Жертвенник

      Сколько там от ненависти к любви шагов? Десять? И какой дурак посмел провести такую параллель между чувствами и физической величиной? «Влюбленный дурак», — смело ответил на свой же вопрос Ошибка. А ведь верно было его утверждение. Только влюбленный, самостоятельно погрязнувший в таком болоте, как чувства, способен на подобные крайности. — Тц, что за ересь в голову лезет, — Эррор закрыл очередной портал в неизвестную ему вселенную и лениво сел на диван, что принадлежал одному неряшливому Художнику, от поисков которого Оши и решил немного передохнуть. — И куда же он мог деться?       В какую альтернативу не загляни, но везде, где в поисках потерялся Ошибка, начинался переполох. Его морду прекрасно знали во многих обширных и проработанных мирах, и появление оного в биомах миров ничего хорошего не сулило. Все давно усвоили одно простое правило, приняв его за аксиому: видишь темного скелета, облаченного в не менее темные шмотки — жди беды. И вот как с таким раскладом вещей жить? И Глючный жил в подобной неразберихе годами, даже не жаловался. И не посмел бы. Сознательно пошел на выбор, прекрасно понимая все риски оказаться в конце с разбитым корытом. И теперь, не по велению судьбы, а по своей прихоти, он стал козлом отпущения. Но давно поломанную душу грело новое чувство. Теперь он был, пусть и временно, не один. Это ему, как он думал, просто льстило. На деле же, он поистине упивался этим ощущением нужности, и вовсе не важно, кому именно. Пускай это будет Инк, но на данный момент он ему нужен. И пускай. Плевать, что он выглядит как потерявшийся бродячий уличный кот, ослепший на два глаза и душу. Не умеющий доверять, но на свой страх и риск доверивший свои чувства кому-то помимо себя. И, знаете, он ни о чем не жалел. В кои-то веки, он обрел, какое-никакое, но успокоение и баланс мыслей, и голоса в черепушке приутихли, покидая ее на пару с вечными головными болями. Теперь в черепной коробке было на удивление тихо и спокойно, а внутри слышался один-единственный тихий, уверенный и размеренный голос.       Что же, видимо, Эррор неосознанно сделал еще один шаг навстречу к этому настырному Радужке. Вот в чем проблема: ответного дождаться от него он не сможет, Инку для такого дела понадобится душа, вернее излучающие ею эмоции.       Дрим, в отличие от опустившего руки Ошибки, все еще бродил по вселенным в поисках лучшего друга. И пускай он до смерти устал, но прекрасно знал: Инк устал еще больше. Устал страдать, устал смотреть на мир под пленкой бесчувствия, устал играть на публику, устал защищать, устал бороться. И руки невольно опускаются… Знал бы Дрим, что Художника мотивирует продолжать все это, несомненно помог бы. И потому, имеем только то, что имеем. Ни больше, ни меньше.       Да что уж там Принц положительных эмоций, Творец и сам не знал, ради чего так вкладывается в дело всей своей жизни. Нет, несомненно, его жизнь и здравие прямо пропорционально зависят от количества и качества альтернатив, однако было у него что-то еще в груди. Что-то такое странное и необъяснимое. В особо тяжелые времена внутри словно клацал какой-то рычажок, придавая моральных сил продолжать сражаться. И главное, в эти моменты он действительно верил, что знал, за что сражается. Увы, всего лишь верил.Через время, когда уставшее тело полностью насыщалось, пронималось силой и мотивацией насквозь, рычаг снова щелкал, выключаясь и готовясь снова к очередным толчкам до победного. Вот только что-то сейчас тихий спасательный «щелк» запаздывает, наверно, где-то в закоулках памяти затерялся и заблудился.       Впрочем, долго ждать его не пришлось. Стоило только Инку наконец осознано открыть глаза и повнимательнее взглянуть на мир вокруг, как назойливый «щелк» забил в несуществующих ушах, перебивая своим эхом от звона все мысли и заставляя тело действовать на уровне инстинктов, по накатанной годами тропе — тропе защиты всего и вся в близлежащем, и не совсем, окружении. И на этот раз в груди защемило так сильно и так ноюще, словно этот самый рычажок закоротило. И никогда не откоротит обратно. Теперь Инк ясно видел цель и бездумно, бесчувственно, шел к ней. Сначала он должен всех спасти, а уж потом хоть и в пропасть бросаться. Именно этот отголосок слабо заметной эмоции, твердой и уверенной решимости, разглядел в закромах грудной клетки своего друга Дрим. Что, наконец, позволило Яблочному найти свою потеряжку. — Скажи-ка мне, что, на твою милость, происходит? — Принц-диадемка внимательно осмотрел своего друга, окидывая его весьма многозначительным взглядом. —Что за внезапное бурление эмоций в тебе? Объясняйся.       Дрим только сейчас, наконец, смог заметить, что вокруг Творца валялась не одна-две бумажки, а как минимум пара-тройка дюжин. Только сейчас заметил, как Инка трясет. От страха ли? Нет, сейчас внутри его груди совсем не булькали эмоции, лишь зияла пустота и стерильная чистота. От безысходности его трясет, от безысходности. — А, вот и ты. Я ждал твоего прихода, — Творец даже не поднял взгляда с блокнота в руке и ручки в другой, он лишь продолжал что-то там писать; шарфа для такого объема информации просто не хватит. — Спасибо, что не бросил. — Что произошло? — Ты присаживайся, — Инк одной рукой провел по траве, сметая все бумажки в сторону и освобождая Дриму место. — Нам предстоит очень долгий разговор.       И понеслась проза по двоичному коду одного из миров, рассказывая собой всю накопившуюся за десятки, а может и сотни, десятилетий. Художник знал, что всецело мог доверить Хранителю эмоций все свои самые потаенные секреты, он мог доверить ему самое сокровенное и важное, потому и говорил. Слагал наспех, постоянно путаясь и оговариваясь, ведь одновременно с этим продолжал наполнять строки очередных тетрадей текстом и смыслом в нем. Обрывал предложения на середине, и слова тоже, старался ухватиться за уплывающую в небытие память. И, пока что, справлялся со всем этим. Не успеет дописать все сам: допишет Дрим, Художник попросил его слушать настолько внимательно, насколько Яблочко могло себе позволить. Наконец-то старая установка сработала: он так долго верил в небольшую победу своей памяти и вот она все же свершилась. «Не голова у меня, а сито» — повторял он себе из раза в раз. Но в этот раз большущие дырки в этом сите были наспех, неумело, заделаны, и оно изо всех сил держало внутри себя громоздкую память. Лишь бы не прорвало. А ведь он был уверен, что не прорвет. — Что не так с моей памятью? — однажды спросил сам себя Художник, напрочь уставший забывать и забывший уставать. — За что мне такое наказание?       Инк спокойно, почти расслабленно, сидел на диване; в руке сверкнул блеском синий флакон с краской. Часы тихо и медленно отсчитывали секунды убывающего дня, эхом разнося еле различимое «тик-так» по всему домику. — Какое может быть объяснение такого недуга? — Творец бросил очередной взгляд на флакон в руке, однако все равно не пошевелился: выпьет еще хотя бы каплю, может покончить с собой от удушающего уныния. — Нет, попробуем разрулить проблему более разумным путем. То есть, попытаемся додуматься до ответа, да, Бруми?       Следующий же взгляд был брошен на громадную кисть, подпиравшую одну из четырех стен гостиной комнаты, в которой почти не бывает гостей. — Что есть память у монстров? — Инк откинулся на спинку дивана, что за годы использования успел промяться в форме тушки Художника. — Это связи магического происхождения, засевшие глубоко внутри живого организма. Душой, что координирует и направляет магию по всему телу, не располагаем. Значит, моя магия просто хаотично слоняется туда-сюда по костям. Краски — ненадолго перенаправляют определенную магию в правильное русло, выуживая из них эмоции.       Но все эти домыслы едва ли вообще несли объяснения такой ужасной памяти у несчастного монстра… — Но ведь память — тоже магия. Значит, душа также должна была руководить ее потоком, будь она неладна, — короткого и прерывистого вдоха вполне хватило, чтобы понять настрой и ход мыслей Творца — он был в отчаянии. — Из этого вытекает, что отсутствие души вполне могло исказить мою память.       Что же, имеем только то, что имеем. Ни больше, ни меньше.       Пока Дрим своим сознанием пытался уловить каждое слово из уст Художника, хотя желательно смысл, картинка перед глазами просто-напросто начала плыть. Слезы заполняли все глазницы, не давая зрачкам сфокусироваться на говорившем напротив него скелете. Скелете, который, по своим же словам, десятки лет назад попросту сыграл в ящик с одним смутным типом. И сейчас пришло время расплаты за столь необдуманные решения. Хорошо еще, что Инк додумался рассказать своему другу не всю правду, лишь самую важную и понятную ее часть. И пока Дрим поймет, что Творец солгал, Художник успеет умчать, снова спасать мирки собственной вселенной.       Почему добрейший из яблочных братьев рыдал сейчас, да так горько, что и не помнит, когда в последний раз подобное было? Все просто. Имея при себе весьма обостренное чувство справедливости и львиную долю доброты от характера, он просто не смог отреагировать иначе на то, как несправедливо поступили с его лучшим другом. Сердце, нет, душа просто не выдержала и рванула напряжением наружу, разбиваясь хрустальными каплями о зеленую траву. Он не мог поверить. Вернее, не мог осознать, что дела могут обстоять настолько ужасно. Верить-то он верил, и в мыслях не было такого, чтобы усомниться в словах дорогого ему монстра. Однако, от почти правдивой правды так больно скреблись кошки по золотому яблочку-душе…