Доказательство превосходства

**** Бар закрыт. Но рядом вертится какой-то слизняк, от него пахнет Мунакатой и Ятой – и только это имеет значение. Теперь. Когда мир окутан плотным пологом запахов и звуков. Приспособиться к ним оказалось несложно, но в первый момент, выскочив на улицу, Микото замер, парализованный, оглушённый, не способный осознать, что именно чувствует и слышит. Но это чем-то похожее на ЛСД-приход ощущение рассеялось быстрее, чем наркотическое состояние. Разве что воспринимать размеры окружающего мира всё ещё непривычно – словно снова стал ребёнком: земля слишком близко, машины огромны, а чтобы посмотреть в глаза человеку, приходится задирать голову… Но в тело вернулась уже позабытая сила, лапы легко отмеряют километры по многочисленным переулкам, чуткий слух помогает избегать нежелательных встреч, а тот, за кем он следит, даже понятия не имеет о хвосте. На слизняке отчётливый запах. А значит нет смысла заставлять его говорить, а просто бежать, бежать следом… Двухэтажное здание. С вывеской интернет-клуба. «Значит, здесь?» Укрылись. Хорошо. Но не слишком-то безопасно. Вот тёмная щель за вонючими баками с мусором: неприятное место, но обзор неплох. Сердце бьётся ровно и сильно, мысли в голове чёткие, ясные, как разделительные линии на автостраде. Язык двигается лениво, зализывая не зажившие раны. Минуты сменяют часы, солнце садится, а никого подозрительного возле клуба не появляется. «Ладно, сойдёт за укрытие. Оставайтесь здесь и дальше, ребята…» Начинается дождь. Заливает баки, струится к канавам. Интересно, как там в больнице? Ранее Микото проследил за большой белой машиной скорой, заодно разобравшись, где находится сам и как попасть к «Хомре». Так что знает, где искать извращенца. И хотя судьба этого иностранца волнует его не особо, но поблагодарить за залеченное пулевое ранение нужно. Хорошенько поблагодарить. Но в здание больницы так просто не попасть – большие входные двери ярко освещены, за ними огромный пустой холл, однако никто не входит и не выходит… Но вот на стоянку въезжает авто, двое выходят и направляются… в тёмный провал за углом. «О, да тут дверь.» Лапа скребёт по порогу. Пока мозг не вспоминает, что там, выше, есть ручка, и что достаточно просто встать на задние лапы и навалиться на неё. Двое поднимаются на несколько этажей выше. На одном – остаточный запах. Знакомый. Так же пах тот серый волк, когда был в человеческой форме. Запах оборотней отличается от запаха людей – есть в нём особые мускусные нотки. Или это отличие только конкретного оборотня? Этаж за этажом. Голоса. Скрип лифта. На одной из площадок Микото останавливается, выше задирая морду. Клыки обнажаются сами. «Так вот где ты спрятался?» Едва не пропустил. Этот иностранец всегда пах сильнее лекарствами, чем чем-либо ещё. Словно специально маскируя свой собственный запах. Но на этом этаже его особенно много. «Твоего бесстыдного-сладкого аромата.» Широкий коридор, огромные окна, свет фонарей и луны за стеклом, приоткрытая дверь… «Ты один. Ждёшь меня?» Дыхание ровное, но он не спит. Этот человек по имени Виктор. Его кровать у окна, свет падает неохотно на лицо с гладкой кожей, блестит на разметавшихся по подушке золотых волосах, прорисовывает чётче тени под краями расстёгнутой рубашки. Собственный облик уже кажется не столь удобным, как раньше. Лапы упираются в край кровати, но здесь нужны руки и ноги – мысль отзывается глубоко внутри кислым недовольством, шевелится тень за гранью сознания, и вместе с ней появляется зуд между лопаток. Кости хрустят. Растягиваются, выворачиваясь, сухожилия. Смещаются органы, словно воздушные шары в общей связке. Боли нет. Просто странно чувствовать собственное тело, как кусок пластилина, меняющего форму. Хотя больше смахивает на куклу-трансформер. Микото распрямляет спину. Закрывает глаза, прислушиваясь к себе – не вернулась ли до чёртиков надоевшая слабость, не кружится ли голова – но по жилам по-прежнему течёт сила. Кажется стоит взяться за вот этот вот прут в спинке кровати – и он сомнётся в кулаке… – Пожалуйста, не портите государственное имущество, Суо-сан. Голубые глаза серебрятся, на тонких бледных губах напряжённая полуулыбка – настолько же лживая, как и её владелец. – Рад, что вы смогли вернуть себе человеческую форму. Не желаете ли одеться? Попытка встать пресекается руками Микото. Навалившись на хрупкие плечи, окунаясь в испуг, заплескавшийся на дне светлых глаз, он не спеша наклоняется ниже. Касается лбом узкого бледного лба европейца, но не чувствует его дыхания. – Дышите, сенсей, дышите. Человек послушно делает первый вдох. А руки Микото перемещаются к тонкому горлу. Подушечки больших пальцев нежно нажимают на кадык… И вдруг человек выгибается, обнимает его и дотягивается до подбородка губами. – Разве ты не хочешь меня? – придушенный шёпот доносится из сдавленного горла. Замерев, Микото позволяет оставить на своей шее влажную дорожку. Позволяет рукам спуститься к бёдрам и паху. Позволяет коснуться уже наполнившегося кровью члена. Но его пальцы всё ещё играются с хрупким горлом. Глядят нежную кожу. Нащупывают под слабыми мышцами крупные канаты ярёмных вен и – потоньше – сонных артерий. А потом смещаются выше, надавливая на скулы, заставляя открыть рот. Микото разгибается, придавливает коленом край одеяла и проталкивает член под ровным рядом зубов. Надавливая головкой члена по нёбу, заставляя горло человека издать давящийся звук, а на длинных ресницах – выступить слёзы. – Да, я с самого начала знал… твой рот – это нечто, сенсей… Ногти вонзаются в кожу живота. Тупые, жалкие, бесполезные. Микото хмыкает. И позволяет человеку сделать вдох. За членом тянутся нити слюны. Шея и лицо Виктора раскраснелись, глаза блестят. И всё же этот лгунишка продолжает скрывать страх, но Микото чувствует его будоражащий запах. Запах добычи. – Разработай себя. – Конечно… Сейчас… Человек дышит тяжело. Кровать отзывается скрипом, когда тот выбирается из-под придавленного Микото одеяла. Когда встаёт на колени, когда спускает штаны. Покорный. Больше не смеющий указывать и угрожать. Жалкий. Но по-прежнему спесиво не отводящий взгляд. Облизывающий свои собственный пальцы с таким видом, словно это зрелище кого-то должно возбуждать. – Быстрее. Рука прячется за спиной. Плечо двигается. В глазах появляется мутная тень. Микото склоняется к покрывшемуся испариной лицу и проходится языком от нежной точки под мочкой уха до виска, оставляя широкий блестящий след и вызывая намёк на отвращение во взгляде. Любуется в течении десятка участившихся вдохов. И сжимает горло в ладонях, заставляя податься вперёд. Вторгается языком между распахнувшихся губ. Облизывает горячую полость рта, чувствует прикосновения ускользающего языка, но в конце ловит его, обвивает, втягивает в свой, сжимает зубами. Обжигается о резкий выдох. Отталкивает человека. Упавший обратно на кровать, Виктор замирает лишь на один краткий удар сердца, потом оглядывается через плечо. Не сдался. Ещё делает вид, что хочет этого сам. «Ну и ладно.» Всё ещё стоя одним коленом на кровати, Микото подтягивает зад Виктора к себе ближе, двумя пальцами направляет головку в раскрасневшееся отверстие, блестящее от слюны. И в два толчка входит по самые яйца. Человек комкает, прижимает подушку к животу, цепляется за прутья спинки кровати, мелко дрожит. Сладкий запах его становится терпким. Словно сорвали цветок, и из стебля засочились зелёные соки. А ещё Микото слышит стон. Он толкается вновь и вновь. Кровать скрепит и трясётся. А вместе с ней делает вид, что дрожит от наслаждения, человеческое тело. Спрятанная под подушкой рука двигается – видимо, по члену. «Он всё-таки хочет кончить?» Нагибаясь к влажной спине, задирая выше сбившуюся рубашку, проходясь языком по выступающим косточкам позвоночника, Микото добирается до спутанного облака волос, перебрасывает их на одно плечо, прижимаясь щекой к другому. – Зачем ты это делаешь? Поверь, мне нет дела до твоего притворства. Я хотел бы трахнуть тебя, даже не будь ты согласен. – Я… не… Резко отпрянув, схватившись за узкую лодыжку, легко развернув бледное тело к себе животом, Микото не отпускает его. Входит глубже и глубже, глядя на член, подпрыгивающий на мягком животе, на распахнувшиеся глаза, на хватающиеся за края кровати длинные пальцы. Но вот пальцы человека снова тянутся к неубедительно возбуждённому члену. Микото издаёт резкий рык – и дрогнувшая рука замирает. Бессильно падает на кровать. А во взгляде Виктора появляется злость. Честная, непритворная. И вдруг его мышцы внутри сжимаются с бешеной силой. Там становится теснее и горячей. – Мне нравится твоё упрямство, сенсей. – Подавись! Отпустив ногу, Микото падает сверху. Ловит напряжённый сосок и сжимает зубами. И наконец-то чувствует искреннюю дрожь, прошившую тело под ним. Его пальцы сжимаются на тонких запястьях. Язык слизывает пот. Добирается до неистово пульсирующей жилки на шее, а вылизав ей, спускается к углубившейся выемке ключицы. Сладкий запах наполняет лёгкие, кожа на спине и руках шелушится, выступает шерсть, вытягиваются клыки. И вгрызаются в натянутые мышцы. Болезненный стон отзывается в голове колокольным набатом. Уши закладывает. Мир сужается до тесного пространства между ног человека – трепещущего, содрогающегося от боли, но всё ещё упрямо продолжающего притворяться. Притворяться сильным. Микото закрывает глаза. Тело его деревенеет. Но когда сперма заканчивает изливаться в горячее нутро, кости наливаются тяжестью, а мышцы – довольством. Он лежит, придавливая человека к больничной постели, слушая успокаивающийся стук его сердца, чувствуя животом становящуюся всё мягче плоть и вспоминая, зачем же пришёл. – Т-ты… ты меня укусил? Запястья вырываются из ослабшей хватки. Руки упираются в плечи, пытаются оттолкнуть. – В качестве наказания. – Что? Приподняв голову, Микото упирается подбородком в сплетение костей. – Ты хоть раз кончал от анального секса, сенсей? – К-конечно! Тонкие брови почти сошлись над переносицей, в глазах паника и испуг. Сладкий запах всё так же силён, как и во время секса. Сладкий, как самая наглая ложь. «Неисправимый…» Микото облизывает испачканные в крови губы и ещё несколько вдохов продолжает лежать неподвижно, но шаги в коридоре приближаются всё ближе к двери, и вскоре приходится подняться. Бросить пижамные штаны владельцу, сдёрнуть покрывало с постели и обвязать бёдра. – А вот и ты, – кивает он переступившему порог первым корейцу. – Кажется, я должен тебя поблагодарить. От него пахнет потом и спермой. Во взгляде – настороженность и вопрос. – Это же ты скакал по городу в ту ночь, в полнолуние? – уточняет Микото. Парень округляет глаза, моргает, но вот его метнувшийся в сторону взгляд останавливается на Викторе, и растерянность сменяется злостью. Сжимает зубы. И кулаки. – Тц… – Не кипятись, – вздыхает Микото. – Сам знаешь – он заслужил. Вторым в проёме двери появляется высокий парень с осветленными до желтизны волосами. Его руки опускаются на плечи корейца, то ли успокаивая, то ли желая удержать от чего-то. – Шинву… – сидящий на кровати и прикрывающий пах штанами Виктор смотрит вниз, на свои руки. – Как быстро происходит заражении при укусе? – Вам ли не знать, – без особой охоты отзывается кореец. – Или эксперименты не дали ответа? – Я ввёл сыворотку Суо больше суток назад, а превратился он только в полдень. Значит ли это, что у меня есть время хотя бы до следующей ночи? Его голос звучит еле слышно, мышцы плеч расслаблены, голова опущена, но сквозь занавесившую лицо длинную светлую чёлку можно рассмотреть сосредоточенный взгляд потемневших глаз. Кореец рассматривает его какое-то время. Кажется, хочет сказать что-то ещё. Микото же прислоняется голой спиной к холодному окну и вспоминает остроту его зубов, странную ловкость волчьего тела… и свой проигрыш. «Больше этого не повторится», – говорит взгляд Микото, когда оборотень снова поворачивается к нему. Но тот лишь сдержанно произносит: – Суо-сан, вы должны знать, что обращение, подобное вашему – большая удача. И если вы не залижете рану Виктора, скорее всего он умрёт. Или свихнётся. Не то что бы мне есть дело до него… – Но есть дело до меня? – Что-то… в этом роде… Мы могли бы поговорить наедине? Свет от окна не достаёт до дверей, но в миндалевидных глазах корейца чудится предупреждение. Хотя он вроде бы не настроен на драку, скорее… расстроен? Что это за чёртова тоска веет от него? Неужели из-за покусанного доктора-извращенца? Микото косится на Виктора. «Он умрёт? От моего укуса?» Вздох. – Окей, – оттолкнувшись от окна, Микото ловит слетевшее покрывало и отправляет на постель, а потом падает на четвереньки. Но пола касаются уже лапы. Принимая приглашение, кореец тоже трансформируется – волк выбирается из больничной пижамы и выскальзывает в коридор первым. Мимо так ничего и не произнёсшего человека. Микото чувствует их связь подобно еле видимой нити из запахов. «Так вот оно что…» Оглядывается. «А ты? Неужели даже не попросишь спасти себе жизнь?» Но Виктор продолжает сидеть на кровати, глядя на руки. А с ключицы его стекает кровь, капает на колени и на смятые штаны. Её вкус… вряд ли будет просто забыть. «Ну, бывай…» Взмах хвостом. Проём двери, коридор, лестница, пропахшая сексом, лужи, полупустая стоянка. Два животных, застывших друг против друга. – «Что ты теперь собираешься делать?» – возникает в голове. Не звук и не совсем мысль. Но сразу понятно, что идёт это от волка. – «Так мы слышим мысли друг друга?» – «Только если думать достаточно громко. Ну так что? Тебе не интересно, есть ли ещё поблизости оборотни и как мы живём?» – «Хочешь посадить меня на поводок?» – «Нет. Но знай: людям не должно быть известно о нас.» – «Из-за заразы?» – «Не только… не знаю… просто это правило.» – «Меня ваши правила не интересуют… Но, наверное, в этом есть смысл.» – «Так куда ты подашься?» – «Мои парни ждут меня.» – «…вернёшься к Мунакате?» – «Ты его знаешь?» Волк взмахивает хвостом и разворачивается. Кажется, это ответ. Лис пригибает голову ниже к земле и отправляется следом. Прочь от больницы.