You're my inspiration

Первый день выставки уже подходил к концу, а залы до сих пор набиты людьми, жаждущими посмотреть всё, составить своё личное мнение и, если повезёт, пообщаться с некоторыми художниками. Гарри решил остаться со мной до самого закрытия, что, безусловно, скрашивало одиночество среди огромного количества людей. Странно звучит, знаю, но, думаю, каждый из вас хоть раз ощущал себя одиноким, находясь в обществе. Мы бродили по залам, общались с разными художниками, посетителями выставки, иногда ловя на себе их взгляды. Гарри, кстати, не терялся, когда к нему расспросами о моих картинах подходили люди. В один момент, когда мы проходили мимо очередной небольшой компании художников, один из них сказал, что какие-то важные шишки подходили к моим картинам. Тогда у меня ком подкатил к горлу, но сразу же отступил, когда парни сказали, что, судя по реакции, критики остались довольны. Я мысленно проклял себя за то, что в этот момент был где-то в другой стороне зала. Оставалось около часа до конца выставки, когда Гарри спросил: - Луи, у тебя такие прекрасные картины, - вот на этом месте я покраснел, - но о создании ни одной из них я не знал. Почему ты всегда рисуешь меня в тайне? Я набрал воздух в лёгкие. Он уже не раз затрагивал эту тему, и она успела поднадоесть. Так что пора набраться сил и положить этому конец. - Если хочешь, я прямо сегодня тебя нарисую, - я улыбнулся кудрявому. - Хочу. – Его глаза загорелись, а лицо озарила счастливая улыбка ребёнка, которому пообещали купить новую игрушку. И разве можно ему отказать? - После выставки. Пока есть время, выбирай место. – Сразу же после того, как я сказал эту фразу, отошёл от Гарри буквально на шаг, дабы пообщаться с художником, забредшим в мою секцию. Но кудрявый сразу же развернул меня обратно к себе, глядя прямо в глаза: - Уже, Лу. Сразу после закрытия я жду тебя на пляже. Я даже не успел сказать, что на пляже у меня нарисовано как минимум семьдесят процентов работ, про то, что не успел возразить, вообще молчу, потому что Гарри волшебным образом ретировался за пределы огромного здания, потерявшись из виду среди толпы. Думаю, не стоит заикаться, что я ни черта не понял. Ну, ладно, на пляже, так на пляже - как душенька пожелает. Тот час, что остался до конца выставки, был для меня самым трудным и долгим за весь день. Я несколько раз порывался сбежать, но вовремя останавливался. Полчаса. Ещё полчаса. Я всё время представляю, как буду рисовать Гарри, как он будет сидеть у самой воды, а свет заходящего солнца будет играть на его лице. Каждый раз меня кто-то отрывал от раздумий, но после я почти сразу же возвращался в свой пока что воображаемый мир, в ближайшее время собирающийся превратиться в реальность. Закрытие выставки, вы не шутите? Неужто я дождался этого момента? Залы быстро опустели, но около двух десятков посетителей продолжали скитаться по почти опустевшему помещению, усиленно стараясь посмотреть побольше картин. Когда последние ценители искусства переступили порог и наконец-таки покинули двадцать минут как закрывшуюся выставку, я вышел – нет, выбежал – сразу за ними, а все попытки художников остановить меня с треском провалились. Чёрт возьми, Гарри уже, наверное, ждёт меня на пляже, а там я в лучшем случае окажусь минут через двадцать. Быстро – настолько, насколько мой организм позволил мне – я добрался до дома, а оттуда побежал на пляж. Полупустой рюкзак неприятно стучит по спине, а наушники норовят вывалиться из ушей и отправиться в увлекательный путь по серому асфальту. Уже без десяти семь, а я, уставший и выдохшийся, только оказываюсь около пляжа. Замедляю шаг и стараюсь отдышаться, дабы унять неприятную колющую боль в правом боку. Жара, уже месяц стоящая в Нью-Йорке, не способствует ускорению процесса, нужно признать. Когда я ступаю на мелкий желтоватый песок, замечаю Гарри на пляже. Не удивительно, ведь встреча была назначена как минимум на полчаса раньше. Кудрявый без обуви, – это сразу бросилось в глаза – чёрные брюки подвёрнуты, белая хлопковая рубашка развивается на ветру. Он не замечает меня, устремив взгляд далеко за горизонт. Я, пользуясь этим, тихо, приподнявшись на носочки, подхожу к нему и обнимаю сзади. Гарри вздрагивает, но, моментально узнав обладателя рук, лёгших ему на талию, улыбается. Я утыкаюсь носом ему в шею, вызвав тихий смешок. - Ну, что, где ты хочешь, чтобы я нарисовал тебя, моё вдохновение? - Я стараюсь заглянуть в глаза парня, скрытые под линзами тёмных очков, до сих пор стоя у него за спиной. Он усмехается, отвернувшись от меня к морю. - Теперь моя очередь делать сюрпризы. Пойдём, - он взял меня за руку, а мне пришлось выпустить его из объятий. Я полностью доверяю ему и, если понадобится, пойду за ним, кажется, к краю земли. Держась за руки, мы шли по кромке воды, не проронив ни слова. Волны намочили мне кеды, и теперь на них останутся соляные разводы и маленькие песчинки, прилипшие к мокрой ткани и резиновой подошве. Я перевёл взгляд на Гарри, его точёный, немного строгий, профиль, чуть приподнятые уголки губ и прищуренные от солнца и ветра глаза, скрытые под очками. Он не замечает, как я пялюсь на него, витая в своих мыслях. По сути дела, я должен наслаждаться этим прекрасным моментом, который я провожу с любимым человеком, но шило, кажется, с самого рождения глубоко засевшее у меня в заднице, элементарно не даёт мне покоя: - Гарри, а куда мы идём? – с каким-то неподдельным интересом, что бывает только у детей, спросил я. - Увидишь, - улыбнувшись шире и переместив руку мне на талию, ответил кудрявый. Значит, моё любопытство не будет удовлетворено. Но, надеюсь, место, куда мы идём, находится чуть ближе края света, ибо у меня просто не хватит терпения быть в неведении столько времени. Гарри идёт медленно, как будто дразня меня. Он же прекрасно знает, что мне просто не терпится узнать, о каком сюрпризе он толковал несколько минут назад. Когда мы дошли до края пляжа и стали подниматься по ступенькам к дому на скалах, я решил ещё раз попытаться разведать у Гарри о пункте назначения. Тот, как будто предугадав мои действия, приложил палец мне к губам и прошептал: «Не говори ничего, просто следуй за мной». И вот теперь мне на самом деле стало интересно. Соседний пляж? Слишком банально, но… А куда ещё мы можем идти? Когда Гарри подошёл к двери дома и начал судорожно рыться в карманах узких джинсов, я, мягко говоря, его не понял. Приподняв одну бровь, я подошёл ближе к кудрявому, который уже успел два раза повернуть ключ в замке. Раньше, чем я успел что-то сказать, он толкнул парадную дверь и она, едва слышно скрипнув, отворилась, демонстрируя просторный холл. Парень прошёл внутрь, приглашая меня жестом руки, а я ещё пару секунд был в оцепенении. - Гарри… Эм, где… Как ты раздобыл ключи? – я ступил за порог, осматриваясь. - В смысле – как? – кудрявый рассмеялся. – Я живу здесь. Я, вроде как, и хотел ответить что-то, но слова застряли в горле. - Но… почему ты раньше не сказал? – выдавил из себя я, хотя дышать от удивления до сих пор было трудно. - Всему своё время, Лу. Пойдём, - Гарри открыл дверь, что оказалась по правую руку от него, вошёл в комнату, а я поспешил за ним. Через секунду я оказался в небольшой, но очень уютной комнате, единственное окно которой выходило на соседний пляж. Вид на самом деле завораживает, но Гарри отвлёк меня от его лицезрения: - Подожди меня здесь. Я тебя позову, когда буду готов, хорошо? – парень протянул мне чашку чая, а я, схватив её, немного обжёгся и чуть не выронил её. Гарри удалился из комнаты и, судя по глухому стуку о дерево, он пошёл на второй этаж. Эмоции переполняют меня, ведь побывать в этом доме было мечтой чуть ли не с первых дней пребывания в Америке. А сегодня оказалось, что мой парень – парень, о котором я всегда мечтал – живёт здесь. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Оставшись один, я, дуя на горячий чай, налитый в большую кружку, подошёл к окну. Через приоткрытую форточку в комнату врывается приятный ветерок с моря, беспокоя белые шторки. Прозрачный пар, поднявшийся над чашкой, сразу же улетучился, почувствовав холодное прикосновение воздуха. Почему-то я только сейчас задумался о том, где родители Гарри. Но, пожалуй, не буду заморачиваться об этом, ведь кудрявый знал, на что идёт, когда приглашал меня к себе (чёрт возьми, в голове до сих пор не укладывается мысль о том, что это его дом!). Я опёрся локтями о подоконник, попивая чуть остывший чаёк, когда сверху раздался голос Гарри. Отставив кружку, я с долей нерешительности вышел из комнаты. Прямо передо мной оказалась деревянная лестница с резными перилами, а голос моего парня явно раздался наверху. Чуть помедлив, я-таки ступил на первую ступеньку, дальше продолжая путь чуть увереннее. Когда я стоял на последней ступеньке, не зная, куда идти дальше, снова услышал голос кудрявого. Он раздавался из-за приоткрытой двери чуть позади меня. Резко развернувшись к ней, я вошёл в комнату. Сначала было немного не комфортно, потому что по сравнению с остальными помещениями в доме здесь было темновато. Но, когда глаза привыкли, стало ещё не комфортное: в большой комнате, оформленной под старину, стоит несколько небольших статуй, парочка совсем небольших фигурок, а к стенам, которые украшают несколько небольших картин, прижались массивные дубовые шкафы. Но всё же моё внимание приковал большой диван, стоящий прямо по центру. А точнее Гарри, сидящий на нём. Обнажённое тело парня было прикрыто лишь бордовой шёлковой тканью, которая лежала у него на коленях и ниспадала на пол. Парень, не поднимая глаз, неуверенно мял её край, и его коленки едва заметно дрожали. - Гарри? – я прошёл вглубь комнаты, подойдя почти вплотную к дивану. - Ты обещал меня нарисовать так, как я захочу, - парень поднял на меня свои зелёные глаза. – Я хочу именно так. – После непродолжительного молчания со стороны обоих, Гарри кивнул на кресло позади меня, которое я и не заметил поначалу. Находясь ещё в неком шоке от увиденного и услышанного, я упал на кресло, удивившись мягкости его подушек. Трясущимися пальцами я расстегнул молнию на рюкзаке и, подавляя в себе желание поднять взгляд на Гарри, извлёк оттуда лист чистой бумаги и цветные карандаши. В этот раз у меня даже не возникло сомнений в том, чем будет выполнена работа. Образ готовой картины появился у меня перед глазами и почти сразу пропал, но я успел детально запомнить его и найти некий идеал для себя. Когда я встал с кресла, Гарри до сих пор сидел неподвижно глядя в пол. Когда я присел рядом с ним на корточки, в животе запорхали чёртовы бабочки, а щёки, кажется, покраснели. - Ты не против, если я укажу, какую позу лучше принять? – Я с надеждой посмотрел на парня, а тот лишь послушно кивнул, покраснев подобно мне. Я увлекаюсь живописью, так что придумать что-то для Гарри не составило для меня труда. Пока я указывал ему, как лучше сесть, куда положить руку или как наклонить голову, он нервно придерживал шёлковую ткань, дабы она прикрывала хоть какую-то часть тела. Я осторожно задал Гарри вопрос, когда закончил: - Ты уверен, что долго сможешь усидеть в такой позе? – я посмотрел на него из-под опущенных ресниц, стараясь рассмотреть эмоции на лице. Ничего больше кивка я не получил, а из всего набора чувств на лице Гарри читались лишь смущение и невероятная уверенность, из-за чего оно приобретало оттенок жёсткости. Но, знаете, это даже смотрится. Когда я отошёл к креслу и окинул взглядом кудрявого шатена, то у меня перехватило дух. Нет, это не устойчивое выражение – мне на самом деле показалось, что у меня вырезали лёгкие, и я не мог дышать. Слишком идеальный. Слишком идеальное сочетание его татуировок и отголосков живописи; кудрявая прядь, полностью закрывающая один глаз, и складки тёмной ткани, скрывшие под собой часть его тела; сосредоточенный, устремлённый вниз взгляд и прекрасный профиль. Набрав в лёгкие побольше воздуха и облизнув внезапно обсохшие губы, я принялся рисовать. Около часа Гарри сидел именно так, как я сказал, – одна нога свешана с дивана, другая согнута в колене, на котором лежит его рука, кисть расслаблена, а голова чуть наклонена вперёд; на спине выступают позвонки, создавая особую привлекательность – но потом резко повернул голову, смотря на меня каким-то затуманенным взглядом: - Иди ко мне, Лу, - чуть более хриплым, чем всегда, голосом сказал он. - Устал? – я присел рядом с ним и поцеловал в щёчку. - Не представляешь насколько… - Гарри, положив руку мне на шею, впился в мои губы. Чуть прикусил нижнюю и сразу же провёл по ней языком. Невесомо, так же, как и в первый раз, там, на пляже. Я чуть разомкнул губы, чем сразу же воспользовался кудрявый. Когда он оторвался от меня, я открыл глаза и нервно заглотил воздух в лёгкие, которого катастрофически не хватает после продолжительного поцелуя. Ещё никогда Гарри не был таким напористым: мы часто целовались, но такой неприкрытой ничем страсти между нами ещё не было. Я почувствовал, как в груди сильнее забилось сердце, когда почувствовал сбивчивое дыхание у себя на губах. Гарри прислонился свои лбом к моему, запустил руку в волосы на затылке и тихо прошептал: - Не представляешь, как я устал ждать того момента, когда смогу почувствовать тебя в себе. – Он снова впился в мои губы, а до моего мозга, в котором, кажется, замедлили ход все мысли, никак не могла дойти вся суть того, что только что он сказал. Это слишком хорошо, чтобы быть реальностью. Хотя, в последнее время я слишком часто повторяю эти слова, да? Гарри лёг на спину, не отрываясь от моих губ, а я забрался на диван, нависая над ним. Решив взять инициативу на себя, я поцеловал парня в уголок губ, плавно переходя сначала на мочку уха, а потом на шею. Едва касаясь, я провёл языком за ухом Гарри, вырвав нервный вдох. Я заглянул в его глаза, радужка которых стала, кажется, ещё ярче, как будто спрашивая у него разрешения. Гарри едва заметно кивнул, а я, продолжая смотреть ему в глаза, провёл рукой по груди, спускаясь ниже. Когда кончиками пальцев я почувствовал прохладную шёлковую ткань, чуть замялся. Сейчас или никогда, Лу. Остановившись на первом варианте, я сжал гладкую ткань в кулаке, а в следующий момент сбросил её на пол. Теперь Гарри лежал подо мной абсолютно голым, а его тело покрылось мурашками. Я наклонился к груди Гарри, почувствовав животом его эрекцию, поцеловал его татуировки: сначала ласточку, красующуюся на правой ключице, потом – на левой. Наклонившись чуть ниже, провёл языком по большой татуировке-бабочке на животе, которую, кстати, увидел только сегодня. Не опуская глаз, я обхватил рукой возбуждённую плоть Гарри, из-за чего он зашипел и чуть подался бёдрами вверх. Набравшись смелости, я опустился ещё ниже – так, чтобы член Гарри оказался на уровне моего лица. Облизнув губы, я провёл вверх-вниз по стволу, готовясь принять в себя головку, но кудрявый не дал мне сделать этого. - Даже не думай, - он притянул меня к себе за голову, сразу же поцеловав и приняв сидячее положение. Получилось, что я сижу на коленях между его раздвинутых ног. Всё именно так, как и должно быть, но тот факт, что одежда до сих пор на мне, немного затормаживает процесс. Пока я стягивал с себя футболку, Гарри возился с ширинкой на брюках, которая ни под каким предлогом не хотела поддаваться. Убрав его дрожащие пальцы, я сам расправился с молнией, а затем стянул с себя штаны, скинув их на пол. Наклонившись к Гарри, я запечатлел на его губах нежный и невесомый поцелуй, а его руку, обхватив у запястья, направил в боксеры. Проведя по напряжённому треугольнику мышц внизу живота, кудрявый проник тонкими пальцами под резинку моих боксеров и провёл ими по всей длине члена. Прикосновение холодных пальцев отдалось ещё большей тяжестью внизу живота. Гарри с моей помощью стянул с меня боксеры, отбросив их за диван. Я наклонился к его шее, несильно покусывая нежную кожу на ней. - Ты точно хочешь этого? – я прикусил мочку его уха. - Да. Сделай это. – Его голос был решительным, но всё равно подрагивал от сильного возбуждения. Раздвинув ноги Гарри и придвинувшись ещё ближе, я дал ему облизать три пальца. Парень послушно заглотил их, обильно смочив слюной. Первый палец прошёл в него без проблем. За ним последовал второй, и я начал разводить пальцы в стороны, растягивая тугое колечко мышц. Когда я добавил третий палец, парень поморщился от боли, но не издал ни звука. Выражение его лица изменилось, когда мне удалось задеть простату. Его рот приоткрылся, а из него вырвался первый приглушённый стон. Из-за него у меня снесло крышу, а остатки рассудка улетучились. Ещё пару раз надавив подушечками пальцев на бугорок простаты, я вытащил пальцы из растянутого, чуть покрасневшего, прохода Гарри. Закинув его ноги себе на талию, я пододвинулся чуть ближе к нему, прижавшись бедрами к его паху. - Готов? – тяжело дыша, спросил я. Гарри кивнул, а капелька пота скатилась по его лбу. Щёки раскраснелись, губы приоткрылись, а взгляд был прикован к моему члену, сочащуюся смазкой головку которого я уже приставил к проходу парня. Подавшись вперёд бёдрами, я вошёл в Гарри только головкой. Дав немного привыкнуть к ощущениям, – пожалуй, не самым приятным – я наклонился к нему, поцеловав в губы, и вошёл дальше. Поцелуй заглушил стон обоих, когда я медленно вошёл по самое основание. Тело Гарри мелко дрожало, дыхание совсем сбилось, чёлка прилипла ко лбу, чуть прикрывая правый глаз. Проведя рукой по его щеке, я вышел и вошёл вновь, зарычав от нахлынувших чувств. Переместив руки на бока кудрявого, я начал входить в его податливое тело быстрее, не забывая оставлять поцелуи на губах. В перерывах между громкими стонами Гарри отвечал на них, иногда подаваясь бёдрами мне навстречу. Когда, кажется, конец был совсем близок, Гарри потянулся к своему налившемуся члену, на котором выступили венки, а натуральная смазка стекала по стволу. Я успел опередить его и сжать в кольцо из указательного и большого пальца его орган у самого основания, вырвав скорее крик, чем стон. Чуть подождав, начал энергично двигать рукой по возбуждённой плоти парня, заставляя закрыть глаза и полностью отдаться нахлынувшим эмоциям. Через пару минут он кончил, обрызгав вязкой горячей жидкостью свой живот. Войдя по самое основание, я излился глубоко в Гарри. Руки предательски дрожат, и я, напрочь лишённый сил, падаю на грудь парня, тяжело дыша. Он запускает руку мне в волосы, путая их. Чуть отдышавшись, я целую кудрявого в левую ключицу и, подняв на него глаза, спрашиваю: - Тебе понравилось? – Смотря сейчас на него, – абсолютно невинного, растрёпанного, немного покрасневшего – я не понимаю, как минуту назад мы могли вытворять что-то немыслимое, лёжа на узком диване. - Ты был великолепен, - наклонившись, Гарри целует меня в висок. Засыпая на его плече, я подумал о том, что ведь до Гарри я не встречал никого, с кем бы хотел провести всю оставшуюся жизнь. Кудрявый на самом деле достоин этого, потому что нет на свете человека, способного заменить его, дать мне испытать те же эмоции, что я испытываю рядом со своим парнем. Он идеален. Он стал для меня музой, вдохновением, что никогда не иссякает. Главная задача музы – сделать мир вокруг себя счастливее, и я считаю, что Гарри это удалось. Один раз я впустил его в своё сердце и ещё ни разу не пожалел об этом.