отвес и красная нить на счастье

— Дети, я дома! — кричит Крис с порога, делая первый шаг в шумную квартиру, а за ним следует напуганный Чонин, дрожащий то ли от пронзающего тело холода, то ли от доносящихся из одной из комнат воплей, «— Стреляй, мать его, из гранатомета, Бин! — У меня только гребаная пукалка, а гранаты у тебя в очке! — Как ты только что меня назвал? — Хенджини, успокойся!». Оба парня обмениваются емкими взглядами, разуваются и убирают верхнюю одежду на вешалку — Вы еще не поубивали друг друга? Я слышал взрывы и звуки стрельбы. — Да это все стрелочка и его далекий плачь, ик! — Я гарпун, а ты обжорливая собака! — Ник у тебя идиотский, spear бич, ик! — Сынмин искромсал себе палец, когда пытался порезать шоколад! — Схерали ему надо было резать шоколад? — вскидывает брови Крис. — Бесконечный шоколад, не слышал что ли? Ик! — Так, я не понял, кто позволил мелким пить? — Ты! — Не пизди, Бин! — Сам виноват! Никто не заставлял тебя бежать в этот чертов парк с криками «сука блять, забыл нахуй»! — Ян ежится от обилия мата, но представляя умалишенного Криса, срывающегося с места и с горящими глазами бегущего к нему, заставляет немного ухмыльнуться. — Так, тихо, никто не матерится, у нас гости! — Ты подцепил какую-то цыпочку? А говорил, что верующий евнух- — Да вегетарианец я! — Чанни-ик, хен, а кто это? — от голоса за спиной Чонин дергается и разворачивается резко, ударяясь бедром об угол тумбочки и в последнюю секунду останавливает себя от сквернословия. — Соня, это Чонин. Можешь звать его Нинни, — представляет его старший, поддерживающее хлопая Яна по спине, мол, не пытайся убежать, он все равно догонит, но не бойся — не укусит. — Ик! — И ты набухался, Jesus Christ… — Боже, — Соня, с широко раскрытыми глазами, шатающейся походкой подходит к ним, а если точнее, к Чонину, и зависает на пару минут. Ян в это время на подсознательном уровне пытается казаться меньше, чем он есть — привычка, выработанная годами — и опускает взгляд, пока тишину не прерывает Крис. — Джисон, да не реагируй ты так, я все объясню- — Какая прелесть, — Чонин даже не успевает среагировать, как его захватывают в крепкое кольцо рук, прижимаются ближе и утыкаются куда-то в область шеи, поглаживая по спине и нашептывая — Маленький такой, боже, — Джисон прижимается к нему крепче, обнимает бережнее. Через тонкую ткань футболки младший чувствует, насколько теплой была его кожа, а Джисон, в свою очередь, чувствует замерзшее, подрагивающее тело. Ян никогда не был заключен в такие объятия — крепкие, сильные, теплые Он так теряется от бережных, заботливых действий, что не то что не может промолвить и слова, ему даже двинуться невмоготу, поэтому и стоит как вкопанный, ошарашено глядя перед собой. Только когда его глаза начинают нездорово поблескивать, а губы подрагивать, Крис предпринимает первую попытку разорвать объятия, точнее — оторвать пьяного друга от Яна. — Т-так, ладно, Соня, иди к ребятам, — Джисон на это несколько раз показательно фыркает — Давай, вали уже, — а после поводит плечами, нехотя отстраняется, вскидывает подбородок и шатается в гостиную, обиженно оттолкнув хозяина квартиры с пути. Чонин быстро-быстро вытирает щеки рукавом (как и ожидалось) бесформенного свитера и смотрит на старшего с нескрываемой растерянностью. — Прости… Я не знаю, почему заплакал… Только сейчас Крис сполна осознает, что прячется в глубине этих грустных глаз. Там нет равнодушия и агрессии, как это может показаться простому прохожему, и как подумал он в первую встречу, там есть только печаль и смирение. Младший смирился, давно смирился со своей судьбой и привычным образом жизни. Сам того не понимая, Крис приближается ближе, аккуратно, будто подходит к пугливому котенку, протягивает руки вперед, притягивает к себе, и обнимает не менее бережно, чем Джисона, которого ругал несколько минут назад. Сам того не понимая, Ян пытается вывернуться из кольца объятий и (совсем слабо) бьет руками в широкую грудь. Чонин такой хрупкий, тонкий, иссушенный, с усталыми выцветшими глазами, нездоровым цветом лица, ненормально острыми чертами, выпирающими скулами, в слишком свободной одежде скрывающей тело. Пальцы похожи на тонкие веточки, ладони обернулись в кости, натянутые кожей — разве приятно держать их, прикасаться к ним? Разве Крис не чувствует отвращение, прикасаясь к нему? Старший, будто Ян озвучивал губительные мысли вслух, крепче обхватывает спину с четко ощутимыми под кожей позвонками обеими руками, ближе прижимая к себе и вслушиваясь в рваное дыхание. Крис удерживает его аккуратно и ласково, шепчет что-то успокаивающее и поглаживает по макушке, как тогда, в парке. И выдыхает с облегчением, когда Чонин постепенно успокаивается. Просто успокаивается и обмякает в надежных руках, в крепких объятиях, словно медуза, текучая и податливая, периодически хмыкая носом в чужую кофту. — Всем нужно тепло, простое, человеческое… Которое согревает не только тело, но и душу, — зачем-то объясняет старший. Ян ничего не говорит. Просто смотрит снизу вверх, в его добрые глаза, устало — веки слабо подергиваются и он благодарно вздыхает, приподнимаясь на цыпочки и самостоятельно прижимается к теплому телу, обнимая крепко-крепко. Оба остаются стоять в такой позе, долго, так долго, что, кажется, проходит целая вечность. На самом деле минут пять, не больше. — Вы там уснули что ли? — в голосе Джисона оба парня улавливают нотки обиды, на что снисходительно улыбаются. Молча отстраняясь друг от друга со смиренным вздохом, они направляются в апогею хаоса и криков — гостиную. Чонин завороженно осматривает ее, изучая впервые, а Крис окидывает все скептическим взглядом, сканируя на наличие разбитой посуды и подсчитывает количество опустошенных бутылок из-под алкоголя. Гирлянда на пушистой елке мигает разноцветными огоньками, их свет отражается от блестящей бумаги на многочисленных коробочках с подарками, что громоздятся под ней. Стоящий на кухне стол похож на поле боя — куча полупустых мисок из-под салатов и закусок, наверняка давно остывшие ребрышки, некоторые из которых лежат на скатерти, пачкая ее. У Чонина от этого вида слюна скапливается во рту и в то же время знакомая неприязнь с табличкой «Нельзя» мигом появляется в голове. Он покорно отводит взгляд — на большой плазме хоть и не играют новогодние песни из рода «Jingle bells», но зато заметен шутер от первого лица. — Да чтоб тебя! — негромко буркает парень с черными волосами, одетый в такой же черный свитер, с принтом скелетов рождественских оленей, сидящий на большом гостином ковре, как оказалось, после очередной неудачной попытки захватить аванпост. — Ебанашко, чтобы видеть врагов — пометь их фотоаппаратом, — зевает парень в майке (и как только ему не холодно), лежащий на длинном бордовом диване, наблюдая за этим апогеем геймерства, а рядом с ним — активно поедающий остаток какого-то салата (и засыпающий на ходу) красноволосый, в розовом свитере. — Это как? — парень в скелетах, до этого сидящий спиной к ним, резко разворачивается на 180 градусов и, с широко открытыми глазами, смешно морщит нос. — Да как ты вообще до «Инъектора» дожил с таким скиллом? Бессмертный что ли? Вот в четвертом- — Твой далекий четвертый сосет! Третий плач лучше. — Слыш ты! За Аджая и двор- — Казах твой сосет, а вот за Вааса и двор ты идешь нахуй! — Если только на твой, малыш- — Минхвойда! — окрикивает его парень со стоящего рядом кресла (Чонин с удивлением узнает в нем Хенджина), попутно убирая с лица упаковку чипсов и пару раз моргая, будто только что проснулся — Ик! Я щас сломаю тебе твое красивое ебало за флирт с моим Бинником- — Давайте жить дружно и кушать этот идеально-симметрично порезанный шоколад-ик?! — предлагает красноволосый, едва не заваливаясь на пол при поднятии с дивана, сдаваясь и заваливая на него обратно. — Ребят, это Чонин, — наконец привлекает к себе внимание Крис, жестом указывая на спрятанного за своей спиной Яна — Вы можете- — Кто-кто? — Че? — Нин. — Че-е-е-е? — Ни-и-ин! — Чонин, — подает младший голос, выглядывая из-за спины Криса, робко улыбаясь — Можно просто Нинни… — А можно просто обнять тебя снова? — воркует Джисон. — Нихуя- — Тебе- — Чан, чертов педофил, ему же двенадцать лет! Что ты на этот раз пообещал, м? Конфетки? Богатство? Новую квартиру и счастливую жизнь в соединенных штатах? — Хенджини, малыш, успокойся- — Да, Хван, не все вегетарианцы такие же уроды, как твой отец, — ухмыляется парень в майке. Напрягая извилины, Ян вспоминает, что его зовут Минхо, вроде бы. — Мин, мы уже проходили эту тему. Не нравится мой lifestyle, можешь справлять остаток ночи на улице. — Ох, — Минхо резко валится на пол, театрально вскидывая руки в воздух — Ебать, как же я люблю салат и траву, а вы пробовали новые био-водоросли, приготовленные на пару, без соли и перца в этом новом веганском ресторане в зеленой части города? — Fuck you, — на это Минхо фыркает что-то нечленораздельное в ответ — Где кстати Фел с медведем? — Мы не имеет ни малейшего понятия, но дружески советуем ванную ближайшие полчаса не посещать, — играет бровями Джисон. — Да они траха- — Трах-тибидох Минхо тебе в рот! — Чан, с Новым годом тебя, кстати. Раз уж ты его проебал- — Ребят, можно мне уже дальше играть? — О, да, убей, убе-е-ей всех пиратов! — Ну и дети… — вздыхает Крис и переводит все внимание на Яна, который не успевает оторвать голодного взгляда от праздничного стола вовремя — Перекусишь что-то? — младший дергается и теперь таращится на старшего — Ай, нет, неправильная формулировка. Ты голодный? — все чониново нутро кричало о том, что не стоило говорить правду, но сам парень посчитал это отличным шансом сблизиться с Крисом и узнать побольше об этой орущей шайке, прикованной в экрану телевизора.

***

Ян скрупулезно оглядывает содержимое холодильника, мысленно подсчитывает калории и присматривает себе салат попроще. Крис досадливо подмечает, с каким сосредоточенным выражением лица Ян высматривает себе салат, словно бомбу обезвреживает, а не еду выбирает. Перед самим Крисом — глубокие миски с каким-то тофу и картошкой. Еда. Вредная, вкусная, аппетитная. У Чонина скапливается слюна и заранее начинается несварение желудка, он садится напротив (спиной к гостиной, чтобы не приковывать у себе чужих взглядов) и упрямо отводит взгляд в сторону, когда в ноздри бьет густой запах картошки и зелени. Крис тут же принимается за еду, щебеча обо всем и не о чем одновременно, а Ян медлит. Берет палочки, но и не думает прикасаться к глубокой чаше с морковкой, листьями салата, рисом (который ему тайком все же подкинули) и душистой зеленью. Пахнет это все выше всяких похвал, выглядит очень аппетитно, заманчиво. Тут даже мяса нет, а калории не превышают дозволительного, но Чонин почему-то медлит. Уже поздно, ночью еда усваивается еще хуже, а если он еще и пойдет спать с набитым животом — жир удвоится на два. И плевать, что тут одни овощи. Еда — это паразит. Но Яну очень хочется кушать. Слишком тяжко, кажется, что эта тарелка может разрушить весь прогресс за один раз и его раздует за считанные секунды. Чонин не хочет возвращаться туда, где он был большим и привлекал враждебное внимание, он хочет остаться тут — маленьким и незаметным. — Почему не ешь? — с набитым ртом интересуется старший. А кушать перед кем-то — это сразу привлекать к себе ненужное внимание. Если наедине с собой он поглощал еду чересчур медленно или быстро — перед кем-то (перед Крисом) проглотить кусок морковки кажется непосильной задачей. — Сложно… — только слова невольно слетели с его губ, как забурчал живот, протестуя, требуя хоть кусочка овоща. Он очень голоден. Давно голоден. — Слишком много? — Крис даже отодвигает собственную чашу подальше. — Не в этом дело. Я чувствую себя странно… Чувство отвращения. — От еды или… Себя? — И то и то… — Ты сегодня вообще кушал? — Обедал. — Нинни, ты же знаешь, сколько калорий в морковке и салате? — Примерно 32 и 14 на 100 грамм, — отвечает он на автомате — В рисе больше 100. — Этот салат я сделал для себя сегодня днем, там даже масла нет, не люблю его… А рис на пару, полезен… Это просто овощи, Нинни. — Просто овощи. — Овощи же безопасны? — Да… С этой мыслью он берет палочки и начинает есть. Очень медленно. Опасливо. Долго-долго пережевывая, чтобы лучше усвоилось. Ян замечает, как исподлобья на него смотрит Крис, хоть он и старается не подавать виду и не напирать. Старания старшего приятны, от них веет искренностью — он не похож на тех врачей, которые твердили матери надзирать над каждым приемом пищи сына, будто он в колонии строгого режима. Он ест дальше, по чуть-чуть. Какая-то чересчур большая порция, а он даже еще не притронулся к рису. Ее вообще реально съесть? Чонин поглядывает на полупустую миску напротив и понимает — да, реально. Но не для него. Не сейчас. Он чувствует себя насыщенным и полным. Тяжело вздыхает, откладывая палочки в сторону. — Наелся? — Чувствую себя слишком полным. — Чонин, ты не толстый, — Крис проговаривает чуть ли не по слогам, делая особенный акцент на «не». Он не видит в человеке напротив ни одного изъяна, не говоря уже о лишнем жире, лишь бледную кожу и обреченный взгляд, но для него попытки найти объяснение анорексии граничат с безумием — У тебя искаженное восприятия себя и собственного тела. Просто иногда ты отдаешь себе в этом отчет, а иногда нет… — это задевает, потому что Ян (по крайней мере, в этот момент) понимает — старший прав, но он игнорирует такое смелое заявление, сделав вид, что не задело. А губы на секунду предательски дрогнули и это, естественно, заметили, делая для себя ментальную пометку. Чонин так и не смог осилить рис, поэтому на помощь пришел все еще чертовски голодный старший. Ян просто сидел напротив, молча разглядывая и искренне поражаясь, что даже в таком неприглядном виде Крис продолжал быть… Обаятельным? Он ел как поросенок, но Ян поймал себя на мысли, что это все выглядит забавно, даже мило, и улыбнулся, когда старший промахнулся мимо рта и запачкал одежду. Мыслями Ян невольно возвращается к сегодняшнему утру — собственное отражение кривит губы в кривой усмешке, неуверенно скользит тонкими пальцами по худой груди, по впалому животу, по ребрам, которые без особых усилий можно пересчитать, добирается до лица. Некрасивый, тонкогубый рот, странного разреза глаза непонятного оттенка, а еще эти уродливые железяки, которые видно каждый раз, когда парень улыбается, показывая зубы (поэтому старается сдерживаться). В обычные дни Чонин просто «проконтролирует» тело на наличие жира, точнее, его отсутствие, и со спокойной душой продолжит день. В особо плохие же ему хочется разбить зеркало к чертям, а потом пойти очищаться. Иногда ему кажется, что еще немного, и кости прорвут тонкую кожу, вылезут наружу, или же наоборот — слишком много в нем объема и жира. Порой он считает, что выглядит совершенно нормально. А Чонину не хочется выглядеть нормально — он хочет выглядеть худым. Заметив затуманенный взгляд, Крис вырывает того из рефлексии. — Выпьешь что-то? — Есть соджу? — услышав смелый вопрос, Крис едва не давится, перегибается через стол, на что Ян инстинктивно отодвигается назад, пристально всматриваясь в глаза напротив — старший забавно хмурит брови и вообще всем своим видом выражает полное недовольство. — В твоем состоянии пить соджу? — Чонину хочется возмущенно скрестить руки на груди и спросить какое такое состояние он имеет в виду, но, решив не нарываться на конфликт в первый же день знакомства, лишь коротко кивает — Ну уж нет. Я, как старший и как врач, не позволю. Спирта тебе еще не хватало… — Пиво? — Может, лучше чай? — Может, нет? — Я тебе напиться точно не дам, учти. Так что, может, все-таки чай? — Зеленый. Крис победно хлопает в ладоши, щебечет о своем, заваривает чай, думает, заваривает вторую чашку, думает еще, хочет было незаметно подлить себе коньяку, да совесть не позволяет. Вздыхает, садится не напротив, как несколько минут назад, а рядом, едва касаясь плечом плеча. Утыкается носом в керамический край, поглядывая на младшего, разглядывающего свои тонкие пальцы, ежась на стуле. — Холодно? — Не волнуйся, сейчас согреюсь. Встает со своего места, за долю секунды преодолевает расстояние между кухней и бордовым диваном, стаскивает со спящего Сынмина плед и направляется к Яну, накрывая плечи того теплой материей. — С-спасибо… — младший прячет благодарную улыбку и легкий румянец в горячем чае. На улице яркие салюты все еще взлетают в звездное небо, с громкими хлопками разлетаясь на миллионы разноцветных огоньков. — Черт, долбанные стрелки! Минхо, в который раз за день, закатывает глаза, что того и гляди — не выкатятся обратно. Чанбин же смотрит на своего парня с удивлением, пока Джисон пытается пройти за него сложную миссию и не свалиться с вышки. Хван неустанно разглядывает свое лицо в ручном зеркале, ворочит голову в разные стороны, недовольно рыкая. — Джинни, на кой-хрен они тебе вообще сдались? Ты и так прекра- — Да, реально, чтобы заснуть в оливье красивым быть не надо- — Ага, потому что Сынмин с Уджином уже все сожрали- — А нефиг было так вкусно готовить. — О, Сынмин ожил. — Я просто спал и вдруг замерз. — Медведь сейчас тоже спит… С Феликсом. — Ну Минхо, ну фу- — Фу тебе будет завтра, когда будешь убирать за ними. Окна украшены гирляндами с мигающими лампочками, а на пушистой елке висят многочисленные веселые игрушки и шары. Кажется, словно сказка спустилась на землю, укутывая все вокруг магической вуалью. Кажется, это чонинов первый настоящий Новый год. Так уютно и спокойно, с горячим чаем, согревающим изнутри, и криками, вперемешку с громким смехом, доносящихся с гостиной. — Молодежь любит справлять праздники в шумной компании. А эти — слишком домашние и тихие, — гордо произносит Крис, на что Чонин одаряет его лукавым взглядом, тот лишь дует губы и бубнит — Ладно, отнюдь не тихие, но смысл ты понял… — Да… Понял.