***
В последнюю неделю до суда Саша непрерывно терзается тяжелыми раздумьями. Он разрывается между мыслями о сыне, ситуацией с Миланой и теми чувствами, что вызывает в нём отсутствие в его жизни брата. Они очень часто с Мишей были разлучены то расстоянием, то ссорой, но вот так, чтобы быть настолько далекими друг другу и при этом находиться в одном городе, такое случается впервые. И если то, что сказал Саше Семак, правда, почему же тогда Мишка его избегает? Если Саня так дорог брату, почему тот рвёт все связи, тем более зная, какой у него сейчас период в жизни? Неужели он так сильно испугался поцелуя? Но почему тогда он не оттолкнул Сашу? Он же ответил, и неизвестно, чем бы всё закончилось, если не присутствие ребёнка с ними в одной комнате. Миша отвечал и отвечал страстно, это нельзя списать на случайность, оба были трезвы и оба понимали, что они делают. Когда он вспоминает губы брата, его сильное тело в своих руках, его бархатную кожу и мускусный запах, Сашу бросает в дрожь, а по телу разливается тепло. Он уже не стесняясь ни себя, ни своих чувств, дрочит вечером после тяжёлого муторного дня на воспоминание об их поцелуе, о том, как Мишутка льнул к нему всем телом и хватался за затылок, притягивая к себе. Его реакция могла значить только одно: чувства Саши всё-таки взаимны, и Миша испытывает к нему не только братскую любовь, а возможно, что-то большее. Когда Саня перебирает воспоминания в голове, понимая, что у него есть шанс, всё внутри ликует, он предвкушает их объединение, их единение, их общее будущее. Всё так и будет, он в этом полностью уверен. Как там сказал Семак, не дави на него? Хорошо. Если Миша просто испугался, он должен немного прийти в себя и соскучиться, начать тосковать по брату. И вот тогда-то Саша окажется рядом. Он терпеливо ждёт, а пока готовится к суду, прорабатывая все возможные варианты, чтобы сына оставили с ним. Кто, если не он? Милана точно не может быть лучше, тем более со своим послужным списком из нарколечебницы и постоянными вечеринкам при маленьком ребенке. О, как же он ошибается!.. Во вторник, 23 октября, Петроградский районный суд определяет, что до конца бракоразводного процесса полуторагодовалый Артемий будет жить с матерью. Саша в шоке. Как такое могло произойти? Как его родного сыночка, который мать толком и не видел в своей жизни, о котором Кержаков заботился практически с первого дня, могут отдать совершенно чужому человеку? Ведь у него были все доказательства разгульной жизни Миланы, почему он проиграл? Он не думает больше ни о чём, ему уже на всё наплевать, он просто хочет увидеть Мишу.***
Паршивый день, паршивое настроение, тренировки только завтра, а сегодня Миша слоняется по квартире, как неприкаянный. Сашенька на очередном занятии в школе раннего развития, как будто без этого нельзя нынешним детям. Он лучше бы сам позанимался с сыном, но мама решила, что это необходимо, а кто Миша такой чтобы спорить с мамой. Ещё ему муторно. Он знает, что сегодня день суда у Саши, и как бы он ни пытался отгородиться от брата, это не спасает от волнения и переживаний. Миша считает, что действия Сани с очередной делёжкой сына — это перебор, но для того так важно оставить Тёмочку себе, как будто это всех сделает счастливее. Стоит Мише в очередной раз вспомнить про брата, внутри снова поднимается раздражение, но он борется с собой, он пытается подавить всё то, что будит в нем этот человек. Саша перешёл черту в своём бесконечном желании обладать всем, что он хочет, не считаясь с чужим желанием и мнением. Ситуация, которая произошла между братьями в доме их родителей, лишний раз это доказывает. Миша просто хочет обратно себе свое спокойствие, свою уверенность и непоколебимость, ему кажется, он теряет почву под ногами, теряет себя. Он пытается всё это время абстрагироваться от ситуации и не думать об этом, он ждёт. Ждёт, когда же Саня перебесится, и надеется, что это случится уже достаточно скоро — брат никогда не отличался постоянством. После ухода Тамары Павловны с Сашулькой Миша с полчаса сидит на диване, пытаясь решить, чем себя занять. На деле же просто залипает в одну точку, гоняя в голове бесконечный бессвязный и бессмысленный поток воспоминаний и образов. От мыслей его отвлекает звонок в дверь, что странно: никто пока не должен был прийти. Миша надеется, может это Дзюба, который в отсутствие своей второй половинки стал чаще наведываться к нему и звать потусить вместе. Артёму нужно чаще выкидывать лишнее из головы и Мише сейчас тоже, они так помогают друг другу. Вот кто точно мог бы отвлечь от дурных мыслей. Миша спешит к двери, но распахивая её, испытывает дикое разочарование — на пороге стоит Саша. Брат сейчас выглядит так, как будто произошла трагедия, и Миша сразу понимает, в чём причина. Когда Саша видит Мишутку, ему становится ещё паршивее: на лице у младшего написано удивление пополам с раздражением — ему просто не рады. Он долго стоял у двери в квартиру Мишани, не решаясь позвонить. Консьержка его пропустила без вопросов, всё-таки родня. Саша летел к лифту в предвкушении, в надежде поскорее увидеться, но с каждой секундой, что приближала его к цели, решимость гасла. Саша вспоминал, как они расстались, и пропускал через себя этот бесконечный тоскливый месяц. Закрытая дверь отделяла его от счастья или наоборот, он не знал сейчас точно. Ему необходимо всё-таки решиться. — Миииш, — тянет Саша, внимательно глядя на брата. Выражение лица Мишани с раздражённого сменяется на растерянное, брови приподнимаются, глаза омрачает печаль и он задаёт логичный вопрос. — Что случилось? Саша даже не может ответить, его поглощает тоска, он разбит и раздавлен, на глаза наворачиваются слезы. Он втягивает воздух носом, пытаясь сдержаться, опускает взгляд и тут же оказывается укутан в родные объятия. Миша большой и уютный, он согревает жаром тела и теплом своей души. Как же Саша сильно скучал. Они стоят так некоторое время, старший цепляется за Мишку, уткнувшись тому в шею, вдыхая родной запах, успокаиваясь и наполняясь надеждой. — Ну, всё, пойдём внутрь. Миша практически затаскивает Сашу в квартиру, стягивая с него куртку и слегка посмеиваясь, уточняет: — Разуться сам сможешь? Старший не сдерживает смех, ситуация паршивая, но Миша такой привычный как всегда. Вот он, рядом, ничего не изменилось. Они проходят в кухню, Саша усаживается за барную стойку на свой любимый стул, наблюдая как Мишутка суетится, делая им кофе, и присаживаясь напротив. — Рассказывай. Саша пытается пересказать содержание суда, но это сложно. Миша всё время внимательно слушает, кивает, задавая уточняющие вопросы. Саня по ходу рассказа опять распаляется, начинает говорить громко, как будто снова пытаясь кому-то что-то доказать. — Да как они смогли?! Всё же было на моей стороне, все доказательства. Какая из нее мать? Чужая женщина, да ещё и наркоманка, они точно купили судью. Не мог нормальный человек принять такое решение! Миша качает головой на последнюю фразу, смотря на Сашу из-под бровей произносит. — Вообще-то суд всегда на стороне матери. — Да какая она ему мать, она никто, — Саша возмущен, — да… — Хорошо-хорошо, — Мишаня хватает его за руку, которой он размахивал, прижимая её к столешнице, — ладно, что делать будешь? — Подавать апелляцию, что ещё. Мы уже договорились с адвокатом. Миша скептически выгибает бровь, Саша продолжает. — А пока ребенка я ей не отдам, пусть попробует забрать. Миша смотрит на брата и просто поражается этому человеку. Настолько Саша привык всё и всегда подчинять собственным желаниям, что даже не пытается себя хоть в чем-то сдерживать. Слава его разбаловала, определенно. Миша знает старшего всю жизнь, но до сих пор не может к этому привыкнуть. После получаса беседы с братом, высказавшись, Сашу переполняет ощущение, будто его накачали энергией: он взбодрился, поверил в себя и снова полон решимости. Миша всегда на него так действовал — он просто своим присутствием мог разогнать горечь и неуверенность, рядом с ним Саня чувствовал себя заново родившимся. И вот теперь он смотрел на младшего, нежность и восхищение затапливали Сашу с головой. Они уже перешли в зал. Мишутка сказал, что сына допоздна не будет, и предложил провести вечер вместе. Вот так просто, как будто не было месяца расставания между ними, как будто сам не игнорировал Сашу всё это время. Но тот об этом не напоминает, слишком пока хрупкий мир между ними. Сейчас младший играет в Фифу, а старший нещадно подыгрывает, почти не глядя на экран, а совершенно безнаказанно под шумок любуясь братом. Саня не знает, когда прорвало эту плотину, но самоконтроль больше не работает. Он смотрит на счастливого Мишку, когда тот выигрывает — трогательные ямочки на щеках и сверкающие глаза, потрясающие губы, что растягиваются в обворожительной улыбке — и чувствует себя, как на облаке. Саша так влюблен, он не может оторвать взгляд, он чувствует всепоглощающую потребность прикасаться, вот прямо здесь и сейчас — дотронуться и поцеловать. Что он и делает. Саня просто наклоняется, обхватывает Мишино лицо ладонями и целует того в улыбающиеся губы. И тут же чувствует звенящую боль, слетая с дивана и хватаясь рукой за носовую перегородку. Саша запрокидывает голову, пытаясь остановить алые капли, марающие бежевый ковёр, и видит стоящего над ним взбесившегося брата. Миша сжимает кулаки, глаза прищурены, скулы заострились, желваки ходят, а челюсть сжата. Он наклоняется к Саше, шипит сквозь зубы. — Когда же ты угомонишься, а? Сколько можно? У тебя сегодня сына отсудили. Голос Миши низкий и угрожающий, сам он весь, как натянутая струна, такой… такой безумно красивый. Он возвышается над старшим исполином, неподражаемым и непобедимым. Саня аж стонет от того, как немедленно хочет его, такого большого, мощного и сильного, самого прекрасного. Жар возбуждения заставляет забыть про страх и потерять ощущение реальности, для Саши кроме брата сейчас ничего не существует и он шепчет задыхающимся голосом. — Хватит, хватит бегать от меня, — сглатывает слюну, что отдает железным привкусом крови. — И от себя. Он неловко встаёт с ковра, вытирая нос рукавом, приближаясь к Мише медленно и аккуратно, как к дикому животному — у того на лице настороженность. Саша берёт его под локоть и тут же снова оказывается на полу — удар!.. и боль уже разрывает левую скулу, а в глазах сверкают искры. Когда к старшему возвращается способность видеть, младший сидит на его бёдрах, внимательно рассматривая. — Миш, пожалуйста, — хрипит Саша. Он даже не знает, чего он просит, он снова тянет руки к брату. Мгновение — и те уже зажаты в болезненных тисках Мишиных ладоней над головой. — Как же ты меня бесишь. Он говорит это прямо в Сашин рот, обжигая дыханием, и тут же целует. И это больно — Миша кусает его губы, зажимая в своих каждую, прокусывая до крови. Пострадавшая скула и нос пульсируют тупой болью, а кровь по-прежнему стекает по задней стенке глотки. Но горячий комок возбуждения охватывает всё тело старшего, член наливается кровью и больно упирается в ширинку. Как только Миша отпускает его запястья, Саша обхватывает плечи брата, поглаживая спину, пытается пробраться под футболку, проходясь по гладкой коже поясницы. Он стонет в поцелуй, пытаясь притереться членом. Всё внезапно прекращается: младший отрывается от него, тяжело дыша, пружинисто поднимается на ноги и уходит в сторону спальни, кинув фразу через плечо. — Иди приведи себя в порядок, перекись над умывальником, останови кровь. Саша ошарашен. Всё, что происходит, перемены в настроении брата сбивают с толку. Миша стоит в спальне, сняв футболку, и внимательно рассматривает тюбик анальной смазки в своих руках. Давно он его не использовал, и вот сейчас готовится совершить это с собственным братом. По телу проходит дрожь, ком застревает в горле, а тяжесть в районе паха неимоверно усиливается. Это отвратительно, он сам себе противен. Из транса самобичевания его выводит прикосновение к голым плечам. Саша подходит со спины, обнимает, продевая руки подмышками и кладя горячие ладони младшему на грудь. Он шепчет Мише в шею, вызывая лёгкую щекотку. — Мишутка, как же я тебя хочу, как же я тебя люблю… Миша зажмуривается, делает пару глубоких вздохов и разворачивается, погружаясь в этот омут с головой. Саша не может оторваться, он целует мягкие губы, Мишина щетина жесткая и натирает кожу, но это так невероятно контрастно и сладко. Тот сейчас раскинулся под ним, принимая ласки старшего брата. Саня гладит так давно желанное тело, как будто созданное под его ладони. Мишина кожа гладкая, как шелк, его упругие мышцы восхищают, длинные крепкие ноги, что охватывают Сашу за талию и могут покалечить при желании, вызывают трепет. Толстый длинный член, трущийся об Сашин живот, пачкает предэякулятом и в итоге так хорошо ложится тому в руку. Весь Миша, целиком и полностью, создан для Саши, только для него одного. Мишутка такой тихий. Он не стонет в голос, как обычно делают это представительницы слабого пола, он лишь хрипло приглушенно выдыхает, давя в себе почти все звуки. Прикрывая глаза, отзывается на каждое движение Сашиной руки на члене. Нет, так не пойдет. — Миш, посмотри на меня, Миш, Мишутка, — зовёт Саша. Тот распахивает ресницы, обращая на старшего взгляд своих огромных небесных глаз, что смотрят сейчас так доверчиво и так открыто. Зрелище, ради которого стоит жить. Эти глаза дарят свободу, дарят силу, они дарят весь мир, но при этом отнимают душу и собственное «я», заставляя терять голову и рассудок. Саша потерял всё уже давно. Миша глядит в синеву радужки брата, ему кажется, что та отливает красными всполохами, это такое странное и завораживающее зрелище. Тот сейчас похож на зверя, поймавшего добычу. Огонь в глазах Саши подавляет и подчиняет волю, будя глубинные желания и страсти. И Миша готов им сдаться полностью. Саня тянется к лежащей около подушки смазке, младший перехватывает его руку, шепча: «Я сам». Он отодвигает брата от себя, сгибает одну ногу в колене, раскрываясь, закидывает левую руку на лицо, прикрывая глаза локтем, а правой начинает себя растягивать. Саша не знает, от чего сойдёт с ума быстрее: от вида спрятанных глаз или от этого зрелища. Два Мишиных пальца шустро растягивают вход, погружаясь полностью всеми суставами вглубь до костяшек, в скором времени добавляется третий, кожа вокруг блестит, маня своей гладкостью. Саша пережимает член у основания, упираясь лбом в тазовую косточку младшего, утыкаясь носом в паховую складку, вдыхая пряный аромат Мишиного пота и возбуждения. — Миша… Миш, Миш… Мишаня, я не могу больше, я сейчас спущу, пожалуйста. Тот лишь тихо стонет, подтягивая за плечи Сашу к себе, целует, больше вылизывая губы, и взявшись за его член, направляет внутрь себя. Старший толкается вперёд и ответно стонет от удовольствия, ему вторит тихий вскрик брата, который гаснет в поцелуе. Внутри так туго и так сладко, гладкие стенки охватывают Сашин член тесным жаром. Миша по-прежнему чуть слышно стонет, выдыхая на каждом толчке, его щеки горят яркими треугольниками румянца, он запрокидывает голову, открывая кадык. Саша проходится по нему языком, ловя им вибрации горла, не прекращая гладить бедра, обхватывая ладонями упругие ягодицы. Он отрывается от шеи брата, любуясь своим прекрасным Мишуткой, что изгибается под ним в удовольствии от каждого глубокого толчка. Саша пытается впитать и запомнить эту неповторимую картину. Влажные губы Миши приоткрыты, пропускают через себя потоки воздуха и тихие звуки, ресницы дрожат, слегка прикрывая глаза. Он сейчас такой завораживающий и манящий, что у Саши дыхание перехватывает от восторга. Саша непрерывно ловит Мишин замутненный взгляд, пытаясь без слов передать всё, что он чувствует, все свои любовь и желание. Щемящая нежность разрывает грудную клетку, ему кажется, он сейчас воспарит от счастья. Старший отрывисто целует Мишины губы, теряясь в ощущениях, ему так хорошо в бесконечном блаженстве. Не покидает чувство, будто ему преподнесли дар свыше, только за какие такие заслуги, непонятно, Саша просто надеется, что никто не сможет это у него отнять. Потому что теперь любое другое будет пресным и безвкусным, сейчас он с самым родным, любимым и желанным человеком на свете, и ничего лучше быть уже не может. Оргазм застаёт Сашу так неожиданно, что он начинает беспорядочно двигаться, чувствуя сокращение мышц внутри. Он прыгает в удовольствие словно в пропасть, по низу живота проходит судорога наслаждения, опустошая яйца. Сознание ловит отрывки реальности, в которой Миша изгибается под ним, в немом крике открывая рот, заливая спермой Сашину руку. Блаженство разгоняется огнём по всему телу, охватывая лёгкие и голову, заставляя вцепиться в Мишу, как за последнюю опору в этом мороке. Спустя пару минут его затопляет сладкая нега, Саша лежит на Мише всем весом, уткнувшись в шею носом, вдыхая запах их секса. Миша грубо сталкивает старшего с себя, резко садясь, упираясь локтями в колени и хватаясь руками за голову. Тело по-прежнему расслаблено, ему бы полежать чуток, обнять брата и, может, вздремнуть, но сознание кричит о неправильности произошедшего и не даёт отпустить себя. Мише так сейчас стыдно, так противно от себя, всё произошедшее просто отвратительно. Раздражение на Сашу снова поднимается, снедая Мишу изнутри. Он не выдерживает и кричит в пустоту комнаты, выпуская эмоции: — Аааааа! — Мишин хриплый крик разрывает тишину, Саша вскидывается, придвигаясь на коленях к брату, пытаясь понять, что происходит. Он кладет свою ладонь тому на спину между лопатками, кожа Миши влажная и горячая. Тот раскачивается взад-вперёд, держась за голову, бормоча: — Уууу, сука, какой же ты сука, хули ты до меня доебался? Что тебе нужно, что же тебе не сиделось со своими бабами, нахер прицепился-то? Саша поражен такими словами, он пытается объяснить. — Миша, Миш, я ведь люблю тебя, так сильно, ты просто не представляешь как. Тот резко поворачивается, в глазах его слезы обиды, он говорит так глухо, что Саша еле слышит его слова. — Любишь меня, серьезно? А вот это всё когда началось? — он указывает на себя, обводя свое тело одним жестом с головы до ног. — Как давно? — Мне кажется, всегда, — у Миши глаза распахиваются от испуга. — Нет-нет-нет, ты не так понял, наверное, с твоих семнадцати лет. — О, Господи, — Миша снова отворачивается, смотря в одну точку, хрипит, — знаешь, когда мне исполнилось восемнадцать, ты сказал: «Ты, Миша, как моя копия, только улучшенная и усовершенствованная версия». И знаешь что? — он снова поворачивается, глядя на Сашу, наклоняя голову набок, на губах у него ироничная улыбка. — Ты любишь не меня, а своё отражение во мне. Если бы ты мог, ты бы просто себя трахнул. Он отворачивается и замолкает. Просто сидит спиной к Саше, спустив ноги с кровати, ссутулив спину и уронив голову на грудь. Сашу охватывает замешательство. Когда они дошли до точки, что собственный брат говорит о нём такие вещи? — Но ты и правда лучшая моя версия, ты лучше во всём, ты самый хороший человек, которого я только знал, Миша, послушай, — он обнимает того со спины, шепчет в затылок, периодически целуя кожу плеч. — Ты такой красивый, добрый, отличный вратарь, прекрасный человек и отец. Миш, почему ты мне не веришь? Ты так мне нужен. Миша фыркает и начинает истерически смеяться, выпутывается из Сашиных объятий, встаёт, начиная одеваться. Отсмеявшись, замирает напротив Саши, который до сих пор сидит на кровати голый, слегка прикрывшись покрывалом, и наблюдает за этим странным приступом веселья. — Нужен? Да, ты прав, всегда был нужен. Сперва, как дырка в воротах, и плевать, что четырехлетний ребенок вообще слабо понимает, что происходит. Потом, как жилетка для очередных причитаний: «Миш, я то, Миш, я это». Я, я, я, я, я! Вот ты сейчас удивляешься, а когда же я пидором стал. А я спрашиваю, где ты, сука, был, когда меня впервые трахнули? Да ты носился со своим ворохом баб, постоянно ими тыкая мне в лицо, ты хоть раз спросил: «Миша, как у тебя дела? А что у тебя происходит вообще в жизни?» О, нет, ты же Александр Кержаков, важнее тебя ничего в этом мире нет, и все должны крутиться вокруг тебя. Ты, сука, «лучший»! Саша слушает и поражается. Почему за всю жизнь Миша ни разу не сказал ему всего этого в лицо? Всё это время он был в обиде на старшего брата, но ни разу толком не высказался. Он слушает младшего, а внутри разливается горечь и безысходность. Пропасть между ними оказалась слишком большой, чтобы переступить её и не разбиться. Миша тем временем продолжает: — Да я вратарём-то стал, чтобы ты меня хоть раз заметил, чтобы встать напротив и отбить нормально, чтобы ты меня похвалил хоть раз. А хуй тебе, Миша. Всё, что я получил, лишь уровень посредственности и твою коронную фразу: «В ворота ставят только тех, кто другого ничего не умеет», — в глазах его слёзы, он проводит рукой по лицу, шумно втягивает воздух носом. — И сейчас у тебя «идея фикс». Ты жил до этого спокойно, а тут застал брата с другим мужчиной, и всё, тут же «это моё, никому не отдам, верните его на блюдечке с голубой каёмочкой». Миша надевает футболку, тяжело вздыхает, сдёргивает с Саши покрывало. Тот сидит с ошарашенным лицом. Мишу гложет обида и чувство несправедливости, он хочет закончить этот цирк как можно скорее. — Но люди не вещи, дорогой мой Саша, я не твоя собственность. Так что нахер пошел отсюда вон. У тебя есть полчаса. Ты получил, что хотел, можешь поставить галочку, — он разводит руки в стороны, демонстрируя себя. — Дверь захлопнешь с той стороны. Миша разворачивается и уходит, гремит ключами в коридоре, в пустоте квартиры это слышится, как гром среди ясного неба. Раздается щелчок замка входной двери, и Саша остаётся один в звенящей тишине, которая только подчеркивает потерянность и одиночество, которые он хотел, но так и не смог прогнать. Ушёл единственный любимый человек и в этом исключительно Сашина вина.