***
Погода сегодня отвратительная, конец сентября даёт футболистам в должной мере насладиться чудесами осени. Мелкий моросящий дождь не является поводом тренироваться в помещении, но и желания выкладываться не добавляет. Особенно капризы погоды ощущают на себе вратари. В такие дни Миша каждый раз чувствует себя поросёнком, большим таким и грязным. Он уже понацеплял на себя газонной земли, испачкал новые перчатки, а до конца тренировки ещё минимум часа два. Они отрабатывают удары с Андреем, когда к ним спешно подходит Семак. Он, смеясь и улыбаясь, о чем-то разговаривает с Луней, и тот почти бегом срывается с места, оставляя Мишу стоять в растерянности с мячом в руках. Сергей подходит медленной крадущейся походкой, улыбается Мише и прячет ладони в карманах. — Ну, как ты? — он говорит тихо, и в этом тоне явно слышится личная подоплека вопроса. — Я? Я как всегда, всё хорошо. У меня всегда всё хорошо, — Миша сам ощущает в своем голосе яд. — Миш, прекращай, — Сергей снова улыбается. — Ну что, съездим за город? Я договорился с другом, у него хороший домик есть. Порыбачить не получится, но хоть на природе побудем. Давай, тебе надо расслабиться, — он трёт шею и добавляет. — Один вечер. Миша щурится, вглядываясь в его лицо, пытаясь понять для себя, зачем же это всё нужно Сергею: — И как тебя только жена отпускает? — Она мне доверяет. — Ну да, ты непогрешим, — в голосе Миши снова ирония. Он снова рассматривает лицо Семака, пока тот ждёт ответа. Младший Кержаков тонет в хитром прищуре глубоких карих глаз, пытаясь вспомнить, когда всё это началось. ______ Кажется это был пятнадцатый. — Миш, ну ты соберись, что ли! Сейчас решится, кто будет первым вратарём, а ты косячишь. Юра нестабилен, и ты туда же. Сергей стоит, оперевшись руками на стол позади себя. Голос его мягок и спокоен, кажется, он выговаривает Мише, но тот совершенно не чувствует давления. Почему Боаш просит с ним поговорить Семака, совсем не понятно, но Миша этому рад. У Богданыча никогда не получалось давить и скандалить, но почему-то после разговора с ним всегда хотелось стараться больше и играть лучше. Он всегда подсказывал и помогал, хотя и не был тренером вратарей. Он просто чувствовал людей, и это подкупало. — У тебя что-то происходит? В семье непорядок? Миша, сидевший до этого облокотившись о свои колени, аж вскидывается, внимательно смотря на выражение лица собеседника, но на нем написано только вежливое участие. Кержаков прокашливается, пытаясь убрать возникший внезапно в горле ком. — А нет у меня больше семьи. Жена ушла, забрав одного из детей, а так-то всё прекрасно. Миша натягивает на лицо улыбку, пытаясь казаться весёлым. — А второй у тебя? Саша, кажется? Мишу греет упоминание сына, даже спокойнее как будто становится. — Да, назвал в честь брата. Он старший и похож очень. Улыбка его становится искренней, он вспоминает кривлянья маленького Сашеньки, который, и правда, копия Сани. Семак, хохотнув, спрашивает: — Но как один может быть похож, а второй нет? Они же близняшки вроде? — Не знаю. Смотрю на него и кажется — вот точно, Сашка! А второй нет, совсем другой. Миша говорит это, и то напряжение, что было на душе, отпускает. — Вот видишь, — говорит Сергей, — у тебя есть свой собственный Саша, есть ради кого жить и ради кого стремиться к чему-то большему. После того разговора беседы между ними входят в привычку. С Семаком оказалось легко и просто, он всегда выслушивает всё, что на душе у Миши. Миша даже не привык к такому: обычно он «жилетка», к которой прибегают, когда плохо, а тут интересуются лично им, искренне проявляя заботу. Он даже позволяет себе позвонить Сергею и рассказать о своих обидах и чаяниях, и это внезапно странно и приятно. Этот потрясающий человек становится для Миши действительно близким. И всё было бы хорошо, если бы не одно «но» — Мишу просто неимоверно одолевает влечение к Семаку. Проблем с сексом у Мишки никогда не было, женщины всегда присутствовали в его жизни, но это всё скучно, пресно, неинтересно. Футбол — занимательный вид спорта. Контактный, если можно так сказать. Игра командная, на выбросе адреналина объединяющая игроков. Ощущение единства поглощает с головой и иногда кажется, что товарищ по команде самый замечательный человек, самый красивый и самый желанный. Общие раздевалки и душевые, красивые тела в них, что может быть лучше? Всё это начинается ещё в спортшколе Зенита. Подростки в закрытом пространстве, строгий режим и ни одной девчонки. Взаимопомощь другу перетекает в первые поцелуи и первый секс. Мише это нравится, и нравится до такой степени, что первая близость с женщиной совершенно его не впечатляет. Все заводят девушек, женятся, влюбляются по-настоящему, а он нет. Ему никак. Он смотрит на брата, что меняет пассий, как перчатки, умудряясь ходить налево с завидной регулярностью даже от жены. Саша заливается соловьём, описывая каждую свою новую победу, какова она в постели, как прелестна и искусна, но Миша только злится. Он не хочет это слушать, ему противно, он постоянно представляет брата с теми красотками и ему становится тошно. От Саши, от его распущенности и того, что тот почему-то считает необходимым делиться всеми подробностями с братом. А через какое-то время тошно становится и от женщин, что так падки на деньги, славу и обаяние Саши, которым всё равно, что же на самом деле за этой красивой обёрткой по имени Александр Кержаков, и которые постоянно что-то хотят получить в обмен за свои «услуги». Мужчины честны, им просто нужен секс, не более. И Мишу это полностью устраивает. Но положение обязывает, и Миша женится. Мужчины не уходят из его жизни, но ни с кем из них не бывает так, как с Сергеем. Тот привлекателен для Миши, как никто другой. Сергей не очаровывает идеальными формами, красивым лицом или обаянием, как остальные, он притягивает внутренней силой и уверенностью. Спокойствием, помноженным на доброту и открытость, умением сочувствовать и любить. Внешне сдержанный в личной беседе он раскрывается мягкими движениями, завораживающим разговором и глубоким, пробирающим до мурашек, взглядом. Миша впервые в жизни влюбляется по уши. Вот так, с головой, уходит в свои чувства. Привязанность к этому человеку хочется реализовать через ощущения и близость, но со стороны Сергея совершенно непонятно испытывает ли он взаимность, пока случай не расставляет всё по своим местам. — Пиздец. Миша сидит на диване комнаты отдыха тренировочного центра. Команда разбрелась на перерыв, кто куда, а Сергей стоит напротив, спрятав руки в карманах, и внимательно смотрит на склонившегося Мишу. Тот трёт руками лицо, продолжая материться. — Сука, нахуй вообще это всё надо? Контракт жирный, конечно, но постоянно быть на скамейке просто поперек горла стоит. — Он смотрит на Семака, тот напряжен. Казалось бы, поза его расслабленная, но она не скрывает сжатых кулаков в карманах брюк, нахмуренных бровей и ходящих желваков на лице. — Скажи мне, Серёж, нахуй я им нужен? Пусть лучше опять в аренду, должна же быть какая-то взаимозаменяемость? Если я не того уровня, слишком плох пусть лучше продадут! — Миш, Миша, — Сергей зовёт его, но Мишу несёт. — Нет, ты меня не успокоишь. Вот что это? Это опять Саша пристроил по блату или как? Или. — Почему ты всё сводишь к Саше? — прерывает его Семак, немного повышая голос. — Ты не хуже, просто они боятся рисковать. Юра нестабилен, но и ты не сыгран, будут не такие важные матчи — Мирчане поставит тебя в старте, он говорил об этом. Сережа присаживается рядом, приобнимая Мишу. — Ты только не психуй на публике, это точно не убедит Луческу. Он потирает Мишины плечи, тот поворачивается к нему лицом. Они так близко, что Мише кажется, они дышат одним воздухом, когда Сережа делает вдох, Миша — выдох, и наоборот. Сергей такой красивый сейчас, он завораживает своим проникающим в душу взглядом. Кержаков закрывает глаза, ему слишком больно смотреть, кажется, он сейчас просто ослепнет. Миша говорит, вспоминая ту фразу, что, кажется, характеризует его и всю его жизнь: — Я читал в одном блоге обсуждение вратарей Зенита, и знаешь, что там было про меня? — Зачем ты это делаешь? Зачем лазишь по всем этим сайтам? Там же одна грязь! — голос Семака дрожит, он ведь искренне переживает за Мишу. Тот только открывает глаза и смотрит прямо, утопая в темной радужке. — Один парень написал: «Кержаков, он как маргарин — ни вреда, ни пользы». Так вот, я и правда маргарин. Посредственность, и это уже не исправить. Сергей выдыхает со свистом, внимательно изучая взглядом лицо Миши, обхватывает его своими горячими ладонями и поглаживает большим пальцем скулу. — Миша, что ты такое говоришь? Зачем? Кержаков просто не выдерживает, ему так хочется ощутить тепло этого человека, передать свою любовь и разделить с ним свою боль. Он рывком подаётся вперед, целуя сухие жёсткие губы, но не предпринимая ничего более, а просто жмётся в горячем порыве отчаянья. Но ему отвечают, обнимая крепко и прижимая к груди. Горячий язык скользит в рот, вызывая волну желания и пробивая жаром. Миша стонет в поцелуй, ловя губами чужие, обжигая свой подбородок жёсткой бородкой. В голове ни одной мысли, лишь дурман желания и единственной потребности — обладать. Он не сразу понимает, что его отталкивают. Сергей прерывает поцелуй и шепчет, опаляя влажным дыханием: — Миш, нам нельзя, это всё так неправильно, нет-нет-нет. Кержаков пытается продолжить начатое, но Семак отодвигает лицо, утыкаясь в Мишино плечо лбом, глухо хрипит в ткань ветровки: — Это какой-то бред. Всё. Прекращай. Он отсаживается на дальний край дивана, в глазах его растерянность и желание. Оно есть, Мишу уже не проведешь. Сергей громко выдыхает и начинает говорить: — Я знаю, чего ты хочешь, я понимаю. О, как я понимаю. Но это невозможно, это грех, мы никогда его не замолим… Миша только сейчас вспоминает, что Сергей воцерковленный, что он, по возможности, соблюдает все церковные обряды. И осознание безысходности ударяет болью в затылке. В висках начинает пульсировать, а он все слушает говорящего Семака, закрывая глаза и уже не вслушиваясь в слова, а просто чувствуя ритмику голоса. Монотонное самоубеждение может и помогает Сергею, но не ему. После того случая начинаются качели. Миша то терпит, то снова срывается, и это постоянный маятник желания, любви и отчаяния. Взаимность есть, он это знает, но жёсткие рамки, в которые загнал себя Семак, делают больно им обоим. И что самое обидное — Сергей его от себя далеко не отпускает. Миша был бы и рад избавиться от этого наваждения, но они вроде дружат, если это можно так назвать. Они уже не приятели, но и не любовники, это что-то эфемерное и платоническое, но с подтекстом боли и желания. Продолжается это до тех пор, пока Семак не уходит в Уфу. Он так мечтал стать главным тренером, и его мечта сбывается — сначала Уфа, теперь Зенит. И вот они снова в этой точке: Семак тренер, Миша, как обычно, второй номер, и им обоим по-прежнему больно. _____ — Миша, ты чего застыл? Мы едем за город, ты согласен? Сергей всё так же стоит напротив и ждёт ответа и, слегка посмеиваясь, спрашивает: — Опять завис в фантазиях? Ну? — Скажи, я хоть раз тебе отказывал? — Миша улыбается в ответ, — конечно, согласен.***
Саша приезжает на тренировку к брату, он хочет его дождаться и позвать встретиться в ближайшие зенитовские выходные. Раньше такие встречи никогда не были проблемой, но почему-то сейчас он не может решиться. Им нужно налаживать общение, по-другому налаживать. Не просто встречи с семьёй и детьми, хочется разговоров как прежде, хочется делиться переживаниями и получать ответное доверие. Но сейчас Саша очень сомневается, согласится ли Миша вообще повидаться, и поможет ли это в их взаимопонимании. Однако, хочется верить в лучшее. Он приезжает чуть раньше, выходя на газон Газпром-центра, ёжась от противного ветра, и высматривает Мишу на поле. Пока он сквозь всю базу шёл сюда, успел наткнуться на кучу знакомых, пару раз его задержали, а он стоял и пытался поддерживать беседу, слушая собеседника вполуха. Его, как магнитом, тянуло туда, к команде, где был его брат. Казалось, что там была та его часть, которую он потерял и сейчас ищет, а поиски всё никак не увенчаются успехом. Навстречу ему вприпрыжку бежит радостный Лунёв, который, увидев его, останавливается и сгребает в объятия. — О Керж, какими судьбами? Саша отодвигает этого увальня от себя, спрашивая: — Где Миша? Я не вижу. Андрей оглядывается, почесывая в затылке, вглядываясь, указывает куда-то вдаль. — О, да вон он, на кромке, с Богданычем воркует. Саше как будто дают пощёчину. Формулировка, которую применил Андрей, совсем не оставляет простора воображению. Это что же получается, вся команда в курсе? Как унизительно… Он быстрым шагом направляется в сторону «воркующей» парочки и останавливается где-то на середине пути, потому что видеть это невыносимо, но и оторвать взгляд невозможно. Миша стоит с мячом в руках и глупо улыбается. Семак говорит ему что-то, тот только светится, как солнышко, и взгляд, которым он пожирает Сергея, нельзя читать никак иначе, чем восхищение. А ведь когда-то Миша именно так смотрел на Сашу. Мишаня просто заглядывал ему в рот и верил каждому слову. В такие моменты Саша чувствовал себя королем даже больше, чем когда выигрывал чемпионство, и круче, чем при получении кубка УЕФА. Казалось, в этом восхищённом щенячьем взгляде была вся его жизнь. Большее счастье он испытывал только, когда они делили суперкубок вместе с Мишей в шестнадцатом: тот был рядом, окрылён победой и смотрел на Сашу, как на восьмое чудо света. Тогда Сане казалось, что ничего в жизни не может быть лучше этого мгновения их единения. А теперь этот взгляд был направлен на Семака. Сашу одолевает жгучая всепоглощающая ревность. Как только он представляет, что кто-то может прикасается к его Мишутке так, как всегда хотелось ему, а он не мог себе позволить. Представляет, что Мишу целуют, а тот с охотой отвечает. Когда Мишаню обнимают, вдыхая запах, ощущая тепло его прекрасного горячего тела. И всё это недоступно Саше, он так хочет, но никак не может получить. Все те демоны, что он хоронил в дальнем уголке своего сознания, разрывают его изнутри снова и снова, вырываются и заливают внутренности горькой выедающей кишки желчью. Это его мальчик, его любимый человек. Он всегда целиком и полностью принадлежал только Саше, он необходим и нужен. Всё, что происходит между этими двумя должно прекратиться, оно недопустимо. А Миша вернётся, они будут снова вместе, рядом и этому уже ничего не помешает.