Strange Case of Dr Solo and Mr Ren

Рей так долго плескала в лицо холодной водой, что щеки онемели, а потом заныли. Она никак не могла избавиться от ощущения, что ее лицо измазано кровью до самых бровей. В тусклом, испятнанном обломке зеркала, висящем на стене, она видела только расцветшие алыми пятнами щеки, шею в расстегнутом вороте платья, и ей все еще казалось, что его пальцы там, на ее нежной белой коже, сжимают, врастают в ее плоть, пускают корни, как разрастается грибница или плесень. Она поспешно вытащила из шкафа всю одежду, что только была в ее распоряжении. Она никогда себя не баловала, никогда не тратила лишних денег. Удобно, тепло, не привлекает внимания? Значит, это то, что нужно. У нее не было ни одного модного, нарядного платья. Зачем? Она быстро облачилась в черное платье с маленьким круглым воротничком, гладко зачесала назад волосы и моментально стала похожа на бедную квакершу. Что ж, это лучшее, что у нее было. Старый выцветший салоп, бывший некогда оливковым, укрыл ее плечи. Этот цвет, как и коричневый плюш капора, был ей не к лицу, делая ее болезненно бледной, но до красоты ли было сейчас? Рей еще раз посмотрела на себя в зеркало. Лихорадочно блестящие глаза стали огромными, темными — воплощение страха. По щекам и шее ползли зудящие красные пятна. Еще никогда она не казалась себе такой некрасивой, такой... никчемной. Однако, может, это и к лучшему. Может, он перестанет смотреть на нее... как на добычу. При одном воспоминании кровь бросилась ей в голову, сердце застучало. Рей зажмурилась и неуклюже попыталась дать себе пощечину. Ничего не вышло, только ноготь оставил некрасивую красную черту у самой ленты капора. Едва сдерживая слезы отчаяния и досады, она рванула дверь и вылетела на лестницу. Несколько секунд — и стрелки часов встали навытяжку, совсем как Хакс в дверном проеме. Он следил глазами за спускавшимся по ступеням чудовищем, которое назвало себя хозяином в этом доме, потом бросил на Рей такой взгляд, что ее обдало жаром, и молча, беззвучно скрылся в соседней комнате. Рей поспешно опустила голову. В назначенный час, стоило стрелкам склониться к сверкающей двойке за стеклом, и его новая компаньонка была уже тут как тут. Сменив свое уродливое зеленое платье на не менее уродливый, вылинявший от частых стирок салоп и избавившись от фартука, Рей ждала его у лестницы внизу. Ее пальцы нервно бегали по рядам пуговиц, словно проверяя, все ли застегнуты, словно это могло хоть как-то защитить ее от него. Кайло усмехнулся внутри себя и пошел вниз по лестнице, отстукивая ритм тростью. Острый железный наконечник вгрызался в ступеньки, оставляя свой след, который после будет с такой ненавистью зализывать дворецкий, ненавидевший Рена больше всего на свете. С каждым ударом маленькая служанка вздрагивала, словно били ее. И Кайло наслаждался этим словно самой изысканнейшей музыкой. Он поравнялся с Рей и смерил ее с головы до ног. Маленькая служанка еле доставала ему до плеча на каблуках своих стоптанных башмаков и смотрела куда-то ему в грудь, аккурат в узел небрежно повязанного шейного платка, боясь поднять глаза. Макушку прикрывал благовоспитанный капор, больше подходящий монахине. Какое уродство. Кайло с сожалением прищелкнул языком. Его следовало сжечь немедленно. Содрать с Рей ее безобразную одежду, снять слой за слоем, чтобы вдоволь насладиться румянцем на щеках, а затем облачить в нечто более... Красивое? Нет, чтобы сделать ее красивой, обычное платье шлюхи, с тугим корсетом, что стянет ее хрупкую талию, не подойдет. Скорее уж белое, верно. На мгновение он представил себе Рей лежащую в гробу, под тонкой вуалью, сгладившей ее искаженное смертью лицо, в окружении глянцевитых лилий, в старинных кружевах, как подобает носить богатой невесте, а не простой служанке из ниоткуда, и ему захотелось припасть ртом к ее окоченевшим губам. Отпить из них глоток тлена, что уже угнездился внутри, а затем отломать эти тонкие, словно сахарные пальцы, что сейчас нервно дергали пуговицу у горла, но могли бы лежать покойно на груди, обнимая стебли фиалок. Облизать их. Надкусить каждый и попробовать Рей на вкус. Однажды — и Кайло оскалился уродливому капору и грубой одежде — она будет такой. Но сейчас его ждут дела. Бен Соло озаботился покупкой лишь тех снадобий, что глушили его головную боль и держали Рена в узде. А теперь следовало найти те, что сделают то же с ним самим, спящим внутри во тьме. Когда он остановился перед ней, она буквально почувствовала эту волну плотоядного жара, исходившую от его огромного сильного тела. Рей не смела поднять глаза — но странное дело: ее останавливал не страх. Она не решалась встретить его взгляд, опасаясь почувствовать то же, что поселил в ее душе взгляд хозяина Соло, — неясное волнение, кружащий голову трепет, мучительно-томную дрожь, от которой подкашивались ноги. — Пойдешь рядом со мной, — приказал он Рей, приподняв ее упрямый подбородок. Его голос прозвучал негромко и почти так же мягко как у хозяина Соло... почти, но не так. Его пальцы поймали ее за подбородок и подняли ее лицо кверху. Она едва доставала ему до груди, маленькая, беззащитная, и, чтобы смотреть в его лицо, ей пришлось запрокинуть голову так, что гибкая шея выгнулась дугой. Он испустил короткое довольное ворчание, словно огромный черный волкодав, и бросил быстрый взгляд на этот изгиб шеи, на красную царапину на ее скуле. И его глаза... от них не скрыться. Он так похож на хозяина Соло, даже созвездие родинок, осевшее на его неправильных, удивительных чертах, даже то, как лежали у лица черные кудри... и у него карие глаза. Но они совсем другие, и пламя в них горело совсем иное. Она смотрела на него — наконец. Узкие словно две крохотные точки зрачки плавали в бездонных океанах глаз, пульсируя. — Если попытаешься отстать или затеряться в толпе, я тебя выпорю, — сказал он совсем тихо, медленно, наслаждаясь каждым словом. Краска бросилась ей в лицо от неслыханной непристойности этой фразы, и он удовлетворенно усмехнулся. Полные красные губы двинулись, как будто он хотел еще что-то сказать или облизнуться, но не стал. Рей замерла, но он отпустил ее лицо и равнодушно отвернулся, поднимая с полки пару перчаток для прогулки и натягивая их на крупные ладони, а затем перехватил трость поудобнее, стискивая полированный череп. — Чего ты ждешь, твое место тут, — Кайло щелкнул пальцами, веля ей стать рядом. Словно она его вещь.

***

Спотыкаясь, цепляясь каблуками стоптанных башмаков за каждую выбоину на мостовой, она почти бежала рядом за ним, изо всех сил стиснув губы. Люди провожали ее взглядами. Что за нищая побирушка привязалась к господину? Компания рабочих вывалилась из паба и ринулась навстречу. Какой-то молодой каменщик в серой кепке в клетку попытался с ней заговорить, и она в ужасе прижалась к стене. Мастер Рен немедленно развернулся, трость в его руке описала ярко-красный полукруг и врезалась бедняге под ребра. Рей вздрогнула, словно удар пришелся по ней, но он уже схватил ее за локоть, притянул к себе и зажал под мышкой как книгу или скомканный плащ. Ее нежный запах тут же забился ему в ноздри и осел в горле колкими иглами, но его заглушила отвратительнейшая кислая вонь чужого пота. — Пошли прочь! Ну же! — Кайло замахнулся тростью и принялся раздавать удары налево и направо, требуя пропустить их, и, о удивление, его маленькая птичка, затихшая под плечом, ни разу не встрепыхнулась и не попыталась вырваться, хотя лицо ее стало белым. Рей почувствовала, как к горлу подкатил тугой горячий ком. Эти люди просто оказались у него на пути. Что же будет с тем, кто его по-настоящему разозлит? Она сама не заметила, как вцепилась в его сюртук обеими руками, прячась от него у него же под боком, словно стараясь исчезнуть, превратиться в невидимку, растаять в воздухе. Он крепко, грубо обхватил ее свободной рукой и на мгновение заглянул в ее лицо. Ей было так дурно от страха и чужих страданий, что вся кровь отхлынула от ее щек и губ. — Тише. Тише, Рей, — он успокаивал ее как дикую зверюшку, готовую ускользнуть из его рук от одного громкого звука. Бедная маленькая служаночка, она, привычная к тяжелому труду, ежедневному рабству, к бесконечному кругу страданий от зари и до зари, и так переживала за чужую боль? За этих мужланов, что буквально раздевали ее взглядом. За чопорных женщин, что готовы были плюнуть в лицо, что осмелилась пройтись под руку с мужчиной не своего сословия, а значит, скорее всего была его содержанкой, шлюхой. Что ж, тогда у него для Рей пренеприятнейшая новость. Этот мир был таким всегда — отвратительным вонючим вместилищем человеческих пороков, но хуже всего то, что спасение от него было лишь в смерти. — Нам сюда, — наконец они свернули в тесный, воняющий затхлостью и нечистотами переулок, к потрескавшейся вывеске, покачивавшейся на ржавых цепях. "Аптека доктора Молине" гласили остатки выцветшей надписи. Но снаружи разглядеть внутренности этого здания было практически невозможно из-за грязных, давно не мытых стекол. — За мной, — скомандовал Кайло, с усилием толкнув черепом на верхушке трости скрипучую, погрызенную жучками дверь, и маленький колокольчик над ухом фальшиво звякнул, приветствуя их. Он втолкнул ее в какую-то темную, пропахшую бог знает чем лавчонку, похожую на аптеку. Конечно же, над входом была вывеска, но Рей было не до нее. Внутри было так темно и жутко от неописуемых запахов и пыльно-стеклянистых отблесков, что Рей, не помня себя, снова вцепилась в его бок. Куда он ее привел? Что теперь будет? Мастер Рен вздохнул и на удивление мягко расцепил ее руки, и только тогда она с ужасом поняла, что за вольность допустила. С легким сожалением он отодвинулся и прошел внутрь аптеки первым, приветственно махнув старому Молине рукой, и позволил Рей идти следом — здесь в тесноте стеллажей, уставленных заспиртованными уродцами и всякими склянками, по-другому было нельзя. Рей, едва смея оглядеться, рассматривала на бесконечных полках банки неисчислимое полчище банок, колб, реторт с порошками, жидкостями, какими-то веществами, и среди них было немало таких, где в мутном желтоватом спирту плавало что-то, что она сначала приняла за комки розоватого воска, но в следующее мгновение поняла, что это какие-то существа, бывшие некогда живыми. — Я ждал вас, доктор Рен, — радостно склонил свою голову, прикрытую плешивым париком, толстый старик. — К нам поступили новые яды как раз на этой неделе, и... — Ш-ш-ш, — перебил его Кайло. — Останься тут, — обернулся он к Рей, приказывая, и она, сглотнув, кивнула, оставшись наедине с этими кошмарными творениями человеческого мастерства. — Пройдемте за мной, — суетился кругом Молине, звеня склянками, зазывая его во внутреннюю комнатку. — Все для вас, сэр. Самое лучшее, самое сильнодействующее... Она осторожно, чтобы не зацепить никакую банку, обернулась. Позади нее на темном стеллаже, тускло и страшно отблескивая стеклянным боком, стояла огромная бутыль с широченным горлом. Что-то темное плавало внутри нее, и Рей невольно пригляделась. Этот человек умер давно. Несмотря на спирт, тление уже начало совлекать его плоть с костей. Его лицо было словно составлено из заплат, из клочков темной и светлой кожи. Рей увидела тусклое мерцание ряда крупных белых зубов, обнажившихся почти до кости челюсти. Из-под черной, похожей на водоросли пряди волос прямо на нее смотрел студенистый темный глаз. Она отшатнулась. Ее обоняние начало различать запах гниения, сочащийся из-под притертых крышек. Множество банок на уходивших в темноту полках, и там еще головы, руки, что-то похожее на потроха — вероятно, человеческие органы. В нескольких банках Рей больше угадала, чем узнала недоразвившихся младенцев, законсервированных в мутном спирту. Дурнота и страх усиливали друг друга с каждой минутой. Она не смела двинуться, не смела выйти на воздух без разрешения хозяина, но и находиться здесь больше не могла. Тогда Рей стащила с руки истертую серую перчатку и крепко вонзила ногти в порез на левом запястье. Бренди... белый платок... и измученный хозяин, которого так хочется утешить, расспрашивает ее об аде. Боль и воспоминание слегка привели ее в чувство, и она так и простояла на месте, зажмурившись, глотая непролитые слезы, пока мастер Рен не вышел к ней вместе со старым аптекарем. Услышав его голос, она немедленно открыла глаза и поспешно натянула перчатку на правую руку. В отворот левой побежали капельки крови, и она заметила, как вдруг вздрогнули ноздри того, кто смотрел на нее горящими темными глазами. Кровь? Среди надсадной вони формалина, тошнотворно-сладкого душка гниения Кайло учуял нечто прекрасное. Точно игла кольнула его в центр груди, проникнув под плотную узорчатую ткань жилета и рубашки глубже, в кожу, а затем в самое мясо, и распустилась внутри цветком. Запах крови, свежий, яркий, несся из прохода со стеллажами, где стояла его маленькая птичка. Заметившая, что он смотрит на нее, Рей тут же отвернулась и сделала вид, будто ей больше интересны уродцы в банках. Тщетно — он видел, как бегает ее взгляд, от одного шедевра анатомического искусства к другому, не в силах зацепиться за что-либо, потому что их безобразие поражало. А другую, более нежную натуру и вовсе могло бы заставить потерять сознание. Кайло остановился и принюхался. Так и есть — этот божественный запах был ее. Но откуда? Она поранила палец? В испуге отпрянув назад, наткнулась на один из гвоздей, торчащих из криво сбитых полок аптеки? Бедная малышка. Что бы сказал Бен, будь он тут — небось бросился к ней, пытаясь утешить? В его душе всегда жило это стремление спасти неприкаянную, страдающую душу. И со временем приняло еще более уродливую форму. Сперва он пытался спасти своих пациентов, больше не требуя за лечение денег, из-за чего чуть не разорился. Если бы не Кайло, вовремя вернувшийся из темноты забвения, так и сидеть бы им вдвоем на развалинах догоревшего отцовского поместья. Затем были дети — Бен лечил их опиумом, своими неизученными до конца порошками, но они тихо чахли под его неусыпным наблюдением. Бен не знал, что Кайло тайком добавлял в их лекарство мышьяк. Слуги... Единственный, кому посчастливилось, был Армитаж Хакс, цепная шавка Бена Соло, харкающая кровью в свои платки, пока никто не видит. Ох, нет. Пожалуй, к Рей нужен совершенно другой подход. Кайло поставил тяжелую коробку, обернутую бумагой в несколько слоев, на стойку прилавка, и склянки внутри истошно зазвенели. Старый аптекарь Молине тут же встрепенулся, и черные глаза его жадно заблестели: — Что-то еще, доктор? Если вас интересуют... — Я видел здесь все, старик, — отмахнулся от него Кайло. — Но моя спутница... Пожалуй, ей стоит кое на что взглянуть поближе. Не тревожь нас, я сам все найду. — Поди-ка сюда, — вдруг сказал он, и она вздрогнула, словно неожиданная мягкость этого голоса ударила ее хуже плети. Что он задумал? Зачем оставаться в этом ужасном месте, если все необходимое уже сделано? Бежать некуда, скрыться негде, и ей ничего больше не оставалось, как покорно пройти к нему, стараясь не коснуться одеждой отвратительных препаратов. Мастер Рен ловко подхватил ее под руку, и странное дело, его пальцы были крепкими, но не жестокими. Он держал — но не ранил. Рей с удивлением услыхала как глубоко, неровно и часто он дышит, как будто до глубины души взволнованный, растревоженный. — Вот сюда, — Кайло подхватил ее за локоть и потащил за собой мимо полок, сворачивая в дальний угол, где колбы и всевозможные склянки сменили книги в темных, тисненых золотом переплетах. Отсюда старый Молине не мог их видеть, и поэтому он позволил себе прижать Рей ближе, пользуясь теснотой. Она не могла бы отпрянуть, не вызвав падение полок, или убежать, поскольку он преградил ей путь. И уж тем более закричать — Рей пришла с ним, по своей воле, значит, вина будет на ней. — Моя маленькая пташка, я случайно заметил, какой интерес вызвали у тебя все эти скучные набальзамированные головы. Вот это, — и он повернул ее спиной к себе, почти толкая на пюпитр, где лежала выставленная в качестве образца закрытая книга, и прижался всем телом, старательно отыскивая этот будоражащий запах. — Это тебе точно понравится. Его скула прижалась к ее левому виску, и капор упал назад. Он глубоко втянул воздух у ее уха, словно искал на ней какой-то след по запаху. Его руки скользнули вдоль ее боков, на миг коснувшись ее талии, и даже сквозь корсет Рей почувствовала, какие они горячие. Заключив ее в плен, он раскрыл книгу, и его лицо переместилось на ее правый висок, и он точно так же вдохнул воздух и там, чуть склонившись к ее шее. Рей чувствовала, как горячая испарина проступает на спине. Ей было неловко, она ничего не понимала, и в тот момент, когда она снова собралась спросить, что происходит, его бедра прижались к ней сзади, пригвоздив ее к стойке. — Ш-ш-ш, не шевелись. Кайло пропустил свои руки под ее мышками, практически обнимая Рей, и поднял обложку. Это был анатомический атлас, и здесь человеческие тела представали перед ее взглядом в беспристрастной сути. Ни одежды, ни украшений. Лишь обнаженная плоть. На толстых гладких страницах красовались выскобленные скелеты, в окружении пометок на латыни, каркасы из мышц, выполненные не менее детально рукой поистине любителя своего дела, но не это сейчас интересовало его. Где же оно... Ах да, вот. Шумно дыша, мастер Рен нашел нужную страницу, и перед Рей развернулся точный, детальный, мастерски выполненный рисунок женского тела. Обнаженная женщина стояла перед ней на книжном листе, и Рей почувствовала, как кровь бросилась в лицо, как от стыда закружилась голова. Она вздрогнула и попыталась отпрянуть, отвернуться, но он окружал ее со всех сторон как грозовое облако. — Нет-нет, мы только начали, — он устроился поудобнее, нависнув над нею, касаясь грудью ее покатой спины, а бедром безжалостно придавив к стойке пюпитра. — Здесь еще столько всего интересного, — с веселым тоном Кайло перелистнул страницу. Рисунок женщины укрупнился, и он медленно, с чувством, обвел округлость ее тяжелой груди. Рей вздрогнула, словно его палец прошелся по ее собственному телу. Внизу живота что-то медленно и неумолимо разгоралось, тяжелело, требовало прикосновения. Она в отчаянии сжала бедра, и это не укрылось от его внимания. Его ноготь впился в страницу, в нарисованный сочной киноварью сосок, и мучительно-сладкая боль отозвалась в девственной груди его несчастной жертвы. Он пальцем погладил округлость груди, надавив ногтем на сосок, напечатанный на бумаге. — Истинная красота во плоти, Рей, — довольно мурлыкнул он ей на ухо. — Она не требует покровов. Всех этих уродливых нарядов, всей этой мишуры. Она существует для того, чтобы на нее глядели. И восторгались. Ты восторгалась своей плотью, Рей? Всем этим великолепием, что даровал тебе бог? — и Кайло схватил ее за левую грудь, мягко сминая в ладони сквозь ткань. Слезы стыда выступили у нее на глазах. Страх, смешанный с невиданным возбуждением, овладел ею. Ей показалось, что еще мгновение, и ее тело прошьет тот же электрический разряд — только теперь без единого прикосновения. Она безотчетно сжала бедра еще сильнее, плотнее, и почувствовала что-то твердое там, где он прижимался к ней животом. Колени судорожно дрогнули, и стон вместе с дыханием сорвался с ее губ. Что-то инстинктивное, настолько же сильное, насколько был силен ее страх, ширилось по ее телу, начинаясь откуда-то из глубины ее чрева. Еще никогда собственное тело не подавало голос так властно, непреодолимо. — Скажи же мне, Рей, ты делала это?..

***

Рей никогда не задумывалась над тем, что дала ей природа. Она одевала и мыла свое тело, питала его и заботилась о его существовании постольку-поскольку. Она даже не задумывалась, красива ли, проходясь губкой по тонким ключицам, маленькой груди с нежно-розовыми венчиками сосков и россыпью едва заметных золотистых веснушек, по плоскому молочно-бледному животу и темно-каштановым завиткам под ним. Впрочем, рассеянное прикосновение к этой части тела однажды подарило ей странное, пугающе-острое ощущение, и она даже толком не успела понять, было ли это приятно или больно. Испуганная и встревоженная, краснея и стыдясь самой себя, она принялась исследовать свое тело, и ощущение повторилось, снова пронизав ее от пяток до макушки. В этот раз она ясно поняла, что это было скорее приятно, чем больно, и снова прикоснулась к себе. Волна удовольствия прокатилась по ее телу, и она испугалась еще сильнее. Немедленно прекратив непристойное занятие, она со скоростью молнии оделась. Лицо горело. Рей в замешательстве приложила руку к щеке и вдруг ощутила незнакомый, но безошибочно опознаваемый запах от пальцев — греховный, постыдный... С тех пор она мылась только с помощью жесткой джутовой мочалки, которая приносила разве что боль.

***

Мастер Рен беззвучно рассмеялся у нее над ухом. Беззвучно и торжествующе. Вторая рука его лежала поверх рисунка в проклятой книге, и Рей видела сквозь туманные пятна, как его длинные пальцы сжимаются, царапая толстый гладкий лист, оставляя следы от ногтей на равнодушной обнаженной женщине. — Пуговицы, — шепнул он, касаясь губами края ее уха. — Расстегни пуговицы. Ее пальцы тряслись как парализованные, но пуговицы поддались. Тогда мастер Рен нетерпеливо раскинул в стороны полы ее верхней одежды, и его ладонь снова обхватила ее грудь, до которой остались всего две никчемные преграды — черная бумазея платья и тонкая нижняя сорочка. — Восхитительно, Рей, не правда ли? — промурлыкал он, и ей показалось, что он сам ахнул, склонившись к ее плечу и шее. А потом вдруг схватил ее за левую руку, сорвал перчатку и повернул к свету, растирая по коже подсыхающие алые капли Вот оно. Истинное лакомство — красные пятнышки на ее запястье казались такими крошечными. Кайло ухватился за него поудобнее и коснулся обнаженной кожи самым кончиком языка. Соль и медь, теплота пульса и еле уловимый морозец, кристально-чистый, смешавшийся с другим запахом. Тем, что шел из-под дешевой юбки, что замарал белую ткань панталон, и его будет не так-то просто отмыть его. Возбуждение, да-да, оно самое — этот запах всегда был его любимейшим. Запах шлюх, запах слабости, запах похоти, возбудивший в нем новую волну голода, и не только телесного. О Господи Всемогущий!.. Раньше, чем Рей успела вырвать свое запястье из цепкой хватки его пальцев, он прижался губами к ее растерзанной коже и принялся... вылизывать? Высасывать? Зубы, острые, гладкие как слоновая кость зубы впились в ее рану, разворачивая ее еще сильнее, и даже влажный, горячий, мучительно-шероховатый язык, казалось, пытается раздвинуть тонкие ткани, проникнуть вглубь, впиться в ее плоть и кровь. Плоть и кровь. Она вся сейчас была не дух, но тело. Разум туманило невероятное, нестерпимое возбуждение, и только краем сознания она понимала, насколько постыдную грань она переходит. Стонет как последняя распутница, позволяя мужчине прижиматься к себе, трогать свое тело, творить эти ужасающие, невообразимые вещи... Его ладонь снова сжала ее грудь, безошибочно нащупав сосок, самое чувствительное местечко, и пальцы сошлись вокруг него, слегка вытягивая и отпуская, снова и снова. Румянец на щеках Рей был пунцовым, а маленькую, побелевшую от напряжения губу прихватили зубки, да с такой силой, что там точно останется след. — О да, — он стискивал, мял одну ее грудь, поглаживая вздыбившийся сквозь тонкую ткань сосок, а затем уделил достаточно внимания другой, в этот раз не удержавшись и ущипнув его, оттягивая. — Восхитительно... Ты делала это с собой? В темноте, пока никто не видел, вздрагивая от каждого шороха за стеной, стискивая зубами угол подушки, чтобы заглушить стон? Ты трогала себя, представляя, что это кто-то другой, — Кайло высасывал кровь из ее запястья, ритмично и сильно, в такт пальцам, напрочь измявшим ткань сорочки. — Кто-то другой. Пришедший спасти тебя от долгого одиночества. От твоей жалкой серой жизни. Он снова припал губами к ее запястью, выписывая языком круги на саднящей, пылающей ране, одновременно вырисовывая те же узоры вокруг ее напряженного как вишневая косточка соска, и она как могла сильно сжала бедра, до смерти боясь, что он почувствует влажный жар, который волнами растекался под ее юбкой. Мастер Рен снова навалился грудью на ее спину, и, не в силах устоять под его весом, она почти упала щекой на книгу, прямо на обнаженные груди нарисованной дамы. Он склонился к ней и, то и дело касаясь губами ее уха, прошептал: — Я бы вылизал их, твои славные упругие грудки, одну за другой, и сосал бы их, заставляя тебя плакать, моя маленькая мадонна, оказавшаяся блудницей... Рей зажмурилась изо всех сил. Ей было нестерпимо стыдно... стыдно и... — Пока бы ты не закричала бы от блаженства... — почти простонал он, и слова пролились на нее как теплое масло. Его бедра и живот задвигались на ее теле, и что-то словно лопнуло внутри нее, раскатилось как невиданная волна. Сладкая судорога стиснула низ живота, а потом внутри что-то забилось. Она всхлипнула, задыхаясь, в панике, в тумане неописуемого ощущения, и обмякла, вся дрожа, на грани обморока. Рей была его сейчас. Чего проще — задрать юбки, рвануть ветхие панталоны и погрузиться в ее лоно, истекающее словно нежный цветок первой утренней росой. А затем сдавить ее горло, пока не хрустнут под пальцами тонкие косточки, и смотреть, как она хрипит, содрогаясь. Нет. Слишком рано. Не здесь, не сейчас. Кайло отпустил ее руку и отступил назад — его тело ныло от жажды разрядки, но вид ее покрасневшего лица, ошеломленного стыдом, осознанием того, что она готова была натворить сама, был почти сносной компенсацией неудовлетворению. — Мы продолжим урок в другой раз, моя прилежная ученица... — тяжело выдохнул он, чувствуя, что сейчас вот-вот взорвется. Нельзя. Если он убьет ее прямо здесь, да еще при свидетеле... Нет. Не сейчас, и не ее. — На сегодня, пожалуй, достаточно, — и Кайло отступил снова, смахивая влажные от пота волосы, упавшие на лоб. Он найдет другую еду, что-то попроще, а Рей... Рей будет его пиршеством. Какой стыд, Господи... — ... а сейчас приведи себя в порядок... — донеслось до нее как через вату. Рей еще раз судорожно вздохнула и, опираясь одной рукой о пюпитр, принялась оправлять одежду. Ноги почти не держали ее, и господин стоял поодаль, слегка покачиваясь на каблуках, жадно наблюдая за ее движениями. Она неловко нагнулась и подняла свой капор, потом подобрала с пола перчатку и одернула рукав, не смея даже взглянуть ему в лицо. Рана на запястье выглядела ужасно. Раскрасневшаяся, вспухшая от его жадных губ, саднящая. Поморщившись, Рей одернула рукав, и вдруг в памяти всплыл аромат бренди, хрустальный графин, взблескивающий насечкой в полутемной комнате. "Ад близко..." Глаза нестерпимо защипало. Стыд, горе и страх охватили ее, и сердце сжалось. Никогда она уже не будет прежней, и не вернуть тот вечер у камина. И когда вернется хозяин Соло, какими глазами она посмотрит на него? Она, что стонала как блудница, извивалась и дрожала от наслаждения, пока этот жадный, страшный, ненасытный зверь грубо ласкал ее тело... Рей нахлобучила капор и низко склонила голову, застегивая пуговицы салопа, приводя себя в надлежащий вид. Что еще остается делать? Она молча и не смотря по сторонам прошла следом за ним к выходу. Догадался ли старый аптекарь? Возможно. Наверняка. Рей не хотела об этом думать. Ей было все равно. Куда большее горе занимало ее ум. Куда тяжелее был груз на ее сердце, чем то, что о ней мог подумать старый хозяин отвратительной лавки.

***

По пути назад она не проронила ни слова, даже когда им под ноги бросился уродливый, весь в язвах нищий, и Кайло принялся лупить его тростью изо всех сил. Бен Соло наверняка бы захотел спасти его, этого бедолагу, но гниющая плоть на щеке, сквозь которую кое-где проглядывали кривые пеньки зубов, не оставляла сомнений — ему жить от силы полгода. И его не спасут ни опиум, ни чудодейственные порошки. Последний удар был особенно силен — Кайло вложил в него всю мощь руки и тяжелый череп набалдашника приземлился в основание черепа. Шум проезжающих повозок и мальчишек, клянчащих пенни за листок новостей, скрыли треск кости. Нищий упал словно подкошенный, и Кайло спокойно переступил через тело. — Идем скорее, — бросил господин, хватая ее за руку и дергая. Долгие мгновения Рей смотрела на распростертое на мостовой тело, на покрытое язвами лицо. Это какое-то дьявольское милосердие, подумалось ей. Он умер. Он больше не будет страдать. Прямо перед ней сверкнул в воздухе страшный оскаленный череп. К пятну крови на блестящем металл прилипли седоватые волоски. Судорога скрутила ее пустой желудок, и во рту появился гадкий привкус желчи. Ему больше не больно, повторяла она про себя. Ему больше не больно. Глаза горели от непролитых слез, и горло саднило, перехваченное болезненным комом. Господин стремительно влек ее за собой, пока они не оказались перед самыми дверьми. Хакс стоял на пороге, и только при виде его Рей осмелилась поднять голову. Прозрачно-серые глаза пробежались по ее лицу, и ей показалось, что дворецкий смотрит на нее с облегчением и с жалостью. Следы зубов на припухшей губе, покрасневшие глаза и щеки — вероятно, ничто из этого не ускользнуло от его внимания. Она устремила на него взгляд, полный горячей мольбы, и он понял. — Мисс Рей! — гневно сказал он, простирая над нею эгиду своей небольшой власти, своего права командовать низшими чинами. — Вы должны помочь миссис Маз в кухне! Вы и так слишком много времени провели без дела. Идите же! Рей бросилась бежать, не на кого не поднимая глаз, пока не оказалась в кухне, и только там прорвались наружу душившие ее рыдания. Маз, шаркая войлочными туфлями, подошла к ней, подслеповато вглядываясь в ее лицо. — Что стряслось, Рей, дочка?.. — начала было она и вдруг осеклась. Лицо Рей пошло пятнами, и старуха увидела в нем что-то такое, что заставило ее отпрянуть. — Эээ... — протянула Маз. — Да он тебя... вот дьявол черный, тьфу!.. Рей утерла слезы, но теперь только яснее стало отвращение и осуждение, явственно написанные на лице старой кухарки. Больше ни слова не говоря, Маз отошла к плите и принялась демонстративно помешивать какое-то варево в кастрюле, поджав губы и редко моргая большими выпуклыми глазами. Рей прижала к глазам тыльную сторону ладони. Даже старая Маз разглядела в ней грех, гниль, грязь. Ад близко, и ей туда — прямая дорога.