***
Бен спал на редкость дурно, ворочаясь в постели, которая — впервые за долгое время — казалась ему слишком уж пустой. Гигантское поле, устланное свежими хрустящими простынями, поглотило его, не давая выбраться, а темный полог укрыл от мира снаружи, и он чувствовал себя словно в гробу. Просторном, довольно комфортном, но все же гробу. Это все потому, что рядом не было ее. Не было Рей. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал тягу, равномерно растянувшуюся между ними незримой нитью, пульсирующей словно пуповина. Ее желание было наслаждением для него, и в следующий раз, когда они окажутся наедине, обнаженными, он покажет ей, как вернуть его ему, помножив в сотни раз. Вот почему он проснулся до зари, проведя час у окна, наблюдая за тем, как черное небо выцветает, а по самой кромке домов наливается туманными фиолетовыми, синими, а затем и розовыми щупальцами. Солнце не имело здесь власти, вынужденное, как и он сам, блуждать в тумане, и все же оно настойчиво искало свой путь, карабкаясь все выше к шпилю церкви вдалеке. На один короткий миг алый луч пробился сквозь пелену и расцвел обжигающим глаза цветком, и сердце закололо от тревожности этого знака. Облитая кровавым свечением игла собора разделила хмурое небо надвое, указывая точно на него. Бен знал, что это могло означать. Рен. Само небо говорило ему о том, что его спящий двойник вернется, и совсем скоро, чтобы залить камень мостовой свежей кровью. Нет! Этого не случится. Ни за что. В этот раз — и Бен заскрипел зубами — он не допустит его возвращения. Он подавит этого монстра внутри себя, не дав ему вырваться наружу. К счастью, тревожный алый совсем скоро уступил место туманному золоту, и сердце перестало колотиться о ребра. И вместе с ожиданием к Бену вернулось былое спокойствие. Вот-вот в его спальню войдет Рей и улыбнется ему. Неужели он оскорбит ее своей хмурой физиономией? Ни за что. Она подумает, что это ее вина. Вот почему он вздохнул, аккуратно заправил вьющиеся волосы за уши и пригладил завязанный в спешке узел шейного платка. Принял позу, подобающую скучающему джентльмену, заложив руки за спину. И принялся считать. Три-два-один... Ее тихие скользящие шаги послышались за самой дверь, а затем и она сама показалась на пороге, держа в руках тяжелый поднос. — Доброе утро, Рей, — он не смог удержаться от ответной улыбки, когда она посмотрела на него своим самым нежным взглядом, в котором не было и капли страха или неприязни. — Я помогу вам, — конечно, это была ее работа, но поднос с завтраком был тяжелым. К тому же ему просто хотелось прикоснуться к ее руке. И к лицу — лаская зардевшиеся румянцем щеки. О да, она снова дрожала в его объятиях, и это было чудом, лучшим из знаков, который могла даровать ему судьба. — Я думаю, мы можем продолжить вчерашнее лечение. Перейдем к следующей фазе, — Бену пришлось прочистить горло, чтобы говорить твердо и уверенно. — Впрочем, для этого сперва мне необходимо позавтракать, — и он, вопреки своей любимой привычки есть в постели, поставил поднос на столик возле кресла, устроившись поудобнее. — Как вам спалось? — и снова ему приходилось прилагать все усилия на свете, чтобы голос его был спокойным. — Уверен, кошмары вас не беспокоили. — Нет, сэр, — Рей закраснелась пуще прежнего и прошептала: — Никаких дурных снов, — она наклонилась над ним с кофейником в руках, наливая кипящую черную жидкость в фарфоровую чашку, и чуть вздрогнула, когда Бен обнял ее, по-хозяйски расположив руку на талии. Мастер Соло так неожиданно обнял ее за талию, что Рей остолбенела. Это было... так приятно, но от отдаленного привкуса страха у нее закружилась голова. Странно — почему в такой прекрасный момент ей вдруг вспомнилась темная затхлость старой аптеки и тяжелые горячие руки, прижимающие ее к раскрытой книге, к непристойным рисункам? Руки, стискивающие ее тело, руки, наносящие удары тяжелой тростью, руки, сжимающие ее плечи, удерживающие ее на полу в унизительной коленопреклоненной позе... Рей мотнула головой, прикусила губы. Только бы мастер Соло не заметил. Он начал говорить о том, что нужно продолжить лечение, прямо сейчас, здесь, немедленно, и ее дыхание участилось. Снова? Повторить то, что было вчера? — Вот и славно, — их пальцы соприкоснулись на самой кромке чашки. — Сперва я заберу кое-что из кабинета, — Бен чуть не задохнулся от предвкушения, — и мы приступим. Хорошо, Рей? Я должен буду освободить вас от ваших дневных обязанностей на сегодня, об этом я поставлю Хакса в известность немедленно, — он спешно проглотил последний кусочек тоста, одним глотком выпил обжигающе горячий кофе и встал, чуть отстранив Рей в сторону. — Побудьте тут. Он усадил ее в свое кресло, а сам выскочил за дверь. Портреты на стенах следили за его быстрым шагом молча, ни один из них не шевельнулся, не зашептал ему вслед свое тревожное — "остановись". Набор драгоценных масел и эссенций, возбуждающих, охлаждающих, заставляющих терять терпение и наоборот, погружающих в безмятежную негу — вот что ему было необходимо. Неясное чувство щемящей тревоги овладело Рей. Вспомнилось все — и как мастер Рен заставил ее принести ему трость, и как разложил ее на столе, и как нарисовал... Господи... Вся кровь отхлынула от лица Рей, и ей вмиг стало дурно. Она сразу поняла причину всех своих неясных волнений и страхов. Маз? Все сплетни, которые могла распустить Маз, не шли ни в какое сравнение с тем, что хозяин может найти сам в своем кабинете. Ну почему она не пробралась в этот кабинет ночью и не сожгла злосчастный рисунок? Сердце Рей громко ухнуло в пятки и в тот же миг вопль разорвал утреннюю тишину дома.***
Бен Соло толкнул дверь в кабинет ногой, прошелся вдоль полок в поисках ящичка, лишь на мгновение обратив внимание на то, что книги снова были перепутаны — значит, его убежище науки посетил Кайло. Впрочем, кого это волновало сейчас? Его двойник вернется нескоро. Он подошел к столу, смахивая в сторону целую кипу бумаг, чистых и изрисованных причудливыми рисунками. Лица, части тел — больше всего Рену нравилось женское нагое тело, и этого добра здесь хватало с лихвой. Бен с раздражением уселся в кресло и подергал за ручку верхнего ящика. Заперто. Проклятье! В его собственном доме не должно было быть спрятанных вещей. Это нонсенс. Нужно вызвать Хакса, пусть найдет плотника, и тот вскроет треклятый ящик. Бен поворошил рукой в бумагах, пытаясь нащупать ключ, а затем похолодел. Один из рисунков был... был слишком знакомым ему. Нет, до этого Бен его ни разу не видел, но вот девушка, изображенная на листе бумаги... И ее платье, задранное на плечи, обнаженная грудь, и ее лицо... У нее было лицо Рей. Нет, не может быть... Бен не запомнил, как ударил по столу, он только почувствовал боль в кисти, острую, теплую, — кровь потекла сквозь порез на рубашке, закапала на рисунок алыми и черными каплями, придавая ему еще более живописный вид. Осколок разбитой чернильницы вонзился в запястье. — Рей! Рей!!! — Бен заорал, что было силы, и стиснул зубы. Он не контролировал себя и почти не видел ее, лишь темный силуэт в дверном проеме, в окружении красного свечения, лихорадочно вспыхивающих пятен, пульсирующих в такт раздирающей голову боли. — Что это? Я вас спрашиваю, что это?! — он поднял листок, показывая ей. Неужели она предала его? Неужели предпочла ему адскую тьму, порочную и уродливую? Она сорвалась с места и птицей полетела на зов. Дверь в кабинет была распахнута. Мастер Соло, тяжело дыша, опирался на стол, на котором разливалась черно-красная лужа, медленно подползающая под край листка. На листке был этот ужасный, непристойный рисунок, и Рей безошибочно, с горечью и чувством полной неотвратимости узнала свое лицо. — Я вас спрашиваю, что это?! — выдохнул хозяин, поднимая листок перед нею. Бумага медленно сгибалась, увлажненная чернилами и кровью с оборотной стороны, от чего нарисованная женщина с задранной на голову юбкой маняще повела бедром и томно изогнулась. — Это... Первым побуждением Рей было сказать глупое "я не знаю", но правда была слишком очевидна. Попасться на лжи она хотела меньше всего. Она подняла глаза на мастера Соло. Его лицо было чернее тучи. Волосы прилипли к мгновенно покрывшемуся испариной лбу, глаза глядели как будто из мрака. Его губы вздрагивали, словно он хотел что-то сказать, или как будто что-то горькое внезапно оказалось у него во рту. Все пропало. Все рухнуло. Рей вдруг всхлипнула, совершенно неожиданно для себя. Слезы сами побежали по ее лицу. Она ощутила, как земля наконец уходит из-под ног и с каким-то облегчением привалилась плечом к косяку. — Этот рисунок... его сделал мистер Рен, сэр, — пролепетала она. Ноздри хозяина вздрогнули. Не такого очевидного ответа он ждал. Рей сделала несколько шагов к нему и вдруг заметила, как кровь буквально течет из его рассеченного запястья. — У... у вас кровь, сэр... Позвольте... — Не — приближайтесь... — раздельно сказал мастер Соло, громко втянув воздух пересохшими губами. — Что это такое? — М-мастер Рен пожелал п-принять ванну, сэр, — начала Рей, сдерживая всхлипы, стараясь выглядеть не слишком виноватой. В сущности, ее вины ни в чем и не было, кроме того, что она позволила другому хозяину делать... Однако, на лице мастера Соло вдруг появилось выражение нестерпимой боли. Вероятно, он подумал что-то вовсе непристойное, и она поспешила пояснить дальше. — Я... я провинилась. Мастер Рен рассердился и сказал мне положить руки на стол. А потом... потом он... Рыдания вдруг захлестнули Рей с такой силой, что она упала к ногам своего хозяина, захлебываясь горем, стыдом и виной. С края стола на пол падали красные капли. Ее рыдания мешались с тяжелым частым дыханием господина Соло, который все еще ждал окончания истории. — Простите меня, сэр, — пролепетала Рей, заламывая руки и поднимая к нему залитое слезами лицо. — Я солгала, когда сказала вам... — Это я уже понял, мисс Рей, — вдруг ответил хозяин таким голосом, что ужас охватил ее как щупальца. Он даже не посмотрел на нее. — Я понял. — Нет-нет, сэр!.. Он... мистер Рен ударил меня тростью... а потом сказал, что должен осмотреть... Пальцы мастера Соло стиснули край окровавленной столешницы. Рей в ужасе следила за тем, сколько крови он уже потерял, и не знала, что именно следует сказать, чтобы его успокоить. — Вот как... это такой был осмотр? — осведомился мастер Соло тем же каменным голосом. Рей подавила новый приступ рыданий и снова подняла к нему лицо. — Простите меня, сэр, — умоляла она, и вдруг он повернул к ней лицо. — Скажите, что именно я должен вам простить, мисс Рей, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Я солгала вам, сэр... сказав, что ваш брат не делал ничего дурного, — ответила она как можно яснее, сдерживая слезы. — Простите меня... — Если это все, мисс Рей... — сквозь зубы процедил господин, и она поняла: сейчас или никогда! — Это не все, сэр! Не все! Я прошу вас, сэр... я не сделала ничего дурного... этот рисунок, он гадкий... но я... мистер Рен только нарисовал меня... только нарисовал, и больше ничего!.. Не в силах больше сдерживать слезы и горе, Рей снова расплакалась, бессильно уронив руки на колени и склонив голову. Хозяин все так же тяжело дышал, секунда тянулась за секундой как вечность, и вдруг он схватился за столешницу обеими руками и, рванув изо всей силы, опрокинул тяжеленную дубовую махину на пол вместе со всеми ящиками, бумагами, и прочими мелочами. Рей даже не вздрогнула. Только подняла голову и поймала взгляд его разъяренных глаз. Так вот какова была расплата за его любовь и нежность? За то, что он приютил ее в доме, дал кров, еду, за деньги, которые она получала в качестве жалования. Вот, кем на самом деле оказался его ангел. Бен взглянул на рисунок в последний раз — даже измятая, испорченная каплями чернил и крови бумага не скрыла порочное изображение на ней — и выбросил вон. Прочь, все прочь. Он ухватился за столешницу и приподнял ее, чувствуя, как вздуваются от напряжения вены на кистях рук. Сила и ярость бурлили в нем, необычайно мощной волной, совершенно беспощадные к тихим стонам где-то рядом. Она плакала? Молила о прощении? Поздно. Стол загрохотал, опрокинувшись набок, и затрещал. Белоснежные листки бумаги разлетелись по воздуху и усыпали пол. Осколки чернильницы хрустели под подошвами домашних туфлей. Только затем Бен смог взглянуть на нее, коленопреклоненную у порога. Предательница. Она смотрела на него так, будто все еще имела над ним некую власть. Но ее истинное лицо — искаженное порочной страстью, в точности повторявшее то изображение, что было погребено под дубовой махиной, — проступило поверх ангельских черт. На грохот сбежались все слуги. Хакс стоял первым, оглядывая кабинет в тревоге, словно битва еще не была закончена. — Вы ранены? Что произошло? Те, что стояли позади, зашептались, старуха Маз снова принялась молиться, осеняя себя крестным знамением. О чем они подумали? Бену было все равно. Он вышел из-за развороченного стола, с наслаждением топча изрисованные страницы подошвами, чувствуя, как жалобно стонет сминаемая бумага. — Что вы здесь забыли? — он глянул на всех этих людей, словно впервые. Они служили ему все это время верой и правдой, они любили его, не Рена, но сейчас на их лицах был написан ужас. — Все вон. — Мисс Рей, — теперь он более не хотел звать ее просто по имени. — Вы, — и Бен сделал ударение на этом слове, — приберетесь тут, — возможно стоило позволить им всем увидеть этот рисунок, велеть ей собрать вещи и исчезнуть из его жизни навсегда, но нет. Он поступит по-другому. Она выбрала Рена, что ж... пусть узнает, что в их жилах течет одна и та же безумная кровь. — Но сэр... — Хакс понимал, что в одиночку служанка вряд ли справится с тяжеленным столом, который сюда заносили трое взрослых мужчин. — Возможно мне стоит... — Вам стоит замолчать прежде, чем я подумал, что вам есть до нее какое-то дело! — Бен подошел к нему вплотную. Рыжие волосы прилипли ко лбу, выдавая нервное напряжение. — Она уберет все, потому что я так сказал. А вы поможете мне с рукой, — его запястье все еще кровоточило, в коже застрял кусочек стекла, и Бен прижался к нему ртом, высасывая из ранки. Это было безрассудно, и он вполне мог бы лишиться языка. — Чтобы через час здесь все блестело, мисс Рей, — угрожающе произнес он, выплюнув стекло. — А затем вы вернетесь к своим обязанностям. Из окна я видел, каким грязным выглядит парадное крыльцо дома, это тоже ваша забота. У Рей было такое чувство, что ему нравилось его теперешнее состояние. Нравилось быть таким разгневанным, нравилось не скрывать ненависть, отвращение. Но и она понимала, что ей больше не страшно. Нечего бояться, все уже свершилось. — Мисс Рей? Вы приберетесь тут, — сказал он совершенно чужим, холодным голосом. "Это все из-за тебя, — сказал точно такой же голос в ее голове, только более вкрадчивый, порочный. — Посмотри, что ты натворила. Только посмотри — это ты во всем виновата!" Она вскинула голову: слишком уж явственно прозвучал голос, словно тот, другой, тоже оказался здесь каким-то чудом. Хозяин поднял к глазам окровавленную руку, словно впервые видел. Присмотрелся, прижал кривящиеся губы к ране, а потом резко сплюнул в сторону. Кровь и что-то блестящее — кусок стекла. Холод прошелся по ее спине от этого животного жеста. Хозяин обернулся к ней. Его темные глаза метали молнии. Он медленно облизал окровавленный рот, от чего трепет, ужас и странное восхищение пронзили Рей как острый нож. Ей показалось, что он подошел, что это пугающее и такое манящее лицо оказалось прямо над нею, хотя он не двигался. — Чтобы через час здесь все блестело, мисс Рей, — сказал он тихо, но так, что услыхали все. Она едва слышала дальнейшие указания, потому что его лицо, его глаза... ей страшно захотелось схватить его за полу сюртука и продолжить вымаливать прощение, но она поняла: поздно. Все поздно. Хозяин вышел из комнаты, стремительно бросился прочь, прочь, в неведомые глубины этого темного старого дома. Следом за ним убежал растерянный, перепуганный Хакс, Маз, другая прислуга. Все убежали. Все покинули ее как прокаженную, даже не спросив, чем ей помочь. Рей осталась сидеть на полу, стиснув руки, глядя вокруг невидящими глазами. Слезы текли по ее лицу, не останавливаясь, и вдруг ей захотелось смеяться. Судорожные, раздирающие горло приступы беззвучного смеха сотрясали ее худенькое тело, пока она не упала без сил, уткнувшись лбом в пол. Затем, нетвердые ноги подняли ее, и она принялась за работу. Собирая рассыпанные по полу листки, она разглаживала их, тщательно складывала в стопки, руководствуясь чистым наитием. Среди рукописных и отпечатанных листков ей попался один с рисунками мастера Рена. Она подняла его и снова узнала себя, только уже не в гнусных развратных позах, а спокойную, строгую, задумчивую. Если бы мастеру Соло попались эти рисунки, а не тот, другой... Как Рей его ни искала, ей так и не удалось найти гнусную бумажку. Она с радостью изорвала бы его на мелкие кусочки и спалила бы их дотла, чтобы уничтожить, стереть... но ведь память не сотрешь. И катастрофа уже случилась. И больше тут ничего не поделать. Мастер Соло уже не захочет ей верить — никогда. Странно, как мастеру Рену удается подчинять людей своей воле, даже не находясь рядом. Мастер Соло поверил не ей, а Рену; его рисункам, а не ее словам. Рей опустилась на колени и принялась собирать осколки стекла, разбросанные везде, где только можно, перемазанные чернилами и кровью. Рей тупо уставилась на горсть черно-красного стекла на своей ладони, а потом вдруг стиснула ее что было сил. Боль — это искупление.***
Еще три сладостных капли на языке, и мир стал чуточку правильнее. Бен чувствовал, как расползается по телу анисовая отрава, терпкая, зыбкая, забирая его ярость. Скальпель выпал из ослабевших пальцев и задребезжал по полу слишком близко от ступни, а он и бровью не повел. Все равно этот эксперимент был обречен на провал. С самого начала. Зря он верил, что добро сильнее тьмы. Что любовь будет на его стороне и поможет освободиться от тени за спиной. И все равно — Бен нагнулся над тазом с водой, споласкивая грязные от крови руки, и мельком увидел свое отражение, зыбкое, уродливое — он победит его. Он возьмет все сам. Сегодня же. Мертвец на гладком столе улыбнулся ему изуродованным, напрочь искромсанным ртом и подмигнул.