Доказательство превосходства

**** – Эй. За окном начинает светлеть. – Эй. Липкий живот, липкая рука, липкие мысли. – Э- Вздох. – … И сколько ты ещё собираешься там сидеть? Нам скоро на работу. Уткнувшаяся в собственные колени фигура в углу напрягается сильнее – под мехом на предплечье приходят в движение мышцы, словно змеи, решившие вдруг переплестись теснее. Но через мгновение каменная статуя Шинву снова сливается с обстановкой. А небо разгорается всё ярче, будто и не небо вовсе, а кусок неровного сырого железа, брошенный в плавильную печь. – Мне бы одеться… – наконец-то доносится тихое из тёмного угла. Шизуо, тоже остававшийся до сих пор на полу, не выражает никаких особенных чувств по этому поводу – а то ведь так и спугнуть можно – просто кивает. И кивок этот не остаётся незамеченным, из-под пепельной чёлки доносится продолжение: – И телефон… мне нужен мой телефон. – Могу сходить, – предлагает Шизуо. – Где ты оставил вещи? Мохнатые плечи чуть приподнимаются, но никакого другого ответа он не получает. – Не помнишь? Неожиданно гость вскидывает голову и громко втягивает в себя воздух. И начинает неуклюже подниматься на ноги, прикрывая рукой причинное место. – Если вы дадите мне какие-нибудь штаны… Он не смотрит на Шизуо. Взгляд мохнатика скользит по полу, кровати, стенам, тщательно огибая пространство вокруг своего напарника метра на полтора. А у Шизуо появляется очередное странное желание: погладить оборотня по голове и убедиться, действительно ли его шерсть такая же колючая на ощупь, как и на вид? И всерьёз задумавшись на этот счёт, Шизуо уже упирается рукой в пол, чтобы помочь себе встать… а комната берёт и подскакивает. Целиком. «Опять?!» А ведь ему казалось, что жар прошёл вместе со слабостью и головокружением. – Эм, Шинву, скажи… ты ядовитый или что? Заставив тело всё-таки подняться на ноги, Шизуо позволяет себе задержаться и постоять немного на месте, наслаждаясь проплывающими мимо стенами. И вдруг замечает широко распахнутые глаза стального оттенка. Он и не думал, что глаза корейца способны стать такого размера, хотя цвет для азиата тоже необычный… Но насладиться зрелищем не получается: приоткрытые губы Шинву плотно сжимаются, а веки опускаются, оставляя лишь две узкие щёлочки. – Извините, – пролетает по качающейся комнате еле слышно. – Да ладно, ты сейчас полижешь – и всё пройдёт, верно? «О!» Редкое зрелище возвращается, только теперь над вновь ставшими огромными глазами ещё и брови встают домиком. Похоже, лицо корейца удивительно выразительно лишь в лунные ночи. Хотя нет, уже утро… но он всё ещё покрыт шерстью… только странно не весь: лишь спина, внешняя сторона рук и почти полностью ноги – то есть там, где у обычных людей наиболее грубая кожа. – Наверное… придётся… А вот там, где кожа нежнее, Шинву прямо сейчас заливается краской. Сначала стремительно розовеет шея, потом смущение распространяется на лицо, грудь, низ живота… И теперь уже Шизуо не знает, куда деть глаза. Поднимает взгляд выше. – А вообще, может оно само пройдёт, а? В ответ оборотень мотает головой, прижимая подбородок к груди и косится на окно. – Лучше не рисковать. – А других способов нет? – Не… Не знаю. – Ну тогда лижи, раз расцарапал. – Простите… – Ага. – … за всё… – Гм… Чувствуя, что начинает потеть всё сильнее и не только из-за новых ран, Шизуо в два шага добирается до кровати и падает на неё, пачкая простынь и подушку кровью – впрочем, им и так уже прилично досталось. Шагов он не слышит, но приближение оборотня ощущается, будто к боку подносят грелку. Или как жар растопленного камина вдалеке. – Вы… меня не боитесь, семпай? – А чего мне тебя бояться? – Ну вдруг я… опять… – Так вот значит, чем вы, оборотни, в полнолуние занимаетесь? Обманом пробираетесь к одиноким мужчинам и пытаетесь изнасиловать их? – Нет! Это не то, что вы подумали! Столь энергичное возражение вызывает смешок. Шизуо оборачивается через плечо, но тут же прикусывает губу – снова эта боль, не идущая в сравнение ни с чем подобным. Словно колючая проволока вросла в плоть, но что-то заставляет её дёргается туда-сюда. А ведь он никогда не отличался особой чувствительностью… – Шучу, – всё-таки произносит Шизуо. «Это было нечто вроде попытки продемонстрировать своё превосходство, не так ли?» В комнате вновь повисает тишина. Оборотень продолжает неподвижно стоять около кровати. Шизуо молчит, уткнувшись обратно в подушку. Проходит минута. Потом две. А через три, когда сознание уже начинает растворяться в топком омуте липкого забытья, матрас проминается под весом ещё одного тела. Сначала с одной стороны от Шизуо, потом немного с другой, а исходящая жаром грелка повисает над спиной. Прикосновение к ране проясняет сознание: боль в плече устремляется к влажному и обжигающему языку – теперь колючая проволока в ране уже не просто дёргается, нет, её медленно, но настойчиво вытягивают в одном направлении. – А что будет, если… не зализать? – спрашивает Шизуо, пытаясь отвлечься. Видимо жар как-то повредил его мозг, потому что лишь раздавшееся у самого уха мычание напоминает: рот у оборотня занят. Но Шинву всё-таки прерывает монотонные движения и отвечает быстро: – Скорее всего, умерли бы. И вновь кончик его языка касается кожи, прижимается, охватывая большую площадь и тревожа кровавые лохмотья, в которые превратилось плечо. Но краем глаза наблюдая за прикрытыми глазами напарника, чувствуя, как ухо щекочут его волосы, а собственная спина при каждом движении едва ли не соприкасается с исходящей жаром кожей, Шизуо начинает ощущать беспокойство. Всё-таки он успел слегка испугаться, когда огромный пёс решил избавить его от трусов… а ведь от них мало что осталось… и он лежит сейчас на животе, сверкая задом… а сверху нависает другой мужчина. Правда, тот сидит на кровати, а над Шизуо лишь верхняя половина его тела – но как-то это… неправильно. Вот если бы наоборот… – Жаль. Я думал, стану как ты – возбуждаться при свете полной луны. Язык прижимается к ране сильнее, а видимый Шизуо глаз открывается шире. И этот косой взгляд заставляет его пожалеть о сказанном. Потому что память вдруг подбрасывает совсем недавно увиденное. А именно извивающееся от желания и удовольствия обнажённое тело напарника, от стыда закрывающего лицо, но продолжающего настойчиво онанировать чужой рукой. Интересно, когда он пришёл в себя? Когда его звериные глаза вернули себе серебряный свет? Движения языка прекращаются неожиданно. Оборотень отстраняется и зачем-то соскальзывает на пол у изголовья кровати. Его ладонь ныряет под подушку и находит там пальцы Шизуо, и вытягивает его руку под насыщенно-оранжевый утренний свет. А потом… влажный язык вдруг проходится между костяшек указательного и среднего пальца, и почти до запястья. – … Нет, Шизуо просто не может сейчас признаться, что рука у него не болит совершенно. Может когти оборотня и оставили на тыльной стороне ладони несколько царапин, но он даже не чувствует их. Зато это прикосновение… заставляет напрячься его нервы. На грани щекотки, но пронзительно чёткое, проникнувшее в кости… Разгулявшееся воображение живо подкидывает образ Шинву, склонившегося над его животом, и ведущего мокрую дорожку ниже, к паху… и стоит только позволить этому образу задержаться, как лежать на животе становится действительно неудобно. Слишком грубые у него простыни для чувствительной головки возбуждённого члена. И если Шинву продолжит… – Кхм. Это… вроде, достаточно? Мне уже… лучше. Подняв голову, но всё ещё держа руку Шизуо в своей, словно он какая-то барышня, оборотень вопросительно и тревожно всматривается в его глаза. – Точно? – спрашивает хрипло. А воображение Шизуо дополняет реальность новыми подробностями: в них у его напарника широко разведены ноги, пальцы обхватили и удерживают потяжелевшие яйца, приподнимая и открывая взгляду отверстие ниже… а вопрос полностью звучит как: «Вы точно хотите меня?» – Ага. Голова распухла и готовится лопнуть. Горло вконец пересохло. Приподнявшись на локтях, Шизуо дотягивается до графина с водой, оставленного на столе Кишитани Шинрой, и принимается жадно пить, краем глаза замечая, что оборотень встаёт с колен, не прекращая пристально глядеть на него. – Поищи одежду в шкафу, ок? - отрывается Шизуо от края графина. Шинву кивает, но не двигается с места. – Точно всё нормально? Шизуо моргает – он уже вернулся к питью. Но вода кончается неожиданно быстро. И остаётся только вновь улечься на живот, наблюдая, как серебряная шерсть осыпается с напарника, застывшего перед открытыми дверцами шкафа. С вешалок на него смотрят пара десятков одинаковых форм бармена – вообще-то их у Шизуо была ровно тысяча, но сейчас осталось лишь чуть больше сотни: остальные ниже, в коробках. – Удобно, – наконец делает вывод оборотень. – И стирать не надо. Шизуо не отвечает. Это особая тема, которой он предпочитает не касаться в разговорах. А Шинву и правда надевает только брюки. Прежде чем выйти из комнаты, он бросает на Шизуо ещё один встревоженный взгляд: – Иди уже… – отмахивается тот. – Кстати, куда ты собрался? – На крышу. Вроде бы там штаны ещё были на мне. – Ну ок, только это… не убегай, возвращайся. На работу вместе пойдём. С задержкой, но напарник, уже полностью превратившийся в человека, кивает. И Шизуо наконец-то остаётся один. Наедине со своим стояком, странным онемением в мышцах и звенящей пустотой в голове.