*
День за днём холодает. Начинается зима. Полугодие приближается к концу, а пробники ЕГЭ Егор пишет не намного лучше, чем в начале года. За окном свистит ветер, и Егор напряжённо читает учебник, давя себе на виски и пытаясь вникнуть, но прохладные небольшие руки Артёма ложатся на его плечи. — Егор, малыш, пойдем со мной, — Тёма немного пригибается и касается губами шеи Ракитина, целуя очень нежно и аккуратно, посылая всю концентрацию младшего к черту. — Тёма, блять! — Егор делает резкий рывок, отстраняясь от своего историка и смотря на него разъяренно. Проходит пару секунд абсолютной тишины — бля, Тём, прости пожалуйста. Однако Шатохин уже развернулся и вышел из спальни, свернув в сторону кухни. Егор тихо матернулся себе под нос, коря себя за то, что не сдержался и встал из-за стола, чтобы скорее побежать за Тёмой. — Я не хотел, — младший гладит историка по спине и целует в затылок, пока Шатохин ест какие-то орешки или ещё невесть что. Ведь Артём постоянно тянул в рот любые орехи, чипсы, сухарики, сжирая всю закуску к пиву ещё до того, как Никита и Федя его принесут, — хватит жрать это, я не ебу, сколько они тут лежали, — говорит он свою привычную фразу, когда Тёма что-то хавает. Шатохин продолжает молчать, но есть прекращает. — Я просто пытаюсь вдуплить во всю эту заумную хуйню в учебнике, уже ЕГЭ скоро, извини, что так резко отреагировал на тебя, — Егор обнимает Тёму со спины, окутывает его свои телом, как одеялом. — Я просто хочу, чтобы ты отдохнул, расслабился, — буркает Артём, поворачиваясь к младшему лицом и глубоко вдыхая воздух рядом с его шеей. — Но если я буду отдыхать, я же реально ничего не сдам, — Егор целует лицо Артёма, поглаживая его спину. Шатохин вздыхает, понимая, что Егор-то прав. — Но я просто хочу к тебе, — Тёма делает паузу и смотрит на Егора снизу вверх с видом милого и невинного ангела, — и тебя. Егор неоднозначно улыбается и целует Тёму.*
Когда Артём с Егором единогласно решили встречать новый год у Никиты с Федей, они опрометчиво забыли сказать этим двоим об этом. И Шатохин понял это только сейчас, когда они уже поднимались по лестнице на пятый этаж старого, но красивого дома с огромными пакетами с продуктами и алкоголем, не забыв взять с собой подарки парням. — Егор, — историк остановился на лестничной клетке третьего этажа, чтобы отдышаться, — я, кажется, парням забыл сказать, что мы к ним праздновать идём. — Бля, Тём, как вообще? — Егор начинает смеяться, и его смех смешивается с отдышкой, — ну ниче наверное, у тебя же есть ключи? Артём кивает головой, и они продолжают подниматься дальше, попеременно обругивая старые дома и отсутствие лифтов в них. Когда они добираются до последнего, пятого этажа, Егор дёргает ручку двери и та послушно открывается. Артём неслышно заходит в квартиру, затягивая за собой младшего, так как он, из-за гробовой тишины, думает, что Никита с Федей спят. Они ставят пакеты на пол, стараясь сильно не шуметь, раздеваются, и проходят в зал, замирая от увиденного. Никита сидит на столе, на котором разложены тюбики с краской, а в руках он держит грязную кисточку с тёмно-зелёным акрилом, этой рукой он обнимает Федю, который оставляет на его шее алые засосы, заставляя Зимова тихо скулить. Федя, запустив пальцы в кудри Никиты, поворачивает его голову, нежно целует в губы, а потом вытирает с щеки художника красную краску большим пальцем. — Ой… — Зимов замечает вошедших друзей только через две минуты после их прихода, сверля глазами Артёма, который стоит с открытым ртом и глазами по пять рублей. Федя оборачивается, попутно поправляя растрепавшийся от рук Никиты пучок, так же сконфуженно смотря на друзей, закрывая своей спиной «лучшего друга», который вытирает тыльной стороной ладони припухшие от поцелуев губы. — А вы чего пришли? — Эм… Да м-мы тут… — Дело в том, что Тёма забыл сказать, эээ, — Егор берёт миссию по объяснению причины их нахождения в доме у парней на себя, так как он менее шокирован происходящим, чем старший, — что мы решили праздновать вместе с вами, и мы просто ну не ожидали, извините, если помешали, конечно, просто правда так неожиданно… — Егор, хули ты извиняешься, — на смену артёмовского замешательства приходит злость, — они вообще к нам ворвались, когда мы любви предавались! Ракитин начинает смеяться от метафор Артёма, немного разряжая атмосферу напряжения в комнате. — Блять, ну парни, вот вы пидарасы! Почему вы мне-то не сказали, я, между прочим, вам практически сразу все рассказал. — Да бля, мы думали и так всё понятно… И вообще, как ты себе это представляешь? Типа, мы бы пришли и такие: «ой, Тём, привет, а мы вот два года встречаемся, ну решили тебе сказать?» Быстрый поток речи Приходова прерывается криком Шатохина: — Два года! Да вы совсем охуели что ли? Егор переглядывается с Никитой, и, когда обстановка накаляется до предела, он жестами зовёт художника пойти помочь ему с продуктами. Никита еле слышно слезает со стола, откладывает кисточку и быстро ускользает из комнаты совсем незаметно для Феди и Артёма, которые выясняют отношения.На самом деле ни Никита, ни Федя не заметили, когда именно их крепкая-крепкая дружба переросла во что-то большее. Сначала, года четыре назад, для них перестало быть чем-то странным спать, обнимая друг друга. Перестало быть странным то, что когда Никита приходил заёбанным из института, он мог просто подсесть к Феде, который писал музыку, а тот откладывал все свои дела и просто обнимал Зимова, гладя по голове и играясь с его непослушными кудрями. Первый раз они поцеловались, когда оба были смертельно обгашенные, а на утро договорились о том, что это было случайно, да и вообще ничего не значило. Еще несколько дней они вообще не контактировали физически, не обнимались при любом удобном случае, как это было раньше. А когда Феде это надоело, он вышел на балкон к курящему художнику, обнимая того со спины и сказал: «Ники, я тебя люблю походу». Зимов тогда развернулся и долго смотрел на друга счастливыми глазами, широко улыбаясь. Ответив: «я тебя тоже», он приподнялся на носочках к высокому музыканту, цепляясь за его плечи и целомудренно поцеловал, вкладывая весь огромный спектр чувств, который он испытывал на протяжении всей их дружбы. Они всегда чувствовали к друг другу не только любовь, но и огромное уважение, поддержку, нежность и острую нужду быть рядом. Это было абсолютно неудивительно, ведь они жили вместе последние пять лет, а знакомы были ещё дольше.
*
— Бля, вы сколько бутылок-то взяли? — Никита ошарашено вытаскивает из чёрного пакета бутылки водки, виски и рома одну за одной. — Ну, остатки себе заберём, — пожал плечами Егор, обнимая Артёма за плечи и прижимая к себе. — Не рано тебе, малыш? — Смеётся Федя, открывая банку маслин и сливая жидкость из неё в раковину. Ракитин ничего не отвечает и смеётся. По телеку идут какие-то старые фильмы, за окном кружится снег, а Артём снова тянет руки к пачке орехов. Егор на это лишь с улыбкой вздыхает, качая головой, потому что сейчас они хотя бы не трёхнедельной давности. Позже они с Федей плавно перемещаются на диван в большой комнате, чтобы не мешаться Никите, который решил что-то приготовить и попросил Тёму ему помочь. — Ну как у вас там с Тёмкой? — негромко спрашивает Приходов. — Отлично, — Егор улыбается, — он усердно готовит меня к ЕГЭ. — Знаю я эту вашу «подготовку», — смеётся Федя, прислушиваясь к тихим голосам Никиты и Артема за стенкой. Он невольно вспоминает, как Зимов в свои университетские годы пытался готовиться к экзаменам.Кисточка в правой руке Никиты вымазана розовой краской. На мольберте холст, а справа от него написанные корявым почерком билеты. Он учит и рисует, ловя своеобразную гармонию. Федя подходит к нему сзади, прижимаясь к ровной спине. Никита что-то фыркает и пытается выпутаться из объятий. Приходов слышит что-то о том, что ему очень нужно готовиться к зачету, зарываясь носом в кудряшки, пахнущие ягодным шампунем. Никита сдаётся под таким напором и кидает кисть ко всем остальным в чашку с водой, которая стоит на краю стола уже не первый месяц. Зимов поворачивается к Феде лицом и играется с его волосами, наматывая прядки на свои пальцы и улыбаясь. Завтра ебучий зачёт, который он сдаст с трудом, благодаря своему везению и сладенькой невинной внешности.
Артём появляется в дверном проеме, и улыбка расцветает на лице Егора. Он расставляет руки в стороны, приглашая Шатохина в свои объятия. С кухни уже доносятся приятные ароматы какого-то мяса, а руки Артёма пахнут свежей зеленью. Историк садится на диван, всё ещё зло посматривая на Федю, на что Егор говорит ему: — Тём, я же тебе говорил, что они встречаются, помнишь? — Шатохин кивает и хмурит брови. — Ну! А ты мне говорил: «да они родственные души, Егорка. Они же такие близкие друзья!» — Э, алё, я тут так-то сижу, — Федя наконец-то подаёт голос, но его перебивает громкий голос Никиты, доносящийся из кухни: — Шато! Помоги с салатами! — Артём, войдя на кухню, слышит уже спокойный голос Зимова, наполненный возмущением — тунеядцы блин, я тут за всех отдуваюсь, а я не домохозяйка! — Ники, не бесись, ща всё сделаем, — Никита кивает головой в сторону большой комнаты, где сидят парни, и поднимает брови, как бы спрашивая, что это они там делают, — нас обсуждают, что они ещё делать могут, — Артём фыркает от смеха. — Блин, мы как две семейные пары, которые решили вместе отметить Новый Год, — Зимов рассуждает и параллельно нарезает колбасу для оливье, — только детей не хватает. — В моей жизни детей хватает, — говорит Артём слишком серьезно; Никита от этих слов начинает смеяться и случайно режет себе по пальцу, — бля, Никит, где у вас аптечка? Когда Шатохин пулей проносится мимо ребят, сидящих в зале, Федя, который понял, что что-то случилось, пошёл на кухню. Войдя, он увидел Зимова, который держал руку над раковиной, а по его руке стекала алая струйка крови. — Никит, чего случилось? — Федя тут же стал серьезнее, подошёл ближе, включая холодную воду и подставляя пальцы Зимова под струи. — Да ничего особенного, просто порезался. Федь, да не волнуйся ты так, — Приходов натянуто улыбнулся и покачал головой, мол «да я и так не волнуюсь», — ага, я вон вижу, как у тебя руки трясутся.Вообще, Федя всегда очень сильно переживал за здоровье Никиты, постоянно ругаясь с ним, когда художник выходил курить на балкон в одной футболке даже зимой. Однажды, когда они пошли кататься на скейтах с друзьями Приходова, которые также занимались музыкой, Никита разбил колени, и Федя молниеносно побежал в аптеку за перекисью и пластырями. Сам все обработал и заклеил все до единой ранки, хотя Зимов и боли то не чувствовал, ведь они пошли кататься обгашенными, но препятствовать фединой заботе не стал, ведь это дико льстило и даже немного возбуждало художника. Вообще все их знакомые и друзья чувствовали всю ту нежность, которая царила в дружеских (и не только) отношениях ребят. Когда Приходов отрастил волосы, Никита от нечего делать и от любви к этим волосам, стал заплетать Феде косички, с которыми тот мог ходить по несколько дней. Они вместе рисовали серию картин, постоянно прерываясь из-за слишком близкого нахождения рядом. Наверное секрет их отношений и был в том, что они творили вместе и просто постоянно поддерживали затеи друг друга.
*
Бой курантов встречался пьяными воплями Егора, который опирался на более-менее трезвого Артёма. Никита тихо улыбался им своей сладкой улыбкой, утыкаясь носом в плечо Феди, словно сонный маленький котёнок. — Че такие тухлые, пацаны? — Речь президента Российской Федерации переплетается со смехом Егора, на который отзываются и нетрезвые парни. — С новым годом, мальчики, — подмигивает всем Федя и поднимает очередной стакан с виски. Ракитин подрывается с дивана, хватаясь за рюмку водки и чуть не падает на стол, накрыть который Никите стоило немалых трудов, но Шатохин умело подхватывает его и забирает у него рюмку. — Так, малыш, тебе уже хватит, — Артём успокаивает своего ученика и усаживает обратно на диван. — Какой малыш, блять, — Егор резко валит его на диван, полностью игнорируя рюмку, жидкость из которой залила всю футболку Тёмы и даже диван. Ракитин сжимает зубы и жадно целует Артёма, и не будь старший таким пьяным и увлечённым, он бы завершил все это, но, боже, не-е-ет. — Блять, уебки, — весело фыркает Никита и, воспользовавшись моментом, целует Федю. Зимов слишком скромный, чтобы целовать Федю при всех, и, если честно, Приходов и не помнит его инициатив, но это буквально сносит крышу сейчас. Федя кладёт руку на его челюсть и не позволяет отстраниться. Но этому поцелую не суждено было длится долго: — Бля, Егор! — Тёма пихает его в бок, когда Ракитин лезет под немного проспиртованную футболку. Никита отлетает от Феди, и его щеки покрываются вишневым румянцем. На лице появляется такая же смущенная улыбка, адресованная Феде, Феде и только Феде. Егор сидит на диване с лицом обиженного ребёнка, но все его тело тянет к Артёму, который сидит ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. — Напряжение растёт, однако, — усмехается Приходов, с намеком ведя бровями и залезая в шкаф, где на всякий уже лежат скрученные утром косяки. Глаза Ракитина загораются, а Тёма смотрит на него, как на глупого нашкодившего песика и с искренней любовью закатывает глаза. Федя поджигает блант и первую затяжку даёт Никите прямо из своих рук, засматриваясь на милые кудряшки.*
Комната быстро заполняется дымом, также быстро, как руки самого младшего в их компании распускались ещё сильнее, стремясь просто постоянно касаться Темы, будто убеждаясь в том, что он настоящий. — Трахни его уже, он заебал, — Никита искренне смеётся с Ракитина, который за последние пять минут по руками получил уже раз двадцать. — Трахать буду я, — улыбается Егор. Его глаза понемногу слипаются. Он уже успел подустать, ведь время-то уже не детское, почти четыре утра. Федя сидит ближе всех к немного приоткрытому окну, предварительно укутав Зимова в плед и закинув руку на его плечо. Шатохин улыбается, что теперь эта парочка может чувствовать себя спокойно, но не может не улыбаться этому поистине детскому милому стыду, который розовыми пятнами то и дело покрывает щеки и даже частично шею Никиты. Когда Егор наконец засыпает на плече Артема, все удовлетворенно выдыхают и в комнате становятся слышны лишь тихие разговоры ни о чем и обо всем одновременно.*
Пятого января, в день рождения Ракитина, Артём проснулся очень рано, нисколько не жалея о том, что не поспал подольше в свой выходной. Сразу же написав Феде и Никите о том, что все собираются в пять часов у него дома, он заказал пиццу на определенное время, потупил в ленту инстаграма, собрался и вышел в ближайший магазин за алкоголем. Егор в это время мог бы сладко спать у себя дома, если бы не его мама, которая разбудила его в восемь часов поцелуем в щеку и нежным поглаживанием по голове мальчика. — Малыш, ты у меня такой взрослый стал, я даже заметить не успела, — на её глазах навернулись слезы, — я тебя очень сильно люблю. — Я тебя тоже, мам, — голос Егора был хриплым от сна и это придавало еще большей уютности этой ситуации, — спасибо огромное тебе за всё, — Ракитин приподнялся на кровати, крепко обнимая мать. — Я приготовила завтрак, одевайся и выходи, — мама достала небольшой конвертик из кармана домашнего халата, — это тебе. В конверте ожидаемо лежали деньги, и Егор был безмерно благодарен маме, не только за подарок, но и за её отношение к сыну, за то что она не давила на него с учебой, понимая, что Ракитин умный мальчик и сможет делать то, что ему нравится. Женщина не давила на него в плане ориентации, так же осознавая, что главное для неё — счастье сына. На улице светило яркое и нетипичное для Петербурга солнце, отсвечивающее от белого снега, а в квартире Ракитиных стояла атмосфера уюта и мягкости.*
В полдень Артём позвонил ученику по фэйстайму, дико счастливо улыбаясь и поздравляя его с Днём Рождения. Мама, увидев не менее счастливого Егора, который сидел в наушниках и улыбался, глядя в телефон, попыталась заглянуть в экран, но Ракитин быстро среагировав, прижал телефон к себе. Женщина мельком увидела большие глаза голубо-серого цвета и взъерошенные темные волосы. Она заговорщески улыбнулась и по-доброму подняла брови. Выйдя из комнаты, она услышала последние слова которые были адресованы, как она уже успела подумать, парню своего сына. — Давай, Тём, я тебя тоже, увидимся, — Ракитин отбросил телефон на кровать, блаженно улыбаясь.*
Никита с Федей специально пришли немного раньше назначенного времени, чтобы встретить Егора с хлопушками и всей мишурой. В подарок они принесли картину, которую Зимов рисовал, когда их с Федей застукали Артём с Егором, и пластинки с рарной музыкой, чтобы Ракитин мог делать сэмплы для своей музыки. Егор пришёл в назначенное время весь припорошенный снегом, дико пугаясь и крича от того, что ему в лицо прилетели разноцветные конфети. Его друзья поочерёдно обняли его, желая всего самого лучшего, а Артём наградил его праздничным поцелуем, от которого смутился не только сам Ракитин, но и парни, стоящие за ними. Когда все дарили ему подарки, Егор сильно смущался и часто благодарил друзей, ведь раньше, в своей старой компании, верхом мысли его бывших корешей был пакет травки и пачка презервативов, которые не несли в себе никакой особой ценности для именинника. Артём вынес свой подарок и Ракитин чуть не заскулил от радости, как маленький пёсик, которому принесли косточку. Это был большой набор Лего со Звездными Войнами лимитированной коллекции, о котором Егор мечтал уже второй год. Говорил он об этом, конечно же, только своему историку. И всё-таки Ракитин не сдержался и, завизжав, опрокинул Тёму на диван, крепко обнимая и шепча слова благодарности на ухо, на что историк лишь широко улыбнулся и сказал: «потом отблагодаришь», вызвав истерический смех у Никиты с Федей. Они просидели до двенадцати, выпив весь алкоголь, что был в доме у Шатохина, и заправили это все одним косяком на четверых, который принёс с собой Федя на случай экстренной нужды. Артём уложил спать Федю с Никитой в комнате с кинг-сайз кроватью, как и в прошлый раз, но сейчас парни не посылали Шатохина после его пошлых шуток, а просто смущенно краснели и переглядывались. Несмотря на то, что эти двое наконец-то раскрылись, проявлять свои чувства при ком-то ещё было очень тяжело, ведь и для Феди, и для Никиты эти отношения были чем-то слишком личным, уютным, милым и интимным, чтобы делиться с кем-то ещё.