*
Август медленно подходит к концу, в жизни парней все стабилизируется, до того момента, пока мама Егора не звонит и не говорит, что им нужно серьезно побеседовать. После этих слов Ракитин начинает нервничать, боясь за то, что она возненавидит его, аргументируя тем, что ей мерзко жить с таким человеком под одной крышей. Но когда Егор приходит домой, войдя на кухню, он видит спокойную мать, которая пьёт кофе и улыбается своему сыну. — Егор, все нормально? — женщина подрывается со своего места, чтобы налить сыну чай, — выглядишь каким-то слишком нервным. — В-всё в порядке, ты поговорить хотела, да? — Ракитин берёт дымящуюся чашку, пытаясь скрыть бьющую дрожь в своих руках. — Да… дело в том, что тогда, когда ты мне признался, а я сказала, что это всё гормоны и это обязательно пройдёт, я увидела, как ты расстроился, — мама тут же забрала чашку чая из трясущихся пальцев сына и взяла его руки в свои, нежно поглаживая верхнюю часть кистей, — прости меня, я просто хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя вне зависимости от ориентации. — Спасибо, ма, — Егор быстро встал со стула и, наклонившись к матери, порывисто её обнял, — я тебя тоже очень сильно люблю. — Мне, конечно, грустно от того, что я не смогу понянчить внуков, — женщина по-доброму рассмеялась сыну в плечо, — но самое главное — это твоё счастье. После этих слов от осознания того, что его мама — это лучшая мама в мире, Ракитин был готов расплакаться у неё на плече, но он сдержал себя в этот момент. Также, когда он рассказывал про этот диалог Артёму, глаза обоих были на мокром месте, и, чтобы не зарыдать перед своим учителем, Егор притянул его к себе, обнимая так сильно, как никогда раньше.*
Первое сентября Егора прошло сравнительно хорошо, если не брать в расчёт то, что, как только его увидели бывшие кореша, они налетели на него с вопросами о том, что он делал всё лето. Ракитин сказал лишь то, что он занимался музыкой, но «не не, ребят, покажу, когда самому нравиться начнет, ну да, через месяца два». Благополучно прослушав всю монотонную лекцию директора о том, как прекрасна их школа и отсидев на двух формальных уроках, Егор незаметно ушёл, направившись к квартире Тёминых, а теперь и его, друзей. Парни с присущей им радостью накурили Егора, и все вместе сели играть в Фифу, шуточно перекидываясь оскорблениями и громко смеясь. Позже пришёл уставший Шатохин, которому не было никакого дела до футбола, залез на диван, кладя голову на плечо своего мальчика. Они просидели так до полуночи, а потом решили, что пора бы уже идти домой, ведь завтра им обоим нужно быть в школе, и попрощались с Федей и Никитой. — Егор, а ты как ЕГЭ по истории сдавать будешь? — спросил Артём, когда провожал Ракитина домой, — может готовиться начнём? — Ты прямо мысли мои читаешь, — Егор очаровательно улыбнулся, показывая зубки, — я просто подумал, что могу после уроков приходить заниматься к тебе домой. — Заниматься, говоришь? — пользуясь тем, что на улице было темно и никого не было вокруг, Тёма припечатал ученика к стене спиной, приклонил к себе и развязно поцеловал. — Тём, — Егор растягивал буквы от удовольствия, смешанного с негодованием, — ну я же так вообще ничего не сдам, а на ЕГЭ уж точно «пересдать» не получится! — Да ладно, не волнуйся ты так, я тебя подготовлю, — парни пошли дальше в сторону дома младшего, переплетая пальцы, — тем более, вы сдаёте базовый уровень, а не углублённый, так что учить тебе немного. До дома Егора они дошли молча, наслаждаясь ночной тишиной и друг другом, а когда пришло время прощаться, Ракитин поцеловал Артёма сначала в губы, а потом запечатлел целомудренный поцелуй на кончике носа старшего. — До завтра, папочка, — Артём невинно улыбнулся, но не сдержал смеха, когда увидел смущенно-злое лицо Егора, а реплика Ракитина вызвала у него настоящую истерику: — Сука, опять дрочить.*
День сменялся днём, и пришло время, когда ключи от квартиры Артёма на постоянке находились у Егора. Вернее, историк передавал их своему ученику в школе, ведь Ракитин приходил домой значительно раньше своего учителя истории и, пока его нет, пытался учить историю. Нет, нет, нет, они не живут вместе, но раньше десяти вечера Егор не уходит почти никогда. — Эй, добрый вечер, — Егор встречает Тёму в дверях и снимает со своего любимого учителя куртку, — как ты? — Большая часть домашних шмоток младшего уже давно перекочевала в хату Артема, в коих Егор сейчас и находился; нередко их можно было увидеть и на Шатохине, но сейчас не об этом. — Устал, — фыркает Тёма и отмахивается от Егора. — Я думал мы… — Ракитин смотрит на Артема грустно и расстроенно, — займёмся историей. — Не сегодня, милый, — Тёма гладит его по щеке и идёт в ванную, где проводит ровно пять минут и выходит в шмотках Егора. Старший ничего не говорит и бредёт в спальню, которая уже полностью успела пропахнуть дезодорантом Ракитина. По поводу нахождения младшего в своей квартире Тёма уже давно ничего не говорит, ведь Егор и так знает, что, если он хочет, он может остаться на ночь, на месяц, на всю жизнь. — Спокойной ночи, Артём Сергеевич, — Егор накрывает Тёму одеялом, а потом переодевается и быстро валит из дома, отрыв вторую связку ключей, чтобы закрыть за собой дверь. Так происходит и на следующий день. И ещё на следующий. Вплоть до выходных, когда Ракитин вновь получает от ворот поворот, ведь «Егор, у меня работы просто завал, давай на следующих выходных?». И Ракитин почти ощущает, как его сердце начинает биться быстрее от волнения и тревоги. Артём даже не позвал его к себе, такое происходит, кажется, впервые. В голову тут же закрадываются плохие мысли и сомнения. Ревнивая натура рвётся из Егора, хотя у него даже нет поводов. Голову заполняют также и подозрения в том, что он просто заебал Тёму. Просто и обыкновенно достал. Ракитин ложится на кровать и думает, как же он не допер до этого раньше? И именно тогда Егор понимает, насколько он попал. Именно тогда, когда он лежит и просто смотрит в потолок, потому что жизни без Тёмы у него нет. Это все невыносимо удручает и тяготит его, поэтому он набирает номер Никиты. — Алло, да, привет братан, — Егор натянуто улыбается, слыша Федю на заднем плане. — Здорова, Егор, как сам? Ты с Артёмкой? — В том-то и дело, что нет. — Воу, — парень на том конце провода заметно удивлён, и голос на фоне замолк тоже, — внимаю. — Да я не знаю, че с ним, он меня игнорирует, отшивает, — Егор хочет продолжить, но Зимов его вдруг перебивает. — Так, приезжай и попиздим. Бухло есть, трава есть и голодным не оставим. Приезжай. На лице Егора наконец расцветает более-менее настоящая улыбка, насколько это сейчас возможно, ведь Никита-то умеет уговаривать.*
Пока Егор едет, ему приходит пара смс от Артёма, но он игнорирует их, подозревая, что эти двое уже что-то слили Тёме, либо у последнего вдруг шевельнулось что-то в мозгу. — Ну-с, давай, выкладывай, что у вас, голубков, там, — Федя уже положил Егору какого-то хавчика на тарелку и сейчас сидел ровно напротив, пока Никита организовывал им по стопочке вискарика. — Да блять, Шато вообще уже ахуел, мало того, что сам не зовёт, так ещё и пиздит, что «дел дохуя» или что он устал, — на Ракитина вдруг нападает чувство голода, и Никита смотрит на то, как он ест, с какой-то материнской улыбкой. — А ведёт себя как? — Федя щёлкает зажигалкой, чтобы закурить. — Отстранённо как-то, — пожимает Егор плечами. — Блять, может он опять на таблах? — Приходов поворачивается к Никите, на что тот напуганно мотает головой, мол вряд ли. Лицо Ракитина вытягивается в немом вопросе, и Федя кивает, начиная монолог, — лет семь или восемь назад этот долбаеб жрал какие-то таблетки, а после них отходосы примерно такие же были. Ну, как ты описываешь. Мы потом его снимали с них ахуеешь сколько. — Да нет, таблетки я бы стопудово заметил, — Егор сглатывает, отводя взгляд, и чувствует, будто узнал что-то, чего знать не должен был, — мне просто кажется, что я его заебал, ну или он просто наигрался… — младший заливает в себя стопку виски и даже не морщится. — Бля, ещё раз услышу такую хуйню, и ты реальных пиздов получишь, — Федя встаёт со стула и подходит к окну, держа в руке высокий стакан с вискарем на дне, а-ля «что есть, тем и обходимся». — Федя, — Никита мягко и в своей манере упрекает его в грубости и подливает Егору виски. — Что «Федя»? — Приходов начинает немного злиться, но вполне контролирует себя. — Артём, когда, блять, говорит о тебе, от него свет исходит. Никита постоянно замерзает у вас дома, но Шато начинает говорить о тебе и жарко становится от этого тепла, понимаешь? — Федя подошёл к Егору максимально близко, чтобы сказанное доходило лучше. Ракитин замер, услышав такую откровенность. Если Тёма и вправду отзывается о нем с таким теплом, неужто Шатохин и правда просто устал, а Егор вместо поддержки напридумывал себе какой-то херни. — Он правду говорит, — кивает Никита, пальцами касаясь локтя Феди, чтобы тот успокоился и не пугал Егора, — Тёмка ни о ком не говорил так, как о тебе, нам-то уж поверь. — Тем более, если бы ты был просто игрушкой для него, — Федя изображает кавычки пальцами, — то он бы не стал так долго общаться с тобой, с нами бы не познакомил. Егору становится очень стыдно, за то, как он подумал про историка, не разобравшись ни в чём. Он опускает глаза и просто смотрит в стол, чтобы не смотреть на парней. — Блять, простите меня, я долбаёб, — Ракитин потирает глаза и запрокидывает голову наверх, смотря в потолок, — я просто понял, что я без Артёма вообще не смогу. — Братан, могу сказать то же самое про него, так что ты не думай слишком много, а то накручиваешь себя, а потом такие мысли в голове, — Федя уже успокоился и говорил свои привычным негромким басом. — Ладно-ладно, спасибо вам, — Ракитин встал из-за стола, принял из рук Никиты зажженную сигарету и продолжил, — а что мне сделать, чтобы ему легче стало? — Ну, будь рядом, это самое главное, — кивает Зимов и смотрит, как Егор курит, — дальше будет проще, ему просто передохнуть надо. Из постели потом вылезать не будете, вот увидишь, — улыбается ему Никита и немного игриво ведёт бровями. — Было бы неплохо, — хмыкает Егор, делая очередную затяжку и думая, как же уже давно у них ничего не было. Проходит немного времени в полном молчании. Егор смотрел куда-то в пустоту, а Федя с Никитой общались глазами, через телепатию или хуй вообще проссыт как, но все ещё понимали друг друга. — Нам Темка сболтнул, что ты татуху набил, — Никита улыбнулся уголком своих клубничных губ. — Да, — тянет Егор, расстёгивая штаны, чтобы показать. — Воу, не на члене же? — Федя смотрит на его промежность слишком заинтересованно для натурала. — Нет, — смеётся Егор, чуть опуская резинку боксёров и показывая яркую и немного выпуклую букву «А». — Ох, Господь, первый партак стал партаком в честь прекрасного Артема Сергеевича, — почти пропел Федя, и все засмеялись. — А ты говорил, что учитель — скучная профессия, — говорит Зимов, отводя взгляд от татуировки Егора, и смотря теперь на свой стакан с виски. — Да кто же знал, — немного даже шокировано смеётся Федя и забирает у Никиты его стакан, тут же запрокидывая в себя. Зимов долго смотрит на него с негодованием, но потом расслабляется и говорит с усмешкой: — Давай-ка к Тёме пиздуй. — Пацаны, спасибо ещё раз, — Егор уже натягивает свои кроссовки в коридоре, — буду должен. Федя с Никитой по очереди обнимают Ракитина, хлопают того по спине и желают тому, чтобы все прошло хорошо. Когда Егор садится в вагон метро, он достает телефон и открывает диалог с Шатохиным. Тёма Егор, ты чего убежал так рано? Я понимаю, что ты злишься из-за того, что мы меньше общаемся, но я просто хочу, чтобы ты понимал, что я всё еще тебя очень сильно ценю. Я пиздецки сильно заебался на работе, поэтому такой уставший. Приезжай, пожалуйста. 22:11Егор
бля тём прости я долбаеб
23:44
я такой хуйни себе придумал
23:44
прости я сейчас приеду
23:45
прости
23:49
Егор выбегает из вагона на своей станции и так быстро бежит к дому историка, что у него начинают болеть легкие. Двери дома он открывает ключами, которые он забрал у Артёма, и консьержка снова кидает на него недоброжелательный взгляд, как и в первый раз, когда он пришёл к Шатохину исправлять оценки. Лифт едет слишком медленно, и Егор начинает нервничать, но, когда, наконец, двери раскрываются с нехарактерным для лифтов новостроек скрипом на двадцать третьем этаже, Ракитин пулей летит к двери квартиры и открывает её, не с первого раза попадая в скважину ключом. Заспанный Артём выходит из своей спальни, и Егор понимает, что готов отдать всё на свете, чтобы каждое утро видеть такого Шатохина. Такого взъерошенного, маленького и тёплого. Он притягивает Артёма к себе и крепко обнимает, прижимая голову старшего к своей груди. — У тебя так быстро бьётся сердце, — Тёма бубнит ему в район шеи, поднимая голову. — Потому что я тебя люблю. Когда Шатохин слышит эти слова, он готов расплакаться от нахлынувших чувств, но Егор не даёт ему это сделать, целуя так нежно и одновременно отчаянно, что старшему ничего не остаётся, кроме как сильнее обнять его. Ракитин выцеловывает из него весь дух, и когда они отрываются друг от друга, Шатохин тяжело дышит и говорит: — Я тебя тоже пиздец как сильно люблю, ты лучшее, что случалось в моей жизни, Егор. — Правда? — младший безумно счастливо улыбается, смотря в огромные глаза историка. — Правда, — в больших глазах Темы видно всего его. Полностью. Насквозь. Артём кладёт руку на линию челюсти мальчика и, приклоняя к себе, целует, а потом отрывается буквально на пару секунд, — не отпущу больше.*
Они лежат на кровати Шатохина в обнимку, оба в домашней одежде. Егор написал маме, что останется ночевать у друзей, на что та попросила его быть осторожнее, прямо как в самый первый раз, когда он приходил исправлять оценку. Ракитин думает, что всё настолько поменялось с того времени, и он абсолютно счастлив и доволен тем, как идёт его жизнь. Он поглаживает грудь Тёмы, голова которого лежит у него на плече, задевая чувствительные соски старшего и иногда заставляя его шипеть. Они оба слишком вымотаны ментально, чтобы заниматься сексом, но так же слишком сильно хотят друг друга, поэтому Егор тянет Артёма вверх и кладёт руку на его полувставший член, аккуратно поглаживая. Шатохин на этот жест лишь удовлетворённо мычит, затягивая младшего к себе на бёдра, одной рукой приспуская свои спортивки, и он серьезно благодарен всем богам, за то что Егор сейчас не в джинсах, потому что он бы точно не смог справиться с ебаной молнией. Ракитин привычно наклоняется к Артёму, чтобы оставить новые метки у того на шее, он попутно поглаживает его член, большим пальцем задевая чувствительную головку и растирая выступившую смазку. Все его движения абсолютно уверены и слажены. Когда Егор берёт в руку оба их члена, соединяя вместе, шея старшего уже пылает расцветающими алыми засосами, а сам Шатохин выгибает спину, чувствуя, как низ живота начинает тянуть. Но Егор не двигает рукой ни на миллиметр, слишком увлечённый расцеловыванием груди Артема. В тот момент, когда Тёма понимает, что еще немного, и он просто сойдёт с ума от бездействия младшего, он начинает двигать бёдрами, потираясь о член Егора своим. Ракитин чуть ли не рычит и начинает двигать рукой, ускоряясь. В ответ Историк накрывает егорову руку своей, задавая более спокойный темп, другой надавливая ученику на шею. У Егора всегда был кинк на асфиксию, и Шатохин знал про это лучше, чем кто-либо другой, хотя они никогда не говорили об этом, но Артём знает в каких местах быть внимательным. Их обоих хватает ещё на минуты три, прежде чем Артём кончает, зубами вцепившись в плечо младшего, этим действием увлекая и Егора в бурный оргазм, заставляя его сдавленно скулить. Отдышавшись, Егор проводит пальцами по белым следам на животе Шатохина, подносит к своему рту и облизывает их, позже полностью вбирая два пальца в рот. Все это время большие глаза смотрят прямо на него, и их обладатель прикусывает нижнюю губу. И когда после этого он развязно целует Артёма, в голове старшего крутится только одна мысль. У меня самый лучший мальчик во всем мире.