Los amantes

Андрей ласковый. Он всегда нежен и чуток, он отдается горячо и страстно. Смотрит восхищённо и прикасается, как к чему-то священному. Мише иногда кажется, что ему молятся. Даже с Сашей никогда не бывает так. Саша собственник, он даже в постели пытается доказать, что он лучший, чтобы Миша всегда выбирал только его. Но Мишаня не хочет выбирать, ему хорошо и так. Саша, он как вторая половина — Миша родился, чтобы его дополнить, они связаны, и это, наверное, навсегда. Но Андрей, Андрейка, Андрюша, с ним хочется быть. С ним слишком хорошо и спокойно. Они с Мишей проводят много времени вместе — на тренировках, на выездах, после в отелях и в постелях друг друга, что иногда кажется, уже сроднились. И никогда Андрея не бывает много. Его всегда достаточно. Им невозможно пресытиться, но и никогда не скажешь, что он уделяет мало внимания. Внимание Лунёва всегда в деталях: подаст бутылку воды, когда за ней далеко тянуться, почувствует внутренний плохой настрой и пошутит ровно тогда, когда нужно, просто обнимет легонько за плечи, поделится теплом, которое останется с Мишаней, даже когда Андрей уже уйдет. И эти взгляды. Иногда Мише кажется, что они когда-то сгорят вдвоём прямо прилюдно, потому что столько страсти в чужих глазах он видел только однажды. Он и не думал, что кто-то, кроме Саши, сможет на него так смотреть, но Андрей доказал обратное. Андрей вообще многое перевернул внутри Миши. Мишаня до сих пор отчётливо помнит, как это началось. Тогда, после сцены в душе, после Спартака, когда он, совершенно не отдавая себе отчёт в том, что делает, запустил необратимый процесс, Андрей пришёл к нему вечером в номер. Миша опять накручивал в себе клубок отчаяния. Но стук в дверь оборвал поток самобичевания. Кержаков открывает дверь — на пороге стоит Лунёв. Он смотрит так жалобно, что Мишаня просто делает шаг в сторону, пропуская его внутрь. Тот проходит, осматривает обстановку номера, как будто в ней что-то поменялось со вчерашнего вечера. Садится в кресло и чуть дрогнувшим голосом произносит: — Я думаю, нам всё-таки стоит поговорить. Кержаков устраивается в кресле напротив гостя и вздёргивает одну бровь в вопросительном жесте, безмолвно приглашая того продолжить. — Ты мне нравишься, Мишань, очень, — выражение лица Андрея сейчас такое серьезное, как будто он предложение делает. Миша пытается понять, что чувствует сейчас. Ему лестно, но совершенно не понятно почему он, почему опять. Он всматривается в лицо Андрея, который смотрит затравленно и умоляюще, и делает то, что кажется сейчас наиболее правильным. Он подходит к сидящему в кресле Андрею и запускает руку в его волосы. Пряди мягкие и шелковистые, немного вьются на концах. Андрей поднимает на него глаза, смотрит из-под бровей и просто сжигает Мишу изнутри той страстью, что в нём полыхает. Это так странно: казалось бы, относился к человеку исключительно, как к другу, про которого даже подумать не мог ничего такого, а он вдруг рождает в тебе нечто большее. Внутри, в черепной коробке, шевелится что-то острое, выскребая остатки здравого смысла, а руки Андрея ложатся на Мишины бёдра. Миша хочет сказать, что Андрей его не правильно понял, что он занят и ничего между ними не может быть, но тот уже утыкается носом Мишане в живот, ведёт им вниз, вдыхая, и обхватывает задницу горячими ладонями, вжимаясь губами в кожу над кромкой резинки штанов. Миша делает глубокий вдох и чувствует горячий язык, опяляющий чувствительное место. Андрей поднимает форменную футболку, оголяя Мишин живот, и целует в середине, чуть ниже пупка, Миша аж вздрагивает. Он смотрит вниз и не может поверить. Лунёв тем временем продолжает, поцелуи становятся мокрыми, он снова подключает язык и лижет вдоль края штанов, прикусывая зубами кожу на боку и зализывая укус. Кержаков стонет, возбуждение стекает вниз к яичкам, не давая трезво мыслить. Он стягивает с себя футболку, снова зарывается пальцами в темные волосы на затылке, подталкивая голову Андрея вниз. Тот совершенно не против, он двумя руками ловко спускает Мишины штаны на бедра и касается вставшего члена губами, слегка прихватывая головку и снова отпуская. Мишаня разочарованно стонет. Лунёв лишь поднимает на него свой восхищённый взгляд, касается ладонями живота, ведя вверх к груди, трогая и лаская. Спускается кончиками пальцев вниз, прочерчивая одному ему видимые узоры на торсе Миши, и кладя вторую ладонь на основание члена, заглатывая его почти наполовину, сразу начиная посасывать. — Ах, блять, — шипит сквозь зубы Миша, он толкается в горячий рот и уплывает от чувства диссонанса. Это его хороший друг, Миша никогда в жизни не мог подумать, что Андрей может им заинтересоваться, но то, что прямо сейчас происходит, рушит все представления об их отношениях. Кержаков боится думать, он просто наслаждается старательностью и самоотдачей Андрея. То, с какой страстью отсасывает Лунёв, компенсирует и явно небольшой опыт в минете, и Мишину растерянность. Оргазм накрывает слишком быстро и неожиданно. Миша считает за веками радужные круги, втягивает ноздрями воздух до головокружения и кончает во влажный жар чужого рта, окончательно прощаясь с мыслью, что есть хоть какой-то шанс повернуть назад. Кержаков, отдышавшись, опускается на колени перед Андреем. Тот раскраснелся, глаза его слезятся, но смотрит он по-прежнему с такой похотью, что Миша поражается, как до сих пор этого не замечал. Он встаёт между бедрами Лунёва, осторожно достаёт из его штанов стоящий и истекающий смазкой член, начинает дрочить быстро, немного прокручивая руку, так, как самому бы было приятнее. Андрюша запрокидывает голову на спинку кресла и тихо стонет сквозь губы, это даже больше громкое дыхание, чем стоны. Миша не выдерживает и кусает у основания шеи, немного оттягивая кожу, чувствует горячее семя, что пачкает его руку. Андрей кладет свою ладонь Мишане на лопатки, когда кончает, и впивается в его кожу ногтями, оставляя полулуния царапин, вскрикивает и притягивает Мишу ближе. Тот некоторое время прижимается щекой к его груди, слушая, как успокаивается заполошное сердцебиение, как постепенно выравнивается Андрюшино дыхание, понимая, что вляпался. Подтягивается наверх и впервые целует, нежно, слегка касаясь своим языком чужого. На губах вкус спермы и горечь собственного решения. Он отстраняется, смотрит на разомлевшего и улыбающегося Андрея и говорит: — Я всегда сверху, и это не обсуждается, ясно? Андрей только ещё больше тянет улыбку, щербинка между зубов делает выражение его лица задорным, он кивает и соглашается: — Да не вопрос. После Миша, изначально планировавший поехать к Саше домой, едет на свою питерскую квартиру. Кержаков-старший обещает прилететь двадцать восьмого, и у Миши есть время для того, чтобы понять самого себя. Не то чтобы его мучает совесть, наоборот, он чувствует себя отомщённым. Но то, что внутри него сейчас творится, требует уединения вдали от брата, вдали от вещей брата и всего, что может о нём напоминать. Потому что в голове у Кержакова сейчас только Андрей. Он вспоминает свою реакцию на произошедшее. И в первую очередь, не сексуальную близость, а ту агрессию, что вызвал в нем выход Лунёва в старте. Вспоминает поведение Андрея, который извинялся, как будто что-то сделал предосудительное, а не просто выполнял свою работу, и чувствует вину. Он смотрит матчи сборной со смешанными чувствами. Потому что Андрея не ставят ни на один из матчей, и судя по всему, причина в том, что после игры со Спартаком Лунёв не сумел восстановиться. И в этом виноват лишь Миша. Он озвучивает эту мысль в следующий раз, когда они остаются с ним наедине. Андрей приезжает из сборной не в самом лучшем настроении, но полностью выздоровевший. Врачи там всегда творили чудеса, и травма его больше не беспокоит. Они болтают после тренировки о чем-то отстранённом, когда Андрей, немного засмущавшись, просится в гости к Мишане, и это так мило, что тот просто не может ему отказать. Андрей мнется на пороге. Миша, когда тот рядом, уже ни в чём не сомневается, он уже всё решил, его гложет только одно чувство, что никак не отпускает, заставляя ощущать себя отвратительно. Кержаков приглашает Андрея, тот смущённо снимает верхнюю одежду и проходит вглубь квартиры. Когда Миша приблжается к нему, Лунёв сразу тянется поцеловать. Но Кержаков отстраняет его и говорит удивлённо распахнувшему глаза парню: — Я хотел извиниться. — За что? — Андрей растерян и совсем ничего не понимает. — Я подвёл тебя, если бы я смог тогда выйти, ты бы играл первым номером в сборной. Лунёв отходит, закидывает руку на затылок в жесте изумления, лохматя волосы: — Но при чём тут вообще ты? Не ты принимал решение, не… — Я не соответствую уровню клуба, — прерывает его Миша, — ты прекрасно знаешь почему меня держат, Лунтик, я воспитанник Зенита и нужен для заявки в УЕФА, но это не значит, что я нужен для чего-то другого, что я гожусь для чего-то другого… — Миш, подожди, что… — Ты один, понимаешь, у тебя нет сменщика и ты рвешь жилы, в итоге получая травмы, и это неправильно, — Миша выдыхает, проходя в гостиную, Андрей следует за ним. Когда Кержаков садится на диван, тот стоит напротив, растерянный, и не знает, куда себя деть. Он явно не ожидал серьезного разговора. Миша трет лицо ладонью и поднимает на него глаза: — Я совершил ошибку, когда летом остался в клубе и не ушёл в аренду, я уже не тот, Андрюш, я поддался гордыне и за это прошу прощения. — Нет-нет, прекращай. Не говори хуйни, хватит, — Андрей становится перед ним на колени, беря его лицо в ладони, — только не говори, что хочешь уйти. Тебя подпишут, и ты останешься с нами, слышь, Мишань, и всё будет охуенно. Мы ещё поиграем, понял, выкини эту хрень из головы, всё. И целует, не давая Мише возразить ни слова. Он прижимает к себе, вцепляясь в плечи, вылизывая рот изнутри и хватая за затылок, прижимая, как можно ближе. Мишаня хотел бы прерваться, сказать, что уже всё решил — он не будет оставаться в Зените. Но Андрей целует яростно, с такой страстью и напором, затягивая Мишу в водоворот своих эмоций. Это удивительно, но рядом с ним не больно, не тоскливо и не рвёт душу изнутри, с ним Мише просто приятно, просто хорошо. Он прерывает поцелуй, смотрит в карие омуты обожания, и, не раздумывая больше, стягивает с Андрея футболку. Андрей потрясающе сложен — ладный, гармоничный и притягивающий взгляд. Не очень красивое лицо компенсируется потрясающей фигурой, он не сухой, как многие вратари, и не такой мощный, как Миша. Плавные линии его плеч и бедер возбуждают желание, а щенячий взгляд, каким он смотрит на Мишу, окончательно сносит голову, заставляя забыть про обещания, что Кержаков когда-то давал брату и самому себе. Потому что хочется уже быть с кем-то, с кем не чувствуешь себя оторванным от собственного «Я», с кем хочется быть вместе, а не растворяться, теряя себя. С кем чувствуешь себя цельной самостоятельной личностью, а не чужой половиной. Миша включает себе зелёный сигнал и срывается с места. Плевать, на всё плевать, потому что хорошо и сладко. Андрей позволяет делать с собой всё, что хочешь. Казалось, он хотел бы вести, но с каким желанием отдает поводья — такой сильный и большой — пьянит. Миша гладит гладкую кожу плеч, проводит ладонями по лопаткам, целуя длинную шею, слыша глубокий вдох Андрея, и поднимает их обоих, не прекращая целовать, подталкивает к спальне. Сашеньки нет, и они только вдвоём. Миша не то чтобы планировал, но подсознательно, когда они ехали к нему, рассчитывал на такой исход и не ошибся. Андрей раскраснелся, кожа его идёт красными пятнами румянца — щеки, грудь, пресс — он тяжело дышит, постоянно облизывая губы. Миша нависает над ним, выцеловывая живот и гладя бедра, притормаживает и смотрит на возбужденного, но растерянного Лунёва: — Я первый? Тот лишь кивает, нервно дёрнув рукой, в попытке поправить несуществующие перчатки. Миша улыбается, этот жест такой привычный и от этого такой родной. Он просто целует мягким прикосновением Андрея в плечо и говорит: — Тогда не будем торопиться. Кержаков тянется к тумбочке, доставая полупустой тюбик смазки, обильно выдавливает тягучую субстанцию себе на ладонь и обхватывает оба члена рукой, начиная медленно и со вкусом дрочить, толкаясь бедрами в такт. Андрей стонет в голос, Миша затыкает его поцелуем, проталкивая язык в рот, и в голове лишь одна мысль — до лета ещё пара месяцев, они ещё всё успеют, он успеет. И попрощаться тоже. Когда Саша прилетает в Питер, они встречаются с Мишей, тот снова тонет в своей отчаянной любви, захлебываясь братом. Каждая их встреча как откровение для Мишутки. Каждый раз, как первый — восторг и всепоглощающая страсть. И горячо, и больно, и невыносимо нужно, это как зависимость, от которой можно избавиться, только разорвав все связи. Но Миша не в силах, пока не в силах. Он одновременно ждёт и боится лета. И каждый раз он залечивает те раны, что получает от удушающей и властной любви брата, в объятиях Андрея. После Локомотива, в Москве, они лежат, обнявшись, в их общем номере. Они так и не добрались до душа. Когда Миша с удовольствием размазывает подсыхающую сперму по гладким мощным бёдрам Андрея, ему звонит брат. Миша подрывается с постели, хватая трубку, быстро нажимает на ответ и пытается уйти в ванную комнату. Но его останавливают сильные руки, что выхватывают телефон из рук. Андрей отталкивает Мишу к двери и одним движением включает громкую связь, поднимая телефон вверх. Кержаков морщится и замахивается, пытаясь ударить Андрея, но то ли тот его уже изучил, то ли его навыки драки намного лучше, Лунёв отбрасывает включенный телефон на постель, сбивает Мишу с ног, валит на пол, и применяя удушающий, спеленывает по рукам и ногам. Из динамиков доносится голос Саши: — Миш, Миш, привет, ты там? Ты пропадаешь. Андрей шепчет в ухо: — Говори. — Да, — громко отвечает Миша, голос хрипит, но по громкой связи это не слышно, — я перезвоню. — Нет, — шепот в ухо. Но Саша как будто не слышал Мишу и продолжает. Его слова заставляют расслабиться и обмякнуть в руках Лунёва: — Мишутка, я тут подумал, я завтра тоже буду в Москве. Останься ещё на сутки, съездим в мою новую квартиру, посмотришь, наконец. — он выдыхает в трубку и продолжает со своей кошачьей интонацией, паника подступает Мише к горлу, потому что это ТОТ САМЫЙ ГОЛОС, — я так соскучился, я так тебя хочу, я так хочу тебя в себе, Мишутка, мой Мишутка, с ума без тебя схожу… Телефон продолжает мурлыкать Сашиным голосом на заднем плане, а Миша резко откидывает голову, ударяя затылком Андрея в переносицу. Отталкивается — руки, что держали крепко, отпускают — подбегает к кровати, быстро произнеся «я перезвоню», сбрасывает вызов и сразу отключает телефон. Он делает несколько глубоких вдохов-выдохов и поворачивается. Лунёв сидит, откинув голову, из носа стекает несколько капелек крови, а он смеётся, не прекращая. Смех еле слышный и истеричный. — Бля нахуй, так и знал, сука, — Андрей вытирает кровь сгибом локтя и уже серьезно произносит, — ты с ним трахаешься, ты, блять, трахаешься с собственным братом! Миша тяжело выдыхает, подходит к нему и ложится рядом, смотря в потолок произносит: — Я не могу выбирать, Андрей, не заставляй меня, пожалуйста. — Но это отвратительно, это просто ужасно. Он нависает над Мишей, рассматривая его лицо, проводит кончиками пальцев по скуле, спускается к подбородку и шее, обводит ключицы и кладёт ладонь на грудь, прямо над сердцем, прислушивается, как будто считая удары. В глазах его такая печаль и боль. Мишаня не может смотреть, он с силой зажмуривает глаза до мушек под веками и слышит тихий голос: — Как давно это у вас? Миша сглатывает и говорит правду: — Не так уж и давно, полгода, не больше, — губы сохнут, он облизывает их, но во рту пустыня, и продолжает, — хотя кажется, что всю жизнь. Он открывает глаза и глядит на Андрея. Тот уже спокоен, он смотрит по-прежнему грустно, но шок и обида уходит из его глаз, он как будто что-то для себя решил. Миша вглядывается в бездонные зрачки карих радужек и произносит: — Пожалуйста, Андрей, пожалуйста, — он сам не понимает, о чём просит, но Лунёв принимает решение за них обоих: — Хорошо, — он шепчет в Мишины губы и целует. Так всё и начинается. Миша встречается с Сашей и спит с Андреем. Это просто на самом деле. Мишаня всегда знает, когда Саша в Москве, в последнее время тот там бывает всё чаще, а с Андреем они почти постоянно вместе. Лунёв, всё зная, ничего больше не говорит по этому поводу, лишь иногда, когда Миша после короткого разговора с Сашей сбрасывает вызов, он смотрит. И этот взгляд, тоскливый и осуждающий, пробирает до мурашек. Андрей вообще больше про взгляды и действия, нежели про слова. Он никогда не треплется так, как Саша, он не любитель долгих задушевных разговоров и признаний. Но каждое его слово на вес золота. И всегда, когда он хоть как-то намекает о своих чувствах, Мишу затягивает в болото собственных противоречий. Всё, что происходит, прекрасно. Несмотря на аморальность, ему слишком хорошо. Он вообще привык к аморальности всего, что происходит в его жизни — двойная жизнь с женой и детьми, периодические любовники приучили его воспринимать всё намного проще. После была любовная связь с родным братом. Когда после Саши появляется ещё и Андрей, всё становится на свои места. Как было раньше. На фоне Саши Андрей островок стабильности и успокоения. Эта стабильность, которой он скоро лишится, слишком опьяняет. Но пока Миша хочет получить от этой жизни максимум. Он полностью уверен, что Саша, так же как и раньше, многое себе позволяет, уж слишком часто он пропадает в никуда и появляется как ни в чём ни бывало, радостный и сияющий, явно получивший свою долю новых впечатлений. Мише раньше было больно, но сейчас ему никак. Он уже определил свой путь, и скоро это всё закончится и с Сашей, и с Андреем. Но пока Мишаня наслаждается.

***

На следующий день после игры с Локомотивом Миша встречается с братом, тот показывает свою новую квартиру. Квартира, правда, хорошая, ничего лишнего, лишь спальня и кухня-гостиная. Никаких вычурностей и псевдо-уюта, просто и со вкусом. Они проводят ночь вместе, и Мише кажется, что всё как будто не с ним. Секс страстный, жгучий и болезненный. Но боль не физическая, боль отдается где-то во внутренностях. Кажется, что Миша ошибся, но где конкретно, он не может понять. После встречи остаётся горько-сладкое послевкусие, которое полностью пропадает, когда он видит Андрея, ждущего его после тренировки. Миша, как дублер и не игравший в матче, впрочем, как всегда, тренируется дольше. Когда они, наконец, заканчивают и возвращаются в раздевалку, Лунёв уже полностью одетый ждёт его там. — Миш, -задорная улыбка и мальчишеское выражение на его лице растворяют печаль, — пойдем в бар оторвемся? — Куда? В бар? Ты с дуба рухнул? — смеётся Миша, — основной вратарь, тоже мне, у тебя игра скоро. — С кем? С Анжи? Да я всю игру буду подпирать рамку, — Андрей хохочет так открыто и искренне, что Мишаня не может не согласиться, — давно никуда не вырывался, давай, Мишань, хули сидим-то по домам, график пиздец плотный, — он понижает голос и говорит чуть тише, — моя к матери укатила на неделю. Голос его становится низким и хриплым, он облизывает губы и смотрит из-под бровей, пожирая взглядом Мишу, бегая глазами от плеч к бёдрам, облизывает взглядом оголенные руки и снова возвращается к глазам. Миша сглатывает. Волна удушающего жара скатывается к паху, оседая свинцом в яйцах. Он оглядывается на переодевающихся парней и снова поворачивается к Андрею: — Давай… — Мишаня делает паузу, закусывает нижнюю губу, проходясь языком по ранке, что оставил ему Саша, чувствуя вкус железа, и продолжает, — развеемся. В баре они проводят чуть больше двух часов. Пьют на самом деле совсем немного пива и больше болтают. Мишаня всегда удивляется, как они до сих пор находят темы для разговоров, но с Андреем никогда не бывает скучно. Он имеет способность обстебать любую умную мысль, превратив её в фарс, но когда действительно нужно, он может быть необычайно серьезным и проницательным. С виду простой и не очень умный парень, на самом деле, Андрей обладает необычайной человеческой мудростью. Он как будто чувствовал, что Мише плохо и всячески пытался его отвлечь. Когда они собираются уезжать, Андрей ловит его за рукав кофты и говорит в полголоса.: — Миш, я не шутил. Дома никого нет. Кержаков, не говоря больше ни слова, отзванивается нянечке и просит её остаться на ночь за дополнительную оплату. Когда они приезжают к Андрею, Миша даже не пытается рассмотреть обстановку. Он просто с порога отрывисто целует и шепчет «спальня». Тот тянет его за собой за руку, подводит к кровати и толкает в грудь. Залезает сверху и целует медленно и жарко. Рот его на вкус, как пиво с фисташками, Андрей тихо постанывает и изгибается в пояснице, как большой кот. Мишаня кладет руки ему на поясницу, проводя ладонями вверх, задирая футболку. Под пальцами канаты мышц вдоль позвоночника, кожа горячая и чуть влажная. Миша раскрытыми ладонями ведёт вверх к лопаткам, поднимается к затылку, пропуская сквозь пальцы колючий ёжик волос, резко переворачивает их обоих и оказывается сверху. Он седлает бедра Андрея, стискивает его запястья над головой и любуется. Лунёв ведь совсем не красивый, в нём нет ничего такого, что можно назвать эталонным — лицо обычного среднестатистического парня с грустными глазами и оттопыренными ушками. Но Мише он кажется сейчас неимоверно привлекательным и желанным. Всё в нём притягивает и возбуждает. Миша сползает с него, встаёт на пол и начинает поспешно скидывать с себя одежду. Андрей следует его примеру и выпутывается из своей, почему-то у него получается намного быстрее, чем у Миши. Он откидывает последнюю деталь одежды в сторону и оказывается напротив Миши, что стоит у изножья кровати. Льнет всем телом прикасаясь грудью к груди, бедрами к бёдрам, пахом к паху, щекой к щеке, и крепко обнимает, переплетая руки на спине. Они так близко сейчас. Миша слышит дыхание Андрея — глубокое и возбуждённое — чувствует крепко стоящий член, что прижимается к бедру, и это кажется так интимно, как будто раньше ничего подобного у них не было. Как же Миша сейчас его хочет. Кержакову кажется всё происходящее совершенно новым. Это где-то глубоко внутри, не в яйцах, как при привычном плотском возбуждении, не в сердце, что рвется напополам, как это происходит при их близости с Сашей, это желание живёт где-то в голове. Желание обладания не телом, а человеком, быть рядом и быть вместе, быть вместе всегда. От этой мысли, что прорывается сквозь какафонию чувств, в голове как будто лопается пружина, что скручивалась всё это время. Потому что это невозможно. Недопустимо. Миша не может. Он не имеет права. — Уууу, — Миша скулит от отчаяния и впивается зубами в крепкое плечо. Андрей мгновенно реагирует. — Миш, Мишаня, что случилось? — и когда тот поднимает голову и смотрит ему в глаза, умоляюще просит, — Мишаня, что? Не молчи. Кержаков смотрит в удивлённо распахнутые глаза, и не в силах больше терпеть, заглушает боль привычным способом. Кержаковы всегда создавали себе проблемы и избавлялись от них одним и тем же надёжным проверенным способом. Секс — универсально, на все случаи жизни. Миша толкает Андрея на кровать, тот мягко падает, улыбаясь. Чуть приподнимается на локтях и расставляет, сгибая в коленях, свои длинные стройные крепкие ноги в стороны. Миша становится между его бедер, ведёт руками от коленей вниз, к паху, проходится большими пальцами по подвздошным косточкам и выше, прослеживая напряженные, четко прорисованные мышцы пресса. Кержаков наклоняется и повторяет тот же путь губами, касается сначала коленей, бедер, внутренней, наиболее чувствительной части. Андрей тяжело дышит и следит за ним мутным взглядом. Миша продолжает исследовать его тело, целует паховую складку, что пахнет пряно и сладко, ведёт кончиком языка вверх по ребрам к соску. Прихватывает его зубами и слышит всхлип Андрея, тот кладет ему руку на затылок и тянет вверх, к губам, тянется поцеловать. Поцелуй медленный и тягучий, мокрый и дразнящий. Миша не пытается его углубить, а лишь дразнит, распаляя — Андрей уже стонет в голос. Кержаков прерывается, целует шею, скулу, дразняще прикусывает хрящик уха и шепчет: — Перевернись. Андрей охотно переворачивается на живот, выставляя напоказ свою широкую спину, узкую талию и потрясающую круглую задницу. Мишаня мнет половинки в руках, наслаждаясь ощущением упругой плоти и гладкой теплой кожи. Он разводит ягодицы в стороны, наклоняется и целует копчик. Ждёт немного и опускается языком ниже к дырочке ануса. Мазок языком и Андрей вскрикивает от неожиданности. Миша хмыкает и повторяет действие, теперь слегка надавливая кончиком в середину, проталкивая, как можно глубже, Андрей стонет, вскидывая бедра вверх. Кержаков помогает ему, вздёргивая его за задницу, и ставит на четвереньки, продолжая вылизывать звёздочку ануса, периодически спускаясь широкими мазками языка к яичкам, посасывая их. Лунёв упирается лбом в матрац, дышит глубоко и прерывисто, подаётся назад, пытаясь насадиться на практически трахающий его язык. Миша добавляет один палец, проталкивает внутрь и слышит рычащий стон Андрея. Мишаня проворачивает руку и надавливает пальцем на простату, Андрей колотит кулаком по матрацу и хрипит: — Бля, ляяяя, сука, ааааа, — он изворачивается, — трахни меня уже, что мучаешь-то! Миша не может ему отказать. Он толкается в тёплый гладкий жар и отдается желанию, что движет вперёд, заставляя забыть про всё на свете. Хотя бы на эти короткие минуты. Прекрасные страстные жгучие минуты. Мишаня вжимается всем телом в спину Андрея — они так подходят друг другу, почти одного роста и веса, они как пазл, совпадают всеми частями тела. Он зарывается носом в волосы на затылке Андрюши, охватывает ладонями его кулаки, что мнут простынь, и двигает бедрами, входя как можно глубже, ощущая бархатное нутро и судорожное дыхание горячего тела под ним. Андрей мечется, стонет и что-то шепчет. Миша протягивает руку вниз, кладет ладонь ему на член — он крепко стоит, истекая смазкой и трётся о простынь. Кержаков сплевывает на ладонь и начинает ласкать его в такт своим толчкам. Мишаня целует широкие плечи, и лопатки, вдыхает запах свежего пота и рассыпается на осколки из ощущений и чувств. В голове у Миши звенящая пустота, внизу живота и на члене испепеляющее всё удовольствие, прокатывается искрами приближающего оргазма, а в сердце — чувство потери. Он толкается ещё раз, блаженство, что поднимается от яичек вверх к члену и дальше, охватывает всё тело, извергаясь оргазмом. Миша кончает внутрь пульсирующего входа, рычит, впиваясь зубами в изгиб Андрюшиного плеча. Пару раз двигает рукой на чужом члене, чувствуя влагу на ладони, и валится сверху стонущего и изгибающегося парня. Они лежат так некоторое время. Андрей поворачивается под ним, сгребает в свои объятия и кладёт Мишину голову себе на грудь. Он привычным движением начинает водить пальцами по его плечам и спине, периодически поднимаясь к голове, перебирая короткие пряди волос. Мишаня начинает засыпать, слушая чужое сердцебиение, его собственное сердце как будто синхронизируется и бьётся в ритм вместе с ним. Глубокое дыхание Лунёва успокаивает, но звонок Мишиного мобильного вырывает обоих из полудрёмы. Знакомая мелодия звонка — Саша. Мишаня с неохотой тянется к телефону и скидывает, отправляя короткое «Я сплю». Когда он поворачивается назад, Лунёв глядит на него: — Тебе нужно наконец определиться, кого ты любишь и с кем ты хочешь быть. Андрей говорит это на полном серьезе. Миша откладывает телефон и внимательно на него смотрит. Тот сейчас сосредоточен и хмур, он сидит, откинувшись на спинку кровати, и прожигает Мишаню пронизывающим взглядом. Вся его расслабленность исчезает. Пока Миша думает, как сказать, что это просто невозможно и другой выбор стоит перед ним: он выбирает не одного из них, а между полноценной жизнью и её подобием, и свой выбор он уже сделал, Андрею приходит сообщение. Противный сигнал мессенджера прорывает затянувшееся молчание. Андрей читает сообщение и его лицо озаряет улыбка, он неверяще смотрит на экран, поворачивается к Мише ошарашенный и счастливый: — Миш, у нас с Дианой будет ребенок. Представляешь? Он смотрит на Мишу несколько секунд и снова утыкается в телефон, перечитывая сообщение от жены. Миша глядит на его сияющее лицо и произносит одними губами: — Вот и не надо никому определяться. Кержаков вспоминает, как он впервые увидел своих сыновей, как взял их на руки, вспоминает ощущение всепоглощающего счастья и понимает — теперь им с Андреем будет намного проще попрощаться. По крайней мере, Андрею будет намного легче, а с Сашей Миша как-нибудь разберётся. Как ему теперь самому успешно разобраться со своими чувствами, Мишаня совершенно не понимает. Но это уже и не важно. — Андрей, — Миша не зовёт, нет, он просто произносит имя, чтобы ещё раз прочувствовать его, прокатить эти звуки на языке и услышать, как звучит оно из его собственных уст. Он запоминает рычащее, спотыкающееся об язык имя, запечатляя его на подкорке и связывая с одним-единственным человеком. Лунёв оборачивается и удивлённо приподнимает брови: — Что? Миша лишь качает головой. — Нет, уже ничего.