Strange Case of Dr Solo and Mr Ren

К вечеру ему стало лучше. Опиум и сон очистили разум, уняв тревогу, и теперь он смог подняться самостоятельно. Сесть в постели, с отвращением откинув липкие покрывала. Его тело было сильным, оно еще сопротивлялось наркотику. И Рену. Бен встал и накинул халат на плечи. Его лицо в отражении зеркала выглядело куда лучше сейчас. Не настолько изможденное, да и круги под глазами исчезли. Он пальцами зачесал волосы назад — это было легко, они слиплись от пота — и теперь вид портила разве что сизая щетина, но только идиот взялся бы за опасное лезвие, едва отойдя от опиума. Уж лучше слуги увидят его неопрятным, чем мертвым. Он еще мог одеться без помощи Хакса. И, застегнув последнюю пуговичку на манжетах, Бен позвонил в колокольчик, давая знать, что ужин следует подать немедля. Дворецкий ждал его внизу лестницы, по обыкновению затянутый в свою форму, вытянувшийся по струнке. Лицо его было бесстрастным, но Бен знал, это лишь маска. Предстоящий ужин Хакс воспринимал как настоящее испытание, и не только для новой служанки, которой предстояло заботиться о смене блюд, но и для себя. — Я позволил себе смелость затребовать ваши любимые блюда, сэр, — он вошел первым в синюю залу и отодвинул стул для хозяина, а затем стал чуть позади, словно верный пес на привязи. — Рэй, — позвал он служанку. — Можете подавать. Она вошла неслышно, неся в руках здоровенную серебряную супницу. Ее лицо было опущено, спрятано за отворотами чепца, и Бену на мгновение показалось, что она хотела бы спрятаться. Или вовсе не показываться ему на глаза. Интересно, почему? Она знала, что единственный взгляд на нее может убить? — Будете прислуживать мне сегодня за ужином, — распорядился Бен, когда она, поставив супницу на стол, замерла, сцепив руки в замок, ожидая дальнейших распоряжений. И пока она аккуратно наливала бульон в тарелку, ни разу не звякнув черпаком о фарфор, следил за нею, но исподтишка. Нет, она не была некрасивой, какой хотел бы видеть ее Хакс. Она внимательно и спокойно выслушала пожелания хозяина, переданные ей Хаксом. Его бледное лицо казалось вытянувшимся и встревоженным. Синяя зала, камин, обед. Будет сделано, сэр. Непременно, сэр. Как пожелаете, сэр. Ей показалось, что Хакс хочет ей сказать что-то между слов, но не может этого сделать. Итак, хозяин пожелал, чтобы она прислуживала ему за обедом. Что ж, его воля. Уже хорошо, что он не разгневался на ее своеволие и то, что она без спросу, вопреки запретам, вошла в его комнату. Однако, из жизни Рей помнила, что часто первое распоряжение оказывается важнее второго, и то, что ей сказали выйти из тени, еще не означает забыть все предыдущие ограничения. И еще — уже очутившись в своей каморке, она призналась сама себе — еще она немного боялась. Или даже совсем не немного. Господин внушал ей какой-то необъяснимый страх, смешанный с острым как аромат гвоздики волнением. Рей расправила и без того идеально сидящий передник, провела ледяными пальцами по горячим как огонь щекам и вышла. Она трудилась с удвоенной энергией, прилагая гораздо больше усилий, чем следовало бы, и стараясь там, где можно было бы обойтись без такого рвения. Ей хотелось как можно сильнее загрузить себя работой, чтобы отвлечься от назойливой мысли, крутившейся в голове, но все ее дела, даже стряпня, нисколько не занимали ее ум, только тело. «У него карие глаза... карие глаза...» В памяти всплывало видение за видением. Необыкновенно детальные, то ли дорисованные воображением, то ли навсегда врезавшиеся в память, они снова заставляли ее пальцы дрожать. Хриплый стон, начало бледного плеча в распахнутом вороте белой сорочки, искаженное болью лицо, и жадные горячие губы, ищущие спасительный яд в ее руках. Рука Рей дрогнула, нож описал в воздухе неловкий полукруг, и острый как бритва кончик, наточенный ею собственноручно, украсил алой чертой запястье ее другой руки. Мгновение она следила за тем, как набегают быстрые алые бусины, затем торопливо и небрежно обернула запястье салфеткой и продолжила работу, смущенно браня себя за рассеянность, чувствуя пламя, разукрасившее щеки. Все вычистись, вымыть, прогреть стылую синюю залу, зажечь все свечи, сделать так, чтобы все сверкало, чтобы все было безукоризненно и... бежать, бежать, спрятаться и никогда не показывать носа в этот город. Рей крепко стиснула губы.

***

Звон колокольчика был как удар грома. Скрытая темнотой, она видела, как хозяин спускается по лестнице, как проходит и садится на услужливо поданный стул. Хакс следовал за ним по пятам, весь как натянутая струна, как будто от него зависела чья-то жизнь. — Рей! Сердце прыгнуло куда-то в горло. Она торопливо провела пальцами по одежде, оправила воротничок, одернула манжеты, пряча под левый край повязки. Царапина казалась неглубокой, но саднила на удивление сильно, и кровь никак не хотела останавливаться. В последнюю долю секунды оправив чепец, Рей подхватила супницу и понесла ее перед собой как жертвенного агнца. Ты в своей стихии, Рей. Делай то, что умеешь лучше всего. Она молча приблизилась и, склонив лицо как можно ниже, поставила свою жертву перед хозяином. Тот медленно кивнул, не оглядываясь. Тогда она подошла ближе, почти касаясь его плеча складками юбки. На миг ей показалось, что все его тело даже сквозь одежду источает этот сладковатый анисовый запах наркотика, и голова легонько закружилась. От густой, роскошной синевы стен все казалось темным, насыщенным. Золотые отблески огня плясали на его волосах, оживляя потускневшие волны. Она не видела полностью его лица, но в теплом свете свечей его скулы уже не казались такими мертвенно-бледными и заостренными. Наливая золотящийся, искристый бульон, Рей заметила, что глаза хозяина устремлены на повязку на ее запястье. Под бинтами еле заметно виднелось красное... Она торопливо отдернула рукав и впредь старалась делать все правой рукой. Она упорно не поднимала взгляд, борясь с самой собой, ежесекундно напоминая себе о запретах, о распоряжениях, о том, что она должна... и вдруг словно какая-то неведомая сила заполнила ее голову. «У него карие глаза...» Рей замешкалась, наполняя его бокал густым красным вином, и ее взгляд на долю секунды встретился с его глазами. Воздух зазвенел, и горлышко бутылки встретилось с краем бокала, произведя непристойно громкий звяк. Хакс неловко дернулся, как будто желая встать между ними, загородить, заслонить, но Рей уже отвернулась и, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, ушла в кухню, чтобы там, в широком луче лунного света из окна, зажать ладонью рот и ошеломленно ощущать горячие слезы на глазах и горячий страх, смешанный с растущим волнением, — в груди.

***

— Экая растяпа! — тут же встрепенулся Хакс. — Позвольте мне, сэр... — он выглядел настолько недовольным работой Рей, что был готов бросить все и последовать за нею, чтобы отругать. И если бы не ужин, так бы и произошло. — Простите великодушно, я сейчас, — и он бросился к бутылке. — Нет! — Бен отмахнулся от него ладонью. Этого было достаточно, чтобы искривленное тревогой лицо Хакса стало совершенно белым. — Оставь это. — Но... Это был его дом. Его стол и вино из его погреба. И пока он еще не умер, а телом его не завладел Рен, то вполне мог налить этот злосчастный бокал самостоятельно. — И ее оставь, — должно быть, она испугалась собственной неловкости. Насколько Бен успел отметить за ужином, Рей не доводилось прежде прислуживать за господским столом. Ее движения были совершенно скованными, неуклюжими, словно она боялась сделать что-нибудь не так, а еще больше боялась его самого. Что ж, это было неудивительно. Возможно кухарка уже донесла ей последние сплетни. О дурном нраве обоих хозяев: один угрюмый затворник, а другой попросту любит поиздеваться над молодыми женщинами. И что они ужаснейшие братья, не выносящие друг друга на дух, хоть и близнецы. Когда в доме один, другой обязательно пропадает где-то. — Пусть учится, — в конце концов, хорошей замены могло и не предвидеться. Рей была в буквальном смысле никем из ниоткуда. Случись что с ней, родня не станет обивать пороги в поисках пропавшей девушки. — Да, сэр, — кивнул Хакс и поджал губы, всем своим видом показывая, что приказ господина закон, но все же он не одобрил бы подобный вариант. Сделав последний глоток вина, Бен поднял бокал на просвет. Начищенный хрусталь блестел, и внутри него были заключены алые капли, раздробленные бликами. Они переливались на свету темно-рубиновым огнем, как те пятна крови, что проступили на повязке. В горле снова пересохло, и Бен отчаянно ухватился за бутылку, стараясь позабыть об этом видении. Ему не следовало думать о крови, чтобы не пробудить Рена. Того это возбуждало. В Бене же вызывало отвращение. С ужином было покончено, и он, промокнув губы салфеткой, отложил ее в сторону. Следовало позаботиться еще об одной вещи. Приближалась ночь, и меньше всего Бену хотелось остаться без опиума. Последние остатки ушли сегодня. Или же вчера, а то, что дала ему Рей, лежало в запасах Хакса? Что ж, тогда она обладала поистине нечеловеческой смелостью, раз решилась проникнуть в святую святых дворецкого. За одно это ее могли объявить воровкой и выставить за порог без рекомендаций. — Ты должен сходить за ним сегодня же, — распорядился Бен. — Сейчас, — и сам поднялся из-за стола в поисках пера и бумаги. — Заодно надо бы восполнить список препаратов, — тех самых, что он разбил во время последнего приступа безумия. Поев, он чувствовал себя гораздо лучше. Гораздо живее. И, пожалуй, мог бы заняться приготовлением лекарства ночью, раз уж вялость, вызванная опиумом, прошла. А пока... Бен проводил взглядом торопливо направившегося к двери Хакса. Тот, стиснув в руках рецепт, был готов бежать прямо сейчас же. Право же, свои обязанности дворецкого он исполнял с таким рвением, что порой оно казалось безумным. О, в этом доме не осталось ни единого нормального человека. Разве что кроме бедняжки Рей. Бен прислушался и подождал, пока не хлопнет входная дверь. Тогда в коридоре послышались тихие шаги, и в проеме возникла Рей, собравшаяся убрать со стола грязную посуду. Увидев его, она тут же подалась назад, в тень, и растерянно опустила глаза, боясь встречаться взглядами. Да, снова пришло Бену на ум. Она не была некрасивой, вовсе нет. В ее чертах было что-то такое... сильное, решительное, никак не сочетавшееся с работой служанки. Вот как сейчас, она крепко обхватила свои запястья, пряча повязку, и укрыла лицо тенью, падающей от чепца, и все же даже жесткая накрахмаленная ткань не смогла приструнить непослушные прядки волос, выбившиеся из-под кромки. Темная, неопределенного оттенка одежда — кажется, зеленого, но в полумраке коридора это было не очень ясно — также не шла ей. Словно с чужого плеча, она сковала девушку по рукам и ногам. — Приберитесь тут, Рей, — приказал Бен. — А затем приходите в гостиную. Ему нельзя было смотреть на нее. И вовсе не потому, что он не хотел пугать ее, ради ее жизни. Но Рену — он знал его, знал лучше всех, ведь этот монстр родился из той же тьмы, что обитала внутри общего сердца — Рей наверняка бы совершенно не понравилась. Он бы даже не заметил ее, эту тихую серую мышку, и именно поэтому к ней так потянуло Бена. Ангелы на картинах не обязаны быть прекрасными, но их свет, истинный свет, пробивающийся изнутри, струящийся из глаз, не скрыть. Она спасла его от утреннего припадка. Только потому, что была хорошей служанкой своего хозяина? Он прошел совсем рядом с Рей, и ноздри защекотало от чистого, необъяснимо свежего запаха, исходившего от нее. Это был хороший запах, словно на мгновение он оказался не внутри темного, удушливого дома, скрипящего половицами, а на ветру. Где-то далеко отсюда, куда не мог бы добраться Рен.