***
Они стоят с Тарасом на крыльце дома Тёминых родителей и смотрят на резвящихся во время игры в хоккей ребятишек. Тут, в отличие от Питера, выпал снег. Хоть и стоит теплая погода, но атмосфера праздника чувствуется по-настоящему из-за лёгкого морозца и кружащихся мелких снежинок. Вокруг ходят люди в надувных костюмах динозавров, устраивая пляски и танцы, развлекая детей и подвыпивших взрослых. Это последний день их празднования. Сегодня самая долгожданная для Тёмы вечеринка — в стиле Гарри Поттера. Ему казалось, что он очутился в сказке. Они с Ваней организовали этот карнавал образов и сказок для детей, но, судя по всему, больше них радовались взрослые. Тёма был в восторге. Он всё продумал от начала и до конца. Куча подарков, родные люди и друзья были все. Почти. Артём смотрит на улыбающегося Тараса, тренера Волкова и по совместительству друга, с которым они с Темой в последнее время очень подружились, и спрашивает, зная, что тот поймет: — Он позвонил, но я так ничего и не понял. Что-то про сына говорил, но… Тёма замолкает, глядя в серые глаза Кияшко. Тарас уже не улыбается, он смотрит прямо и изучающе. Взгляд его скользит по Тёминому лицу и застывает на глазах: — Мне кажется, это так очевидно, Тём. Я думал, ты поймёшь. — Но можно же было… — Дзюбиньё! — с воем ему на спину запрыгивает Ваня, чуть не сбивая с ног, туша такая. — Погнали шайбу погоняем, давай, кривоножка. Тёма смеётся и, скидывая с себя Вано, косится на Тараса. Тот улыбается и кивает в сторону своеобразного катка, что они организовали для детей. — Пойдем? — тянет Тёма, но тот мотает головой. И снова смотрит, как ещё минуту назад. Его взгляд такой понимающий. И это почему-то больно. В горле Артёма стоит ком. Тарас всегда очень проницательный. Тарас стал другом. Он всегда был другом, почти что братом Саше, теперь стал и Артёму. Тарас приехал к Тёме на семейный праздник с женой. Но проблема в том, что Артём приглашал ещё одну семейную пару. Он пригласил человека, которого больше всего хотел видеть рядом в Новый год. Но Саша был сейчас в другом месте, рядом с другим человеком. Он не приехал. Как в своё время не приехал к нему сам Артём.***
Саша сосредоточен и аккуратен. Каждый его удар выверен и продуман. Он явно боится сделать лишнее движение и дать повод сопернику поймать его на контратаке. Бой можно назвать скучным, если не знать, как много стоит на кону. Артём сам играл в такие матчи, когда лучше не рисковать и засесть в оборону, чем схватить шальной мяч, открывшись. Саша и не открывается — он выигрывает по очкам. В конце, когда ему дают слово, он как будто извиняется перед зрителями, говоря — «я вернулся», про свой тяжёлый период в жизни, паузу в карьере. Просит прощения за аккуратность и скованность в бою и посвящает победу маме. У Артёма внутри всё переворачивается. Он, как никто другой, знает, чего бы стоил Саше проигрыш. После последнего он только начал набирать очки, и этот утопил бы его окончательно. Хватило слухов о допинге и травмы прямо перед ответственным боем. Саша переживал большую часть своих проблем молча, но в те нечастые встречи, что у них были, Тёма видел, как ему было тяжело. Бои тяжеловесов специфическая тема. Их слишком мало, и с этим связаны многие трудности. Тарас шутил как-то: половина бойцов-тяжев это мешки, вторая — мешкобойки. Тёма тогда не особенно понял эту шутку, Саша на просьбу объяснить лишь покачал головой и улыбнулся. А Тарасу сказал «главное не стать самому мешком». Позже Артём понял. С такими антропометрическими данными бойцов слишком мало, некоторые готовы драться даже с ничего из себя не представляющими «мешками» лишь только потому, что они подходят по весовой категории, и дают лишнюю победу к рейтингу. Но самое страшное стать таким оппонентом, которого берут лишь из-за веса. Уйти в утиль, как сказал бы сам Тёма. В любом спорте идут по головам, а в UFC и подавно. После последнего проигрыша Саша боялся именно этого. Поэтому он отказался от зрелищности в пользу победы. Победы любой ценой. Тёма смотрит на его профиль, на его опухшие от ударов скулы и надбровные дуги, на складочку между бровей и чувствует пронизывающее изнутри чувство вины. Дзюба так проебался. Саша улыбается, но Тёма всё равно не видит радости. Камеры продолжают снимать ринг, внутри уже почти вся команда «Стрелы» во главе с Тарасом. Все обнимают и поздравляют Сашу. Когда к нему подходит она, у Тёмы сердце пропускает удар и снова начинает биться с бешеной скоростью. Волков обнимает жену, ласково смотрит на неё и что-то тихо говорит, Артём уверен — там рядом должен быть он. Артём должен стоять за спиной Саши в такой день вместе с Тарасом и друзьями. Пелена ревности застилает глаза, а Тёма забывает, что завтра матч, что от него тоже зависят люди и ответственность на нём лежит едва ли не большая, чем на Волкове. Всё, что чувствует Дзюба сейчас — желчную зависть и привкус горечи на языке вперемешку с солью. Он сглатывает вязкую слюну и понимает почему — рот наполнен кровью. Тёма проводит языком по внутренней стороне щеки и обнаруживает ранку, он прокусил щеку до крови, когда увидел Сашу с Витой. На смену ревности лавиной приходит стыд. Щеки горят, висок начинает пульсировать. На экране картинка сменяется на заставку — превью очередного боя, и Тёма нажимает на пульт, отключая экран. Тишина ощущается инородно и дико. В груди ворочаются противоречивые эмоции, и Тёма спешит прогнать их самым простым способом. На том конце гудки практически мгновенно сменяются теплым хрипловатым и таким родным голосом, произносящим короткое «да», и Артём выдыхает в трубку: — Поздравляю. Саша рокочуще смеётся, этот звук отзывается тянущим теплом внизу живота. Артём набирается смелости и добавляет: — Я пытался всё-таки приехать, но я… — Да хорошо всё. Спасибо за поздравление, кстати. Голос у него уставший, но удовлетворённый. Правильный голос бойца после победы. Дзюба, просто слыша его, понимает, как же сильно хочет сейчас видеть Сашу. — Я в Москву на сборы приеду, ты ещё будешь там? — Тёма замирает, он боится ответа, боится, что Саша ему откажет, но тот хмыкает и, понижая голос, произносит. — Да, конечно. Всё в силе. Вокруг Волкова гул голосов, но Тёме чудится, что они только вдвоём сейчас, и Саша рядом. Руку протяни — и прикоснешься. Но тот далеко, и Артёму кажется, что даже слишком. *** Артём хорошо помнит встречу после боя Саши. Тогда всё поменялось между ними. Они снова как будто стали отдаляться. Тёма не понимал, почему, но каждый раз перед его взглядом вставал образ Саши, с ходящими желваками на лице, со стиснутой челюстью и пронизывающими холодными глазами. Тёма задыхается. Цветные круги перед глазами плывут радужным калейдоскопом, в яйцах горит пожаром и жутко хочется кончить. Он приоткрывает глаза, Саша нависает над ним, сдавливая горло, немного отпускает, даёт сделать несколько вдохов и снова слегка придавливает, но не сильно: дышать можно, но с затруднением. Он везде, внутри движется поршнем, задевая самые чувствительные места; снаружи прожигает горячим взглядом; в горящих от недостатка кислорода лёгких — когда Тёма делает вздох, они наполняются запахом ментола и только его, Сашиным, мускусным привкусом. Волков сжимает одной ладонью Тёмины руки над головой. Хватка его давно ослабла, но Дзюба даже не пытается вырваться. Саша сказал: «Делай всё, что я скажу», и веревка даже не понадобилась. Саша сам был веревкой, он просто мог подавить своей волей, и Тёма исполнял всё. Низ живота сводит судорогой, оргазм накатывает волной, но перетянувшее мошонку кольцо не даёт произойти разрядке. Тёма стонет в голос, чувствуя как горло отпускают и воздух врывается в бронхи быстрым судорожным потоком. Тело как будто парит, каждый участок кожи как оголённый нерв, на который плеснули кислоту. Ему плохо-хорошо одновременно. Он всхлипывает, открывает глаза и видит тяжёлый Сашин взгляд. Тот наклоняется, одновременно толкается вперёд, вызывая очередную волну болезненного удовольствия, и целует Тему в губы. Шепчет: — Ну? — Пожалуйста, Саш, прошу, — сбивчиво охрипшим голосом, — прошу тебя. — Что? — этот потрясающий металл в голосе. — Дай мне кончить, Саш. — Ещё, — спокойно, тихо, продолжая размеренно двигаться внутри его тела, проговаривает Волков. Он трахает Артёма, взявшись за его бедра, слегка приподняв их, тягуче и глубоко. Саша не держит, Дзюба сам бы мог снять кольцо. Но не сделает это без разрешения. — Прошу-прошу-прошу-прошуууу, — речитативом завывая, выпаливает Артём. Он прикрывает глаза и чувствует, как его отпускает. Волков опускает руку вниз, сдергивает кольцо, и Тёму прорывает. Оргазм долгий, мучительный и потрясающе яркий. Он кончает, кажется, бесконечность. Волков всё движется внутри него, целует судорожно открытый рот и шепчет в него что-то. Тёма не слышит, в ушах звон и собственный крик — долгое протяжное «аааа», то ли восторженное, то ли болезненное. После лишь тяжесть родного тела и звенящая пустота в голове. Когда Артём приходит в себя, Саша где-то на кухне. Он звенит посудой, вызывая рефлекторный спазм в желудке. Артём плетется на свет, заставая его в одних боксерах за сооружением бутербродов, улыбающегося и довольного. Тёма подходит к нему, целует коротко в плечо и садится за стол. Он рассматривает такого домашнего Сашу, представляя, такой ли он каждый день там, с семьёй. И как часто ему, Артёму, теперь можно будет увидеть эту картинку. Он вспоминает, как пригласил тогда Саню и Тараса к себе на матч, а пришел только Тарас. Они сидели тогда уже после, так же, на этой же кухне, втроём вместе с Ваней и жевали заказанную пиццу. Никто даже не подумал поискать что-то в холодильнике. А Саня был как будто у себя дома, знал, где что стоит, хотя был в этой московской квартире Артёма всего-то второй раз. Его так тогда сильно не хватало. Тёма ещё раз взвешивает все за и против и произносит: — Мне казалось, мы договорились появляться на людях вместе. — Что? — Волков, которые уже сел и поднёс ко рту бутерброд, замирает и смотрит на Артёма, слегка приподняв брови. — Ты опять слился, хотя был свободен, я знаю, я видел фотки Виты. Ты был с ней. Саша качает головой и непонимающе смотрит. Кладёт бутерброд на тарелку, наклоняется к Артёму и спрашивает. — Ты хочешь заявить о нас всему миру, я не понимаю? — О нашей дружбе, да. Саша трёт лоб и тяжело вздыхает. — А мы дружим? Как ты себе это представляешь? Я нужен был семье, и я был с ней. — У меня тоже есть семья, но я нахожу время на нас! — вскрикивает Артём. Он встаёт из-за стола и уходит из кухни в коридор. Стоит несколько секунд, смотря в своё отражение в зеркале над этажеркой, ловя в глазах признаки подступающей истерики, возвращается назад. Начинает говорить громко, чувствуя, как накопившееся напряжение вырывается с каждым словом: — Каждый раз ты сливаешься, каждый раз на следующий день ты с ней. Вита то, Вита это. Она как твой призрак, везде, где ты появляешься, есть она. Почему нельзя просто встретиться пообщаться нормальной компанией и не тащить её с собой? — он прерывается и смотрит на закаменевшего на стуле Волкова и продолжает. — Я позвал тебя и Тараса к себе на игру, почему так сложно было просто прийти, если ты всё равно был свободен? Он выкрикивает последнюю фразу, видя, как на лицо Волкова наползает тень. Он встаёт напротив Артёма, и только сейчас Тёма вспоминает какой он огромный на самом деле. Ноздри его раздуваются, челка упала на глаза, на щеках румянец, а на прозрачную радужку медленно наползает иней — она становятся ещё светлее, словно покрылась коркой льда. Тёма чувствует подползающий от куда-то панический ужас. Обычно так смотрят, когда собираются ударить. Артём не уверен, что сможет ответить, не Саше точно. Тот выдыхает воздух через зубы и очень тихо, почти шепотом произносит: — Напомни мне, что у тебя сейчас? Сборная? Артём ошарашенно кивает. Саша кивает в ответ и продолжает: — А потом Зенит, Лига Чемпионов, Кубок и прочее. А ещё фотосессии, съёмки, реклама и так далее. Тёма хочет ответить, но Саша приподнимает ладонь, прерывая: — У меня есть только моя команда и семья. Всё. Я всё время здесь. Так. Почему. Я. Должен. Подстраиваться. Все. Время? Каждое слово — как удар перчаткой в незащищённое маской лицо. Артём открывает рот и только глотает ртом воздух. Саша сейчас стоит рядом, такой красивый в своём гневе, от него снова веет той силой, что так любит Артём. Он чувствует, как у него опять встаёт, делает шаг навстречу Волкову, тот опускает глаза на его привставший член. Приподнимает брови и начинает улыбаться, как будто не он только что выглядел так, что хочет выбить Артёму зубы: — Ты хочешь появляться на публике вместе. Да у тебя стоит через полчаса разговора, герой-любовник, — он начинает смеяться, запрокидывая голову, показывая острый кадык, и Тёма не сдерживается, целует этот так маняще движущийся хрящик. Саша замолкает, кладёт ему ладонь на затылок и смотрит в глаза: — Иногда так хочется морду тебе набить, Дзюба. Артём лишь кивает и стаскивает с Сани боксеры, раздвигая бедрами колени, притирается к так же стоящему как и у него самому члену, и кусаче целует. В этот вечер он второй раз в жизни трахает мужчину. Тёма не знает точно, что поменялось после того вечера. Но, кажется, это было утраченное доверие.***
Потом начались сборы у обоих. У Зенита их было три, с периодическими перерывами. А Саша улетел в Таиланд с командой Кияшко и, конечно же, женой. Только видя её сторис, Тёма снова понимал, как бешено ревнует. Спокойный, умиротворённый Саша с сыном и Витой рядом. Периодически появлялся Тарас и прочая команда. Но Тёма понимал — он хочет быть первым номером в жизни Саши. Сколько себя помнил, Артём никогда не выставлял семью на общее обозрение. У него была жена, потому что нужно, и дети, которых он любил непомерно. Но он не тыкал всем в лицо этим фактом. Глядите, какая у меня семья, я прекрасный папа, а жена какая красавица. Это всё моё, видите. Запомните все! Артёму казалось, ему напоминали ежеминутно, каждой публикацией — тебе нет места в моём мире. Он вспоминал слова Тараса, тогда в последний день их празднования Нового Года, когда Тёма снова завел этот разговор. — Он вообще редко говорит о том, что чувствует, даже о травме он до последнего молчал, думал, обойдется. Хотя сам знаешь, насколько это важно. Я не знаю, что тебе сказать, Артём. Просто попробуй поговорить. Если вообще получится. Дзюба мотает головой. Он ещё минуту назад был пьян, а сейчас, как будто вмиг протрезвел. Если бы он курил, он, наверное, затянулся бы горьким дымом, чтобы отвлечься. Но он лишь вдыхает морозный воздух зимней ночи и произносит: — Я… — Знаешь, кто его лучший друг? — перебивает Кияшко. — Ты, — Дзюба смотрит на мужчину, понимая, что не угадал. Тот лишь качает головой и улыбается: — Вита. Злость. Это просто всепоглощающая злость. Ему хочется проорать «подвинься, теперь я здесь первый». Он понимает, что это абсурд, глупость и прихоть. Никто ничего ему не обязан. Но как прогнать чувства, если они поглощают тебя изнутри и затопляют здравый рассудок?***
Голос Саши охрипший, как будто он болел недавно и не совсем выздоровел. Он звонит сам, как только Тёма прилетает в Москву. Он как будто следил: — Я надеюсь, ты никуда не улетаешь больше, — с ходу говорит Саша. Тёма кивает, как будто его видно, но, опомнившись, говорит в трубку: — Я два дня в Москве. Саша на том конце улыбается, Тёма прямо чувствует это: — Сегодня в десять, в зале, — голос его опять с той правильной интонацией, не требующей ответа. Тёма знает: если это зал, значит, будет сессия. Он сглатывает, предвкушающе жмурится и произносит: — Хорошо.***
Они боксируют. Так давно этого не было. Чтобы как раньше, размяться перед сессией, скинуть напряжение механическими движениями, поболтать ни о чём, привыкая к друг другу снова. Тёме кажется, что вечность прошла. А это было всего полтора месяца. За это время они успели перешагнуть порог нового года, войти в новый сезон, но увиделись только сейчас. Они созванивались, но этого было категорически мало. Саша расслабленно мажет Артёма перчаткой по скуле: — Сосредоточься, Артём, у нас тут вроде как бой, — он ещё раз тычком ударяет ему по подбородку и призывает, — подними руки, ну. Когда Дзюбе бросают вызов, он когда-нибудь отказывает? Он хаотично начинает колотить по Саше, тот только смеётся и уворачивается, но принимает правила игры и начинает бить в ответ. — Сдаюсь, всё, отпусти, — воет Тёма. Саша уводит его в удушающий и, посмеиваясь, прижимает к полу, обхватив руками и ногами. Дзюба делает вид, что сопротивляется, но на самом деле, чем крепче становится хватка, тем больше он возбуждается. Саня фыркает и отпускает его. Он встаёт, начинает снимать перчатки, а Тёма всё ещё валяется на матах. — Хватит валяться, девчонка, вставай, у нас впереди ещё много интересного, — Саня говорит это беззаботно, в голосе его тепло, а у Тёмы внутри вскипает раздражение. — Вот именно. Не девчонка, — он медленно поднимается, трогает челюсть и со злой иронией говорит, подходя к Саше, — с женой бы так не смог, стопудово, и побить её, и трахнуть. А тут полный фарш — всё в одном флаконе. Артём разводит руки в сторону, демонстрируя себя и тянет губы в злорадной улыбке. И получает раскрытой ладонью звонкую пощёчину. В глазах плывут звёзды. Артём жмурится, выдыхает через ноздри и раскрывает глаза, пристально смотрит на Волкова. Тот зол. Грудь его вздымается. Рука, с которой он снял перчатку, сжата в кулак. Смотрит он с какой-то странной решительностью, сжав челюсть. По загривку Артёма пробегают мурашки. — Раздевайся. — Я думал… — пытается перечить Тёма, но тут же замолкает и начинает избавляться от амуниции. Саша снимает только перчатки и бинты, оставаясь в тренировочных шортах и майке. Он ждёт, когда Артём снимет всё вплоть до трусов, и жестом показывает следовать за собой. ___ Зал не подводит. Он всегда готов принять в свои объятия экспериментаторов от мира секса. Железо слепо к тем, кто на нём занимается. И к тому, чем на нём занимаются. Верёвки держат крепко, как и всегда. Саша делает всё как обычно, выверено и уверенно. Кажется, нет никакой разницы по ощущениям. Но Артём всё равно напряжён. Он знает, просто чувствует это всем существом — Волков недоволен и как будто не хочет делать всё это. Но что-то заставляет его двигаться и совершать привычные действия. Поза, в которой находится Артём, максимально открытая, он стоит спиной к Саше, распятый на распорках скамьи для штанги, но почему-то на нем нет обычной повязки на глаза. Свет в зале приглушён, но Дзюба видит всё. Тень ходящего туда-сюда Саши, моргающий свет сгорающей лампы, слышит глухие шаги Волкова и странное металлическое бряканье. Голову посещает догадка, и тут же отрицание — нет, Саша же… Звонкий шлепок кожи об кожу и догадка сменяется уверенностью. Волков подходит и стоит так несколько секунд. Он прикасается губами Артёму между лопаток и тот вздрагивает. Он ждал удара, но Саша лишь начинает гладить его спину кончиками пальцев. Он делает это так нежно и так долго. Артём даже успевает расслабиться и возбудиться. Он плывет в мареве нежных прикосновений. Когда Саша уже начинает сам льнуть к нему телом, целовать плечи и шею, гладить руками соски и пах, специально обходя член, Тёма стонет в голос, плывя в тумане блаженства, которое обрывается резким звуком, таким неожиданным, что Тема даже не сразу понимает, что за ним следует. Хлоп — и яркая боль обжигает кожу правой ягодицы. — Аа! — вскрикивает Артём, понимая, что они дошли до главного. Он жмурится и ждёт следующего. Саша не заставляет себя ждать долго. Удар — и обжигает уже вторую половинку. Тёма морщится и пытается понять ощущения, пока, кроме неприятного жжения, ничего такого он не чувствует.Ему хочется сосредоточиться, понять, что это значит, и почему многим так нравится, но следующий удар приносит лишь боль и чувство отвращения к себе. Саша всё это время молчит. Он методично работает ремнём, теперь Артём точно знает, что это он, бляшка, зажатая у того в ладони, периодически позвякивает. За каждым ударом следует лишь боль и ничего, что можно было назвать приятным. Теперь он хлещет не только по ягодицам, но и по спине. Тёма пытается думать трезво, оценить количество ударов, которых на самом деле не больше десяти, но всё, что он чувствует, это жар боли и обиду. Волков останавливается, и Тёма прислушивается к его дыханию — оно глубокое и сбивчивое. Тёма закусывает губу и, получив удар, слышит вскрик. Но это не его. Кричит Саша. Звук какой-то задушенный и глухой, но в голосе Волкова отчётливо слышно страдание. Только сейчас Артём понимает: это не об удовольствии, это что-то другое. Тёма чувствует, как по его собственным щекам бегут слезы, он даже не понимает, когда он начал плакать. Он хрипит, зовя Сашу: — Саш, прекрати, мне не нравится. — А это и не должно нравиться, — удар и всхлип, и опять не его. Артём шипит сквозь зубы и снова просит: — Пожалуйста, — он жмурится и слышит шлепок, но больше не чувствует боли, как будто Саша специально промахнулся. Саша стоит так близко (Артём чувствует его дыхание на коже шеи) и начинает говорить. Тихо, монотонно и от того, как он произносит каждое слово, внутри Артёма кровоточит сердце: — Ты как блудный деревенский кот. Ты шляешься не пойми где, живёшь своей кошачьей жизнью, совершаешь свои кошачьи подвиги. А потом, проголодавшись, приходишь и начинаешь требовать всестороннего внимания. Все уже думали, что ты сгинул там, в этом опасном внешнем мире, или нашёл другой дом потеплее и кормушку посытнее. Но ты приходишь снова и заявляешь свои права! — он выкрикивает последнюю фразу Артёму в ухо, тот аж дёргается, и снова отходит, ударяет, опаляя болью между лопаток. Он снова вскрикивает вместе с ударом, Артём лишь сжимает зубы. Он больше не чувствует боли, лишь щемящую тоску и ощущение, что это конец. — Ты не пришёл на бой, я даже не просил, но ты сам захотел и пообещал, — удар, — ты дал мне надежду, наврал с три короба, а потом передумал! Ты постоянно что-то от меня требуешь, но не можешь даже объяснить внятно, что именно, ты…– снова удар и тишина. Когда он снова говорит, голос его глухой и хриплый, он больше не кричит: — Ты… — он всхлипывает, как будто сдерживает слезы, и приглушая голос, еле слышно добавляет, — знаешь, что нужно сделать, чтобы я прекратил… Артём чувствует очередной удар вдоль позвоночника аккурат по мышцам и сипит: — Офсайд… — и тяжело выдыхает. Пряжка ремня грохается об пол. Тёма чувствует, как Саша становится позади него на колени, упирается влажным лбом в голую поясницу Артёма. Капельки пота касаются саднящей кожи и начинают щипать в месте ранок. Волков тихо произносит: — Прости, боже, прости, этого больше не повторится, — он подскакивает, отвязывает Артёма, и тот валится в его объятия. В голове у Дзюбы пульсирует, а руки и ноги ватные. Гулкое «ты не пришёл на бой» отдается в каждой клеточке его тела острыми иглами. Саша гладит его по плечам, целует скулы, щеки и глаза, а Тёма только сейчас понимает — больно было не ему. На самом деле это ерунда, царапины (шипами они на поле получают травмы хуже, даже не замечая этого). В первую очередь Саша делал больно самому себе, хоть что-то пытаясь донести до Артёма. Сейчас в голове у Тёмы эхом стоят отголоски Сашиных слов и осознание — Тёма всё исправит, всё, что произошло между ними, он даже не знает как, но обязательно исправит. Только попозже, ему нужно немного подумать. ___ Артём видит перед собой широкую спину с огромным черным скатом между лопатками. Скат расправляет крылья, взмахивает ими и превращается в кобру с высунутым языком, шипящую на него кобру. Тёма моргает, Саша проводит лопатками, и кобра превращается в рисунок из завитков и линий — в татуировку, замысловатую, но совершенно не пугающую. Волков поворачивает голову, скашивая взгляд: — Повернись на живот, надо обработать спину. Дзюба, лежащий всё это время на боку, осматривается и вспоминает, как они сразу после неудачной сессии пошли в душ, Саша аккуратно промывал его спину, а Артём шипел и матерился. Он слабо осознавал себя и окружающее, но точно помнит сейчас чувство облегчения. Всё что происходило, казалось таким правильным, как будто не должно было быть иначе, как будто только что произошедший скандал не наивысшая точка их недопонимания, а наоборот, начало чего-то нового. Они вымылись и пошли в комнату отдыха, Артём добрался до дивана и сразу лёг на бок — упёрся взглядом в Сашину спину, гипнотизируя широкий разворот плеч и покатый затылок, пока тот перебирал что-то в своей спортивной сумке. Саша поворачивает голову, смотрит на Артёма, немного грустно улыбается краешком губ, перекидывает ноги через край дивана и садится на колени рядом с Артёмом. Приподнимает брови, Артём тут же переворачивается на живот и чувствует лёгкий холодок и жжение. Он только сейчас понимает, как горит его спина и ягодицы. Саша аккуратно смазывает каждый след от ремня, проводя пальцами по продольным полосам, прослеживая оставленные им знаки. И у Артёма уже складывается в голове их рисунок. Когда процедура завершена, Тёма идёт в туалет и вполоборота осматривает себя. Картина так совпадает с тем, что нарисовано у него в голове, как будто каждый удар отразился не на его коже, а на нейронах головного мозга, постоянными нестираемыми образами. Кожа ягодиц красная, кое-где видны продольные бурые полосы, на лопатках, вдоль позвоночника и немного на пояснице. Справа, под лопаткой виден отчётливый кровоподтёк. И, в общем, это всё. По ощущениям во время «сессии» казалось, должно было быть больше ущерба. Артём рассматривает поврежденную кожу и пытается проанализировать свои ощущения — саднит, но сейчас это практически не чувствуется, видимо, в мази был анестетик. В спорте таких много, у Артёма у самого валялся где-то в сумке тюбик, он даже толком не помнит название. Внешние следы пройдут быстро, он уверен. На нем всегда заживает всё как на собаке. Но главное сейчас было не это, главное то, что он ощущал внутри после произошедшего. Артёма полностью покинуло чувство тревоги. То тянущее сжирающее изнутри ощущение неминуемой потери исчезло. Он так отчётливо сейчас понимал — Саша его. Может и не полностью как хотелось бы, часть его всё равно принадлежит семье, но оставшаяся, большая (теперь Тёма был в этом полностью уверен), привязана к Артёму. Примотана прочными узлами бечёвки, той, которая связала их сессии и теперь связала их судьбы. Единожды сорвавшись, выказав слабость, отпустив контроль и нарушив правила, Волков наконец показал свои настоящие чувства, которые в нём вызывал Артём — обида, страсть, боль и дикий страх потерять. Всё произошедшее сейчас дарило Дзюбе ощущение власти. Внутри всё ликовало — он был нужен, необходим, выводил из себя, но был безгранично желанен. Артём поводит плечами, ещё раз окатывает взглядом свою израненную спину и поворачивается лицом к зеркалу. Его яркие голубые глаза полны спокойствия и уверенности. ___ Когда он возвращается к Саше, тот сидит сгорбленный на диване, бинтует свои ладони, разматывает и снова бинтует. Он настолько хмур и сосредоточен, что даже не замечает, как возвращается Артём. Тот смотрит на него несколько долгих минут, любуясь острым профилем и нахмуренными бровями, длинными ловкими пальцами и широкими плечами, и подходит вплотную, становясь напротив него на колени. Саша поднимает взгляд, и в нём лишь тревога и беспокойство. Артём кладет ладони на его колени, проходится вверх-вниз в успокаивающем жесте, и подаётся вперёд, целует. Тот замирает, не отвечая, отрывается и с удивлением смотрит на Артёма. Тот глядит в его глаза, и говорит, немного приподнимая губы в подобии улыбки: — Если ты думал, что я уйду после этого, то хрен тебе с маслом. Теперь ты точно от меня не отделаешься. В следующий раз просто набей мне морду, как и хотел. — Нет, — Саша качает головой и повторяет, — нет. Потом серьезно смотрит Тёме в глаза и произносит: — Этого никогда больше не повторится. Я вообще не собирался, мне показалось ты… специально нарываешься, а потом… — он качает головой, трёт переносицу и тихо добавляет. — Я больше никогда этого не сделаю, даже если ты попросишь, и… Артёму не надо всего этого, не надо оправданий. Ему важнее другое: — Ты не приехал на Новый год, как мы будем вместе, если ты постоянно меня избегаешь? Саша выдыхает через нос, качает головой и неверяще смотрит на Артёма: — Как ты себе это представляешь? Ты хочешь дружить семьями, видеть каждый раз мою жену и сына, ты сможешь так, а? Ты сможешь целовать свою, когда рядом буду я? Сможешь? Как мы скроем то, что между нами, я, когда тебя вижу, как пацан становлюсь, я же обо всём забываю, ты же… — он показывает на Артёма. — Тарас заметил почти сразу, а Вита… Он отворачивается, смотря куда-то в сторону. — Мы можем просто попробовать, хотя бы раз, посмотреть, как всё получится, мы… — перечит ему Артём. — Нет. Тём, пойми, это слишком личное, это другое, это только наше, не надо выставлять на всеобщее обозрение. Он встаёт, отходит в сторону и, потирая заднюю поверхность шеи, начинает ходить по маленькой комнате туда-сюда, пара шагов его длиннющими ногами — и он преодолел всю длину помещения. Артём смотрит на него и вспоминает слова Тараса. Поговорить. Он сказал поговорить с Сашей, если получится. Когда ещё, если не сейчас, когда Саша — как обнаженный нерв? — Вита. Что она для тебя? Я не про семью, я про… Саша замирает, медленно поворачивает лицо в его сторону, хмурится. Он молчит долгих несколько секунд, которые для Артёма уже кажутся вечностью. Саша поднимает брови, как будто то, что он хочет сказать, доставляет ему мучение, и медленно, подбирая слова произносит: — Она… Она стоит за моей спиной всегда, когда нужна. Она… у неё нет матчей, встреч государственной важности, когда у меня важный бой или травма. Она не уйдёт от меня, когда мне будет плохо и когда я… — он сглатывает и подходит к Артёму, сидящему на диване, пристально смотрит ему в глаза и продолжает, — когда я упаду. Она позволит мне быть слабым. А ты? Я буду тебе нужен, когда упаду? — Да, — утверждает Артём, но Саша неверяще качает головой и садится рядом, касаясь бедром бедра. Он смотрит на свои ладони, до сих пор перемотанные тренировочными бинтами: — Ты не пришёл на бой. И ты не придёшь в следующий раз. Артёму нечего сказать, он просто касается его локтя и слышит приглушённое: — Если тебе будет понятнее: в психологическом смысле она мой топ, а я твой. Это работает только так, и никак иначе. — он поворачивается и добавляет, — ты можешь уйти прямо сейчас, я не буду тебя держать. Но полностью тебе я принадлежать тоже не буду. Тёма поджимает губы и чувствует, как внутри начинает пузыриться веселье. Он тихо хихикает, а потом уже хохочет в голос. Всё так просто, оказывается! — Падение, пиздец, Волков, ну ты загнул, — он трёт руками лицо, смотрит на удивлённо приподнявшего брови Сашу и сползает с дивана, больно проезжаясь обивкой по израненной коже, шипит и встаёт у того между бедер, улыбаясь смотрит в глаза. — Падение! Если упадет Артём Дзюба, это услышит вся страна! И мне будет охуеть как больно. Сколько бы раз я ни падал, каждый раз больно. Невозможно к этому привыкнуть. Артём кладёт ладони Саше на лицо и внимательно всматривается. Саша хмурится, губы его сжаты в тонкую полоску, а в глазах недоверие. — Почему ты вбил себе в голову, что я с тобой только из-за сессий и всей этой доминантной хрени? Почему? Волков приподнимает брови, выражение лица становится таким трогательным и открытым и Тёма не сдерживается, целует его, чмокает в губы мягко, как маленького ребенка, и отстраняется, шепчет: — Это всего-то пикантное дополнение, это возбуждающе, приятно, будоражуще, но это не всё. Главное — ты, какой ты сам. Никакое «падение» не изменит твоей личности, того, какой ты человек, что бы ты там себе ни придумал. За это тебя любит Вита, за это тебя люблю я. Ты понимаешь, нет? Саш? Саша наклоняет голову, пытаясь уйти от Тёминого взгляда, но тот не даёт. Дзюба смотрит в голубые колодца неверия и пытается передать все чувства, всё, что переполняет его с головой. У Тёмы щемит внутри от нескончаемой нежности, ему кажется, он задохнётся от эмоций, что вызывает у него Саша. Так много всего к одному-единственному человеку он не испытывал ни разу. Он даже не может сам для себя дать им определения. Но, кажется, то слово, которое он только что озвучил Саше, звучит максимально подходяще. Любовь. Артём не знает, что можно ещё сказать. За этот вечер они произнесли такое количество слов, которого не было за всё время, пока они были вместе. Всё, что может сейчас сделать Тёма, он пытается выразить по-другому. Он обнимает Сашу, крепко, как только может, прижимая его голову к своему плечу, гладит волосы, плечи, целует Сашин висок и наконец получает ответные объятья. Волков хватается за него, как за спасительный круг, он чувствительно давит на следы от ремня на коже, но это совершенно не важно, эта боль всего лишь отголосок чего-то совершенно неважного, их общей ошибки, которую они постараются больше никогда не совершать. Саша глухо шепчет в изгиб Тёминого плеча: «Прости меня». Но Артёму не за что его прощать. Он размыкает объятия, смотрит в любимые глаза и целует. Саша отвечает с таким напором, так жарко и так глубоко, что кажется, они сейчас оба задохнутся. Они целуются мокро и больно, Тёме кажется, щетиной они сейчас сотрут губы в кровь. Он целует то Сашины губы, то прерывается и касается скул, подбородка, бровей, выцеловывая любимое лицо, чувствуя, как страсть просто затопляет сознание с головой. Он с силой трёт плечи Саши, надавливая на кожу, опускаясь к ребрам, проходя ладонью вниз и натыкаясь на кромку резинки шорт. Саша в отличие от Артёма после душа сразу оделся, и это раздражает. Он дёргает ненужную ткань вниз и шипит в губы: — Сними их наконец, ну, — и не дожидаясь, сам начинает стягивать мешающую тряпку вниз. Саша лишь приподнимает бедра, помогая избавиться от одежды, опрокидывается на локти и выжидающе смотрит на Артёма. Ждёт дальнейших действий. Он не касается Тёмы сам, выражение лица его спокойно, если бы не стоящий член и горящие огнём глаза, то можно было подумать, что он равнодушен к происходящему. Но Тёма видит — по горящим щекам, вздымающейся груди и тщательно скрываемому восхищению в глазах — тот просто отдает поводья Тёме. Он выжидает. Дзюба знает: в любой момент эта мнимая власть может прекратиться и перейти к её правообладателю. Это заводит. Это всегда возбуждало, но сегодня полученное наконец знание, что значит Артём для Саши, подстёгивает ещё с большей силой. Он проводит открытыми ладонями по бёдрам Саши вверх, через пах, обходит яички и добирается до пресса. Мышцы рефлекторно дёргаются, Саша прикрывает глаза и рывком выкидывает руку вперёд, тянет Дзюбу на себя, хватаясь за спину, попадая аккурат в синяк под лопаткой. Тёма шипит от боли и тут же стонет от блаженства, когда ложится сверху горячего тела, притираясь кожей к коже, и снова целует такие уже красные, налившиеся кровью губы. Желание такое острое, оно перекликается с горящей кожей спины, видимо, мазь прекратила действовать, и это напоминает ему обо всей их истории. Воспоминание о произошедшем в зале, о боли, почему-то именно сейчас дёргает за внутренние рычаги его возбуждения, усиливая его стократ. Тёма опускается вниз, неловко и слишком быстро, берёт Сашин член в рот, тот аж взвывает от неожиданности. Дзюба сосёт, гладит основание члена, яички и опускается ниже, надавливая Саше на звёздочку ануса, представляя, как окажется внутри. От этой картины собственный член дёргается… На его пальцы ложится ладонь Саши, мягко и настойчиво отводит их в сторону. Тёма поднимает на него взгляд, слышит: «Не сегодня» и в глубине души соглашается, что так наверное будет лучше, но не скрывает стона разочарования. — Можем обойтись без всего этого, без проникновения, — тихо шепчет Саша, но Тёма упрямо качает головой. Он так сейчас хочет Сашу, внутри — сосущее чувство необходимости этой близости. Как будто, если этого не произойдет между ними, они потеряют то, что нащупали несколько минут назад, то, что дарит им надежду. Желание рождается в голове и только потом спускается к паху. Тёма облизывает пальцы и заводит руку себе за спину, а Саша открывает рот от изумления. Раньше Волков сам это делал для Тёмы — растягивал медленно и приятно. Готовя его. Но сейчас он смотрит на Дзюбу, что морщит лоб от тянущих ощущений пальца внутри себя, и восхищению в его глазах нет предела. Он приподнимается, аккуратно берет Артёма за поясницу, мягко, чтобы не задеть царапины, и целует высоко вздымающуюся грудь. Саша вдыхает Тёмин запах громко, шумно и заводит одну руку между ягодиц. Проходится по его пальцам, ощупывая, словно убеждаясь, что они внутри и судорожно стонет, упираясь лбом Артёму в ключицу. Тёма, кое-как растянув себя, не желая больше ждать, толкает его в плечи и садится на бедра. Аккуратно вводит член внутрь себя, но слюны в виде смазки недостаточно, он чувствует боль и жжение, но упорно продолжает насаживаться. Саша, видя дискомфорт на Артёмовом лице, берется за его бедра и приостанавливает движение, поддерживает, даёт передохнуть и привыкнуть, не позволяя опуститься ниже, и шепчет: — Тебе не хватило сегодня что-ли? Не торопись, я никуда не денусь, — он делает акцент на слове «денусь», и Артём чувствует, как внутри грудной клетки расцветают бутоны зарождающегося счастья. Это чувство удовлетворения и тепла опускается всё ниже и завязывается тугим узлом ещё большего возбуждения. Член Артёма, что опал немного от болезненного вторжения, снова наливается кровью. Удовольствие расползается от яичек по всему низу живота. Артём наклоняется вниз, касается лбом Сашиного лба и опускается на его член до конца. Они вздыхают от удовольствия одновременно. Саша держит его за плечи, стараясь не касаться спины, гладит медленно и нежно, а Артём двигается медленно вверх-вниз, качаясь на волнах удовольствия, уже никуда не торопясь. Теперь уже точно всё будет хорошо, может не так, как Тёма себе планировал, с постоянными встречами семьями, дружными вечеринками и Сашей, который будет рядом всегда. Он будет рядом, но по-другому. А Тёма постарается, если понадобится, быть за Сашиной спиной. Жар удовольствия бурной волной поднимается все выше, Артём смотрит на Волкова, на его дрожащие ресницы и прикушенную нижнюю губу, на ладони, лежащие под Тёмиными бёдрами, помогающими двигаться (Саша продолжает заботиться). Наклоняется и целует, аккуратно касаясь Сашиных губ, шепчет: — Ты мне нужен. Любым. Саша всхлипывает, хаотично начинает двигать бёдрами и берёт Тёму за член. Он двигает рукой не в такт с толчками, но этого достаточно — оргазм прокатывается вдоль позвоночника, через копчик, яркой вспышкой расползаясь в яичках, выливаясь жемчужными каплями на Сашин пресс. Тот ещё раз дёргает бёдрами и хватается за Тёмины плечи, задевая раны (боль только как отголосок), и кончает следом за ним. Только сейчас Тёма понимает, как сильно болят у него мышцы бедер. Он похихикивает, понимая что, похоже, почаще нужно быть сверху, набивать слепые зоны мышц, как говорит их тренер по физподготовке, и неловко сползает с Саши, ложась рядом на живот. Но тут же подползает ближе, смотрит на Волкова, который глядит в ответ умиротворенно и ласково, и произносит: — Когда там у тебя следующий бой? Саша кладёт ладонь на лицо, прикрывая глаза, фыркает и, размыкая пальцы, снова смотрит на Артёма: — Ты серьезно? Опять? — посмеиваясь, произносит он. Артём лишь улыбается. Так что за человек, Артём Дзюба? Тёма на самом деле так и не знает ответа на вопрос. Уверен в одном — этот человек хочет быть вместе с Александром Волковым.