***
Бен позвонил в колокольчик перед самым ужином, и первым на его зов прибежал естественно Хакс. — Мисс Рей прибралась в моем кабинете? — Да, сэр, — его рыжая голова склонилась в вежливом поклоне. — Все идеально чисто, я проверил. — А крыльцо? — Закончила с ним несколько минут тому, — в его обычно сухом, раздражительном тоне прорезалась жалость к бедняжке служанке, стершей себе все руки о камни, но Бен не собирался это так оставлять. — Прекрасно. Тогда пусть подает ужин сюда. Вы же свободны до утра. — Но сэр... — Это приказ, Хакс, — и он не терпел возражений. — Сделайте все, как я велел. В пальцах грелся крохотный пузырек, переливающийся на свету изумрудным стеклом, внутри него было исполнение всех желаний. С запахом аниса.***
Она закончила начищать крыльцо и выпрямилась, чувствуя в спине нестерпимую ломоту. На что были похожи ее руки, страшно было даже подумать. Изрезанные о стекло, стертые о камень, они вспыхнули болью, едва она взялась их отмывать. С горечью посмотрев на свое отражение в серебряном боку кофейника, она отправилась к себе в каморку и вымылась вся, дрожа от ледяной воды. Когда она пыталась просушить скрученные в узел влажные волосы у теплого бока печки, в кухню вбежал Хакс. Буревестник. — Мисс Рей, мастер Соло пожелал, чтобы вы подали ему ужин. Рей подняла на него такой взгляд, что он почувствовал себя неловко. Ее словно окатили ледяной волной. Неужели хозяин в самом деле хочет снова ее видеть — и это после всего, что случилось? — Хозяин сказал, что желает на ужин? — спросила она нетвердым голосом. Хакс мотнул головой. Рей опустила глаза. У него снова был такой вид, как будто он все не решался что-то ей сказать, и она вздохнула. Хорошо же. Будь что будет. Она приготовила ужин, внимательно следя за тем, чтобы все было безупречно. Заварила в чайнике чай, поставила все на поднос и медленно пошла наверх, неся свою очередную бесконечную ношу. На ней снова был чепец и фартук служанки, и она была служанкой, никем иным. Воспоминание о вчерашней ночи отзывалось уже не теплым бесстыдным наслаждением, а ноющей болью, виной и утратой. Дверь оказалась приоткрыта, и ей пришлось толкнуть ее бедром, чтобы войти. Мастер Соло сидел к ней спиной в высоком кресле, и она видела только его левую руку, лежащую на подлокотнике. Он как будто что-то сжимал в кулаке, постоянно перебирая пальцами. Рей беззвучно вошла и, низко склонив голову, поставила поднос на столик. В комнате сильно пахло анисом и вишневыми дровами из растопленного Хаксом камина. Ей вдруг стало не по себе. Она поспешила отступить от столика, спрятаться в тени. Хозяин не смотрел на нее, и ей вдруг нестерпимо захотелось ускользнуть отсюда, забиться в свою норку под лестницей и никогда не показывать оттуда носа. Однако, мастер Соло не отпускал ее, а значит, уйти она не смела. Рей спрятала под фартук израненные руки и что было сил стиснула пальцы. — Сядьте, — вдруг сказал мастер Соло. — Вон туда, в то кресло. Рей повиновалась, но присела на краешек, словно готовая сорваться и бежать прочь. Она едва осмелилась поднять глаза и посмотреть хозяину в лицо. Мрачный, темный, завораживающий взгляд его странно блестящих глаз был устремлен прямо на нее, и ее сердце встрепыхнулось как птичка в клетке. Он смотрел на нее, но больше не видел. Перед глазами вставало суровое величественное здание, увитое густым плющом, словно спрятавшееся под этим живым покровом. Старинные колонны тогда были еще целыми, и жар пожара не искрошил их в мелкую пыль. В окнах стояли стекла — в парадной двери оно было разноцветным, и алые, синие как вода, зеленые язычки плясали на мраморном полу, непрестанно шевелясь. Даже портреты были другими, они взирали со своих мест не со злобой, а гордостью. Красивые женщины, полные достоинства мужчины, все как на подбор, с сильными чертами лиц, ясным смелым взглядом. Дом шумел, гомонил голосами, но веселыми. Это переговаривались служанки в кухне, выдумывая новый рецепт блюда, что понравится леди Лее, шептались прачки, тихо завидуя ее счастью, это стучал тростью седой дворецкий в золотой форме, требуя, чтобы дети не носились по холлу словно угорелые. — Вы знаете, мисс Рей, — прошептал Бен омертвелыми губами, яд на языке обманул его ярость, словно окутал непроницаемым коконом, — я всегда завидовал ему. Рену, — он скривился и снова устремил взор в прошлое, где его место было позади, вторым. — Я ненавидел его за то, каким он был. Смелым, безрассудным. Ему дозволялось все. Мать не чаяла в нем души. Он откинулся в кресле и сложил пальцы рук под подбородком. — Это сейчас я понимаю это, раньше, в детстве, мне казалось, что она обязана была любить нас одинаково. Пусть мы и носили разную одежду, иногда поутру мне казалось, что он мое отражение, выбравшееся из зеркала. Я повторял за ним, а он за мной. Мы были единым целым, так почему же... — его голос сломался, став болезненным хрипом, — почему она не любила меня? Когда Рен порвал ее любимое жемчужное ожерелье, она рассмеялась. И сказала, что это не страшно, все равно оно ей не шло. А когда я нечаянно ударил его по лицу, — Бен коснулся своей щеки, пытаясь отыскать там несуществующую отметину, — она назвала меня монстром. Лишь однажды я добился ее жалости, всего один раз. Знаете, как? — он посмотрел на Рей. Она сидела на самом краешке кресла, словно неживая статуя мадонны, скорбно склонившей свою голову, но сейчас ему было все равно. Неживая статуя не могла любить. — Я оделся в обычный наряд, все черное, взлохматил волосы, чтобы быть как брат. Стащил с кухни нож и со всей силы вонзил себе в плечо. Взрезал его — уже тогда я знал, как вызвать кровотечение, я очень любил практиковаться на наших домашних животных — и побежал к ней. Она обезумела от страха. Целовала меня, все твердила, как сильно любит меня. Это был... лучший момент в моей жизни как ребенка. Потом, разумеется, она все поняла. Когда Кайло появился на пороге, испуганный, бледный. Тогда она... Он зажмурился и стиснул зубы. О том, что было дальше, знать Рей было не положено. Голову словно стиснуло металлическим обручем, а к вискам неприятно льнули влажные от пота волосы. Опиум горел внутри живым огнем. — Я ненавидел его, искренне, за то, что он отбирал у меня все. Так было всегда, даже после пожара, когда он остался оплакивать погибших в огне родителей. Я думал, он не вернется. Не посмеет заявиться сюда, но Кайло пришел. Я надеялся, что он не тронет вас, но как-то так вышло, что вы теперь тоже его... — Бен наклонился вперед, мимо тарелки с едой и указал на фарфоровую чашку. — Налейте мне кофе, мисс Рей. Она наверняка хотела что-то сказать, ее искусанные губы беззвучно зашевелились, но не произнесли ни звука. Серебряный кофейник громко звякнул носиком о край чашки, и в нее полилась чернильная жидкость. — Теперь сахар, — приказал он. — Больше сахара. Я хочу больше. Он взялся за край блюдца так, чтобы больше не соприкасаться с нею пальцами. Ее руки были изуродованы царапинами и ссадинами, все от сегодняшней уборки. Было ли ей больно? Бен искренне надеялся, что да. И что она чувствует это все так же сильно, как и он. Ее глаза горели, но слез не было. Все слезы вылились за сегодняшнее утро. Перед ее глазами встала картина — маленький мальчик сквозь ужас и боль режет свою нежную детскую кожу острым лезвием и расширившимися темными глазами смотрит на кровь, которая течет так быстро, так мощно, и уже ему не повинуется. И все — ради внимания матери, ради ее страха, ради того, чтобы обманом заполучить хоть толику ее любви. — Я думал, Кайло не вернется, — сказал мастер Соло. Кайло?.. Мастер Рен. Только теперь в голове у Рей окончательно улеглось осознание, сошлись два имени. А лицо хозяина было таким... жестким, холодным, и эта отстраненность резала ее сердце по живому. Никогда не знавшая любви и ласки, никогда никому не нужная, Рей так болезненно, так страстно потянулась к нему... и все рухнуло из-за какого-то рисунка, из-за глупого, отвратительного случая. Веки казались свинцовыми и очень горячими. Виски ломило. Она со страхом и болью смотрела на своего хозяина, следила за каждым его движением, таким чужим и новым. Что-то зелено взблеснуло в его руке, пальцы стиснули и перекатили маленький стеклянный пузырек. — Но Кайло пришел, — продолжал он. — Как-то так вышло, что вы теперь тоже его... Рей встрепенулась, часто замигала. Нет, нет! Не его, нет! — Налейте мне кофе, мисс Рей, — приказал господин. Она хотела было что-то сказать, возразить, пояснить, что мастер Рен над нею не властен, но горло почему-то сжалось, не желая произносить ни звука. Тем временем хозяин уже распоряжался о сахаре, и она дрожащими руками исполняла все его указания. Мастер Соло взял у нее чашку, стараясь не коснуться ее рук, и это больно ее хлестнуло. Она поспешно спрятала израненные пальцы под фартук, краснея от стыда. Поскольку новых указаний не последовало, она вернулась на свое место. Хозяин выкатил пузырек из ладони и, вдруг взглянув ей в глаза, одним быстрым, привычным движением выдернул зубами пробку. По ее спине пробежал неожиданный трепет, такой же, как и тогда, когда он высасывал осколок стекла из своей раны. Было что-то животное, первобытное в этих движениях, что так не вязалось и одновременно так неописуемо подходило к его виду городского джентльмена. Аромат аниса разошелся по комнате, и Рей вдруг встревожилась. Ведь он уже принял опиум, это было очевидно, так зачем ему еще? Она слышала, что это может быть опасно, что, если принять слишком много, можно умереть... Она вздрогнула, чуть было не протянула руку, чтобы его остановить, когда он снова бросил на нее жгучий взгляд и кивнул на чашку. — Пейте! Приказ был как удар кнута. Однако Рей не испугалась. Наоборот, у нее отлегло от сердца, когда она поняла, что сам он не собирается больше принимать этот яд, что он вне опасности. Недрогнувшей рукой она взяла чашку и поднесла к губам. Может быть, теперь, когда она выпьет эту отраву, когда войдет в его мир, она сможет все ему объяснить. Перед глазами встал сон, который она видела несколько дней назад. Сон, в котором хозяин пришел к ней ночью и приказал следовать за собой во тьму, чтобы в конце пути встретиться с разъяренным пробужденным адом. Нимало не колеблясь, до странности спокойная и уверенная, она осушила чашку до последней капли и поверх ее края увидела, как удовлетворенно улыбнулся ее хозяин. Как быстро подействует на нее такой сильный наркотик? Может, уже? Ее глаза заблестели, а щеки заалели неестественным румянцем. Ореховые радужки истончились, а зрачки стали что два колодца — бездонная пропасть, в которой он мог заблудиться. — Подойдите ко мне, мисс Рей, — приказал Бен, и она поднялась, шатаясь, одурманенная, ослабевшая. Чашка выпала из ее пальцев на ковер и треснула по кромке. — Ближе. Еще ближе. Он пинком отодвинул от себя столик с едой и притянул ее к себе, зарываясь лицом в юбки, щекой к животу, чувствуя тепло, исходящее от ее тела. Бен вдыхал ее запах, анисовый, сладкий, нежного цветка, раздавленного в ладони, пока легкие не закололо от боли. Только тогда он чуть отстранился от нее. — Я должен сказать вам кое-что, мисс Рей, — взглянул он на нее снизу-вверх. — Я никогда не проигрываю никому. Особенно Кайло Рену. Несколько секунд, всего несколько тысячелетий, — и все поплыло перед ее глазами. Невидимая сила приподняла ее над креслом, и вдруг стало очень тепло и спокойно. Что-то мягко толкнуло ее в грудь изнутри тела, а потом весь мир истончился, расплылся, размылся до смутных очерков. Запахи, звуки стали необычайно яркими, теплыми. — Подойдите ко мне, мисс Рей, — властно и проникновенно велел голос откуда-то издалека. Она встала на нетвердые ноги и туманно улыбнулась тому, каким легким было тело. Далеко же идти, промелькнула мысль и погасла. Чашка упала из рук и весело запрыгала прочь. Рей смутно, мимолетно удивилась, но отправилась в свой путь, на голос. Темный очерк человека в кресле, за спиной у которого пылало адское пламя, стал немного ближе, а потом чьи-то жадные руки схватили ее, чье-то лицо прижалось к ее платью, к ее телу сквозь платье, к ее крови и костям сквозь кожу, и к ее душе в обход всех плотских оболочек. Тот же голос, повелительный и такой трепетный, сказал ей: — Я никогда никому не проигрываю. "Я никогда никому не проигрываю", — послушно повторила Рей, как ей казалось, вслух. — Особенно Кайло Рену. "Кайло... Рену...", — прошептали ее мысли, и она вдруг захотела смеяться. Да ведь это Кайло Рен проиграл, как вы не поймете? И тут стальное кольцо рук охватило ее за талию, и она увидела перед собой лицо Кайло Рена. О Господи... хозяин... мастер Соло, почему вы не поможете мне? Почему не спасете? Вы здесь? Хозяин... Он схватил ее в объятия и уложил прямо на пол. Сильные пальцы без труда справились с ее платьем, расстегнув или разодрав его гораздо дальше, чем позволил себе мастер Соло во время... лечения... Рей попыталась его остановить, но Рен был гораздо сильнее. Она бессильно и пьяно взмахнула руками, но это ничем ей не помогло. Он поднялся — тело его, привычное к опиуму, было сильнее ее жалких попыток вырваться. Бен подхватил Рей за талию и швырнул на ковер, сам опускаясь сверху. Он рвал ее ворот, отталкивал слабые, безвольные ладони, пытавшиеся прикрыться. Прочь одежду, прочь. Она отдавалась Кайло? Улегшись на том столе, она жаждала его прикосновений? Что ж, тогда он даст ей это. И даже больше. Нетерпеливо расстегнув брюки, Бен вклинил колено между ее бедер, раздвигая ноги. Рей все еще сопротивлялась, лишь причиняя себе же боль. Ссадины на ее ладонях снова закровоточили, измазав его лицо, подбородок, и сладость опиума смешалась с солью. Воистину прекрасный вкус. — Что же не так? — он прижался к ней всем телом, тяжело дыша в обнаженную шею. — Вам не нравится боль, мисс Рей? Мне казалось... — он задрал юбки, рванул панталоны, и тонкая ткань затрещала, не выдержав, — что вам это хочется. Он властвовал над нею, и скоро от ее платья остались довольно жалкие ошметки. Его колено протиснулось между ее ослабевших ног, раздвигая ее бедра, комкая ее юбки и пробираясь к ее панталонам. Она попыталась его оттолкнуть, но огромное тяжелое тело навалилось на нее как гора. Влажные волосы хлестнули ее по лицу. Запах аниса смешался с запахом теплого человеческого тела, и она узнала этот аромат. Он нес ее на руках. Он обнимал ее и целовал в лоб. Это он, тот, который назвал ее "Мой ангел". — Мастер Соло... — беззвучно прошептала она, но он не увидел движения ее губ. — Хозяин... Раздался оглушительный треск, и она поняла, что ее панталонам конец. Его рука скользнула между ее ног, задевая шелковистые упругие завитки, и она вздрогнула. Его пальцы легли на ее лицо, сжали ее нежные губы, щеки, впились в мягкую кожу. Тяжелое дыхание, влажный жар от его тела, становящегося все тяжелее на ней. Опиумный дурман туманил ее мысли. Что происходит? Что он делает? Он снова коснулся ее тела между разведенных бедер, только уже не руками. Что-то горячее, твердое уперлось в нее, а потом он с силой толкнул. Одной рукой он заткнул ей рот, потому что не хотел криками переполошить остальных слуг, а другой обхватил член, направляя его внутрь ее лона. Она вся забилась под его сильными безжалостными толчками — маленькая птичка, приколоченная к полу. Липкая кровь сочилась по ее бедрам, марая смуглую кожу, и он вбивался еще сильнее и чаще, обезумевая от смешения запахов, тихих, сдавленных стонов и упоения властью. Он обладал ею. Первый, все же первый, и крохотная искра здравомыслия — может, она действительно была невиновна — погасла во мраке похоти. Безжалостная рвущая боль перебила ее дыхание. Она по-прежнему видела только силуэты окружающих вещей, смутный очерк его лица, поднявшегося над нею. Больно, больно... он продолжил толкать ее, она чувствовала, как что-то огромное, горячее распирает ее изнутри, как движется в ее теле. Он как будто впервые увидел ее под собой. Опиум придал ему странную силу, он все двигался и двигался в ней, не останавливаясь, прикусывая губы, сдерживая собственные прерывистые стоны. В какой-то момент он снял руку с ее лица, и она не закричала. Она смотрела на него теми же бездонными глазами, блестящими, одурманенными. Его ладонь тяжело оперлась на ее грудь, пальцы сдвинулись, сжимая ее нежную плоть, сгребая в горсть, сминая как пригоршню лилейных лепестков. — Хозяин... — прошептала она, но он вряд ли услышал. — Господин Соло... Она больше не видела перед собою Рена, потому что пропала боль, и страх тоже пропал. Внезапно для себя она обнаружила, что вцепилась руками в его плечи, и что его движения внутри нее приносят ей ощущение удивительной завершенности. — Ооо... — простонала она, и он на миг замедлил свое неумолимое движение, посмотрел на нее удивленно и настороженно. — Господин... Его ноздри вздрогнули и раздулись, в один миг он вошел в нее до предела, натягивая ее нежное, нетронутое нутро как струну, словно показывая свою власть над нею. Она всхлипнула, захлебнулась стоном, таким же как тогда, в его кабинете, во время странного лечения, и он еще крепче впился пальцами в ее мягкое покорное тело. Рей прикусила пересохшие губы. Сама не своя, в кружащемся тумане, она обхватила его обеими руками, прижалась к нему как смогла — со стоном, со всхлипами, и он ответил ей таким же сдавленным стоном. А потом она ощутила, как внутри нее будто что-то разлилось. Он толкнулся в нее еще несколько раз, и аромат аниса перебил другой знакомый запах. Каштаны, совершенно точно. Рей легко вздохнула. — Мастер Соло... — прошептали ее немеющие, улыбающиеся губы. — Мастер Соло...