***
Бен Соло был зол. За то время, пока он отсутствовал, пряча трость Рена в своей спальне, которую бы инспектор не стал обыскивать, не имея на то никакого основания, этот негодяй начал приставать с допросами к Рей. Его по-королевски расположившаяся в кресле поза, сложенные под подбородком пальцы рук — все говорило об излишней самоуверенности, которую Бен стер бы одним ударом кулака, будь у него такая возможность. И особенно этот взгляд, посмевший коснуться его ангела. Грязный, сладострастный... — Вы не расслышали, где ваш второй хозяин? — снова повторился Дэмерон, — мне весьма интересно узнать, куда же он запропастился. — Оставьте ее в покое, — резко выпалил Бен с порога. — Позвольте им заниматься своим делом. Рей, — и Бен устремил на нее самый суровый взгляд, втайне моля о прощении за грубость, — грязная посуда никак не может дождаться вас. Вам больше нечего тут делать, уходите! "Подыграй же мне! Подыграй!" Рей торопливо и неловко присела, склоняя голову, — покорная, ни во что не вмешивающаяся служанка своего хозяина. Пусть уж лучше этот Дэмерон считает ее дурочкой, но хотя бы хозяин останется доволен ее ответами. Она скользнула за дверь, но весьма некстати зацепилась подолом юбки за старый гвоздь, торчавший из косяка. Ее не было видно из комнаты, где остался мастер Соло, но она панически задергала край. Не ровен час, кто-то из них выйдет, увидит ее и решит, что она подслушивает. Однако, часть разговора все-таки коснулась ее ушей, пока она старательно отцепляла грубую нитку от гвоздя, стараясь не порвать свое форменное платье. Почему хозяин скрывает приезд своего брата? Возможно, тот приехал в неурочное время, вопреки каким-то им одним ведомым уговорам. А может быть, его привело сюда какое-то тайное дело, о котором инспектору не надо знать. Хозяин был страшно раздражен. Это сразу чувствовалось в тоне его голоса, в отрывистой манере говорить. И было что-то еще, позади всех его масок, позади замкнутых поз и нежелания говорить... что-то, чему Рей не могла найти объяснения. Тревога? Страх? Она наконец отцепила юбку и стремглав бросилась прочь, чтобы не оказаться застигнутой на месте преступления. Что-то далекое и смутное шевельнулось в ее мозгу. Место преступления... Ей страшно захотелось под любым предлогом вернуться и послушать еще, но предлог все не находился. Тогда она медленно побрела убирать со стола посуду, по поводу которой ей и так уже было сделано замечание. Проводив взглядом Рей, после неловкого книксена ретировавшуюся прочь из комнаты, Бен мог больше не скрывать свое неудовольствие, уже и не трудясь подбирать слова. — Моего брата не было в городе с пару месяцев. Он слишком занят восстановлением нашего фамильного особняка, разрушенного в пожаре. Впрочем, вам об этом известно, к чему эти вопросы? Инспектор, занявший его, хозяйское кресло, наклонил голову, напоминая любопытного ворона. — Ни к чему, — согласился Дэмерон. — Но, памятуя неистовый характер вашего близнеца... — Его здесь нет. И не было давно. Это подтвердит вам вся моя прислуга. Так что давайте перейдем к делу, по которому вы так нелюбезно вторглись в мой дом, — Бен прошел дальше и сел на стул, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. — Не тратьте мое драгоценное время зря, если бы доблестная полиция платила мне каждый раз, когда у нее что-то не ладится, я стал бы весьма богатым человеком, но увы, мне это все неинтересно. И вы мне тоже не очень-то интересны, приступайте сразу к вашему допросу, — жаль, что он не мог уязвить инспектора сильнее. — Хорошо, — согласился инспектор не менее нелюбезным тоном. Темные глаза сузились, впившись в Бена цепкими иглами. — Я говорил с доктором Таркином, и все же теперь мне интересно узнать ваше мнение об убийце. Хочу, так сказать, — его пальцы зашевелились, напоминая лапки голодного паука, плетущего сеть, — сверить ваши наблюдения. — Извольте. Убийца этой несчастной девушки — человек недюжинной силы, мужчина, разумеется. Судя по количеству нанесенных ударов, он совершенно не контролирует себя, да и не особенно заботится об этом. — Почему ее? — Почему? — Бен повторил за ним. — Потому что ему нравится убивать, вот почему. Возможно она напоминает ему дочь или же кого-то близкого, либо же ему не понравилось, как она посмотрела на него. Это убийца, инспектор. Его единственный мотив — жажда крови. — Но не месть? — Дэмерон расцепил пальцы и хлопнул по подлокотнику. — Почему вы считаете, что это не месть любовника или мужа... — Я ничего не считаю, — этот вопрос был опасен, но Бен был готов к нему. — Мое дело резать и сшивать. А не гадать по внутренностям подобно безумным гаруспикам. Или по отпечатку в глазу мертвеца, — последнее он выплюнул с большим наслаждением. Подлокотник затрещал под стиснутыми пальцами инспектора. — Довольно, — Дэмерон скривился. — Я еще докажу, что моя теория верна. — Так же верна, как и то, что можно оживить мертвеца ударом молнии. Или перелив ему свежую, здоровую кровь, — Бен вздохнул, растирая пальцем бровь. — Это все? Тогда я, пожалуй, вернусь обратно в лабораторию. Всего хорошего, инспектор, дворецкий проводит вас. Только не Рей — он ни за что не позволит этому наглецу приблизиться к ней. — Ладно, последний вопрос, и я уйду, — инспектор Дэмерон встал с кресла, оправляя одежду. — Как вы полагаете, к какому сословию принадлежал убийца? Бен похолодел, чувствуя, как по спине побежал пот. — Скорее всего, из того же, что и бедная девушка. Какой-нибудь обезумевший рабочий с фабрики. Или вообще бродяга. В том районе приличному человеку делать нечего, — он знал, почему Дэмерон спрашивает обо всем не напрямую, почему не говорит об орудии убийства, так и не найденном на месте преступления, ведь оно сейчас лежало в спальне Рена под кроватью. Никаких доказательств не осталось, все стер безжалостный скальпель. — Проводите его, Хакс. Позаботьтесь о том, чтобы инспектор нашел дорогу отсюда, пожалуйста, — это было нелюбезно, впрочем, Бена все это мало волновало. Он подождал, пока дворецкий не выведет Дэмерона из гостиной и не откроет ему дверь, а сам пошел наверх, где сейчас должна была заниматься уборкой со стола Рей.***
В комнате было пусто и тихо, оставшиеся на столе приборы мерцали в свете свечей, и каждый из бокалов, выставленных в безукоризненный ряд, отбрасывал по две неверные, клонящиеся, скользящие тени. Рей помедлила, взяла один бокал, провернула вокруг, наблюдая за радугой, играющей на насечке, и принялась собирать грязные приборы на поднос. Извечные, привычные движения. Изо дня в день, многие недели, месяцы и годы. И еще многие годы таких же точных, выверенных, заученных движений впереди. Взять, поставить, взять следующий предмет, поставить, взять... Медленный плавный ритм вдруг неожиданно убаюкал ее, погрузил в какой-то рассеянный транс. Рей сложила посуду на поднос, взяла колпачок для свечей и пошла по всей комнате, не спеша гася свечи, одну за другой, следя за тем, как комната медленно погружается во мрак, как в углах встают высокие черные тени и следят за нею, следят жадно, неистово, темными голодными глазами... Поэтому она чуть не вскрикнула, когда такая же тень выросла в дверном проеме. Мастер Соло с совершенно измученным видом склонился к косяку. Она погасила еще несколько свечей и уже взяла поднос с посудой, когда он вдруг потянулся навстречу и тронул ее плечо кончиками пальцев — Не пугайтесь, это всего лишь я, — Бен прислонился к дверному проему, наблюдая за нею. Тонкий запах, коснувшийся его, был нежным, и тревожный гул мыслей в голове начал сам собой утихать. — Я только хотел уберечь вас от допроса, Рей, — он устремился вперед и коснулся ее плеча. Тяжелый поднос в ее руках весь задрожал, звеня фарфором, но, когда она подняла на него свои глаза, ее взгляд был ясным и добрым, пусть и совершенно измотанным. Значит, она все поняла. Поняла, что он не собирался отчитывать ее. Хозяин тем временем положил пальцы на ее плечо и принялся убеждать ее в пользе отдыха, а потом вдруг коснулся ее шеи у самой ямочки за ухом. Коснулся и легко, щекотно и истомно провел пальцем по ее коже. Сладкая, головокружительная дрожь пробежалась по всему ее телу, разнося удивительное, быстрое тепло. — Хотя... — донеслось до нее сквозь звенящий туман в голове. — Я могу помочь вам расслабиться... С помощью лекарства и лечебного массажа... Ее голова сама стала клониться в сторону, бессознательно, бесстыдно открывая ему еще больше нежной беззащитной шеи, и он продолжил гладить, вызывая тот же мучительно-приятный трепет во всем ее теле. Ее губы сами собой приоткрылись, опустились ресницы. Как ему удается? Как? Он стоял уже совсем близко. Краем глаза она видела, как он весь напрягся, как высоко поднялась его грудь под сорочкой, накрахмаленной и выглаженной ее собственными руками, и ее кожа ощутила, как горяча и тяжела стала его рука на ее плече. Ведь он не как его брат. Он не обидит... ведь правда? — спрашивала себя Рей и не знала, что ответить самой себе. Горячее дыхание щекотало ее щеку, и ей показалось, что еще немного, и его губы коснутся ее виска или щеки... или шеи... и поднос брякнул в напряженных дрожащих руках. — Отнесете посуду в кухню и идите к себе отдыхать, Рей. Это приказ вашего хозяина, не смейте его нарушать, даже если Хакс начнет угрожать вам увольнением. Пусть брюзжит себе на здоровье, я с ним потом разберусь, — Бен погладил ее по плечу, а затем коснулся оголенной кожи над тугим воротником, лаская большим пальцем. — Хотя... — он взглянул на нее сверху вниз. Ресницы ее трепетали словно крылышки бабочки, выдавая волнение. — Я могу помочь вам расслабиться. С помощью лекарства и лечебного массажа. Если вам будет угодно, конечно. Он знал, что скорее всего, она откажется. Испугается и сбежит в свою крохотную каморку под лестницей, ведь это было довольно неприличным предложением. И все же он надеялся, что она ответит ему "да". — Если захотите, то придете в мой кабинет, только не сейчас. Чуть позже, сперва мне нужно заняться делами. Бен отступил назад и вышел. Придет она или нет, ему не помешает несколько капель опиума, чтобы унять колотящееся сердце. Запах ее кожи остался на пальцах, и он коснулся ими губ, тщательно облизывая, оставляя его в себе. .***
Посуда был перемыта и вытерта насухо, серебро отполировано как зеркало. Рей медленно взялась за завязки фартука и сняла его. Потом подумала немного и сняла чепец, оставив его тут же на стуле. Старая Маз уже давно сопела в своей каморке, и в кухне Рей была одна. Она зачем-то помыла руки ледяной водой и в сотый раз пригладила волосы. Затем одернула манжеты, поправила воротничок и тихо-тихо, прислушиваясь к каждому шороху, отправилась наверх, в кабинет. Дверь была открыта почти настежь. Мастер Соло, похоже, только начал разбирать стопку каких-то бумаг на столе, но отложил их в сторону, увидев, что она остановилась на пороге. — О, Рей... Вы все-таки пришли... — выдохнул он, и Рей ощутила аромат аниса, слегка забитый сладким запахом засахаренных фиалок. — Проходите же. Рей вошла и остановилась посреди кабинета, охваченная неловкостью. Еще свежи были воспоминания о мастере Рене и его странных, пугающих, жестоких причудах, а в ее плечах жило тепло ладоней мастера Соло, и умом она понимала, что приличная девушка никогда в жизни не согласилась бы... Горячие ладони легли на основание ее шеи сзади, и глаза почему-то закрылись сами собой. Хозяин остановился прямо позади нее, так близко, что она ощутила его дыхание на своей шее. Пальцы осторожно погладили ее шею над воротничком, а затем вдруг скользнули вперед и ловко, в мгновение ока расстегнули крючки. Жесткий воротничок раскрылся сам собой, давая ему полный доступ к ее нежной шее, ямочке между ключиц, началу плеч. Он склонился к ней; Рей почувствовала, как его нос на миг коснулся волос на ее макушке, и его пальцы принялись оглаживать и массировать ее шею и плечи, то ныряя под платье, то снова показываясь наверх. Рей не очень понимала пользы процедуры, но ощущения она дарила необыкновенные и новые, и этого было достаточно. Она почувствовала, как ее дыхание становится все ровнее и медленнее, и в какой-то момент, когда его пальцы уже почти коснулись ее нижней сорочки, вздох на ее губах превратился внезапно в глубокий протяжный стон. Она вздрогнула от неожиданности и смущения, но мастер Соло склонился к ее уху. — Все в порядке, Рей... не волнуйтесь... так бывает... — пробормотал он, слегка задыхаясь. — Это... это хороший знак...не сдерживайте себя, прошу вас... Он приподнял ее подбородок, откинул ее голову к себе на плечо и принялся гладить ее шею кончиками пальцев, спускаясь до того самого места, где был целомудренно расстегнут ее воротничок. Рей посмотрела вверх. Ее голова покоилась на его плече, и она могла смотреть прямо в глаза... в его блестящие карие глаза... Его сомкнутые губы беспокойно дрогнули и открылись, и кончики его пальцев коснулись начала ее груди в раскрытом вороте. В его руках она была что воск, топкий и податливый, такой горячий, что пальцы его жгло невидимым огнем. Он и сам горел в нем, не желая отнимать руку даже на мгновение. — Вам... Вам нужно прилечь, Рей, — больше всего на свете ему хотелось взять ее в охапку, всю, с этой уродливой мешковатой одеждой, и унести к себе в спальню, надежно укрыв их обоих пологом. И уже там продолжать трогать ее. Начиная от ступней, спрятанных в истоптанных башмаках, и заканчивая кончиками пальцев. — Это предписание доктора, слышите? — увы, он не мог себе позволить подобного. Она была служанкой, а он ее хозяином, и это было бы понято неверно всеми, включая саму Рей. Уже наутро она бы сокрушалась о потере чести, позволив другим слугам шептаться за ее спиной. Их взгляды разобьют ее нежное сердце. Нет, этого не должно было случиться, ни за что! И все же он не мог сдержать себя. Нежно приподняв ее за подбородок, Бен коснулся поцелуем ее виска. Гладкой чистой кожи, под которой билась тонкая жилка, и это подстегнуло его, лишило последних крох здравомыслия. Жажда обладать ею, в любом смысле, была неимоверной. Она сводила его с ума. — Вам нужно прилечь, Рей, — прошептал он, и ей показалось, что он сам страшится того, что сказал. — Это... это предписание доктора... Что это? Оправдание? Для кого, в таком случае? Для него или для нее? В прошлый раз тот, кто назвал себя доктором, сотворил что-то такое, что было мало похоже на ее представление о врачебном осмотре. Что будет на этот раз? Ведь он уже делает что-то очень странное... подозрительное. Она еще раз посмотрела в его глаза и вдруг почувствовала, что не может сопротивляться. Что в сопротивлении нет никакого смысла. Что рано или поздно она сама придет к нему, даже если сейчас убежит в страхе, охваченная стыдом. И, к тому же, в его глазах не было ничего пугающего. В отличие от того, другого... И она уже готова была выполнить его врачебное предписание и прилечь на кушетку, но он сам не отпускал ее, все держал за плечи, нежно поглаживая поверх грубой колючей ткани, долгие, долгие минуты — все держал, не отпуская, и она просто, покорно, смиренно отдалась этому потоку, который медленно, но верно смывал ее страхи, цепи, опутывавшие ее по рукам и ногам с самого рождения. Тепло, волнующее дыхание у самой шеи, нежные пальцы на ее коже — воистину, терапия возымела действие. Мастер Соло прижался щекой к ее волосам, глубоко, взволнованно дыша, и вдруг она почувствовала на виске прикосновение его губ. Ее никто никогда не целовал, но ошибиться было невозможно. Его дыхание промчалось по кончикам ее опущенных ресниц, по щекам, коснулось губ. Еще миг, и она сама бы извернулась в его руках золотистой змейкой, нашла бы губами его рот, прижалась бы к его телу, свернулась клубочком в его руках. Но он сделал первый шаг. Все еще обнимая ее за плечи, он подтолкнул ее к кушетке и велел лечь, закрыть глаза. Она могла бы воспротивиться, могла бы возразить, но хотела ли? О нет. Продолжение — вот чего она сейчас желала больше всего на свете. Рей изо всех сил сдерживала дрожь, закусив нижнюю губу, чувствуя, как колотится сердце, как от этого вздрагивает под платьем грудь. Она послушно опустила веки, но это было ни к чему. Его лицо стояло перед ней как наяву. Блестящие глаза, окруженные темными тенями, приоткрытые пересохшие губы, завитки темных волос. Его пальцы коснулись ее лица, нежно обвели каждую линию, и она вся изогнулась, когда кончик его пальца нежно, едва ощутимо погладил ямочку над ее верхней губой. — Идемте со мной, — он буквально подтолкнул Рей к пустой кушетке, заставляя прилечь на подушки, а сам склонился сверху, закрыв собой от безжалостного света, который им сейчас был ни к чему. — Закройте глаза, ну же, — теперь он мог продолжить свое лечение, любуясь ею. Напряженным лицом, добела закушенной губкой и вздрагивающими ресницами — все это принадлежало ему. Этот ангел, истинное сокровище было только его. Бен мягко коснулся ее лица, обводя кончиками пальцев очертания скул, нежные раскрасневшиеся щеки, расслабленный подбородок. Он снова размял ее шею и плечи, подготавливая к новым ощущениям, и только после того, как она выгнулась под его руками, жаждая большего, запустил ладони под раскрытый ворот, накрывая грудь. Никакого корсета, лишь только бумазейная сорочка, обшитая ленточкой милого кружева, обтянувшая мягкие полушария грудей... Бен обхватил их ладонями, сводя большие и указательные пальцы к ее крохотным соскам, лишь самую чуточку прищипывая их, перекатывая между подушечками пальцев, пока они не затвердели, а Рей беспокойно шевельнулась и слабо застонала. Ей было хорошо, и он продолжил, воодушевленный ее вздохами, стискивая грудь все сильнее. Его собственное возбуждение уже нельзя было скрыть, но хвала господу, его прекрасный ангел так и не открыла своих глаз и не увидела, какое воздействие на его тело возымели ее нежные стоны. Его ноги подогнулись, и Бен рухнул на колени возле кушетки, еле успев схватиться за край кушетки. Все тело его было охвачено жаром похоти, и он еле держал себя в руках, вдыхая и выпуская толчками воздух сквозь сомкнутые зубы. — Мастер Соло... — прошептала она, приоткрывая глаза. — Нет-нет, не смейте уходить! — выдохнул он, и она снова закрыла глаза. Рей чувствовала, как он склонился над нею, как часто дышит, словно принюхивается. А потом он вдруг схватился за ее подол и забросил его наверх, открывая ее панталоны, чулки, все самое интимное и скрытое от посторонних глаз. Рей не смела открывать глаза, чувствуя только, как он осторожно коснулся ее белья, раздвигая ткань, открывая ее тело. Она хотела пошевелиться, что-то сказать, но он остановил ее. — Не смейте двигаться! — приказал он, задыхаясь, и новая волна жара пробежала по ее телу. Она хотела, чтобы он ей приказывал. Хотела, чтобы он ею командовал. Хотела, чтобы он подчинил ее своей воле, какова бы эта воля ни была. Когда его сильные руки подхватили ее бедра и раздвинули их в стороны, Рей поняла, что это именно то, что должно было случиться. Она не видела, не понимала, но что-то горячее, влажное вдруг коснулось ее самого сокровенного уголка, и это прикосновение было как поцелуй огня. — Господин... — простонала она. — Господин... Он не ответил, но продолжал касаться ее тела, и она вдруг поняла, что это делают его губы. Губы и язык, ничто иное, потому что его руки все еще держали ее бедра раздвинутыми. Кончик его языка коснулся того самого местечка, которое давало столько острого, несравненного наслаждения, и обошел вокруг него. Этого было достаточно, чтобы внутри ее живота что-то стиснулось и расправилось, забилось, запульсировало. Ее руки и ноги сами собой вздрагивали, и волны прокатывались одна за одной по ее телу. Тогда мастер Соло подпер одно ее бедро плечом и коснулся ее тела уже пальцами и ртом. — Нельзя прерывать лечение на середине. Это... — это сведет его с ума. Нет, уже свело, и с этим он ничего не мог поделать. Бен обхватил ее за бедра, вынуждая раздвинуть их для него, наклонился ниже, вжимаясь лицом в ее сладкое лоно. Оно сочилось влагой для него. Оно принадлежало ему. Его драгоценный ангел, распятый на кушетке, стонущий, принадлежал ему и жаждал излечения. И Бен знал, что именно ей нужно. Он снова прикоснулся губами к мягким завиткам волос и раздвинул складки языком, пробуя ее на вкус. Губы вновь сомкнулись вокруг крошечного холмика, который сейчас пульсировал горячим наслаждением, а пальцы принялись осторожно обследовать ее лоно чуть ниже, там, где между нежными складочками ее плоти прятался таинственный проход в глубину ее тела. Кончик его пальца слегка раздвинул нежные ткани, словно вознамерившись проникнуть внутрь, но это было уже слишком. Рей вздрогнула как от удара электрическим током, и ее снова накрыло той же самой нестерпимо-блаженной волной. Она изо всех сил закусила губы, чтобы не стонать, но тело не повиновалось. Пульсация охватила все ее существо, дергая ее за руки и за ноги, и она сама почувствовала, как ее лоно сжимается и разжимается вокруг кончика его пальца. — Господин... Хозяин... — всхлипнула она, — это... — Это восхитительно, Рей... — прошептал мастер Соло, продолжая оглаживать ее налившуюся кровью жемчужину со всех сторон. — Сделайте это для меня еще раз... Горячие неумолимые губы прижались к ее лону, в этот раз требовательно, настойчиво, и язык заплясал именно там, где его прикосновений ждали больше всего. Третий раз был еще острее и насыщеннее предыдущих. Охваченная огнем и сладкими судорогами, Рей не заметила даже, что кончик его пальца все еще был в ней, и ее тело обнимало его, трепеща от наслаждения. Слезы потекли по ее вискам, промачивая волосы, и последнее, что она ощутила, прежде чем уплыть в темноту, были губы ее хозяина и властелина, которые припали к ее лону так, словно оно было источником, а он умирал от жажды. Ее сладкие стоны были словно музыка, которой он руководил, умело дирижируя пальцами и языком и отыскивая самые чувствительные точки на теле. И окончание этой пьесы было поистине великолепным. Рей, его маленький ангел, забилась в его руках, утопая в лучшем из смертных грехов — в похоти, и откинулась на подушки, слабо вздыхая. — Рей? — Бен приподнялся над ее обмякшим в обмороке телом, больше всего жаждая оказаться сверху и овладеть ею целиком, лишив девственной плевы. Ему хотелось, чтобы она прильнула к нему, жаркая, готовая к следующему акту. И в этот раз он позволит ей коснуться его, если она того пожелает. Везде. Нет, не здесь. Он словно очнулся от дурмана, ошарашенно глядя по сторонам. Кабинет не то место, где они будут ласкать друг друга. В любое время на пороге мог возникнуть надоедливый Хакс, либо кто-то еще из слуг, и что тогда? Она не вынесет позора, его бедный ангел больше никогда не захочет посмотреть на него так же, как она смотрела сегодня. Он должен вернуть ее обратно. В тесную затхлую клетку, где нет места и одному человеку, в объятия одиночества. И молить о том, чтобы завтра она заговорила с ним ласково, а не с презрением, или хуже того — со страхом в глазах. Пошатываясь на нетвердых, ноющих от напряжения ногах, Бен встал и принялся поправлять одежду Рей. Словно само время потекло вспять, когда он медленно, нехотя разглаживал измявшиеся складки подола, скрыв под ними удивительно тонкие — особенно по сравнению с грубой обувью — лодыжки, и острые колени. Он наградил их легким поцелуем, прижимаясь губами к коже словно к святыне. Только застегнув последнюю пуговичку на жестком, накрахмаленном вороте, Бен понял, что и сам дрожит. Руки его почти не слушались, как, впрочем, и остальные части тела. Он выдохнул и с тоской поглядел в сторону пузырька, поблескивающего на столе — капля опиума на языке могла бы помочь. Но расстаться ради этого со своим ангелом? На такое он не был готов. Наконец, уничтожив все следы своего преступления, Бен смог спокойно смотреть на нее. Рей спала, утопая в многочисленных подушках, лицо ее разгладилось, а на щеках заиграл здоровый румянец, словно после прогулки. Воистину это лечение было полезным для нее. Так что можно будет повторить его еще раз, возможно в другой обстановке, скажем, в спальне... Бен отвел прилипшие к вискам прядки волос и поднял Рей на руки. Словно перышко, она почти ничего не весила, даже в своей грубой одежде. И ее голова немедленно прислонилась к его плечу, словно даже во сне она желала оказаться как можно ближе к нему. — Тише, мой ангел, — он поцеловал ее в макушку. — Тише, я с вами, — жаль, она не могла услышать его, но его тешило знание того, что совсем скоро, возможно завтра, он сделает это снова. Дом был тих и покоен, пока Бен нес ее на руках по лестнице, и портреты мертвых предков казались ему абсолютно безвредными. Их злобные, суровые взгляды не могли проникнуть сквозь пелену света, окутавшую его. Даже маленький мальчик — один из двух братьев-близнецов — не выдержал и закрыл глаза. Кайло Рен был бессилен, и Бен ликовал. Он не вырвался наружу сегодня и не посмеет впредь. Ничто не омрачит его с Рей счастья. Они будут вместе, Бен знал это. Главное, чтобы и она поняла, приняла его таким, какой он есть. Он ногой толкнул дверцу в ее комнатушку под лестницей, чувствуя, как окутывает его запах ее одежд и запах от постели, тонкий, сладкий, и уложил на постель, любуясь видом ангела, освещенного единственным лучом света, пробившимся сквозь неплотно притворенную дверь. На мгновение Бену захотелось остаться тут. Его пышная спальня с пологом, мягкими покрывалами, подушками из самого хорошего пера — все это было никчемным по сравнению с тесной клеткой, ведь именно тут Рей жила. Здесь — он обернулся, она расчесывала свои волосы, и он обхватил щетку, проводя по собственной голове, смешивая их запахи. Здесь — она хранила свои рабочие платья, пусть ткань и была грубой, уродливой, все же они прикасались к ее коже там, где он не мог. Не всегда мог. Тут она мылась — вид ее в намокшей рубашке, поливающей свои плечи водой, заставил его снова возбудиться. Бен принялся поглаживать себя сквозь ткань брюк. Быстро, грубо, он стискивал член, в одно мгновение ставший тверже камня, и смотрел на спящую в своей тесной одинокой постели Рей. О, если бы он мог присоединиться к ней, прильнуть к ее груди, вновь обнажив нежно-розовые, тугие соски, и посасывать их, прикусывать, заставляя ее издавать тихие стоны. Разрядка была пьяняще-сильной, и он еле устоял на ногах. По брюкам разлилось мокрое пятно, и запах ее девственной комнаты наконец потеснил другой, его собственного возбуждения. — Сладких снов, мой ангел, — прошептал Бен и наклонился, чтобы поцеловать Рей в лоб.***
Рей смутно почувствовала, как кто-то будто бы подхватил ее на руки, и ее снова закружило в теплых, сладких волнах. Она повернула голову туда, откуда исходило тепло, и почувствовала щекой ткань, похожую на хозяйский сюртук. Ее не то сон, не то беспамятство было неглубоко, рвано, но она все еще не могла, не хотела полностью просыпаться, боясь, что все исчезнет. Да, это наверняка хозяин взял ее на руки и несет куда-то далеко... куда-то... и она прижалась щекой к его груди. Нет, ошибки быть не может, вот здесь бьется его сердце. Рей захотелось поднять руку и приложить к его груди, ощутить это ровное, частое, полнокровное биение под своими пальцами, и просто прикоснуться к нему так, как не посмела бы служанка, но силы оставили ее. Поэтому ей оставалось просто наслаждаться близостью его тела, его тепла, и его дыхания, которое овевало ее лоб. Она никогда не была пьяна, но сейчас ее голова кружилась как во хмелю, и что-то непонятное сообщало ей неожиданную смелость. Перед глазами вдруг все прояснилось. Хозяин внес ее в свою спальню и уложил на кровать. Странно, почему она такая жесткая, на вид казалась мягче. Мастер Соло уложил ее на постель и отступил на пару шагов назад, и Рей увидела, как горят его глаза. Комната плыла перед ней, но его лицо, освещенное непонятно откуда идущим светом, казалось ей завораживающе красивым. Внезапно Рей поняла, что она совсем обнажена, однако, ничуть не испугалась и не застыдилась. Ей хотелось подарить всю себя этому человеку, который подарил ей такое неожиданное исцеление. Он стоял перед нею, любуясь ею, разглядывая, и Рей чувствовала, как его взгляд скользит по ее телу. Вот задержался на груди, бесстыдно зарозовевшейся, поднявшейся перед ним, словно приглашая. Вот спустился ниже, и Рей была готова сама развести бедра, ощущая всем телом необыкновенный жар, но тело ее не слушалось. Однако, хозяин не спешил присоединиться к ней на ее ложе. Он стоял поодаль и резко, отрывисто тер и сжимал что-то внизу живота, все разглядывая ее, не отводя глаз. Вдруг он содрогнулся всем телом, чуть не упал на подкосившихся ногах, и Рей ощутила незнакомый, до странности необычный, но явно телесный запах, какого никогда раньше не встречала, похожий на каштаны. А потом мастер Соло на все еще нетвердых ногах подошел к ней, и этот запах окутал ее теплым влажным облаком. — Сладких снов, мой ангел, — услыхала она, и явственно почувствовала, как губы хозяина коснулись ее лба. — Нет... не уходите... — вдруг прошептала она, силясь поднять руки, схватить его и прижаться к нему всем телом, и открыла глаза. Тихая темная каморка была пуста. Полностью одетая, она лежала на кровати, словно уснула еще до того, как собралась идти к господину за лечением. Залившись краской, все еще не понимая, что было на самом деле, а что приснилось ей в ее греховных снах, она села на постели и вдруг подскочила от странного, тянуще-приятного чувства и ощущения влажности между ног. Поспешно сбросив платье, она, страшась и медля, распустила завязки панталон, сбросила и их, оставшись стоять совершенно нагой в лунном свете, и коснулась себя неловкими пальцами. Ее тело отзывалось на малейшее прикосновение, сокровенные уголки налились кровью и сочились нежнейшей влагой. Рей в испуге обследовала всю себя — поднявшиеся, непривычно потемневшие, набухшие соски, влажные завитки внизу живота, то и дело задерживаясь на собственной коже, как будто видя ее впервые. Она так увлеклась, что не заметила, как торопливый осмотр превратился в настоящее исследование. Она разглядывала себя то так, то эдак, наблюдая за переливами шелковистой кожи в лунном свете, проводя ладонями по бедрам, бокам, плечам... пока странный шорох не привлек ее внимание. Что-то снаружи коснулось ее двери. Что-то прошуршало по деревянной поверхности. Рей в ужасе схватила с кровати простыню и мигом закуталась с головой, а потом подбежала к двери. Прижавшись к косяку всем телом, она попыталась прислушаться, но в коридоре было уже совсем тихо. Встревоженная, пристыженная, она навела порядок в комнате и легла в постель, однако так и не сомкнула глаз до утра, прислушиваясь ко вздохам старого дома.