Кровь от крови

Файон Дойл долго молчал, перекидывая ногу на ногу и поглаживая седую бороду. Когда Лиам передал ему весть Ральфа, старейшина отреагировал спокойно — так спокойно, что это показалось странным. Когда они только переступили порог его дома, Файон практически не задержал взгляд на Лиаме и внимательно посмотрел на Оливера, стоявшего позади. — Он мой ингри, — сказал Лиам и невольно оттеснил его за себя, хотя не чувствовал опасности от Файона. — Ему нужно привести себя в порядок, — и Файон заверил, что к людям здесь относятся лучше, чем в Ксихвинге. Но даже после Лиам не мог перестать волноваться за Оливера. Было неприятно, что сосредоточиться на важном разговоре оказалось так сложно. Пару раз Лиам сбивался и останавливался, потом, вспоминая, где он, отгонял лишние мысли и продолжал. Файон ни разу не перебил, но и после не торопился отвечать. Лиам рискнул напомнить: — Семьи Четырёх Родовых Фамилий не отступятся — решение окончательное… — Знаю я, что такое их решение, — внезапно махнул рукой Файон. — И знаю, что в случае внезапных ситуаций мнение меньшинства перестаёт учитываться. Я слышал, что произошло с тем мальчиком… Финном, кажется. — Финн Каспар послужил толчком, чтобы напомнить людям их место. Поэтому Охота… — Твой ингри тоже участвовал в Охоте? — снова перебил Файон. Лиам постарался не растерять уверенность. — Да. Его считали причастным к смерти Финна, но он не виновен. Его кровь чиста, и я знаю, что он бы не стал рисковать своей жизнью. Файон медленно покачал головой и вдруг громко расхохотался. Удивлённо смотря на него, Лиам не понимал, что же смешного тот нашёл в его словах. — Вы с братом такие разные, но в этом похожи, — он указал на Лиама пальцем, не прекращая посмеиваться. — В чём? — В желании спасти кого-то. Ральф рискнул хрупким миром ради Кайла Джерджели, а ты приводишь с Охоты ингри — вампир спасает человека, жертвуя своим высоким положением в обществе! — и снова расхохотался так, что у Лиама зазвенело в ушах. Почему-то он совершенно иначе представлял себе старейшину Флапберга. Несмотря на почтенный даже для вампира возраст, Файон не выглядел как дряхлый разваливающийся скелет, а седина не делала его старым. Несколько десятков соломов разницы в возрасте не заставляли Лиама относиться к нему с уважением. — Ты знал, что они целовались тут, на улице? Лиам удивлённо захлопал ресницами. — Не вру! Прямо здесь! Да о них до сих пор судачат все девчушки! Против воли он улыбнулся. Да, он знал — Ральф рассказывал ему, но не упоминал, что всё произошло так открыто, на виду у всех. — Надо же… значит, знал, — хмыкнул Файон. — Поверить не могу, что между ними до сих пор что-то происходит… Арвель и Джерджели. Такое возможно? И никто не против? — Никто не знает, — откликнулся Лиам. — Кроме меня. — И ты не отговорил брата от такого… проступка? Впервые за долгое время Лиам не нашёл верного ответа. Пытался ли он отговаривать? Нет. Ральф всегда был тем, кто, чем-то увлёкшись, шёл до конца, даже если на пути вставали огонь или глубокое море. Негласный запрет на их отношения и был огнём, но разве Ральф испугается такого, когда осмелился пойти против семьи и выбрать иную жизнь, которую судьба для него совершенно не готовила? Снова нет. Отговаривать его было бы глупо и бессмысленно. Пустая трата времени. — Странные вы оба. Странный ты. Ральф — он себе на уме, вольная пташка, которую не удержит клетка. Но ты… ты же другой. Член Совета, всегда чтивший семейные традиции, а тут внезапно сохранил в секрете любовное увлечение брата, поддержал его в этом, а теперь вытащил из Охоты человека, который должен был умереть. Лиам поднял тяжёлый взгляд. — Он мой ингри. — Слабая причина для такого большого риска. — Наш мир скоро может измениться. Чистый человек рядом — гарантия жизни на много соломов вперёд. В данном случае между положением среди касты кампи и собственной жизнью я выбираю второе. Файон удивлённо поднял густые брови. — Что заставляет тебя настолько доверять человеку, которого подозревали в причастности к смерти вампира? И Лиам снова упрямо повторил: — Он мой ингри. Файон криво усмехнулся: — Всё-таки вы с братом одинаковые. Оба нарушили запреты… оба отважились бороться за то, что дорого именно вам. Но Ральф уже привык к такой жизни. Сможешь ли ты к ней привыкнуть? Лиам не сомневался, что между его слов мелькнуло понимание истинной ситуации. Файон был стар и многое повидал на пути. Он не обвинял и не пытался заниматься нравоучениями, но продолжать разговор было бессмысленно. Поблагодарив за тёплый приём, Лиам попросил его обдумать слова Ральфа. Напоследок Файон сказал: — Раз Охота будет длиться ещё два дня, вы остаётесь здесь, вместе с нами. Завтра я найду тебя и сообщу, когда выдвигаемся в путь.

***

Толкнув дверь, Лиам вошёл в комнату, освещённую только одним фонарём на тумбочке. Оливер лежал на узкой кровати, предназначенной лишь для одного, и вертел в руках ветку дерева со странными треугольными листьями с ребристыми сторонами. Уже с порога он заметил, как посвежел Оливер: чистые волосы приобрели объём и вновь закручивались красивыми кольцами, с лица исчезли бледность и подтёки грязи, а новая одежда, хоть и была на размер велика, оставалась свежей. Никаких пуговиц на плече — рубаха не предназначалась рэху или ингри. Оливер, заметив его взгляд, подмял под себя подушку и сообщил: — Нужной рубахи не было. Извини. Лиама удивило, что он просил прощения за то, в чём не виноват. Переступив порог и закрыв за собой дверь, он подошёл к кровати, сел рядом (Оливер сразу подвинулся к стене) и поставил принесённую с собой миску на тумбочку рядом с фонарём. — Где ты её взял? — Лиам тронул лист на ветке незнакомого растения. Оливер пожал плечами. — Растёт здесь, во дворе. В Ксихвинге никогда не видел такого дерева, решил взять с собой и позже узнать, как оно называется, — пояснил он. — Ты ведь был садовником? — Был, — в его голосе зазвучала печаль. — Странно, такое чувство, что это происходило в другой жизни, хотя прошло не так много времени… — Но произошло достаточно событий. — Верно, — кивнул Оливер и поинтересовался, глядя на миску: — Что это? — Мазь, — ответил Лиам. Он насторожился, подняв бровь. — Но я не ранен, а порез на руке мне уже обработали. — Она не для этого, — Лиам посмотрел ему в глаза и, поняв, что Оливер ожидает пояснения, положил руку ему на ягодицы. Улыбка вмиг слетела с его лица; взгляд Оливера потемнел, стал настороженным и внимательным. Он уже догадался, что за этим последует, и медленно отложил ветку подальше от себя. — Приподнимись, — велел Лиам, подцепив свободный пояс штанов, и, когда Оливер поднял бёдра, быстро стянул их полностью. Пару минут он оглаживал его ноги, спину, пробираясь под рубаху, проводил пальцем между округлостей ягодиц. Перед тем как продолжить, Лиам взял миску и поставил рядом с собой на постель: она была удобной формы и достаточно глубокой, чтобы не перевернуться. А затем и сам забрался на неё, становясь позади Оливера. Тот сам всё понял и покорно встал на четвереньки, не оборачиваясь. Почерпнув немного мази на два пальца, Лиам открыл себе доступ ко входу в его тело, надавив на поясницу так, чтобы ягодицы оказались подняты выше. Коленом он раздвинул ноги Оливера шире и, помогая себе сухой рукой, смазал сжимающееся отверстие снаружи и внутри, проникнув на одну фалангу пальца. — Холодная, — раздался дрожащий голос Оливера. Лиам на мгновение поднял на него взгляд, но тот по-прежнему не оборачивался. — Потерпи, скоро согреется, — и, обмакнув средний палец в мазь полностью, плавным движением втолкнул его полностью. Оливер задохнулся, выгнулся, но быстро заставил себя снова прогнуть спину, вильнув бёдрами из стороны в сторону. Посчитав это хорошим знаком, Лиам стал терпеливо растягивать его, постоянно добавляя мази. — Ты приятно пахнешь, — сказал он, введя третий палец и проворачивая руку. — Здесь нет ароматических масел… — Я заметил. Как и прежде, Лиам расстегнул застёжки на своих штанах, но теперь так же тщательно смазал и член перед тем, как войти в подготовленное тело Оливера. Ощущения были иными — проникновение оказалось плавным, лёгким и приятным. Они охнули одновременно. Лиам, не удержавшись, навалился на него всем телом, обняв за худой живот, отдышался и, взяв себя в руки, вернулся в изначальное положение и стал осторожно двигаться. Сладострастное чувство охватило целиком и полностью. Лиам ни о чём не думал, только толкался вперёд, придерживая Оливера за бёдра и больше не переживая о том, что своими действиями нарушает всякие моральные принципы прежней жизни. Очень быстро захотелось сменить положение — Оливер стоял, низко опустив голову, ноги его то и дело разъезжались, а руки начали дрожать и подгибаться. Остановившись, Лиам вышел из него и попросил перевернуться: — Ложись на спину. Оливер, пыхтя, бухнулся на постель. Он был раскрасневшимся, уставшим и… совершенно не возбуждённым. Положив руку ему на колено и отогнув ногу, Лиам задумчиво посмотрел на абсолютно вялый член. — Тебе не нравится? Затуманенные глаза устремились на него. — Не в этом дело… — А в чём? — не понимал Лиам — когда они занимались этим в лесу, Оливер возбудился гораздо раньше него. Сейчас они находились на кровати, что было удобнее, чем сидеть на голой земле, и Лиам позаботился о специальной мази… что же не так? Застонав от досады, Оливер закрыл лицо обеими руками и долго-долго не открывал, только постоянно облизывая губы. А потом, глубоко вдохнув и выдохнув, как можно спокойнее посмотрел в глаза Лиаму. — Почему ты не раздеваешься? Вопрос поставил Лиама в тупик. Он не видел необходимости в том, чтобы раздеваться полностью. Для занятия сексом снять одежду ради удобства требовалось лишь Оливеру, и то не полностью, поэтому во второй раз он ограничился только штанами. Сам же Лиам прекрасно чувствовал себя лишь расстегнув штаны. — Ты говорил, что мне нужна не только защита… да, возможно. Ты видел, как я реагирую, когда мы наедине. Но ты не понимаешь, да? Лиам действительно не понимал и не видел связи между первым вопросом Оливера и продолжением. — Тебе неудобно? Больно? — предположил он. Оливер выдавил жалобную улыбку и еле слышно прошептал: — Ты даже ни разу меня не поцеловал, — и прикрыл глаза, в которых заискрились обида. Лиам окончательно впал в ступор. Он считал, что Оливеру нужно удовлетворить физические потребности — ничего удивительного, они есть у всех. Так получилось, что его возбуждал процесс кормления. Странная особенность, но Лиам толком не знал, что испытывали люди в такой момент — в жизни случалось всякое, и исключения есть везде. Люди — сложные создания. Пусть они и вампиры находятся в разных местах в пищевой цепочке, но их объединяют разум и чувства. Лиам старался быть обходительным с Оливером. Так того требовали отношения ингри и хемпи. Жёсткость не способствовала улучшению — кормление было очень важным процессом в жизни любого вампира, и Лиам попросту не мог так поступать с человеком, от которого зависела его жизнь. Он смирился. Принял Оливера таким, какой он есть. Согласился переступить недопустимую ранее границу морали и тоже дать Оливеру желаемое взамен на его кровь. Справедливо? Справедливо. Особенно для двух существ, оказавшихся на грани выживания в мире, где выживание скоро станет единственным образом жизни. Составив миску с мазью на пол, Лиам лёг рядом с Оливером так, чтобы оказаться близко к его лицу. Тот, вопреки ожиданиям, не закрыл глаза и не отвернулся. Лиам тронул щёку, стёр единственную влажную дорожку от вырвавшейся на свободу слезы. — Тебе хочется заботы и нежности, — произнёс он, будто озвучил приговор. — И тебя, — спешно добавил Оливер. — Тебя, потому что ко мне никто никогда не был так добр. — Это не доброта, — возразил Лиам. — Я заботился о тебе и продолжаю это делать, потому что чувствую ответственность. Это вежливость — я пью твою кровь и мне нужно не только оберегать тебя, но и чем-то делиться. Но тебе снова мало… — Я хочу любви, — сказал Оливер и тут же отвёл взгляд к потолку, неловко поясняя: — В смысле… понимаю, что я для тебя просто ингри со странностями, но мне нравится, как ты ко мне относишься. Люди растут в больших приёмных семьях, где сложно получить родительскую любовь, потому что мы не знаем своих настоящих родителей. Я сменил несколько мест работы — я не жаловался, всё было хорошо. Но ко мне никто не относился так, как ты. Для меня это ново… и, как оказалось, очень желанно. Прости… знаю, что сглупил. И обнаглел. И снова он извинялся. Наверное, людям и нужно так поступать — хорошая черта для алемпи, кем и был раньше Оливер. Лиам чувствовал, что Оливер не боится его, но как минимум относится с уважением. Странный, забавный человек, которым он теперь так дорожил. — Что ты ощущаешь, когда я тебя кусаю? Глянув на него, Оливер шмыгнул носом и задумчиво протянул: — Ну-у… ты делаешь это осторожно — больно только в первые секунды. Потом становится приятно. Тело расслабляется, ты крепко держишь… в общем… Спасибо, что не бросил меня, — поблагодарил он и поджал губы. — Даже после твоего визита я не верил до конца, что ты сможешь мне помочь. Хотел, но не верил, потому что это опасно. — Я выбрал тебя, потому что ты для меня означаешь жизнь. Оливер заметно разрумянился и часто заморгал, будто последняя фраза очень его смутила. Поднявшись на ноги, Лиам стал выпутываться из охотничьей формы, методично расстёгивая все застёжки. Он не испытывал смущения, хотя Оливер был первым за долгое время живым существом, перед кем ему приходилось полностью обнажаться. Его глаза вспыхнули, щёки порозовели ещё сильнее, рот приоткрылся. Он ловил каждое движение Лиама, пока тот стягивал с себя одежду. Сложив её и оставив на небольшом круглом табурете, Лиам вновь вернулся к кровати и потянул оставшуюся на Оливере рубаху. Тот даже не сразу осознал, чего от него требуется, но затем приподнялся и вытянул руки вверх. Её Лиам тоже сложил и оставил поверх своей одежды. Почерпнув из миски новую порцию мази, он заново подготовил себя и вновь оказался между ног Оливера. Вернулась долгожданная реакция: его член удлинился, красноречиво говоря, что теперь Лиам всё делал правильно. Не отводя от него взгляд, он подхватил Оливера под коленями, слегка согнул его, чтобы обеспечить себе доступ ко входу, и толкнулся внутрь. Оливер, в ту же секунду запрокинув голову, крепко сжал зубы, задрожал, а потом, расслабившись, издал протяжный стон. Отпустив ноги, Лиам полностью лёг на него и, поймав напоследок удивление в широко распахнувшихся глазах, решительно поцеловал. Полная обнажённость давала свои плюсы: он ощущал, как крепнет плоть Оливера, как под кожей бьётся сердце и как его руки скользят по плечам и спине. Они долго целовались прежде, чем он снова начал двигаться, но продолжали и потом. Целоваться с Оливером оказалось приятно: тот охотно отвечал, ласкался губами, а когда Лиам начал толкаться, обвил его ногами, скрестив на копчике, и крепко притиснул к себе, переплетая их тела окончательно. Этот секс не закончился кормлением. После Лиам лежал с ним в кровати и молчал — крови совершенно не хотелось — и даже заснул рядом, но среди ночи вернулся в отведённую ему комнату. Следующим днём он долго гулял по Флапбергу, подмечая любопытные взаимоотношения между людьми и вампирами, и размышлял, имелись ли здесь пары, подобные ему и Оливеру. Именно пары. Лиам пришёл к выводу, что Оливер воспринимает его как того, с кем связаны абсолютно все пункты жизни. Им двоим предстояло ещё много лет находиться бок о бок почти постоянно. Оливер сказал, что хочет любви, но Лиам не любил его в романтическом плане — он никогда не представлял возможным подобную любовь между человеком и вампиром. Делить постель — да, иногда такое случалось, пусть многие объединялись лишь на раз. Но любовь… Они были едины с Оливером уже дважды, и Лиам знал, что сегодня поздним вечером наступит третий раз. Но он не любил Оливера. Заботился и дорожил — да. Ему нравилась не только кровь, но и его чувственность в постели — тоже верно. Но всё это не позволяло ему влюбиться. Днём к Лиаму подбежал человеческий мальчишка, подёргал за рукав, привлекая внимание, и передал сообщение от Файона: они выдвинутся из Флапберга к вечеру завтрашнего дня, чтобы за сутки добраться до городка Лоувер, расположенного к северо-западу. Утром начнутся сборы, днём жители будут подтягиваться к западному выходу из поселения, а потом они выдвинутся в путь. Расположение Лоувера было наиболее удобным: не очень далеко от Флапберга, чтобы была возможность вернуться, но и не на прямой дороге от Трока к Ксихвингу, если люди действительно бросятся в погоню после преподнесённого им «подарка». Всё-таки Флапберг действительно очень отличался от Ксихвинга. И ритмом жизни, и отношениями между людьми и вампирами. Когда вечером Лиам снова переступил порог комнаты Оливера и плотно закрыл за собой дверь, тот стоял возле окна, расположенного рядом с кроватью и тумбочкой. Лиам замер около порога, Оливер смотрел на него. Снова молча, снова без слов. А потом начал раздеваться: без спешки, методично, складывая одежду, как вчера делал Лиам. Раздевшись, Оливер переступил с босой ноги на ногу, расправил плечи и, не прикрываясь руками, подошёл к нему. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. ...Оливер поцеловал первым, стремительно обвив его руками, и Лиам, качнувшись навстречу, огладил спину и ягодицы. Уловив движение, Оливер, не разрывая поцелуя, подпрыгнул — Лиам подхватил его под бёдра, удерживая на весу. Так они вслепую и продвигались к постели, пока колени Лиама не упёрлись в её угол. Перехватив одной рукой Оливера за спину, он опрокинул его, выпутался из кольца ног и поспешно разделся (сложив одежду уже не так аккуратно). Вчерашняя миска осталась под кроватью, куда он её и задвинул. Нырнув в неё рукой и смазав себя, Лиам подался навстречу вставшему на колени Оливеру — они снова на мгновение слились в страстном поцелуе — и, развернув его к себе спиной, забрался на кровать. Ноги Оливера разъехались в стороны, когда он обнял его поперёк груди и, приникнув губами к открытой шее, укусил, одновременно введя член без подготовки. После двух прошлых раз Оливер был не такой тугой, но всё равно узкий, и сегодня Лиам испытал ни с чем не сравнимое острое удовольствие. Оливер откинул голову ему на плечо и застонал, когда Лиам стал бёдрами поддевать его ягодицы. Комнату заполнил звук ритмичных шлепков и поскрипывающей кровати. Он гладил тело своего ингри везде, куда только мог дотянуться, периодически задевая влажный от выделившейся смазки плотно прижатого члена живот. Сейчас Оливер был возбуждён: пошло, откровенно и совершенно потрясающе. Путаясь в завитках паховых волос, Лиам запустил руку ему между расставленных ног, сжал яички, покатал в ладони, помял мошонку. Стоны Оливера становились то громче, то тише, срывались на хрипы, когда Лиам ласкал его член и сильно тёр головку. Они кончили почти одновременно: Лиам быстрее, глубоко в его теле, Оливер чуть позже, в сжавшемся кулаке Лиама. Потом, когда они плотно друг к другу лежали на кровати, Лиам зализывал кровоточащие ранки на его шее — по неосторожности он повредил кожу сильнее, чем обычно. Оливер не жаловался — впрочем, как всегда. — Почему ты не говоришь, что тебе было больно? — спросил он, коснувшись опухшей вокруг кожи. — Я был отвлечён… на другое, — Оливер хмыкнул. Приподнявшись на локте, Лиам погладил по груди, несколько раз обвёл отверстие пупка и прочертил пальцами линию паховых волос. — Мне не нравится, когда ты не говоришь о боли, — признался он. — И то, что вечно извиняешься, когда твоей вины нет, тоже. Оливер, подмяв под голову подушку, повернулся к нему. — Но ведь тебе и нужен был покорный молчаливый ингри. Именно так и было. Но теперь Лиам не знал, как называть Оливера. Конечно, он оставался его ингри, но между ними уже давно что-то изменилось. Задолго до Охоты… в тот момент, когда Лиам наведался к Оливеру в заточении. Когда поцеловал его руку… — Завтра снова выдвигаемся в путь, — решив перевести тему, сказал Лиам. — Куда? — В Лоувер. Туда добираться день. Переждём там, пока не выяснится, как отреагируют люди, — поймав руку Оливера, Лиам закружил её в своей, всячески переплетая пальцы и сгибая их. — Ты бы хотел оказаться только среди людей? Без вампиров. Он предоставил свою кисть в его полное распоряжение и тяжело вздохнул. — Не знаю. Я привык жить среди вампиров, это не так уж плохо. Может, мне просто повезло. — У тебя были отношения с людьми? Оливер нервно рассмеялся. — Когда бы? С нашим ритмом жизни у меня и мысли не было о подобном. Людям не позволено заводить семьи — нас вынуждают быть одиночками. Это, наверное, грустно, но иного я не видел. Семьи есть только у вампиров… поэтому мне не было грустно, что я не смогу так же, потому что людям даны иные жизни. Потом появился ты. И… как бы сказать, — он замялся. — Заменил мне всех? Да, пожалуй. Мир сузился до моей комнаты, ванной и тебя. Ничего удивительного. — Я не твой тюремщик. — Я такого и не говорил. Но ты мне нужен не меньше, чем я тебе. Поэтому то, что сейчас ты со мной, лучшее из всех возможных вариантов. Спасибо. Тепло посмотрев на него, Оливер улыбнулся, и Лиам позволил себе думать, что сделанный выбор в пользу ингри был правильным.