***
Две недели после этого Внутри у Юнги всё ухает, когда Чимин хватается за низ живота с тихим «ой». Такое бывает раз семь за день, пора бы уже и привыкнуть, но Мину всё кажется, что Чимин схватится за живот и скажет «я рожаю». — Юнги, — Чим дышит часто, весь порозовел и через каждый вдох ойкает, — я рожаю. Пизда рулям. Юнги смотрит на омегу, а тот в ответ. Альфа ждёт, что Чимин, как обычно, скажет, что шутит и пойдёт уплетать за обе щёки кимчи, но Пак молчит. — Что ты смотришь, придурок? — омега садится на диван и откидывается на спинку, проводя генеральную репетицию родов, — Юнги, ебать тебя через колено! Я рожаю! Юнги ойкает, будто сам сейчас ребёнка на свет вытолкнет и начинает суетиться, ища ключи от машины по всей квартире, а Чимину смешно до такой степени, что тот лужицу под собой делает. Хотя, стойте. Это воды отошли. — Бля, Юнги, звони в скорую.***
—Ну, он родил… — Тэхён повторяет голос Юнги из динамика телефона и смеётся с того, какой Мин одновременно заторможённый и гиперактивный папаша, — родил… мальчика… альфу… я ебал, он моя копия. — а из трубки слышится крик Чимина, — У него от тебя только вредный характер и глаза. Всё остальное — моё. Тэ убирает смартфон от уха и начинает безустанно ржать и хрюкать от смеха. Он мысленно желает новоиспеченным родителям счастья и крепких нервов. Чонгук радуется не хуже Юнги и посылает ему на телефон сообщение, что тому теперь бухать нельзя, а в ответ получает приглашение пройти на хуй. Хосоку жалко Чимина. Зная, какой упёртый Мин, он желает, чтобы сын был менее вредным, чем папка. Терпения Чимину. — Знаете, чего я тут вспомнил? — Чонгук облизывает верхнюю губу и улыбается а-ля демон-искуситель. А Тэхён понимает, о чём говорит эта хитрющая зараза, и сматывает удочки в рюкзак. — Не думал, что так рано, но я даже рад, — Хосок обнимает Тэ-тэ и носом ведёт от скулы до уха, — уговор дороже денег, милый наш.***
За оком на город опустилась беспроглядная ночь, зажигая звёзды на небе, уличные фонари на улице и домашние лампочки в окнах квартир. «Если хочешь быть здоров — ешь один и в темноте». Слышали такую поговорку? Так вот, есть немного иная её версия: «Если хотите быть счастливыми — ебитесь ночью и с криками». Приглушенный свет от небольшой настольной лампы тёплыми волнами освещал комнату и падал на тела, помогая им отбрасывать длинные тени. При таком мягком свечении, у обычного человека расширяются зрачки, чтобы лучше видеть. А ещё они расширяются, когда смотришь на то, что тебе нравится. Если это так, то глаза Тэ давно должны были стать одними сплошными зрачками. Кончики пальцев у него подрагивают от возбуждения, а худощавые ножки самовольно разводятся в стороны, открывая прекрасный вид на смущённого омегу и его превосходное тело. И все бы ничего, был бы замечательный секс, если бы два придурка, именуемые Чонгуком и Хосоком, не начали строить из себя самцов: — Давай в «камень, ножницы, бумага» на то, кто будет сзади Тэ. Тэхён смотрит на них, зазывает, безмолвно говоря, что пора бы, блять, уже его взять. Такого беззащитного, истекающего смазкой, податливого, натянуть на два члена и всю ночь без остановок драть, до звёзд перед глазами и приятной боли в теле. Но нет, япона мать, надо спектакль устроить. Пошли они в задницу. Омега переворачивается на живот, подкладывая под себя подушку, и сгибает ножки в коленях, принимая несложную колено-локтевую. «Ладно-ладно, альфочки, вы ещё попляшите» — думает Тэ и проталкивает в сжатое колечко мышц пальцы, останавливаясь где-то после второй фаланги. Пошлый «хлюп» разносится по комнате, привлекая внимание близнецов, члены которых мигом встают, как солнышко на заре. Оглаживая нежными подушечками пальцев шероховатые стенки анального отверстия, Тэхён вытаскивает пальцы, размазывает по всей их длине белёсую консистенцию своего организма, и толкается снова, на этот раз пихая до конца и издавая блаженный стон. Тэхён давится слюной, из-за плеча наблюдает, как альфы водят по своим, которые, не будем врать, имеют размеры ого-го, членам рукой, оттягивая крайнюю плоть или, наоборот, показывая красноватые головки. — Может, присоединитесь? — на выдохе спрашивает Тэ-тэ, хотя, на стон это было больше похоже, чем на приглашение. Хосок сглатывает вязкую слюну, которой накопилось достаточно при просмотре этого хоум-порно с Тэхёном в главной роли, и облизывает пересохшие губы. Ким чувствует, как его перехватывают под рёбрами и поднимают в вертикальное положение, а на кровати, где секунду назад он лежал, появляется Чонгук с ехидной улыбкой от уха до уха. Надо признаться, член Тэхёна дёрнулся, как только он лицезрел мелкого под собой, что не могло укрыться от Гука. Он обхватывает половой орган своего омеги и, сжимая его, начинает надрачивать, пока брат сзади растягивает Тэ-тэ под два члена, что скоро заполнят его. Ладони Чонгука беспорядочно гуляют, гладят, мнут, буквально сжигая заживо своими манипуляциями, а дырочка, напротив, леденеет от размазанной смазки. Тэхён самозабвенно целует Чонгука, ладонями ведя по острым скулам, трётся о рельефное тело и тихо стонет; самостоятельно насаживается на длинные пальцы Хосока, что сейчас профессионально раздвигаются внутри, и млеет от этих двух таких мощных, авторитетных альф, которые на людях — каменные идолы, не реагирующие ни на что, а наедине вполне себе сахарные мальчики, которые сейчас нагнут своего омегу. Две половинки ягодиц раздвигаются в разные стороны, а Тэхён чувствует в себе что-то инородное, непривычно тёплое. Омега дёргается от небольшого дискомфорта, но сильные руки Чонгука обвивают и плавят, а горячий шёпот на ушко, который работает лучше любого анальгина, дополняет картину интимности. Хосок осторожно, боясь причинить боль своему любимому человеку, начинает двигаться, закидывая голову и прикрывая глаза от удовольствия. Он наклоняется к Тэ-тэ, губами засасывает молочную кожу на шее, превращая её к алую, и выходит, давая возможность и Чонгука действовать. Гук приподнимает бёдра, рукой направляет член в раскрасневшуюся дырочку и толкается внутрь, вырывая изо рта омеги хриплый стон. Хо покрывает поцелуями шею, спину Тэхёна, а затем рукой поворачивает его лицо к себе и накрывает горячие и искусанные губы своими, сразу же сплетая языки. Тэхёну хорошо как никогда, даже тот вибратор во время наказания не дарил столько наслаждения, сколько он получает от горячей плоти внутри себя. Он даже с закрытыми глазами видит чистый и заботливый взгляд Чонгука и внимательный и изучающий Хосока. Парень движется навстречу толчкам, дышит часто и через рот, вызывая стоны и рваные хрипы, трясётся от непривычной близости с близнецами. Гук показывает взглядом, что Хо может присоединиться, и замедляется. Близнецы ведут себя так, будто изначала всё спланировали и всё-то у них под контролем. Ан-нет, все планы, которые придумывают люди, всегда идут по пизде. И сейчас не исключение. Парней изнутри разрывает от эмоций, они готовы молиться на такого Тэ: развязного, с красными щёчками, приоткрытыми губами, где-то и дело, мелькает юркий язычок. Обескуражены всей ситуацией и возбуждены до предела. Хосок не выдерживает, придвигается ближе к парням, делает глубокий вдох, чтобы не сорваться на бешеный ритм, и входит в анальное отверстие, где, помимо него, двигается ещё и Чонгук. Тэхён воздухом давится и белые пятна перед глазами ловит, когда ощущает в себе два горячих органа, двигающихся с разной скоростью, его кроет с головой от стонов близнецов, втыкает похлеще всякого Экстази, по ниточкам рвёт и снова связывает от беспорядочных поцелуев на груди и лопатках, а горло дерёт от раскалённого воздуха, который заполнил, кажется, всё вокруг. Парни делают финальные толчки и, одновременно застонав имя омеги, кончают внутрь, пачкая семенем не только Тэ и его бёдра, но и постельное бельё. Они дышат как загнанные звери, валятся к не менее уставшему Тэ-тэ и обнимают друг друга, заключая омегу в «оковы любви» между собой. Тэхён улыбается и блаженно прикрывает глаза, прикидывая, как сильно завтра будут болеть затёкшие мышцы и растянутое очко. Сейчас для Тэ, Гука и Хо нет ничего в этом мире, кроме их трио, связанного именами на двух ключицах и одной заднице.