You're my inspiration

- Ну, так что, пап? – я облокотился плечом о шкаф для верхней одежды в прихожей, продолжая смотреть на отца с ухмылкой. Тот поджал губы и смотрел в пол, потирая ладони. - Луи, - на выдохе сказал он. Его голос дрожал, и было ощущение, что он заплачет сейчас. – Понимаешь… Когда мы поссорились и ты ушёл, я... – он сделал паузу. – Я решил, что должен показать твои картины Адамсону, - отец поднял на меня взгляд. – Я понял, что тебя не уговорить, но… Я не хотел, чтобы ты продолжал скрывать свой талант. Прости, я не должен был делать так. Это подло и низко, я знаю. Можешь кричать на меня сейчас, но знай, я делал всё это только ради тебя, - закончил папа и снова поджал дрожащие губы. После его короткой речи моё сердце сжалось. Я почувствовал отвращение к самому себе. - Пап, - я опустил и сразу же поднял на него глаза. – Прости меня за то, что я был дураком. Мне следовало послушать тебя с самого начала. Просто прости и… Спасибо, - я улыбнулся, подошёл и крепко-крепко обнял отца. Он похлопал меня по спине, и я почувствовал, что он улыбнулся. Простил. Хотя я думаю, что он и не обижался, просто что-то сидело в сердце, не давая покоя. После этого мы заварили себе ещё по чашке чая и выпили его, обсуждая прошедший день. Отец рассказывал, как обстоят дела у него на работе, а я о том, как рисовал картину, так полюбившуюся Адамсону. В своём рассказе я, конечно же, упустил тот момент, что опоздал на первую и вовсе не пошёл на последнюю пару. Не хочу, чтобы папа злился. Он не любит, когда я прогуливаю. - А я тут решил сделать ещё одно тату... – как бы невзначай сказал я. Отец поперхнулся чаем и поднял на меня полный удивления и неодобрения взгляд. - Луи, у тебя же уже все руки в них, - он провёл взглядом по моей правой руке. – Тебе пора бы остановиться. - Папа... – на выдохе сказал я и закатил глаза. – Это моё дело. Если я захочу, то буду набивать татуировки до того момента, пока на теле не останется чистой кожи. Отец опустил голову, поставил чашку чая на стол. Он провёл пальцами по редеющим седым волосам. - Луи… Подумай ещё раз, прежде чем делать это. Ведь татуировка на всю жизнь, понимаешь? – отец снова посмотрел на меня, в надежде отговорить меня от этой сумасшедшей идеи. - Пап, я уже решил, - я отпил чай. Папа снова опустил глаза, выдавив едва слышное «Как хочешь». Между нами снова появилось какое-то напряжение, пропавшее буквально полчаса назад. Мы в тишине допили чай, ничего не говоря и не смотря друг на друга. Я отнёс свою пустую чашку на кухню и крикнул оттуда отцу, что буду писать курсовую в своей комнате. Я запер дверь изнутри, положив ключ на стол. Сбросил с себя одежду, взамен одев только свободные серые спортивные штаны. Пододвинув стул, сел за стол. Долго и упорно я старался найти на нём то, что было нужно. Мне попалось всё, кроме конспекта по высшей математике. Ну и хорошо, я и не горел желанием готовиться к курсовой… Сейчас было совсем другое настроение. Я выдвинул второй снизу ящик стола, достал оттуда лист бумаги. Стёрку, цветные и простые карандаши я нашёл в рюкзаке, с которым ходил на пляж. Наклонился над чистым листом бумаги, закусил губу. На бумаге появляется первая линия, вторая. Третья – и вот уже на ранее чистом листе бумаги есть овал лица. Четвёртая, пятая, шестая – очертание ореола из кудрявых волос. Буквально через пятнадцать минут становятся различимыми черты лица. Делаю линию скул более чёткой, глаза – живыми, добавив ещё один блик. Под ними провожу едва заметную линию – морщинку от улыбки. Рисую брови, стараясь в точности передать их изгиб. Нос, пухлые губы, ямочки на щеках тоже требуют отдельного внимания. Прошло ещё пять минут, а я успел придать объёма рисунку. Беру нежно-розовый карандаш, аккуратными штрихами закрашиваю губы. Долго и тщательно выбираю тон зелёного карандаша. Остановившись на одном из них, закрашиваю им часть радужной оболочки глаза. У самого зрачка рисую пару штрихов жёлтым карандашом, а по краю обвожу тёмно-зелёным, почти чёрным. Взяв изумрудный, выделяю им один из бликов внутри глаза. Пушистые реснички рисую острым чёрным карандашом, так же в некоторых местах обведя им контур глаза. Взяв коричневый карандаш, рисую им несколько прядей кудряшек, не закрашивая их все. Только после этого ставлю роспись внизу листа, дату, а чуть выше наискосок подписываю: «You’re my inspiration»*. Улыбаюсь и, убрав мешающие волосы с лица, наклоняюсь и целую только что появившийся на свет портрет. Выключаю свет, достаю плеер. Плюхаюсь на кровать, включаю музыку. Мысли невольно возвращают меня на побережье, к Парню-вдохновению. Я вспоминаю его ямочки, появляющиеся на щеках, когда он улыбается; глаза, светящиеся от причины, известной только ему. Вспоминаю все до одной татуировки, украшающие его прекрасное тело. Улыбаюсь, поймав себя на той мысли, что парень кажется мне красивым. Нет, я ни сколько не удивлён тем, что меня привлекают парни. Я понял это, ещё когда жил в Англии. Но, тем не менее, девушки мне тоже нравятся. Так что я бисексуален. Об этом знают все близкие мне люди: друзья и, конечно же, папа. Они относятся к этому спокойно, как будто это вполне нормально, хотя я сам считаю себя больным. Может, это и к лучшему: никто не достаёт с тупыми лекциями о том, что это неправильно. Не замечаю, что раздумывая о парне и представляя встречу с ним, я засыпаю. Утром просыпаюсь от того, что где-то надрывается телефон. Открываю глаза, стараясь понять, в каком измерении нахожусь. Пока стараюсь встать с кровати, замечаю, что вокруг правой руки, ближе к плечу, и шеи у меня запутаны провода; на уровне живота болтается плеер. Чертыхнувшись, поднимаюсь и иду по направлению к источнику шума – телефону, - при этом стараясь высвободиться из плена наушников. Когда мне это таки удаётся, кидаю их вместе с плеером на кровать, ищу телефон в карманах брюк. Нахожу, на дисплее высвечивается «Зейн». - Боже, что нужно этому идиоту от меня в половину девятого утра? – вслух говорю я. В следующую секунду нажимаю на кнопку «принять», подношу телефон к уху. - Что тебе надобно, старче? – заспанным голосом говорю я, зевая. - Что? – Малик явно не въехал и не оценил шутку. Я прямо уже вижу его глупое лицо в этот момент… - Что надо, говорю, - улыбнувшись, говорю я. - А… Ну, это, что тебя в универе нет? – на заднем плане слышу хохот одногруппников и крик препода по высшей математике. Я представил, как он краснеет от возмущения, а изо рта летят слюни, и засмеялся. - Не приду сегодня. У меня выставка, - когда я вспомнил о выставке, желудок сделал сальто у меня в животе. - Что за выставка? – На заднем плане крики лектора стали ещё громче: «Малик, немедленно уберите телефон!». – Да подожди ты… Нет, Лу, я не тебе. Так что за выставка, рассказывай. - Может, потом? А то препод сейчас взорвётся и забрызгает вас всех своими слюнями от возмущения. - Подождёт… Давай, рассказывай. - Хм, ну как хочешь, - я улыбнулся пофигизму пакистанца. – Короче, Адамсон взял одну из моих работ к себе на выставку. - Ничего себе! – На заднем плане снова послышалась реплика лектора, сопровождающаяся особо громким смехом студентов. – Ну, удачи тогда. - Спасибо, она мне пригодятся, - я провёл рукой по волосам, придя к выводу, что неплохо было бы их помыть. В телефоне послышались короткие гудки, и я отложил его на стол. Потянувшись и зевнув, открыл дверь и пошёл в ванную. Там я сбросил с себя одежду, залез в душевую кабинку с твёрдым намерением помыться, а не зависнуть на час. Пока прохладные струйки воды стекали по моему телу, очерчивая все выступы мышц, я думал о том, как окажусь на выставке. Я представлял, как люди будут подходить к моей картине и любоваться ею, а я буду стоять в стороне и улыбаться, не до конца веря своему счастью. Выхожу из душа, вытираясь полотенцем. Не спешу одеваться, дома-то всё равно никого нет… Подхожу к шкафу, ищу, что надеть. Пиджак и рубашку? Слишком официально для выставки современного искусства… Может, просто футболку? Нет, это уже слишком просто. Чёрт, я чувствую себя девчонкой, подбирающей наряд на первое свидание. Спустя примерно двадцать минут, я останавливаюсь на тёмно-синей рубашке с белым воротничком, красных узких брюках и полосатых подтяжках. Быстро натянув всю выбранную одежду, я кручусь у зеркала, стараясь привести волосы в порядок. Как и всегда, зачёсываю их набок, немного приподняв вверх. Закончив, смотрю на себя оценивающим взглядом. Вроде бы всё нормально, Адамсону должен понравиться мой внешний вид. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Я посмотрел на часы и понял, что до открытия выставки оставался ещё целый час. И что вы мне прикажете делать всё это время? Не найдя ничего лучше, чем прогуляться, я ушёл на улицу, закрыв за собой дверь. Пока я бродил по Нью-Йорку, мне позвонил отец и поинтересовался, не проспал ли я. Буквально сразу после него мне позвонил Зейн, пообещал прийти на выставку и захватить с собой Найла, если тот не уснёт. Так что, скорее всего, Зейн придёт один. Когда до открытия выставки оставалось десять минут, я медленно пошёл к галерее. У её входа уже толпились люди, и я мысленно отругал себя за то, что не пришёл раньше. Я встал в очередь и оглядел людей вокруг, оценивая, какая публика мне досталась, когда кто-то окликнул меня. Это был мистер Адамсон. Он вышел через чёрный вход и подозвал меня к себе. - Я уже начал подумывать, что ты не придёшь, - Джон похлопал меня по спине, а я улыбнулся ему. – Пойдём внутрь. Мы вошли в галерею, Адамсон позволил мне осмотреться, а сам ушёл куда-то. Я прошёл в главный зал. Повсюду висели картины, и мне было достаточно сложно отыскать среди них свою. Когда я всё-таки заметил её, то увидел, что к ней подобрали красивую серую рамку. Пока я любовался своей картиной, в зал начали заходить люди. Я улыбнулся первым посетителям и отошёл чуть дальше от своего творения, дабы не казаться навязчивым и не отпугивать этим самым посетителей. Когда народу стало больше, я ходил по галерее, приветливо улыбаясь тем, кто рассматривал мою картину. Она нравилась всем, что не могло не радовать и не удивлять меня. Когда картину хвалили, мне хотелось прыгать от счастья и кричать о своём успехе на весь зал. Я был просто безгранично рад. Подобно большинству посетителей, я взял бокал шампанского и искоса поглядывал на новую группку людей, увлечённо рассматривающих мою картину. Когда я огляделся по сторонам в поисках Джона, то увидел, что он общается с посетителями, отвечает на вопросы о своих картинах. Я хотел сделать то же самое и стал подходить к своей картине ближе, когда заметил, что параллельно со мной это делает ещё два человека: женщина средних лет и высокий парень. Парень-вдохновение. Я замер на месте, когда он подошёл к моей картине, на которой был изображён. *«You’re my inspiration» переводится с английского как "Ты моё вдохновение". Можете сами делать выводы, почему Луи написал это на портрете Гарри.