Кровь от крови

Ральф понимал, почему Лиам сорвался именно на нём, и даже не мог злиться в ответ. Он давно не пребывал в таком расшатанном состоянии. И пусть Лиам не видел себя со стороны, Ральф не был слепым. Их всегда воспитывали так, что люди воспринимались только едой и существами низшего сорта. Да, они живые и незаменимы для вампиров, но не годятся ни для чего иного, кроме как для кормления и выполнения пыльной работы. В глубоком детстве Ральф не понимал, почему всё именно так, ведь люди похожи на них и почти ничем не отличаются. Им, вампирам, кровь была жизненно необходима. Так неужели существа, которые не зависят от чужой крови, являются менее сильными, чем вампиры? Когда он спросил об этом отца, то получил сильную пощёчину, сбившую с ног. «Никогда не смей ставить их рядом с собой, как равных», — гневно сказал отец, а Ральф всё равно его не понял и долго плакал, закрывшись в своей комнате. К ночи он открыл дверь только Лиаму, который скользнул в комнату чёрной тенью и объяснил, что хищник не должен позволять себе слабости, иначе добыча перестанет его бояться. Ральф хорошо усвоил тот урок и никогда не заговаривал с людьми как с равными. Он не позволял себе оскорблений или пренебрежительного отношения, но всегда старался держаться на ступень выше, чтобы его боялись. Всё, как учил отец. Лиам усвоил эту простую истину гораздо раньше, поэтому теперь Ральф даже представить себе не мог, насколько тяжело ему было ломать себя. Да, далеко не каждый вампир чурался возможных тёплых чувств к людям. Это могло не выноситься на обсуждение, но многие оставались при своём мнении. Некоторые, как Ракель, не видели ничего плохого в удовлетворении сексуального голода с человеком. Это ведь всего лишь игра, развлечение — такой была главная отмазка. Однако такое происходило редко. Вряд ли Лиам в самом деле решится на отчаянный шаг и полностью встанет на сторону Оливера — в конце концов, он член Совета и носитель фамилии Арвель. Если он заступится за Оливера и поможет ему, то лишится всего. А кем может стать Лиам в таком случае? Всё, чему их учили с самого детства, будет бесполезным. Придётся заново вытачивать себя и учиться жить по-другому. Таким отношениям в мире на грани войны и вымирания вампиров просто нет места. Им будет некуда пойти. Ральф искренне желал помочь Лиаму, но и сам ходил по лезвию ножа, стоило только задуматься о Кайле. Если поведение Лиама можно было объяснить его реакцией на неожиданное возбуждение Оливера в момент первого кормления, то Кайл с самого начала вызывал в Ральфе тёплые чувства, а поцелуй во Флапберге только способствовал их усилению. Рано или поздно он всё равно пришёл бы к такому же выводу, даже если бы Кайл не стал его целовать. Лиам, пусть и должен был пресечь подобные мысли в момент, когда Ральф ему признался, повёл себя мягче предполагаемого. Ему было нужно обвинить кого-то в грязном поведении, чтобы самому не чувствовать себя таким. И Ральф простил его грубые слова, не ища встречи до самого вечера. Пришлось избегать родителей, но они сами не шли на контакт. Ральф слышал разговоры слуг, которые шептались слишком громко для слуха вампира и обсуждали, почему же младший сын не выходит к ним. Он давно научился не придавать большого значения сплетням, если только они не переходили дозволенную грань. Ральф частенько подслушивал слуг, ещё живя в родительском доме, и разговоры людей, будучи уже охотником, и умел держать язык за зубами, даже если слышал что-то неприятное. Сейчас он не считал нужным выходить и объяснять, почему предпочёл целый день провести в комнате, тем самым проявив явное неуважение к собственному отцу и главе дома. К обеду одна из служанок всё же постучалась и, принеся обед, спросила: — Разве господин Лиам не сообщал вам весть о прибытии господина Скендера и госпожи Дарданы? Ральф настолько редко слышал имена родителей, что не сразу понял, о ком шла речь. В отличие от Лиама, он не отличался хорошим самообладанием, поэтому громко расхохотался, напугав бедную служанку до полусмерти. Та сразу принялась бормотать извинения, бледнея всё сильнее с каждой секундой. — Я в курсе, что они здесь, — справившись с собой, заверил Ральф. — А вот где сам Лиам? Служанка, вернув лицу более-менее здоровый цвет, расправила плечи и сложила перед собой руки в покорной позе. — Уехал к семье Каспар для выяснения обстоятельств, связанных с господином Финном. — О Финне есть вести? — Не знаю, господин. Надеюсь, он всё ещё жив. — Ненадолго, — отмахнулся Ральф, чем вызвал немалое удивление. Пришлось исправиться: — В смысле, сухокровие всегда имеет смертельный исход, а продление жизни лекарствами только заставляет мучиться. Я как-то наблюдал медленную смерть вампира, пострадавшего от грязной человеческой крови… Он не договорил, углубившись в воспоминания. Это случилось около двух соломов назад. Вампирская семья, пусть и не такая знатная, собрала деньги и попросила его найти рэху, которым отравился их сын. Ральф видел того несчастного. Он оставался в сознании, но явно мучился от нестерпимой боли — его вид надолго засел в памяти. Родителями двигала только жажда мести. Ральф старался не принимать близко к сердцу истории, которыми непременно пичкали все, кому требовалась его помощь, и отправился искать человека, вооружившись описанием. Сперва навестив Красный приют, в котором работал тот рэху, Ральф опросил присутствующих и, ожидаемо никого не найдя там, отправился дальше по свежему следу. Рэху удавалось сбежать очень редко, а если и удавалось, то лишь немногие уходили далеко. Ральфу потребовалось всего два дня, чтобы проследить его маршрут и добраться до цели. Того человека он почти не помнил, в отличие от умирающего вампира, но его глаза были испуганными в момент, когда Ральф сбил его с ног. Рэху даже не пискнул перед смертью — во взгляде читалось ожидание, а побег был скорее естественным последствием. Вернувшись, Ральф застал отравленного вампира ещё живым. Выглядел он почти так же, но мучился лишь сильнее. Медленная, болезненная смерть. Кому-то везло — смерть забирала быстро. Кому-то нет. Ральф не считал помощь Финну, который и так находился без сознания, настоящей помощью. Он терпел боль, и единственным способом избавиться от неё было поскорее умереть. Иных вариантов не было, и Ральф искренне сочувствовал ему. Финн Каспар был слишком юным, мог ещё совершить хорошие дела, а не тихо отсиживаться на собраниях Совета, однако судьба распорядилась иначе. Окинув взглядом застывшую служанку в тщательно выглаженной форме, Ральф задумался, а страдал ли кто-нибудь из людей, находящихся в их семейном особняке, сухокровием? Вампиры редко пьют кровь алемпи — для этого существует каста рэху. Страшно даже представить, если кто-то из них вдруг окажется грязным. Например, вот эта служанка. — Прошу меня извинить, — пробормотала она, низко опустив голову и спиной попятившись к двери. Ральф не стал её останавливать, только бросил напоследок: — Скажи Лиаму, чтобы зашёл ко мне, когда вернётся. — Конечно, господин. И выскользнула за дверь, оставив Ральфа наедине с его мыслями.

***

Лиам редко выбирался с территории своего дома. Ещё реже ему приходилось бывать в гостях. Сегодняшний визит нельзя было назвать ни дружеским, ни запланированным. Не дождавшись каких-либо вестей от семьи Каспар, Лиам почувствовал жгучую необходимость уехать хоть куда-нибудь. Грызла внезапно проснувшаяся совесть. Он никогда не позволял себе срываться — воспитание и нахождение в Совете требовали сдержанности. Этого требовал и характер. Порой Лиам считал, что вовсе не умеет терять над собой контроль. Любое повышение голоса или резкое движение были продуманы и не являлись результатом эмоций. Вчера же он попросту сорвался. Сорвался не на кого-то, а на Ральфа, предложившего помощь. В их ситуации это было лучшим вариантом, но измученный Лиам настолько устал от тисков происходящего вокруг, что жаждал выбраться немедленно. Делать больно Ральфу было неправильно. Он понимал, что его привязанность к Кайлу вряд ли закончится чем-то хорошим, как и его тёплое отношение к Оливеру. Они оба оказались в совершенно ужасной и смешной ситуации одновременно. И, если бы не Ральф, поддержать Лиама было бы некому. То же самое касалось и самого Ральфа. Именно сейчас они с братом оставались друг у друга единственной поддержкой, а Лиам даже не заглянул к нему сегодня утром, трусливо сбежав. Пробиваться в особняк Каспар пришлось долго. Пускать его ожидаемо не хотели, но Лиам заявил, что не уйдёт, пока не окажется внутри. Слуги что-то долго улаживали, и прошло добрых два часа прежде, чем ему разрешили ступить за ворота. Первое, чем восхитился Лиам, был сад. Прекрасное произведение искусства. Он пестрел яркими цветами и разнообразными растениями, и именно это привлекло внимание. За целым садом ухаживал лишь один человек. Раньше вся работа лежала на плечах Оливера, теперь — на плечах Хенрика, которого поблизости не было видно. Лиам не слышал, что с ним стало. Дерил встретил прямо на пороге и любезно пригласил внутрь. Его жены не было рядом, что позволило Лиаму чувствовать себя не так скованно. — Так и знал, что ты придёшь, — сказал Дерил, стараясь держать лицо, но было заметно, насколько вымотанным он выглядел. — Почему меня не позвали? Оливер был вашим садовником, но теперь он мой ингри. Произошедшее касается меня не меньше, чем… — Ты хочешь разбирательств? — Дерил остановился перед входом в роскошный зал с длинным столом и повернулся лицом к Лиаму. Он не угрожал, но вёл себя крайне настороженно. Именно сейчас стало заметно его нежелание вести разговор. — Если мы не узнаем виновника, Оливер умрёт на Охоте. — А ты надеешься, что у него есть шанс выжить? В голосе Дерила скользнула насмешка, и он махнул рукой слуге, который спустя секунду появился рядом с подносом. Два гранёных стакана и дорогое вино. Тяжело вздохнув, он наполнил их оба и предложил один Лиаму, после чего отослал слугу. Тот исчез настолько быстро, будто его и не было здесь. — Мой сын сейчас умирает на втором этаже, прямо над нашими головами, — указательный палец Дерила устремился вверх. — Это всё, что мне нужно знать. Какой прок от разбирательств? Девчонка-ингри заболела сухокровием. Подцепила заразу, а мой сын медленно травился… — Считаете, всё произошло само собой? — не отступал Лиам, хоть и старался действовать мягко. — Но забрали не только Оливера, ведь так? И Кимми, и Хенрика — их обоих здесь нет. — Конечно. Разве я мог поступить иначе? — Тогда нужно было отдавать на растерзание всех слуг. Это несправедливо. Дерил окинул Лиама насмешливым взглядом и вошёл в зал, где проходили застолья большой семьи Каспар и многочисленных гостей. — Членство в Совете обязывает поступать так, чтобы всё было правильным. Верным. Но жизнь далеко не такая простая, как тебе кажется, Лиам. Кимми упомянула всего два имени — Оливера и Хенрика. Не знаю, как здесь могут быть замешаны садовники, но их смерть не будет лишней. Лиам опустил взгляд в свой стакан, от которого исходил лёгкий запах винограда. — Нужно было избавиться от Оливера сразу, зачем вы предложили его на роль моего ингри? Чтобы скрыть нападение Финна — хороший способ, одобряю, — немного подумав, Лиам решил пойти дальше. — Сегодня утром мои родители заявили, что я не должен бороться за своего ингри, что защита, которую обязан давать хемпи при появлении ингри, всего лишь глупые сказки для людей, чтобы те охотнее переходили в чьё-то личное распоряжение. Но Оливер здоров. Он чист. Чистых людей становится всё меньше, а он весьма послушен. Почему я должен отдавать его на Охоту, если он может обеспечить меня своей кровью на многие годы вперёд? Дерил, внимательно выслушав, неопределённо качнул рукой. — Ингри моего сына тоже была чиста. Разве есть гарантия, что и Оливер когда-нибудь не заболеет? — Это не болезнь, — сказал он прежде, чем успел заставить себя молчать. — Прошу прощения? — Не болезнь, — повторил Лиам, зная, что отступать больше некуда. — Возможно, сухокровие вызвано искусственным путём. У меня нет доказательств, но, если вы позволите обыскать сад и домик, в котором жил садовник, я смогу сделать более смелые предположения. Лиам видел по выражению его глаз, что подобное заявление воспринималось не более чем наглостью, попыткой добраться к той правде, которая Дерилу была вовсе не нужна. Его можно было понять: Финн умирал, и правда ничем не могла помочь. Но ему удалось взять настойчивостью неприступную крепость. В конце концов Дерил еле заметно кивнул, позволив обыскать территорию особняка, но под своим бдительным наблюдением. Он не следовал за ним по пятам, а зорко следил со ступенек крыльца, оставаясь в тени под навесом. Может быть, нервная истощённость сказалась на его способности провести несколько минут под палящими солнечными лучами, может быть, это было просто нежелание отходить далеко от дома. Но Лиам сразу же забыл о нём, стоило только погрузиться в разнообразие цветочных запахов, перебивающих друг друга. Неудивительно, что в таком саду нельзя было обнаружить несколько ростков мяты, спрятавшейся под кустом черноплодной рябины около домика садовника. Даже подойдя ближе, Лиам почти не ощущал её запаха — лишь стойкий сладкий аромат ягод рябины. Мята никогда не росла в садах вампиров. Её беспощадно вырывали и уничтожали, потому что большое количество несло им смерть. Запах был слишком сильным для чувствительного нюха вампиров. Лиам обнаружил несколько сорванных листьев и отрезанных стеблей — сомнений не оставалось. Вот только знал ли Оливер об этом? Растение было достаточно взрослым, а не посаженным пару недель назад. Потянувшись к нему, Лиам осторожно сорвал один лист и потёр пальцами — кожа отозвалась лёгким покалыванием, а в нос ударил яркий аромат. Поморщившись, Лиам, подавил порыв выбросить его и крепко сжал в кулаке, нырнув в домик садовника. Небольшая комната, основную часть которой занимала кровать, была практически пустой. Маленькая тумбочка с двумя ящиками, стол и стул — больше ничего. Здесь и спрятать-то что-либо было практически невозможно, однако этот домик являлся тем местом, куда никто никогда не заходил, кроме самого садовника. Поэтому Лиам, быстро осмотрев ящики и стол, заглянул под кровать, где в тени тумбочки обнаружилась небольшая шкатулка с сушёными листьями мяты и медовицы. Лиам понимал, что находка абсолютно никак не доказывала вину Хенрика — шкатулка могла остаться и от Оливера. Единственное, на что мог уповать Лиам, так это на очерёдность их работы. Поскольку Хенрик пришёл сюда позже Оливера, то немногочисленные личные вещи принадлежали именно ему. — Медовица для вампиров обладает лечебными свойствами. А ещё она перебивает запах и вкус мяты. Он всё же поделился находкой с Дерилом, который теперь сидел на ступеньках крыльца, отказавшись вносить шкатулку в дом. Он долго молчал, то и дело поглаживая подбородок, и смотрел на сушёные листья мяты. — Ты ведь понимаешь, что это не доказывает невиновность твоего ингри? — наконец спросил Дерил, захлопнув крышку. — Да, — коротко согласился Лиам. — Как понимаю и то, что Охоты ему не избежать. — Тогда что ты хочешь от меня? — голос Дерила стал уставшим и тусклым. — Показать, насколько небрежно вы относитесь к собственным жизням. У вас под носом выращивали мяту, а никто даже не почуял её. Если информация, которую я знаю, верна, то ингри вашего сына — Кимми — долго отпаивали настойкой с мятой, смешанной с медовицей. Принимала она её сама или кто-то ей помогал, остаётся вопросом. Но если всё действительно так, то сухокровие — это сказка для вампиров, чтобы мы верили в таинственную болезнь, быстро распространяющуюся среди людей. Такая же сказка, как история о том, что хемпи обязан защищать своего ингри. Дерил поднял на Лиама злой взгляд, но ничего не сказал. А Лиам, гордо вздёрнув подбородок, продолжил: — Оливер рассказал мне, что Финн, набросившись на него, был голодным. Почему? У него есть ингри. Ингри не отказывают хемпи в кормлении — это их основная обязанность, — уверенно произнёс он. — Между Финном и Кимми что-то было? Причиной отказа в кормлении могла стать ссора или… — Следи за своим языком, — пригрозил Дерил и неловко поднялся на ноги. — У моего сына не было недопустимо близких отношений с человеком. — Вы уверены? Он отличался от других вампиров как поведением, так и внешностью. Слышал, в вашей семье случалось подобное кровосмешение… Дерил в очередной раз не дал ему договорить. Удар был быстрым и точным — в его руках заключалась большая сила, и Лиам на несколько мгновений потерял ориентацию. Перед глазами вспыхнули ослепляющие огни, и он едва сумел сохранить равновесие. — Каспар — одна из Четырёх Родовых Фамилий, щенок! Не тебе обвинять нашу семью в таком непотребстве! — вскричал Дерил, пока Лиам приходил в себя. — Да, не мне, — покорно согласился Лиам, не упуская из виду собственную привязанность к ингри, которую считал неправильной. Но теперь понимал, что вряд ли он был первым. Спустя пару секунд входные двери открылись, и на пороге показалась величественная фигура Гевина. И Лиам, и Дерил замерли под его цепким взглядом. Взрослый вампир в возрасте вызывал у Лиама гораздо больше уважения, чем Дерил и его эмоциональная жена, но сейчас даже у Гевина подрагивали руки. — Финн умер, — сообщил он и тут же отступил обратно в глубину дома, оставив двери открытыми. В тот момент Лиам впервые задумался о том, что, быть может, причину нужно искать не в мяте или садовниках, а в самой семье Каспар и их странных, запутанных взаимоотношениях.