Когда меня ты позовешь

С наступлением лета 1937 года приготовления к свадьбе Жюли и Алексея почти завершились. Окончательно праздник был назначен на сентябрь – мягкий, теплый, парижский сентябрь. А пока особенное внимание уделили свадебному платью Жюли. Женщина хотела простое, удобное и свободное платье, в котором бы чувствовала себя максимально комфортно. Несмотря на то, что все ее мысли занимали свадебные хлопоты и работа, все же она не могла отделаться от одного навязчивого эпизода, и вот какого: в прошлом месяце она узнала, что Дмитрий Павлович официально развелся с Одри Эмери и теперь, если верить слухам жил в Париже в каком – то отеле. В первых числах июля Жюли с тётушкой Женевьев и Мелани посетили довольно много свадебных салонов, остановив свой выбор на одном из таких под названием «Oclara» на улице Сен-Маур. Собственно, там они и присмотрели понравившуюся им модель платья. Это было закрытое, узкое платье в пол, с длинным шлейфом. Но Жюли все равно колебалась. Ей вроде и нравилось, но она хотела еще посмотреть все варианты, и они в очередной раз вышли из салона, так ничего и не купив. Уже возвращаясь домой и обсуждая платья, они вышли на улицу Монтань. Солнце ужасно жарило, и во всем этом безумии толпы, которая еле продвигалась, Жюли показалось, что она видит знакомую ей женщину. Женщина тоже обратила на Д'Эпинье внимание и вглядываясь в ее лицо, не спеша подошла к ней. Немолодая, но еще очень красивая, немного полноватая, она не походила на парижанку, в ней было что – то особенное, другое. Тёмно-красный берет покрывал ее каштановые волосы, а струящееся платье до колен колыхалось, как только она делала шаги. И тут Жюли поняла, что же было в ней другое. Да, несомненно, она узнала эту женщину — сестру Дмитрия Павловича! Вопреки всему Жюли действительно было приятно видеть сестру Дмитрия Павловича, ведь, несмотря на разрыв с князем, отношения между Марией Павловной и Жюли оставались приятельскими. Тётушка Женевьев, никогда не знавшая великую княгиню лично, имела честь с ней познакомиться, и вскоре между собеседницами завязался активный разговор. Мария Павловна рассказала, что недавно вернулась из Америки, получив гражданство Швеции, а также предложила подвезти женщин к их дому на своем автомобиле. Когда автомобиль великой княгини остановился на улице Риволи, Романова попросила Жюли ненадолго остаться. - Я приехала в Париж, чтобы увидеться с братом, - сказала Мария Павловна. – До меня дошли сведения, что Дмитрий после развода стал неуправляемым, потерял покой и сейчас пребывает в депрессии. Получив письмо от великой княгини Ксении Александровны о брате, я ни минуты не сомневалась, что ему нужна помощь. С этими словами княгиня вынула листок бумаги из сумки и протянула Жюли, которая внимательно ее слушала. «Милая Мариша! То, что я скажу — невероятно расстроит тебя. Но то, что Дмитрий Павлович пьёт, то это факт всем известный, и отсюда вся его невменяемость! Он совершенно сбит с толка, и представляет из себя нечто непонятное и, к сожалению, зловредное! Я думаю, что он и сам не мог бы объяснить, куда его клонит, чего он добивается и чего хочет, если бы его только прижать к стенке! Как видишь, твое присутствие просто необходимо, т. к. он совсем один, рядом с ним нет никого, кто мог бы ему помочь. Ксения» - Утром я была в «Рице», где он сейчас живет и то, что я увидела, глубоко поразило меня. Он очень несчастен, - продолжила Мария Павловна. - Чем я могу ему помочь? – спросила Жюли. - Ты единственная, кто у него остался. Он часто вспоминает и говорит о тебе. - Нет, - резко заявила Жюли. – Нет, я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я выхожу замуж, и я ничего не хочу про него знать! У меня самые теплые чувства к тебе, но думаю, что без меня ему будет лучше. Обязательно найдется такой человек, который поможет ему, но этим человеком буду не я. В груди заиграли смешанные чувства, но Жюли решила остаться беспристрастной до конца. Она снова натянула на себя маску безразличия, и все свои чувства запрятала глубоко в душе. Ей думалось, что она снова сможет уйти от того, что чувствует на самом деле и попыталась забыться в вихре свадебных приготовлений. Наступил август. Жюли утонула в нескончаемой рутине повседневной работы в магазине с Алексеем, а тот уже выбирал место для их дальнейшего медового месяца. И все было бы как прежде, как и должно быть, если бы не душевная тревога Жюли, которая увеличивалась с каждым днем. Тревога за… Дмитрия Павловича. Да, Жюли старательно убирала эту тревогу прочь, она поклялась себе никогда больше не думать о великом князе и все же ничего не могла с собой поделать. Она любила его, он был отцом двоих ее детей, и слышать то, что он где – то одиноко страдает было для нее невыносимо. Женщина решила, что должна увидеть его, но кроме того, что он живет в «Рице» она ничего более не знала, а кого-либо спрашивать она тоже не хотела. Через несколько дней, решительно настроенная, она отправилась в «Риц». Отель располагался на Вандомской площади и представлял собою огромное архитектурное здание в стиле барокко, являясь пятизвездночным фешенебельным отелем. У входа женщину встретила миниатюрная брюнетка, отвечающая за службу ресепшена. - Добрый день, мадам. Желаете забронировать номер? - улыбаясь, спросила она. - Добрый день, я пришла к одному человеку, который сейчас живет в вашем отеле. - Могу ли я узнать его имя, регистрационную карту, номер, в котором он живет? - Его зовут Дмитрием, - сказала Жюли. – Дмитрий Романов. - Номер нашего клиента пятьдесят три, мадам. Поднимайтесь по лестнице на третий этаж. - Благодарю, - ответила Жюли. Д'Эпинье не знала, захочет ли с ней говорить Дмитрий, а потому уже мысленно приготовилась к отказу. Оказавшись перед красиво гравированной дверью, посреди которой вырисовывался номер пятьдесят три, она легонько постучала. Тишина. Жюли постучала еще, но с большей силой. И снова тишина. Неужели он не хочет открывать дверь? А может, он знает, что это она? Или с ним что – то случилось? А если и случилось, то в этом виновата она! «Нет, не виновата…» - подумала женщина и стала спускаться вниз по лестнице. Через месяц у нее свадьба, а она думает совсем не об этом! И упрекая себя в своей слабости, ускорив шаг, Жюли буквально перепрыгивала через ступеньки. Уже находясь на втором этаже, она заметила мужчину, поднимавшегося по ступенькам. В ее жилах застыла кровь и вся обомлевшая, она воззрилась на него. Это был Дмитрий. В серо-черном пиджаке, в белых штанах и туфлях, в руках он держал небольшую стопку бумаг. Его лицо сильно постарело, а все черты выражали хроническую печаль и особенно глаза, с опущенными вниз уголками. И прежде чем великий князь что – то произнес, Жюли сказала: - Здравствуй Дмитрий. Я пришла к тебе. - Ко мне? - он удивился. - Мы можем поговорить где – то, где тебе будет удобно? - в этот раз Жюли совсем не испытывала страха и говорила уверенно, сама не ожидая этого от себя. - Да, пойдем в мой номер, - ответил он. Открыв дверь и войдя в номер великого князя, Жюли отметила красивое убранство и хорошее расположение комнаты, в которой он проживал. Светлая, приятная на ощупь и для глаз мебель, просторная, но не громадная комната. В ней было все – что нужно для покоя и отдыха человека. Но прежде чем она вошла и осмотрела все это, женщина заметила подавленность великого князя. Он был чем – то озабочен, и это что – то явно не было связано с ней. - Я думала о тебе и очень волновалась, узнав, что ты испытываешь трудности, - начала Жюли. – Я недавно видела твою сестру. - Это она тебе все рассказала? – фыркнул Дмитрий. А затем, его лицо вдруг изменилось: исчезла надменность и гордость, мрачность и тучность, и Жюли узнала того, прежнего Дмитрия, которого видела в последний раз в Бомениле. Он пристально посмотрел на нее, и Д'Эпинье даже показалось, что чуть улыбнулся. - Смотрю я на будущее довольно мрачно, это, правда, и если бы не твердая вера в милость божию, в то, что всему бывает конец, что должны еще настать лучшие дни, — я давно, пожалуй, упал бы духом! Но вот ты здесь, и стало лучше… ты уже вышла замуж? Неожиданно для себя Дмитрий Павлович разоткровенничался. - Впрочем, какие лучшие дни? Они уже давно прошли! - воскликнул он и притих. - Я так не считаю, - с волнением в голосе выговорила Жюли и опустилась рядом с князем на корточки. Ее горячая рука коснулась его рук, таких холодных и застывших, и, сжав их своими пальцами, она посмотрела ему в глаза. Как же в этот момент она хотела быть ему нужной! Более она ни о чем не думала, все события, которые должны были с ней произойти в будущем, потеряли для нее смысл. - Разве можно теперь уж все изменить? Прощать поздно, а просить незачем, - грустно сказал Дмитрий. Затем его лицо приобрело более строгий вид, и, подойдя к окну, откуда виднелся прелестный вид на солнечный Париж, он проговорил: - Зачем ты пришла? - Чтобы быть рядом. Ты не прав, говоря, что прощать поздно, ведь ты сам знаешь, что я давно простила тебя Дмитрий, - выговорила Д'Эпинье тихонько вытирая свои слезы. - Как же я могу не любить тебя? Люблю, всем сердцем люблю! В конце концов, она не имела больше сил сопротивляться самой себе. Впервые за столько лет Жюли сказала то, чего хотела на самом деле. Однако удовольствие от своих собственных слов быстро прошло, и она с ужасом осознала, что только что сделала! Но отступать было некуда, и Д'Эпинье уже приготовилась к краху всего… Дмитрий Павлович подошел к ней и заключил ее в свои объятия, а она, обняв его за плечи, затрепетав, продолжала неслышно плакать. Найдя такие желанные губы друг друга, они утонули в поцелуях. - Но что же скажет твой муж? – целуя Жюли, вопрошал великий князь. - Он мне не муж… никакой свадьбы не будет! – воскликнула Жюли, - я сегодня же разорву помолвку… И забыв о том, что дома ее ждут дети и тётушка Женевьев, о том, что Алексей уже заволновался, о том, что сегодня они должны были поехать осматривать свадебное помещение, она со всей присущей ей горячностью и страстью целовала Дмитрия. Как же она тосковала по его нежным и заботливым рукам, по касаниям его пальцев, от которых у Жюли летали бабочки в животе, по родным глазам и губам… - Моя Жюли, - нежно касаясь лица женщины, Романов убирал ее растрепавшиеся волосы. - Моя Жюли, - повторил он, - ты станешь моей женой?