Сам виноват.
Арт выпрямился и ненадолго опустил веки, а когда поднял опять — глядел уже не собой. Всё ещё инспектором и до смерти верным другом, но не собой. Найс рефлексировал с поломанными наушниками на голове, прижимая их к ушам и хмурясь. Максимальная громкость была не такой уж максимальной, как раньше, сами наушники едва держались, спадая от малейшего движения головой, к тому же звук выбивался неравномерно, звучание ощутимо испортилось. Из-за возникшей рядом фигуры Найс дёрнулся, и наушники, конечно же, съехали на шею. Арт некоторое время просто смотрел сверху вниз, от него пахло летним дождём, кончики волос чуть завились от влаги. — С возвращением, — буркнул Найс и вскочил на ноги, чтобы поравняться. Телефон, подключенный к наушникам, рванул с пола вверх и стал раскачиваться на проводе. От вопрошающих лиловых глаз веяло чем-то странным. — Не ожидал увидеть тебя здесь. Вместо привычного «я дома». Арт слабо улыбнулся, словно ему это причиняло боль, и направился вымыть руки. Зачем тогда вообще стараться, если искренности в этом ни на йоту больше, чем в его вежливом холодном тоне? По молчаливому энтузиазму можно было угадать желание что-нибудь приготовить. Наверняка он бы не соизволил заморачиваться ужином лишь для себя, подумал Найс и подтянул телефон в руки. Хотя бы в чём-то его присутствие будет полезным для Арта. — Извини. — За что? — вроде как честно удивился Арт и снял пиджак, закатал рукава, уставившись в навесную полку с кастрюлями.За всё?
Найс по жизни мог всякое, в разных вещах действительно преуспел, даже быть капельку чутким научился. Но вот зарабатывать деньги и просить прощения — в этом он был всё ещё отвратительным дилетантом, а может, всего-то невинным, недостаточно тронутым опытом, чтобы делать это правильно и натурально. И всё-таки вымолвить короткое, дилетантское «извини» — это проще, чем заставить себя произнести всё, что он должен был. Должен? Он сам обязал себя этим, но так и не смог последовать собственному правилу. Пока что. — Я сам недавно вернулся, — оправдался Найс так, будто натворил плохих дел. Или это было ближе к истине, чем что угодно другое, что он говорил за весь день? С момента расставания у кабинета Арта голос его получался до жути неуверенным, надломленным и тихим. — Хотел собрать вещи, но день выдался тяжёлым. Переночую здесь, если ты не против. — Без проблем. Тебе стоит выспаться и заняться этим с утра. Они беспросветно врали и оба знали, что вещей у Найса на полчаса ленивых сборов. Оба прикрывались выдуманной причиной, что — как назло — вынудила Найса остаться. Он изображал грустную мину, Арт безучастно ковырял лапшу. Они сидели друг напротив друга и усиленно отводили взгляды. Когда Арт вышел из душа, надёжно запахнувшись в юката и спрятавшись под плед, Найс закончил обрабатывать раны. Те уже не приносили дискомфорт, лишь своим видом напоминали о всяком: и о вкусе поражения, и о слабости в ногах от тёплой заботы друга. Найс учуял, что на него смотрят, и покосился в сторону кровати, опуская футболку. Арт спокойно отвернулся к ноутбуку на коленях. Теперь же испытание заключалось в том, чтобы выискать повод и завязать беседу, заинтересовать больше, чем очередная новостная лента. Ведь у них осталась только эта ночь. За все предыдущие они так ни к чему и не пришли. Потому Найс, выпалив измученное «Арт, помоги мне», уселся с ним рядом и пристроил наушники на белокурой голове. Арт не стал ни сопротивляться, ни реагировать. Это страшно ударило по воспоминаниям Найса. Он вновь ощутил пустоту этого человека, как и тогда, в его кабинете, у его письменного стола. Но сейчас безответность друга, скорее, была создана, чтобы вышвырнуть назойливого Найса прочь из зоны комфорта. Арт стащил наушники и моргнул. Найс взмолился, опережая дрогнувший бледный рот: — Пожалуйста, скажи, какой из них звучит хуже? Ты можешь определить? — Лучше ты скажи мне, Найс, — бледный рот всё же раскрылся, плавно и повелительно, — зачем ты позволил Ратио вторгнуться в моё несовершенство? — Это ты о своём кабинете? Как по мне, он безупречен, — Найс аккуратно забрал наушники, проклиная себя. — Не валяй дурака. Хватит. Нет, нет, нет. Найс обратился лицом к дальней стене и футону, сделал шаг. И снова нет. Не так он представлял этот разговор, потому пора бы остановиться. Но если он прекратит, то оборвёт последнюю нить связи. А потом, не видя Арта каждый день, не имея доступа к его искривлённой действительности, как он умудрится контролировать весь этот бред, как уяснит, что Арта гложет в очередной одинокий вечер? — Можно, я тебя поцелую? — не оборачиваясь, спросил Найс. — С этого дня — разве что на прощание. — Ладно. Прощаться я не хочу. Он поплёлся на кухню, словно не понимал, где находится, а явился оттуда с вином и с огромной осознанностью в синем взоре. Обосновавшись с бокалом прямо на ковре, Найс откупорил наполовину пустую бутылку и уловил, как скрипнула кровать, зашелестели простыни под Артом: напрягся, но непримиримое выражение никуда не подевалось. — Найс? — Арт? — Найс ухмыльнулся и отставил бокал, описал бутылкой круг в пространстве, будто хотел взболтнуть, а затем отпил из горла. Облизав губы, заметил: — Ты выглядишь так, будто сейчас арестуешь меня. Или что, опять прицелишься? А может, наконец выстрелишь мне в башку? Совершенно необъяснимо почудилось, что терять больше нечего. Найс набрал полный рот вина и задержал его на некоторое время, перегоняя туда-сюда. Дёсны запульсировали от концентрации алкоголя, а Арт всё так же пялился, словно перед ним устроили нечто чересчур незаконное. Упорствовать ли, отступить ли? Навсегда ли или только на определённый момент? Дав волю ощетинившемуся инспектору, будет ли для него путь обратно? Кроме зарабатывания денег и извинений Найс не умел кое-что ещё — предсказывать, чем всё это обернётся. Правильного выбора не существует, существует лишь его неудержимое желание обладать Артом, быть для него легальным в очертившей свои контуры любви. В это самое мгновение, сидя на полу его квартиры, что Найс может сделать или сказать, чтобы сблизить желание и реальность, чтобы не разрушить то, что, возможно, ещё сохранилось в остывшей душе? Одно из самых трудных заданий в его жизни. Он глотнул. Отставил бутылку и убрал чёлку со лба. — Я отвечу на все вопросы, Арт, если ты ответишь на один мой: что ты от меня скрываешь? — Стало быть, разговора не выйдет, — на удивление восковой лик озарился улыбкой облегчения, линии смягчились. Арт наверняка многое отдаст, чтобы защитить свои тайны. — Всё, что с этого дня ты обо мне узнаешь, можно использовать против меня. Мы ведь теперь соперники, Найс, не так ли? — И ты думаешь, я пойду на такое? — Уже. Найс непроизвольно хихикнул, будто ему послышалось нечто забавное. Но слово током отдалось в мозгу. — За кого ты меня принимаешь? — За того, кем ты являешься, — пожал Арт плечом, заправив прядь за ухо. Этот жест то ли выводил Найса, то ли безбожно заводил, потому что Арт так делал, когда выходил из-под контроля и чего-то надумывал себе. — Если быть точным, то: за того, кто вломился в мою квартиру, чтобы присматривать за безнадёжным мной; за того, кто отправил Мурасаки, чтобы перехватить непутёвого инспектора и не дать ему вмешаться… — Не беси! Найс вскочил, чтобы, наконец, воплотить некогда возникшую идею и вмять ополоумевшее создание в подушки, вынудить заткнуться и поверить его чувствам. И по-настоящему принять. Не за кого бы то ни было, а просто. Принять в разбушевавшееся сердце.И любить его.
Упёршись кулаком в кровать и готовя вторую руку, чтобы замахнуться, Найс лишь смог глупо ойкнуть и застыть: дуло пистолета уткнулось между бровей. Ноющий тугой ком страха образовался в животе. А что, если эта шёлковая прядь за ухом — предусловие особого минимума мести, бесчувственности и цинизма, с которым Арт щурит прекрасные глаза и раздувает ноздри, закусывает изнутри щеку… — Какого чёрта, Арт… — В этот раз я ничего не забыл, — он медленно снял с предохранителя, — и ничего не перепутал. — Убери, — процедил Найс дрожащим голосом, — ты всё равно не собираешься стрелять. Он соврал. Он не знал, выстрелит ли Арт, способен ли выстрелить так же, как бездумно палил на парковке. Он не знал его самого. И необоримо его хотел. — Зато ты собираешься, — уголок рта пополз вверх, — что-то сделать со мной. Так и не дослушав, кто ты на самом деле. — Я всегда слушаю тебя, ты… — И что же ты слышишь? — перебил Арт, вдавливая металл в горячий лоб так, что Найс стискивал зубы, лишь бы не отшатнуться и не упасть. Равновесие подводило. — Ты тот, кто впустил других в мой дом и показал им, насколько меня обвели вокруг пальца. Ты тот, кто разворотил мои внутренности перед чужим и выставил меня больным и ничтожным. И всё это ради того, чтобы сыграть со мной в пари, потому что, как бы ты ни старался, я не сдаюсь. Жаль, этого твои друзья не видят. — А-арт, — выдохнул Найс, пытаясь не подавиться воздухом. Пальцы с нежностью обхватили ствол пистолета. Он закрыл глаза. — Хочешь, я скажу им, что я от тебя без ума? — Ты изнасиловал меня, — прошептал Арт. — Так что не смей выносить это за пределы этой квартиры, никогда. — Прости меня, — с усилием Найс стал опускать пистолет, дуло твёрдо прошлось по скуле, скользнуло по шее вниз. — Я подставил тебя, Арт. Нас видели вместе, кто бы это ни был. Ты можешь гарантировать, что эти записи не увидит больше никто? — За нами следили, — ствол оказался над ремнём, поднимая край футболки. Арт не следил за тем, как кожа реагирует на металлический холод. Найс глубоко дышал и глазел, будто сквозь вязкий туман. — Сомневаюсь, что их интересует наша личная жизнь, пока она не связана с делом. — Повторю вопрос: ты гарантируешь, что этого не увидит никто? Я не хочу, чтобы кто-либо осмелился думать, будто наши отношения — ошибка гормонов, извращение или грязный секрет, который можно использовать в качестве шантажа. Я не так слаб, я выдержал отторжение общества за то, кто я есть. Второй раз меня это не заденет. И — обещаю Арт, — речь Найса растекалась томно, — это не заденет и тебя. А если — перед нами весь мир открыт, перед тобой и твоим опытом, талантом… Пистолет проделал путь по затягивающимся ранам, от пупка до впадины на груди. В любой момент, возжелай Арт его убить, он больше не промахнётся. Найс осторожно сел на кровать и мысленно успокоил себя, чтобы не дать воображению разыграться, а телу — возбудиться от двусмысленных прикосновений. Он сейчас в ловушке у Арта, и именно это взвинчивало вконец. — Пожалуйста, подай вина. Найс исполнил быстро, ощутив, что это походит на просьбу больного о стакане воды. Пистолет вернулся под подушку, Арт раскрылся и присосался к горлышку, с жаждой сделал пару больших глотков. Отдышавшись, обнял бутылку и посмотрел несколько опустошённо. Кажется, чёлка его взмокла от пота. Он притворялся. Наверное, бешеный ритм сердца — это протест против того, что чудит мозг. Найсу до боли в руках захотелось обнять Арта. — Ты бросишь Хаматору и уедешь со мной? — Я… — Найс очнулся. — Я не думал об этом пока что. Я хотел бы забрать их с собой. Нам всем тут несладко. — Власти вас не отпустят, Найс, — Арт усмехнулся в пространство. — Стране нужны универсальные солдаты. — И как моё стремление любить тебя связано с потребностями страны? — Никак. И с реальностью оно общего имеет мало. И я просил, — Арт замолчал, потёр глаза. Поставил бутылку на тумбу и лёг, отвернувшись к окну. Найс мог бы заподозрить, что тот опять что-то забыл, типа его имени или своих последних слов. Но осипший голос разрезал тишину: — Будь благоразумен, не упоминай любовь. — Почему? Тебе неприятно? — Найс легко провёл по запутанным волосам, лаская и успокаивая. И понимая, что это не успокоит никого из них. — Потому что ты не разбираешься в ней. Возможно, это должно было обидеть или разозлить. Но Найс безмолвно встал. Вернув «уснувший» ноутбук на письменный стол, побрёл тушить свет. Только в одном случае Арт способен такое сказать: если считает, что разбирается в любви сам. Если так, то кого же ты, инспектор, любишь? Найс ещё раз окинул свернувшуюся фигуру взглядом и щёлкнул выключателем. Ночь не обещала быть доброй, а потому они оба промолчали. «Сверхскоростная доставка по всей Йокогаме» — так отзывалась о себе курьерская служба на сайте. Арт скучающе прохлаждался в тени дерева, расстегнув пиджак. Интересно, сверх какой скорости стоит от них ожидать? Например, у Найса — сверхзвуковая. Или хотя бы просто звуковая: это вовсе не портит его. А вот расхлябанная походка курьера ещё как портит — настроение Арту. Некоторым, безусловно, повезло, что медленно двигаться — не противозаконно. Расплатившись, Арт отнёс пёструю коробку в кабинет и оставил покоиться на диване. В этот день Гаске обжился за рабочим столом своего начальника и рассортировывал копии документов, снятые в Академии накануне. Начальник же то появлялся в кабинете, то опять исчезал, то готовился к встрече с комиссаром, чтобы как следует изъясниться насчёт поездки в Токио. Подобная самодеятельность никогда не сходит с рук. Ну, если только ты — не инспектор полицейского управления Йокогамы, возглавляющий расследование едва ли не самого громкого дела Японии за последний век. Арт полагал, что разнервничается, но комиссар оставался спокойным, угукал, кивал, почти не задавал вопросов. Совершенно неясно, с какой целью он его позвал. Возможно, чтобы слыть вовлечённым. Ослабив узел галстука, Арт вернулся. Его напарник всё ещё перекладывал бумажки с места на место и насвистывал так, будто не умирал от монотонной работы. В кармане зазвонил телефон. — Йо, Арт, — от солнечной интонации Найса ослепило. Арт зажмурился, а потом вспомнил, что этот эффект — блажь его собственного восприятия. — Ты не против, если я оставлю твой ключ у себя? — Но учти, что это не даёт тебе права врываться просто так. — Приберегу на экстренный случай. Арту с трудом верилось в то, что происходит. То ли он преувеличивал, то ли все на свете недооценивали масштаб проблем. Понимает ли Найс, что означает их расставание? Они теперь не то что порознь — они теперь друг против друга. И он, развесёлый, звонит, чтоб выкрикнуть в трубку «йо, Арт»? Понимает ли Гаске, что гриф «совершенно секретно» на копиях из архива намекает: в их руках ключ к разгадке, последний набор пазлов? А тот небрежно роняет лист за листом, чертыхается, шутит. Естественно, Арт ещё не раз наведается в Факультас, когда изучит хотя бы это. И всё-таки разве Гаске не видит?.. Понимает ли, в конце концов, комиссар, что его подчинённый рискует не только своей, но и жизнями тех, с кем сидел в Академии за одной партой? Что инспектор Йокогамской полиции сам замешан в деле и с невозмутимым выражением умалчивает об уликах, препятствует следствию? Как бы угукал и кивал на это комиссар, знай он хотя бы часть подноготной всегда честного и простого Арта? А сам Арт понимает ли, что однажды, в какой-то из недавних дней в прошлом, он перестал быть самим собой? Когда это началось? До того, как Найс вторгся в его кабинет, а после — и в квартиру. Это началось, возможно, когда пала первая жертва Морала. Или Арту лишь хотелось, чтобы виновен был Морал. Виноват на самом деле Арт, что оказался так нестабилен и уязвим, ещё тогда, в Академии, в самые нелестные моменты попадаясь на глаза профессору с омерзительной ухмылкой. В отражении светлых сумасшедших глаз Арт видел себя обделённым ребёнком. Затем — старшим братом-неудачником. Затем — выпускником, на которого без слёз боли и обиды на несправедливый мир не взглянешь. Если бы кто-нибудь на него по-настоящему смотрел. Но тогда никого из друзей в Академии не осталось. Тем не менее, кто же замешан в том, что из обделённого ребёнка Арт вырос в никчёмного взрослого? Морал? Машину водит и свободно покупает алкоголь, зарабатывает деньги, стреляет в преступников и уже не девственник, а всё ещё порой покрывается мурашками отвращения к самому себе. Правое бедро обдало горячим. Арт проморгался и обнаружил чашку с парующим напитком у своего рта. Губы статично прижались к гладенькому краю. А на брюках расползлось тёмное пятно весьма непривлекательного вида. «Будто у меня недержание». Он закатил глаза. И когда только он успел заварить чай, если даже не запомнил это. — Ты опять не выспался, Арт? — спросил Гаске, не отрываясь от занятия. — Или я мало сахара положил? Вот оно как. Он поставил чашку рядом со стопкой копий. — Пожалуйста, собери всё с пометкой «совершенно секретно» в отдельную папку, я займусь этим дома. Приложив салфетку к брюкам и ни черта этим не исправив, Арт взялся складывать документы в рабочий кейс. Наконец, он понял: чем дольше он находится среди посторонних людей, тем больше шансов у них доказать его несостоятельность в жизни, его неспособность тягаться не только с обладателями минимума, но и с обыкновенными людьми, которые с гордостью преподносят миру обыкновенность, которые сумели её принять и добиться с нею того, что Арту лишь снится. — У меня есть предчувствие, — вдруг заговорил Гаске, — что скоро всё это закончится, мы так близки к разгадке, Арт. И если я прав, может, не откажешься по завершению погостить у меня за городом? У меня есть лодка, съездим порыбачить, отдохнуть, забыться. Можешь взять с собой Найса. Только сначала дадите клятву на уголовном кодексе, что не будете трындеть о работе! — Да-а, возьму… — протянул Арт будто на автомате, принимая документы из рук напарника. — Возьму служебную машину, так безопасней. Если понадобится — ищи возле моего дома. — Я серьёзно, Арт, пускай меня обвинят в похищении, но ты точно должен порыбачить со мной. А то уж весь позеленел. — Пожалуй, ты прав, — сдался инспектор и захватил пёструю коробку под мышку. Прежде чем покинуть кабинет, он помедлил у порога. — И вот ещё что: у нас с Найсом ничего нет. Будь добр, не поднимай эту тему больше. — И наушники новые не для него? Арт скосил взгляд на коробку, усмехнулся: «Всего лишь забота. Если не я, то никто». Добравшись домой, Арт осознанно закрыл дверь на все замки и даже цепь, которой прежде никогда не пользовался. Теперь Найс и с дубликатом ключа не проникнет, не нарушит покой. Тягостный покой, никому на самом деле не нужный. Квартира и впрямь опустела, хотя, глядя по сторонам, Арт не мог определить, находилось ли раньше в местах особой пустоты что-нибудь, принадлежащее Найсу. Только свободное пространство у дальней стены демонстративно выпячивало нехватку футона. И всё-таки одиночество имело две стороны. Второй из них была долгожданность, потребность в изоляции от мира и живых существ. Сейчас он приведёт своё жилище в порядок, пора ведь и убраться после гостей. А поужинав, обязательно примется за документы. А потом с удовлетворённостью ляжет спать. Арт напялил потасканную одежду и вооружился пылесосом. Избавиться от пыли оказалось достаточным, а влажную уборку можно провести на выходных. Чтобы не давать волю безотчётной рефлексии о том да о сём. Так и покончить с собой недолго. Со сладостным предвкушением Арт закатал рукава, повязал чёрный фартук, достал муку и вспомнил, что миксера у него больше нет. Зато руки ещё целы. Как бы заманчиво ни отражалось закатное солнце в отполированных поверхностях кухни, рецепты Арт помнил наизусть. Щурясь от яркости, сопровождаемый шумом магистрали и редкими криками чаек, он двигался как в танце, не глядя выбирая подходящие приборы, по запаху определяя нужную пряность. Раздался звонок в дверь. Арт посмотрел на часы: без пяти шесть. Кому вздумалось потревожить его в такое время? Если только это не Найс, который бы точно позвонил сначала. Отцепившись от теста и оглядевши беспорядок на столе, он вернулся в комнату и наткнулся на пистолет. Тот валялся на аккуратно застеленной кровати, представляя собой оригинальную идею для натюрморта. Внезапно Арту захотелось запечатлеть картину, хотя бы в цифровом виде. В дверь позвонили дважды. — Иду! Он наскоро вытер руки о фартук, оставляя белые разводы, и выдвинул ящик письменного стола в поисках фотоаппарата. Ну же, быстрей! Было в этом нечто неуловимое, кричащее на фоне обречённостью, противоестественной красотой. Тихий щелчок — и вот он украл это мгновение у беспрестанно текущего времени, сочащегося сквозь его липкие пальцы. Взяв пистолет, Арт пошёл открывать. То действительно был Найс, скалящийся, как прежде ему в трубку, спрятавший руки в карманы. — Мне кажется, я забыл у тебя зубную щётку, — оповестил он и без приглашения переступил порог. Арт бросил пистолет в карман фартука и пропустил друга, скорее, опешив от его настырности, нежели действительно пригласив. Говорить тут было не о чем, забыл так забыл. Потому Арт молча подключился к поискам и заглянул через плечо Найса в ванную. В подставке для щёток унывала лишь одна, принадлежащая хозяину квартиры. При этом хозяин с трудом мог припомнить, как выглядела щётка Найса и видел ли он её когда-нибудь рядом со своей. — Какого она была цвета? — Зелёного. Может быть, в комнате забыл… Арт разрывался между тем, чтобы направиться за бормочущим другом и чтобы вернуться к тесту своего будущего пирога. Найс же прошёлся к окну и задержался у стола, с интересом повертел фотоаппарат. — Там точно её нет, — вздохнул Арт. Волнение о том, что Найс обнаружит последнее фото, сказалось на сердечном ритме. Не забыл ли он его отключить? — Я сегодня здесь убирал, твоих вещей не осталось. Так что лучше уж я новую куплю. — Я чую, она близко, — шутливо отозвался Найс и стал напевать мотив из некого детективного сериала. Арт оставил друга разыгрывать спектакль наедине с собой, сам погрузил руки обратно в остывшее, слегка затвердевшее тесто. Опять придётся месить. Бесшумно Найс появился на кухне. Арт заметил его, только когда тот зачем-то встал позади вплотную и упёрся руками в стол по обе стороны. Арт судорожно втянул воздух и сжал податливое тесто. Путь перекрыт. Он повернул голову, но смотреть прямо избегал. — Найс? — Да? — Ты щётку нашёл? — Нашёл. Под диваном, — в доказательство он откуда-то выудил щётку кислотно-зелёного цвета. — Странно, как она туда попала. — Не то слово, — торопливо ответил Арт и отклонился: Найс дотронулся до его щеки, очевидно, вытирая муку. — Что ты делаешь, Найс? — Ничего… — Не пора ли тебе уйти? Предчувствие не подвело: чужая рука скользнула под фартук, обнимая совершенно не мягко, требовательно. Иногда от Найса исходила теплота и чистое желание, а иногда… как в этот момент — похоть, странное рвение и обжигающая ярость под кожей. А ещё, кажется, он недавно пил кофе. Арт в недоумении хотел было отделаться, но остолбенел, испытывая двойственное чувство от того, что он испачкает тестом и Найса, и фартук. — Ты мне мстишь за вчера? — Ты приятно пахнешь, — шепнул Найс на ухо и перехватил запястье, поднимая к своему лицу. — Нет, — возражение получилось отчаянным, отчаянно тихим, будто Арту снился кошмар. Он знал, что последует за этим. — Пожалуйста, Найс, не надо… Чужие губы поймали указательный палец, язык двинулся по фаланге, слизывая остатки теста. Арт распахнул глаза и шумно задышал ртом, не в силах шевельнуться. Внутри было невыносимо жарко и скользко, до стыдного хорошо. Слабость прокатилась по конечностям. «Прошу тебя, прекрати», — молился Арт голосом, но «не останавливайся» — вторило тело, кисть он не отнимал. От чувствительных пальцев импульсы стремились прямо в пах. Было убийственно неловко мириться с тем, что стойкость Арта под угрозой, что он вот-вот, как и Найс, пойдёт на поводу у собственного члена. С ним уже такое случалось... Завершив с мизинцем, Найс освободил руку. Та, разомлев, повисла вдоль туловища, словно Арт был без сознания. — Не буду отвлекать, — лукаво мурлыкнул Найс, отступая. В поле зрения Арта возник ключ. — Я закрою. А ты готовь. Отдаляющиеся шаги, возня в прихожей. Арт не мог даже оглянуться. И тут вдруг… — Где брелок? — в тоне искрилась ненависть, но, как Арт предполагал, к самому себе. — Ах, это, — Найс хихикнул. Опять. Всё ему смешно, надо же. — Наверное, потерял. Через секунду дверь захлопнулась, клацнул замок. Арт осел на пол на колени, сминая края фартука в кулаках. Отчего-то ощущение, что его и вправду изнасиловали, разлилось по телу и пробилось в недра души, оплело спазмами сердце. Он не терял этот грёбаный брелок, чёрт бы его побрал, этого Найса! Он ведь его сломал. На парковке. Надвое. На две симметричные части. Круглый самодельный брелок. Или Арту это привиделось? Он что-то напутал опять? Дрожащие руки достали пистолет из глубокого кармана и погладили его. Развернув оружие дулом к себе, он приставил его к груди посредине. Сейчас там болело сильнее всего. Ещё одно бесхитростное движение тем пальцем, над которым извращался Найс — и больше никакая нелепость с Артом не приключится. Больше никогда… — Ну же, нажми. Чего ещё ты от себя ждёшь? С лёгким сопротивлением спусковой крючок повиновался. Арт не успел моргнуть. Пистолет выпал.Вот что поистине смешно.
Но мог ли Найс знать, что пистолет не заряжен? Если нет, то что же его рассмешило? Арт? Арт зашёлся чокнутым хохотом в пустоте. Этого он уж точно ему не простит.