаться от страдальческой гримасы. Она поднялась по скрипучей лестнице. Это был не ее дом. Все казалось совершенно ненастоящим, хрупким, как облака; некая искаженная реальность, которую ее мозг никак не мог осознать. Гермиона прошла в ванную, наклонилась над раковиной и долгое время не отводила глаз от чистого фарфора. Когда она подняла голову и взглянула на свое отражение, от дыхания запотело зеркало. Лицо было измазано высохшей и растрескавшейся грязью и запекшейся кровью, опухшие глаза обрамляли серые круги, а губы были окрашены в ледяной оттенок фиолетового. Шотландский дождь не сильно ей помог, едва смыв беспорядок с лица, зато кожа и волосы пристали к ней, как застывшая смола. Она не могла решить: похожа ли она на воина, который разрисовывает лицо перед сражением, или же похожа на израненную душу, томящуюся после постигшей ее неудачи. Убрав в сторону непослушные волосы, она открыла кран, набрала в ладони воды и умылась. Гермиона ощущала холод, но проигнорировала его и продолжила смывать окрашенную красным грязь отчаянно трясущимися руками. Судорожно вздохнув, проверила результат в зеркале; немного успокоилась, когда заметила, что сантиметр за сантиметром лицо становилось чище, пока не осталось лишь немного не отмытых мест, на которых грязь смешивалась с веснушками. Она прикоснулась к ним кончиками пальцев, когда взгляд упал на отметку на шее — увядающий след поцелуя. Острая боль от потери накрыла ее, и Гермиона повернула голову, чтобы лучше рассмотреть отметину. Обычно она скрывала такое под чарами Гламура, но этот она оставит на виду. Она надеялась, он пробудет с ней еще какое-то время. Годрик, как она по нему скучала. С момента расставания прошли считанные минуты, даже не часы, но она чувствовала, как между ними пролегли километры расстояния. Должно быть, солнце достигло горизонта, поскольку яркие лучи ворвались в окно и отразились в зеркале. Свет закатного солнца был похож на пламя, он осветил ее лицо, подобно пожару войны. Взгляд вернулся к раковине; это был цвет ржавчины.***
Сбросив с себя остатки промокшей одежды, Драко хмуро изучал в зеркале свое бледное отражение. Он ощущал соблазн оставить следы крови Гермионы, смешанной со своей собственной, но его возмущала прилипшая то тут, то там грязь, мысли о которой заставляли его чувствовать неудобство. Он выискивал намеки на Грейнджер в отражении: легкая припухлость на нижней губе от поцелуя, небольшая царапина за ухом от предварительных ласк, шрам с третьего курса. Она была повсюду и нигде. Очередное воспоминание об их последних совместных секундах вызвало боль в висках. Петрификус Тоталус! Я хотела бы, чтобы ты был рядом. Я люблю тебя. Он застонал и прижался лбом к зеркалу. Он был чертовски зол. Зол на нее, что не позволила сказать все, что он мог и должен был сказать. Зол на себя, что не оставил ей никаких вариантов, кроме как использовать заклинание. Зол на МакГонагалл, что отправила его сюда. Зол на родителей, что навязали ему свои предрассудки. Зол на Поттера и Уизли, ведь, возможно, сейчас его возлюбленная была с ними. Зол на обстоятельства, что разрывали его на куски. И под всей этой злобой его поглощала убийственная тоска. Малфой мог справиться со злостью, они были старыми друзьями, боль в груди — вот, что было ему незнакомо. Он был сломлен; всего лишь человек, пытающийся бороться с жизнью. Он был здесь чужим. Его место было рядом с ней. Еще раз с отвращением взглянув на себя в зеркало, он тряхнул головой и направился в спальню, которую ранее ему показала Андромеда. Задержался в длинном коридоре и рассеянно подумал, кто же находится за остальными шестью-семью дверями; но он был слишком поглощен мыслями, чтобы отвлекаться на этот вопрос. Его новая комната была небольшая и скромно обставленная: полуторная кровать, занимавшая большую часть пространства, комод, несколько покосившихся полок, которые срочно нуждались в Репаро. Отсутствие Гермионы было подобно насмешке, брошенной ему из каждого угла. Здесь не было ни одной из ее маленьких безделушек, ни книжных шкафов, прогибающихся под тяжестью множества книг, ни мятного или вишневого ароматов. Сердце пропустило еще один удар; он сбросил пальто, аккуратно повесил его на дверь и позволил пальцам пройтись по ткани, когда осознал, что это единственное, что связывает его с ней. Засунув волшебную палочку под подушку, он разделся до белья и опустился на матрас, укутался в колючее одеяло. Драко оставался на левой стороне кровати; рассеянно глядя на пустое место справа, он закрыл глаза. В постели Грейнджер он всегда спал слева.***
Гермиона стояла посреди гостевой комнаты, бездумно смотрела на стены, буквально ощущая кожей беспокойство. Понимая, что каждая наполненная сном ночь будет отдалять ее от сегодняшнего дня, затягивая воспоминания тусклой дымкой времени, ей было страшно ложиться в постель. Но тело было на грани физического и эмоционального истощения, а завтра она должна быть в хорошей форме. Завтра во время обсуждения планов Ордена не будет места ее слезам. Завтра она будет гриффиндоркой, готовой к действию. Завтра она будет в порядке. Стащив свитер и отбросив его в изножье кровати, она принялась за остальную одежду, но замерла, осознав, что на ней была надета его футболка. Она резко вдохнула, уловив едва заметный аромат Драко: мускусный, с оттенком мяты и специй и что-то напоминающее о новых книгах. Она испытала облегчение, обнаружив этот маленький символ их запретных отношений, поэтому высушила футболку заклинанием, которое не уничтожило присутствие аромата Малфоя. Позабыв о пижаме, находящейся в зачарованной сумке, сняла джинсы, сдалась усталости и нырнула в простыни; ее тешила мысль, что она будет спать в его одежде. Гермиона уткнулась лицом в подушку и заплакала. Она заснула, свернувшись в комочек, приложив ладонь к израненному сердцу. На правой стороне кровати.