***
Кристина была права. Он по привычке ехал, когда плохо, домой, ведь дом должен быть опорой и крепостью. Но это давно стало не так, плюс минус три последних года семья не приносила успокоения. Секс с женой не вызывал радости, а её реакция на Артёма только сильнее усугубляла ситуацию. Он сейчас жалел, что согласился попробовать всё снова, потому что у него не получалось. Он хотел гореть любовью, он не мог смириться и жить как все, как положено — спокойной и размеренной жизнью. Артём не хотел теплиться, он хотел пылать. Его страсть к жене прошла на третьем году семейной жизни. Кристина ведь ни в чем не виновата, так сложилось, просто он её на самом деле никогда не любил. Теперь он, как никогда, это понимал. В самом начале они немного поспешили: ему казалось, что нужно ловить этот шанс, успеть за чувствами, но оказалось, что он сам себя загнал в ловушку. Ему давно тоскливо и скучно, только дети озаряли его жизнь. Пока не появился Себастьян. У Артёма сложный характер, он прекрасно сам это понимал, но ничего с собой поделать не мог. Вспылить в любой момент, накричать, устроить скандал, и тут же, поняв, что перегнул палку, пойти мириться. Но Себастьяна Дзюба берег. Иной раз, когда Артёму становилось особенно плохо, он не встречался с Себой, предпочитая пережить свои внутренние метания один, или, по отмирающей привычке, с Кристиной. Нет, он не рассказывал ей толком ничего, что на душе, но от присутствия рядом хоть кого-то делалось легче. А вот Кристину, похоже, эта ситуация совсем не устраивала. Ну и бог с ней. Артём устал. Он устал притворяться, что у них всё хорошо, он устал делать вид, что до сих пор её любит, он устал скрывать свои чувства. Он устал скрываться. Артём хочет просто быть собой, он хочет Себастьяна. Он принимает окончательное решение. ____ На матч с Уфой они выходят заряженные. У них почти нет шансов в ЛЕ, но РПЛ должен быть их. Дзюба в старте, а Дриусси запасной. Тот подходит к Артёму перед матчем, улыбается своей задорной улыбкой и произносит на испанском, беря его ладонь в свою, переплетая пальцы, слегка подаваясь вперёд: — Eres el mejor, mi amor (Ты лучший, моя любовь). У Артема аж сердце ухает куда-то вниз, а счастье обволакивает с головой. Он на небе весь матч, он играет на свой максимум, на который сейчас способен. Тёма знает, что там, на скамейке, сидит его любовь. Его чувство взаимно, и это окрыляет. Матч проходит по плану, они выигрывают. Артёма меняют Себастьяном на семьдесят восьмой минуте. Он не сдерживается и приобнимает своего мальчика на замене, утыкаясь с ним лоб в лоб. Артём просто передает этим жестом всё тепло и уважение, что испытывает к Себастьяну, пытаясь таким образом поддержать и укрепить веру в себя. Себастьян лишь улыбается краешком губ, но взгляд, что он бросает на Артёма — как обещание, поднимает внутри жар предвкушения. Этот вечер они будут вдвоём, тем более Дзюба теперь считает себя полностью свободным — он больше ничего и никому не должен.***
Сергей провожает взглядом Дзюбу, что обнимает за шею Дриусси и шепчет тому что-то на ухо. Парень улыбается, хохочет над очередной удачной шуткой и непозволительно близко прижимается к Артёму. Они, не обращая внимания на окружающих, так и выходят из коридора в сторону парковки, толком друг от друга не отлипнув. Семак моргает пару раз, пытаясь осмыслить увиденное — теперь в голове всё более-менее становится на свои места. Всё то, что он видел ранее, то, что слышал — шуточки от некоторых игроков, разговоры между Артёмом и Дриусси и сегодняшнее их поведение, окончательно проясняет ситуацию. Хорошо в команде поддерживают друг друга, ничего не скажешь. Пока он добирается домой, мысль о том, что его игроки явно направились вдвоём не просто дружески провести вечер — скорее, более чем дружески! — не выходит у него из головы. С командой в последнее время и так творится полный кошмар — они, как разобранный пазл, что потерял несколько центральных элементов, совершенно не могут собраться. Так ещё и эти «отношения» Артёма могут усугубить ситуацию. У того и так в семье непорядок, и на тебе, ещё сюрприз. И как может отреагировать команда? Что, если кто-то узнает? Этот выигрыш у команды Уфы хоть и приободрил парней, но игра по-прежнему сырая, с кучей брака и психологическими блоками у спортсменов. Дома возня с детьми и собаками отвлекает от назойливых мыслей. Однако, поздним вечером, когда малышня уже спит, и они с Анечкой остаются наедине, груз нового знания опять тревожит и давит, не давая расслабиться и нормально отдохнуть. Сергей полулежит на нерасправленной постели и пытается прочесть новую статью, что подбросил ему Вильям. Просто статистика, сухие цифры, обычно это отвлекает, но не сейчас. Аня подсаживается рядом, ласково забирает его ладонь в свою, укладывается мужу на плечо и не спрашивает, а утвердительно произносит на выдохе: — Что-то случилось, ты напряжен больше обычного. — Хм… — Сергей откладывает листы в сторону, пытаясь понять, как сказать о том, что его беспокоит. Потираясь щекой о её макушку, он прокашливается и всё-таки произносит: — У меня в команде у пары людей непозволительно близкие отношения. — О, — Анна выдыхает, поднимая голову с его плеча, заглядывает в глаза и уточняет, — между футболистами? И ты имеешь ввиду… — Слишком близкие, похоже они… — он тяжело выдыхает, трёт лоб и поворачивается к ней, — вероятнее всего они спят друг с другом. — Ты ничего не придумал? — брови её изгибаются красивыми дугами, она удивлена, но спокойна. Сергей ожидал немного другой реакции. — Я не первый десяток лет в мужском коллективе, я знаю, что это выглядит чересчур. Она утыкается ему носом в плечо и негромко смеётся: — Знаток. Ха-ха-ха… — Аня пофыркивает в его футболку, поднимает на него глаза, утирая слезы, выступившие от смеха. — Ой, не могу, повидал мужчин, знает он. — Ну что ты, не дурак же я в конце концов, — её заразительный смех немного рассеивает то давящее ощущение, что гложет его изнутри, — и не слепой. — Ну даже если так, что такого? — Анна уже не смеётся, просто улыбается, поглаживает его предплечье сверху вниз, — каждый по-своему снимает напряжение. Сергей удивлённо смотрит на неё. Анна говорит тихо и спокойно, совершенно не шутя. — Тем более, мы не знаем, а что на самом деле стоит за видимой картинкой. Близость бывает разная, дорогой, любовь тоже. Мы не в праве их за это осуждать. — Это безответственно! — мужчина не знает как ещё донести своё беспокойство. — Что, если остальные негативно отреагируют? — Твоей ответственности хватит на всех, будь я гиперответственной, как ты, у нас бы детей, наверное, и не было совсем, ну максимум один-два, — Аня улыбается и снова кладет голову ему на плечо. — А проблемы нужно решать по мере их поступления. Но это ведь не самое важное, что тебя гложет. Что ещё? Сергей выдыхает ей в волосы и прижимается щекой к её голове: — У меня не получается команда. Это разношёрстная группа футболистов, они не понимают друг друга, тычутся, как слепые котята. И игроки-то хорошие, но всё не то… — Помнишь, как мы взяли Таню в дом? — Аня прерывает его, обняв двумя руками за предплечье. — Дети сначала приняли её очень хорошо, они так радовались. Пока не прошло первое очарование. Вот тогда-то и начались проблемы. Сергей хмыкает, вспоминая: — Да, Савва даже кричал ей «ненавижу». Негодник, долго я тогда с ним разговаривал. — Дети такие дети, у каждого свой характер, — Аня тяжело вздыхает, — и почти каждый успел поругаться с ней. Но самым главным оказалось не спешить и по шагу в день продвигаться к цели. Анна отстраняется, садится, поджав под себя ноги, и смотрит прямо мужу в лицо своими прекрасными добрыми глазами, продолжая: — Но они привыкли, приспособились и полюбили. Мы вместе большая дружная семья, и она, казалось бы совершенно чужая девочка, постепенно вошла в неё и стала нам всем, как родная. — Анна прерывается, задумывается и слегка качнув головой, продолжает. — Твои футболисты, те же дети. Эмоциональные мальчишки, сколько бы им не было лет. Половина из них, как приемыши, не знают куда и к кому приткнуться. Но рано или поздно они почувствуют и полюбят друг друга. Это же не просто работа. Это больше. Ты строишь не команду, ты строишь большую футбольную семью. Мы смогли тут, дома, и там у тебя тоже всё получится. Она снова ложится на его плечо, переплетает их пальцы и добавляет: — Просто дай им всем время. Сергей вздыхает, смотрит на их переплетённые руки и произносит: — Если бы оно у меня было, Ань.***
Испанское солнце греет, разжижает мысли и убаюкивает. Их прогулка по улочкам маленького старого городка, как подготовка к плахе. Ты знаешь, что это неизбежно, тебя балуют перед смертью тем, что ты только попросишь. Кажется, что сейчас всё хорошо, тепло и сыто, но ближайшее будущее вызывает страх и ужас, и мысли об этом хочется гнать из головы максимально далеко. Артём смотрит на ребят, кажется, они в порядке, но он чувствует и видит — они не уверены, боятся облажаться ещё больше, чем в первый раз. Обязательно так и получится, Артём помнит и знает — такое настроение команды не приведёт ни к чему хорошему. И самое обидное, что помочь он им не сможет. Никак. Его не ставят ни в старт, ни на замену. Семак говорит ему об этом лично, заранее, ещё до перелета — он нужен в матче со Спартаком, а на ответку с Вильярреалом поставят тех, в ком тренер полностью уверен — они выдержат, и тех, кого он хочет проверить в деле. В Артёме он как раз-таки сомневается, как и в Далере. Но тот недавно вышел после травмы. А Артём… Для Дзюбы это как оскорбление, но он держится, делая вид, что всё хорошо, он пытается настроиться на Спартак и подавить разрывающую его изнутри гордыню. Официально для прессы у него недомогание. Он шатается везде с командой, пытаясь отвлечься на общение с парнями, что травят шутки и балагурят. Особенно отличается Мишаня. Артём смотрит на него и изумляется — как это, вечно сидеть на скамейке, при этом совершенно не озлобиться и не опустить руки? Как возможно не замкнуться и вот так быть душой компании? Кержаков с Лунёвым так хорошо общаются, они как два брата из ларца, стебутся и прикалываются, а ведь Мишане практически ни разу не давали шанса. Даже Эрнани и Оздоева сейчас выпускают, хотя их почти списали в своё время. А Кержаков просто тренируется по максимуму и ждёт своей очереди, и совершенно не обижается, хотя в таком возрасте должны быть совсем другие амбиции. Артём бы так не смог, он уже сейчас съедает себя изнутри. Каждый раз, когда его усаживали на лавку, он был готов рвать и метать, он терпеть не может, когда его игнорируют и предпочитают кого-то другого. Все конфликты, которые у него были, связаны как раз с ненужностью тренеру. Он всегда готов просто развернуться и уйти. Все аренды, все скитания случались от желания играть любой ценой, приносить пользу, а не просто протирать штаны на лавке. Они же в своё время чуть с Коко не поссорились из-за этого и Дзюба благополучно уехал в аренду. Дзюба так привык быть необходимым Семаку, что даже одна пропущенная игра, на которой по сути ему дали возможность отдохнуть, как удар под дых. Внутренне раздражение и ощущение ненужности гложет его всё время. Ещё Артёму хочется побыть с Себастьяном. Они после последней встречи стараются держаться подальше друг от друга на людях, потому что оказавшись рядом, Тёма практически не может держать себя в руках. Ему постоянно хочется прикасаться к Себе, обнимать и целовать. Каждую секунду, что тот в зоне видимости, Артёма ведёт от его улыбки и сияющих глаз. Дзюба становится похож на влюбленного подростка и это может быть опасно — они однажды просто спалятся, что разрушит их жизни и карьеры. Сейчас Артём меряет шагами каменную мостовую испанского города и гипнотизирует взглядом бритый затылок с чернильной надписью «01.12.13»*. Он представляет, как станет гладить тёмный ёжик волос, тот будет покалывать пальцы, а Себастьян тереться затылком о его ладонь. Жаркая фантазия обжигает огнем низ живота, Дзюба аж шипит сквозь зубы. Это невыносимо — Артем обходит процессию вперёд, присоединяясь к Мишане и Забе, только бы больше не видеть невольного раздражителя. Его терпение небезгранично. Игра буксует практически с первых минут. Ничего не получается. Хоть Семак и поменял схему игры, настраивал их к победе (парни вышли максимально заряженные) перед матчем, но этого по-прежнему было недостаточно. Испанцы так мощно прессинговали, рассекая их оборону мощными контратаками, что ни на какое преимущество Зенит не мог рассчитывать. Они даже не смогли толком отыграться, забив только один «гол престижа», что совершенно не спасло ситуацию. Это был позор. Игра оказалась настолько убогой и провальной, что надежда, которая возникла после игры с Уфой, улетучилась мгновенно. Дополнительно всё усугубила травма Лунева — перед самым главным матчем тура, перед матчем со Спартаком. А Артём просто сидел и смотрел, как его парни позорятся, как его птичка рвёт жилы, выкладываясь на поле, совершенно безрезультатно. А Дзюба, как пятая нога у собаки — безвольный и бесполезный, пялился и не мог поверить, что можно играть так ужасно. Команда разваливалась на глазах. После матча Тёме хочется выть. Он уходит раньше всех. Хотя и не играл, ему стыдно, что он, получается, их всех бросил, даже не попытавшись помочь. Ведь мог настоять, чтобы его выпустили, может у них бы получилось отбиться. Сердар, чувствуя его поддержку, смог бы реализовать свои моменты, Себастьян, который так привык к его присутствию на поле, оказался бы более полезен. Может быть… Артём во всём винит себя. Сейчас Дзюба лежит в своем номере и тупо пялится в потолок. Перед глазами до сих пор стоят лица ребят и, главное, глаза Себастьяна, который уходил с поля абсолютно вымотанным и с потухшим взглядом. Его сияющий сладкий мальчик еле передвигал ноги и даже не посмотрел в сторону Артёма. А тот, вместо того чтобы подойти и утешить, сбежал, как последний трус. Он вообще от всего сбегал в последнее время. Тёма даже хотел приложиться к чему-то спиртному, но для футболистов не заполняют мини-бар алкоголем, а идти куда-то в ночи искать выпивку нет ни сил, ни желания. Стук в дверь отвлекает от очередного потока самобичевания. Артём с неохотой встаёт и открывает дверь. Напротив, оперевшись спиной о противоположную стену, стоит Себастьян. Он грустно улыбается и смотрит на Дзюбу усталым взглядом. Артём лишь разводит руки, приглашая, тот рывком оказывается рядом, обнимает, цепляясь за лопатки, утыкается лбом в плечо и выдыхает: — Te necesito ahora (Ты мне нужен сейчас), я ску́чаю. — И ты мне, моя птичка. Артём подхватывает его за задницу и заносит в номер. Себастьян даже не смеётся, как это делает обычно, когда Дзюба его таскает на руках, его задор как будто улетучивается. Тёма только сейчас понимает, что они ни разу не проводили вместе время, когда у них были проблемы, ведь действительно — делили лишь радость, а печаль оставляли себе. Но сейчас только с Себой он хочет быть рядом, ему нужен его мальчик, как можно ближе и как можно дольше. Артём целует сладкие губы, вдыхает родной запах и сжавшаяся пружина внутри постепенно расслабляется. Они стоят посреди номера и целуются, как подростки. Тёма даже не пытается стянуть с Себастьяна футболку, он лишь гладит плечи и спину парня, впитывая в себя его тепло. Артём прерывает поцелуй, ему нужно сказать то, что его терзало всё это время. Дело ведь даже не в матче, проблема в другом, проблема не в игре, а в нём самом. Себастьян должен знать, и рассказать надо всё с самого начала. — А мы с женой расстались. Kristina and I, we а not together anymore, (Кристина и я, мы не вместе больше), я переехал в нашу с тобой квартиру. Прямо перед полетом в Испанию. Он отходит, садится на краешек кровати и смотрит на ошарашенного Себастьяна. Тот в изумлении разводит руки и спрашивает: — Pero por quе́? (Но почему?) — Из-за нас, Себ, из-за нас. Себастьян подходит садится рядом, касаясь бедром Тёминого колена, уточняет: — Знает про ме́ня? Артём, смотревший всё это время на ковёр, поворачивается к нему лицом: — Нет, нет, не дай бог. Просто знает, что у меня есть любовница. Ты моя любовница. — Лю́бовница? Women? (Женщина?) — он приваливается на Артёма и начинает смеяться, — pero somos realmente amantes (но мы действительно любовники), как разни́ца? — Я люблю тебя, Себастьян. Te amo. (Я люблю тебя). По-настоящему. Лицо Себастьяна приобретает серьезное выражение. Он прекращает улыбаться, берет Артёма за руку, подносит ладонь к своей груди, кладет её над своим сердцем, прижимает крепко своей рукой сверху и произносит: — Pero no puedo. (Но я не могу) Арти, не мо́гу. Нам не́льзя. — Я знаю, моя птичка, я всё прекрасно понимаю. Я просто больше не могу притворяться. Ты не думай, нет, мы с ней не разведемся и детей я не брошу, я не такой мудак. Но я больше не могу с ней жить, когда есть ты, — он выпаливает всё это на одном дыхании, даже не зная, поймет ли его Дриусси. Но Себастьян смотрит на него, как будто и правда всё понимает, он подаётся вперёд, целует, едва прикоснувшись, в губы и произносит, снова улыбаясь: — Vanessa también sabe de nosotros. (Ванесса тоже знает про нас). She does not mind (Она не против). Все норьмално. — Что? — Артём совсем не ожидал такого поворота, он вспоминает, как принимала его Ванесса у себя в квартире и его затапливает стыд. — Но как? Себастьян, поясни, вы вместе или как? Себастьян лишь хмыкает и больше ничего не говорит. Но Тёме этого недостаточно, ему нужно понять: — Нет, нет, так не пойдёт, объясни. Себастьян пожимает плечами и произносит хитро улыбаясь: — Eso no importa, te diré, pero no ahora (Это не важно, я расскажу тебе, но не сейчас). Артём сидит и не может поверить, ситуация не становится яснее, но он знает: если Себа не хочет говорить, на него нельзя давить, нужно лишь подождать и он сам всё расскажет. Тот тем временем встаёт с кровати, лезет в карманы толстовки, достает оттуда две бутылочки виски для мини-бара, оставляет себе одну, а вторую протягивая Артёму. — Откуда? — Тёма рассматривает пузырек у себя в руках, Себастьян хохотнув, подмигивает. Артём откручивает крышечку и одним залпом выпивает горькую обжигающую жидкость. Внутри разливается тепло, а Себастьян тем временем достает свой телефон и включает какую-то песню на испанском. Комнату заполняют гитарный перебор и приятный женский голос напевает что-то лирическое**. Себа встаёт напротив Артёма и протягивает ему руку. — Ven aquí (Иди сюда). Тёма сжимает предложенную руку. Ощущает грубые мозоли на ладонях аргентинца, что так разнятся с мягкой кожей запястий, когда Дзюба прикасается кончиками пальцев выше, охватывая их в кольце рук. Он поднимается, подходит к своему мальчику, что улыбается мягкой кошачьей улыбкой, покачиваясь под музыку, и обнимает его за талию. Они впервые танцуют под музыку с айфона Себастьяна в номере отеля в Испании после матча, который выбил их из колеи. Но близость друг друга, теплое дыхание на шее заставляет отрешиться от всех проблем и переживаний. Тёма чувствует мягкий поцелуй в шею, кожа покрывается мурашками, что бегут вниз по спине, отдавая в пах сладким возбуждением. Себастьян смелеет и поцелуями поднимается по Тёминому подбородку к губам, но вместо поцелуя лишь лижет его нижнюю губу и нараспев произносит, вторя музыке: — Me cuesta abrir los ojos Y lo hago poco a poco, No sea que aún te encuentre cerca. Me guardo tu recuerdo Como el mejor secreto, Que dulce fue tenerte dentro. (Мне стоит больших усилий открыть глаза, Я делаю это потихоньку, Не зная, увижу ли тебя еще рядом. Я храню воспоминания о тебе Как великую тайну о том, Как сладко было ощущать тебя внутри.) Артём больше половины не понимает, но голос Себастьяна становится ниже на полтона, и хриплые нотки в нём усиливают обжигающее чувство внизу живота. Чуть влажные губы манят к себе и Артём целует своего мальчика, глубоко и мокро. Дзюба оглаживает кожу шеи, спускается ладонями по спине, хватаясь за круглую упругую задницу. Снова возвращается вверх, поднимая край футболки, и кладёт ладонь на поясницу — кожа сухая и горячая. Он надавливает рукой, заставляя прижаться Себастьяна ещё ближе, тот возбужден — его член трётся о Тёмино бедро. Аргентинец стонет Артёму в губы, жмётся всем телом, подаваясь бедрами вперёд. Нет, так не пойдет. Мало, слишком мало, Артём слишком его хочет. Нужно снять всю эту дико мешающую одежду. Дзюба стягивает с себя одним движением футболку, сдергивает с Себастьяна его и становится перед ним на колени. Он проводит носом вдоль ребер, выцеловывает дорожку вниз к животу, прикусывая нежную кожу — Себа шипит и кладет свою руку Артёму на макушку, толкая его голову вниз. Тёма поднимает глаза вверх и тонет в карих омутах. Аргентинец тяжело дышит, прикусив губу, а глаза его горят огнём желания. Дзюба больше не медлит, он так сильно хочет своего мальчика — стягивает его спортивки вместе с боксерами вниз, кладёт одну ладонь на яички, второй придерживает член Себастьяна, касается губами головки и слышит протяжный стон. Артём слегка проходится языком по уздечке, неглубоко берет головку в рот, слегка посасывая, и заглатывает уже глубже, качая головой, с каждым разом беря всё больше. Рот наполняется слюной, сладкие стоны аргентинца и соленая пряность на языке доводя его собственное возбуждение почти до невыносимого. Тёма перехватывает свой член у основания, выпуская Себин изо рта и слышит тяжёлый стон сверху. Аргентинец отстраняется от него и, наконец, избавляется от остатков одежды. Он идёт к сумке Артёма, что стоит на кресле рядом с входом, и достает из бокового кармана смазку, отправляет её точным броском на кровать и сам направляется к постели. Себастьян раскидывается на покрывале: закинув одну руку за голову, второй лаская член, раздвинув ноги и слегка согнув колено. Он пожирает Тёму глазами, пока тот раздевается, постоянно облизывая губы и тяжело дыша. Артём просто не может оторвать от Себастьяна взгляд. Смуглая кожа манит своей гладкостью, плоская грудь с темными горошинами сосков, крепкие бедра, с иссиня-черными тату, что подчёркивают рельеф тугих мышц. Упругий плоский живот с надписью над лобком, что так манит, указывая путь, мышцы его подрагивают на каждое движение руки на члене. И конечно, аккуратный член с покрасневшей головкой, которая то скрывается, то появляется, пока Себа ласкает себя. Это завораживающее зрелище, как искусство, что дарит людям смысл и вдохновляет — сейчас только для Артёма. В такие моменты он хочет сделать фото, чтобы оставить эти воспоминания не только в своей памяти. Чтобы, когда всё закончится, иметь доказательства, что это не его больная фантазия, а действительно Себастьян Дриусси когда-то был с ним. Артём застывает взглядом на длинной запрокинутой шее, которую хочется вылизывать и оставлять на ней следы и метки. Пусть рядом с татуировками на ключицах там останутся засосы Артёма, как напоминание для всех — Себастьян только его и ничей больше. Чтобы каждый, кто увидит эти метки страсти, даже не вздумал трогать собственность Дзюбы. Тёма пытается выгнать эти мысли из головы, ведь Себастьян никогда не будет ему принадлежать полностью, но глупое сердце так давит и требует, что хочется поверить хотя бы на миг, хотя бы сегодня… Себастьян такой сейчас красивый, такой желанный и любимый, он манит одним лишь видом, своей открытостью, своим светом. Его глаза полны теплом и страстью. Артёму кажется — он утопает в их общих чувствах и обратного пути просто нет. Он окунается в этот омут с головой — ложится сверху, прикрывая телом, соприкасаясь кожей, как можно ближе, чтобы впитать тепло тела и практически слиться со своим мальчиком — грудь к груди, сердце к сердцу. Артём целует мягкие губы, вылизывая рот изнутри, гладит бархатную кожу плеч и бедер, толкаясь членом вперёд, притираясь к коже паха, теряясь в будоражащих ощущениях и чувстве единения. Он отрывается от губ своего мальчика, спускается поцелуями к гладкой шее, вылизывает кожу над выпирающим хрящиком кадыка. Движется кончиком языка к ключицам, прослеживает цепочку вытатуированного крестика, слушая возбужденные стоны своей птички, что вторят каждому прикосновению. Артём привстает на коленях, тянется к смазке, но Себастьян перехватывает его руку, забирая тюбик. Он откидывается на подушку, раздвигает ноги, раскрываясь и демонстрируя себя. Он выдавливает немного геля на пальцы, опускает их вниз, проходясь кончиком пальца по входу и снова убирая руку. Темная звёздочка ануса поблескивает влагой, яички Себастьяна поджаты, а у Артёма перехватывает дыхание от этого зрелища. Себастьян выдавливает уже больше смазки и вводит сразу два пальца, растягивая вход. Стонет от удовольствия и прогибается в пояснице, ещё шире раздвигая ноги, и вводит пальцы в себя почти по самые костяшки, вскрикивая, добравшись кончиками до простаты. Член Артёма аж дергается, реагируя на этот звук, пробирающий до мурашек. Он наклоняется поцеловать аргентинца, обхватывает основание ладони, которой тот себя растягивает и подталкивает его пальцы внутрь и вперёд, слегка вынимает и снова толкает вперёд — помогая самого себя трахать. Себастьян стонет разочарованно и выпаливает: — Хо́чу тебя, тавай! Fóllame (трахни меня), ааах… Артиии! Артём кусает его за нижнюю губу, слегка оттягивает её и шепчет, опаляя дыханием: — Ой, какие мы нетерпеливые, даже по-русски заговорили, хах. Но он не намерен больше мучать ни парня, ни себя, он аккуратно вынимает руку Себы и заменяет её своим членом. Толкается вперёд и задыхается от ощущений. Каждый раз с Себастьяном, как в первый. Артёму кажется, что он попал в рай. Ощущение влажного жара внутри, Себастьян, чья кожа горит под его ладонями, который изгибается и стонет так сладко, что Тёму от этих звуков ведёт все сильнее. Взгляд его мальчика из-под густых ресниц горит похотью и страстью. Всё это, как самое желанное и неимоверное счастье. Дзюба целует бархатную кожу шеи, там где бьётся пульс, чувствуя его под губами, прихватывает нежную плоть, всасывая всё глубже в рот, слегка прикусывает зубами — Себастьян вскрикивает. Артёма это только сильнее распаляет, он спускается ниже, где шея переходит в плечо и кожа обычно скрыта футболкой. Тёма втягивает губами кожу максимально глубоко, создавая вакуум — он ставит на Себастьяне в первый раз за всё это время засос. К физическому удовольствию добавляется ещё и моральное. Ванесса знает? Хорошо, пускай теперь и видит. Он не переставая, метит везде, где только может дотянуться, и где не будет видно под одеждой — ключицы, грудь и плечи. Трахает размашисто и быстро. Себастьян хватается за задницу Артёма, подталкивая и подгоняя глубже и быстрее, подаётся бедрами на каждый толчок и снова шепчет прерывисто и жарко: — Te quiero mucho (Люблю тебя так сильно)… — толчок, стон, толчок. — Para siempre (навсегда), — член задевает простату, за ним следует протяжный стон, — míííío(мооой)… Себастьян ещё раз коротко вскрикивает и кончает, пачкая их животы. Он так сжимается внутри, что Артём, который всё сильнее вбивается внутрь его тела, немедленно следует за ним. Перед глазами Тёмы звёзды и всё плывет. Удовольствие по телу проходит лавиной, возбуждая каждый нейрон, простреливая электрическим разрядом от яичек к члену и рассыпаясь иссушающим оргазмом. Дзюба впивается зубами аргентинцу в плечо, почти сразу отпуская, и кладет голову тому на грудь, понимая, что просто задыхается от нежности, которую испытывает сейчас к своей сладкой птичке. Себа поглаживает его по спине, перебирая пальцами от лопаток выше к плечам и снова вниз к пояснице, и лишь вздыхает, глубоко и сладко. Тёма скатывается с него, загребает в охапку, обнимая крепко, прижимаясь всем телом. Чувствует горячее дыхание на шее и подсыхающую влагу на животе. Но он не хочет никуда сейчас отпускать своего мальчика, даже в душ. Им придется разъехаться завтра, но сегодня Артём вдыхает его запах, на заднем фоне играет какая-то испанская мелодия, и уже мужской голос напевает что-то тоскливое и романтичное.*** Тёма поддевает край покрывала, что сбилось к их ногам, и прикрывает их разгоряченные тела. Он целует Себастьяна в висок и засыпает только с одной мыслью — наплевать на провальный матч с испанцами, наплевать на предстоящую игру со Спартаком (они справятся, Артём уверен), наплевать на Кристину, наплевать на всё, пока Себастьян рядом, пока Артём ему нужен. Тёма сделает всё, чтобы они продлились, как можно дольше.***
Зенит прямиком из Испании полетел в Москву и теперь тренируется на гостевом поле. Сергей сегодня на тренировке наблюдает за Артёмом особенно внимательно, тот сосредоточен и шутит не так много, как обычно. Но не сказать, чтобы он был расстроен или чем-то огорчён. В перерывах отходит общаться с вратарями, а Себастьян держится аргентинской стайки. Они за всё время тренировки пересекаются от силы пару раз, но от того, как они общаются, как смотрят друг на друга, у Семака волосы встают дыбом. Как он раньше это не заметил? Артём наверное своим открытым характером и общительностью просто мог сбить с толку, но если знаешь куда смотреть, можно увидеть очень многое. Вот, просто проходя мимо, он цепляет руку Себастьяна, проходясь пальцами по запястью, тот подмигивает и идёт дальше, не меняя своего маршрута. Вот, во время разговора с Луневым, Дзюба не смотрит на того, а прожигает взглядом противоположный край поля, где Мак что-то рассказывает Дриусси, тот в свою очередь смотрит, не отрываясь, на Тёму — так они и ласкают друг друга совершенно недвусмысленными взглядами. Пару раз Артём обнимает Себастьяна, крепко прижав к себе, и его довольная сытая улыбка говорит о многом. Но Семак не видит, чтобы это всё мешало настрою. Наоборот, кажется, команда, зависящая от настроения Артёма, от того, насколько сильно он их мотивирует, настроена на победу максимально сильно. Поэтому Сергей решает послушать всё-таки Анну и не вмешиваться. Он достает телефон и звонит на номер на быстром наборе. На том конце достаточно долго идут длинные гудки, но вот Аня берет трубку и её радостный голос как будто развеивает все сомнения: — Серёж, извини, что долго не брала, мы собак мыли. Ха-ха, сам знаешь, это целое событие для детей, — она фыркает в трубку и произносит. — Привет, кстати. — Привет, моя хорошая. Аня не ждёт, когда он начнет говорить, и спрашивает: — Как ты? — Я ничего, вот стою, смотрю, наблюдаю. — Ты всё про то же? — она посмеивается. — Ну ладно, просто скажи, как он? Как Дзюба? Сергей вздыхает, ещё раз бросает взгляд на сосредоточенного Артёма, что отрабатывает пасы с Набоа: — Знаешь, а он в порядке, и команда в порядке, всё не так плохо. — Он справится, — голос её становится серьезным, она выдыхает и добавляет, — всё обязательно получится. — Да, ты права, мы справимся. Сергей смотрит на поле, на свою, уже совсем ставшую родной команду, на разнонациональную кучку людей, которых объединяет футбол. И осознаёт — они уже понимают друг друга, не всегда правильно, не всегда они в форме, не всегда у них получается, как хочется. Но они очень стараются и, рано или поздно, это даст результат. Москва их не ждала, погода не радует, но впереди весеннее дерби двух столиц.