*
Пока Егор сидит дома на больничном, он в основном пишет биты на ноутбуке, скидывая их Феде, чтобы тот заценивал это всё и говорил, что говно, а что нет. Практически все сообщения после скинутых демок отражают восхищение Приходова и содержат в себе слова о том, что «этот битос точно все заценят». Конечно же намного лучше было бы, если бы Ракитин готовился к экзамену по истории, который должен состояться меньше, чем через месяц, но ему так сильно до пизды на его результаты, что в голове проскальзывают только мысли о том, что мама и Артём расстроятся. Поступать он всё равно никуда не планирует, потому что его музыка уже приносит небольшие деньги, да и это единственное, после, конечно же, Шатохина, чем Егору действительно нравится заниматься. Артём звонит ему каждый день по фэйстайму, когда мама младшего уходит на работу. Вообще единственный минус того, что теперь Ракитину нужно лежать дома, соблюдая постельный режим, это то, что он дико скучает по историку и по их общим друзьям. За последний год вечно смущающийся Никита и такой брутальный, но при этом нежный Федя стали для него второй семьей, которая всегда поддержит, поможет, поймёт и утешит. Когда Егор начинает ныть, что он дико соскучился по Артёму, тот только улыбается в камеру и говорит, что может завтра зайти, ведь по четвергам у него методический день, и уроков нет. От этих слов Ракитин так нежно и влюблённо улыбается, светя своими счастливыми глазами, что Шатохину еле хватает сил не сорваться к ученику домой прямо сейчас. Он улыбается ещё раз, говорит: «До завтра, малыш», а когда скидывает звонок, прижимает телефон к груди, осознавая, что чувствует себя, как до беспамятства влюблённая школьница. (И по его настроению на уроках это видно, но всем слишком похуй).*
Как только Егор открывает двери квартиры, на него тут же запрыгивает Артём, обвивая ногами в, слава богу, чистых и сухих кроссовках талию мальчика и забрасывая руки тому на плечи. Ракитин придерживает своего учителя одной рукой за задницу, а другой поглаживает спину, обтянутую приятной и мягкой на ощупь тканью толстовки. На улице уже май, но в Петербурге не так уж и тепло, поэтому даже в конце весны жители города прячутся от ветра под несколькими слоями одежды. Шатохин вдыхает родной запах и смотрит в глаза Егору, отмечая, что от синяков на лице парня остались только едва видные желтоватые следы. Единственным, что выдает недавние события, является ещё не зажившая губа и рассеченная бровь, которые выглядят охуенно брутально на лице ученика. — Я так скучал, так скучал, — бормочет Артём ему в шею, пока Егор лезет руками под его толстовку. — Я тоже, мой сладкий, — Ракитин наугад закрывает дверь и тут же вжимает в неё Тёму. — Твоя мама когда вернётся? — Шатохин пальцами играется с отросшими волосами на затылке Егора, прижимая его губы к своей шее ближе и теснее. — Часа через три или четыре, — говорит Ракитин, позволяя старшему снять с себя футболку. — Пойдём в постель, — Тёма гладит Егора по рукам, прося этим жестом отпустить себя. Последний слушается и ставит своего учителя на землю, усмехаясь над разницей в росте и чмокая Шато в лоб. Когда Тёма снимает кроссовки, Ракитин берёт его за руку и ведёт в свою комнату, где Артём тут же толкает его на постель. — Сегодня моя очередь, — шепчет он, залезая на Егора сверху и водя горячими пальцами по его рёбрам. Ракитин любуется им снизу, подмечая, насколько взъерошенные волосы и голодный взгляд добавляют ему сексуальности. Они одновременно облизывают губы и снова сливаются в поцелуе. Одежда летит в разные стороны, пока на обоих не остаётся лишь белье. Егор все ещё разглядывает его татуировки восхищенно и с ярким обожанием. Артёму удалось сесть настолько удачно, что их стояки соприкасались сквозь пару слоёв ткани, добавляя ситуации жара и возбуждения. — Ты так заводишь, — Артём достаёт до своих штанов, опираясь рукой о грудь Егора и ловко извлекает презерватив из кармана. — Сколько дней он уже там? — Смеётся Егор немного нервно, потому что они пробуют Тему в роли актива впервые. — Уже значительное время, — Артём продолжительно прикусывает свою нижнюю губу, выглядя так бесконечно прекрасно. Сам демон во плоти. Сексуален до абсолютного безумия. Настолько, что Егор готов поверить в бога и молиться, стоя перед ним на коленях. — Чей гандон, тот и трахает. Наслаждайся, родной. Такое обращение добивает окончательно, заставляя полностью и без остатка отдаться в умелые и опытные руки учителя истории. Артём полностью контролирует процесс, водя руками уже по всему телу Егора, вызывая стаи мурашек и заставляя выгибаться навстречу касаниям. — Спокойнее, мы ещё даже не начали, — усмехается старший и лазает по тумбочке Егора, отыскивая смазку, — ну ты молодец, конечно, — усмехается он, находя её почти сразу в первом же верхнем ящике. Мальчик ничего не отвечает, ощущая влажные губы Артема на своей груди и животе. Шатохин нарочно дразнит его, вынуждая скулить от желания. — Тебе понравится, — Артём освобождает их от остатков одежды и тут же прикасается к члену Егора, — только попробуй кончить сейчас. Ракитин и не думает об этом, сдерживая себя, потому что сейчас он хочет получить самый максимум, на который он только способен. Артём пялится на лицо Егора, видя в нем эти нежные, всё ещё детские черты, и он искренне не понимает, как людей вообще может не тянуть к такому? Растяжка для младшего проходит болезненно, не настолько, насколько это могло бы быть. Артём уже проверил и запомнил, где находятся его эрогенные и особо чувствительные зоны и специально избегал их, дразня все больше. Егор уже искусал все губы до крови. Его глаза закрыты, потому что для него весьма смущающе находиться снизу, и Артём чувствует это. — Ты так напряжён, — произносит Шатохин, оставляя его в покое и теперь прикасаясь к чувствительному телу только губами, — ты мне доверяешь? — Да, — без единой мысли отвечает Егор, пытаясь рефлекторно свести ноги, но ему не дают сделать этого. — Тогда расслабься, — то, что глаза его мальчика закрыты, играет Тёме лишь на руку, ведь с закрытыми глазами эмоции ярче из-за неожиданности, и ему кажется, что время пришло, — полностью, — рот ловко обхватывает его член, и Шатохин берет наполовину сразу, сжимая горло. Реакция следует незамедлительно, и рука Ракитина тут же оказывается на голове Тёмы, насаживая на себя. Шатохин про себя радуется тому, что он смог отвлечь Егора от всей этой ненужной неловкости. Доведя младшего почти до пика, Тёма отстраняется и вытирает рот рукой, беря в руки квадратик из фольги. — Не бойся, — Шатохин и сам помнит свой первый раз, поэтому прекрасно понимает Егора и знает, что нужно делать. Он уверен, что знает тело Ракитина даже лучше, чем историю. Артём раскатывает презерватив по члену и чувствует пальцы Егора, пытающиеся поддеть свои собственные и переплести их, и он позволяет сделать это, сжимая руку Ракитина. — Считай до трёх, — улыбается старший, обцеловывая всё горящее лицо мальчика. — Один, — Тёма отлично знает, что Егор надеется на то, что он начнёт на «три» и максимально напряжется именно в этот момент, поэтому, — два, — в конце Ракитин срывается на крик, переходящий в стон, потому что (конечно же) Артём угадал с углом проникновения. — Три, — заканчивает за него Шатохин, ощущая, как Егор вцепился в его руку. Давление со всех сторон вызывает лёгкое помутнение рассудка, и Артём принимается метить его шею, пока не двигаясь и давая пару секунд привыкнуть. Егор мечется, как только татуированный торс соприкасается с сочащейся головкой. Глаза закатываются сами собой, а бёдра идут навстречу Артёму, давая знак к продолжению. Шатохин реагирует на это сразу же, в ту же секунду начиная двигаться и переключаясь на зализывание пёстрых кровоподтёков языком. — Артём Сергеевич, — начинает звать его Егор, просто желая говорить, но голова пустая, и нет ни одной мысли и ни одного слова, которое он бы помнил, кроме имени своего учителя истории, — Артём… Шатохин улыбается, двигаясь грубее, ведь Егор любит пожёстче. Ракитин просто сходит с ума от чувств, которые его переполняют. Близость настолько тесна, что кружится голова. — Тшш… — шипит Тёма ему на ухо, когда стоны становится невозможно сдерживать. — Соседи отпиздят. Егор даже не слышит и не понимает его слов. В голове полная каша, но, если Тёма сейчас остановится… Ракитин просто убьёт его сразу же. Но Шатохин и не думает останавливаться. От сдавливающего ощущения Егора вокруг себя хочется кричать, поэтому старший трётся носом об изгиб шеи своего мальчика, а потом осторожно прикусывает там. Нежные руки Егора обвивают его спину, обнимая и не давая отстраниться. Артём исцеловывает всю его шею, активно двигаясь, тем самым выбивая из Егора стоны, которые становятся лишь громче, что извещает о скорой развязке. Слушая громкие вскрики Егора, Артём на секунду пугается, что придут соседи жаловаться на шум, но он тут же забывает об этом, слыша, что Ракитин уже всё, и чувствуя горячую жидкость на своём животе. Шато держится дольше, выбивая уже рваные вдохи из-за повышенной чувствительности Егора. — Тёма, — тянет он, царапая его спину в кровь. Уже просто нет никаких сил. Артём усмехается и целует его шею, изливаясь в презерватив и, наконец, останавливаясь. Он лежит на Егоре ещё пару секунд, тоже пытаясь восстановить дыхание, пока младший существует в какой-то абсолютной прострации и не чувствует вообще ничего, кроме лёгкого веса Тёмы на себе. Старший скатывается на кровать и поворачивает голову к своему мальчику, разглядывая его лицо и громко дыша с ним в унисон. — Ты был восхитителен, — кое-как выговаривает Егор, дрожащей рукой вытаскивая сигарету из пачки, валяющейся на тумбочке и протягивая её Артёму. — Пытаюсь соответствовать тебе, — усмехается Шатохин, принимая сигарету и подкуривая её зажигалкой. — Тебе правда было так же ахуенно? — Егор проводит руками по лицу. Его затёкшие мышцы все ещё приятно болят. — Я думаю, что мне было ещё ахуеннее, чем тебе сейчас, — Артём касается щеки Егора, убирая выпавшую ресничку с его щеки. — Подожди минут десять, ты ахуеешь, — воодушевленно говорит младший, желая Тему ещё больше и ещё сильнее с каждой секундой. — Не, не, не, малыш, — Артём затягивается сигаретой и очаровательно смеётся, — я уже слишком старый для второго раунда. — Пиздеж это всё. Как у тебя останусь на ночь, и три вынесешь, — Егор забирает у него сигарету и затягивается тоже, осознавая то, что ему придётся потратить остатки дезодоранта, чтобы мама не почувствовала запах, когда придёт, — снизу, конечно же. — Я просто умру под тобой от трёх раз подряд, — Артём гладит татуировку «А», думая о том, что тоже хочет набить что-то такое, но на более видном месте и скорее всего имя Ракитина полностью. Егор ничего не отвечает, лишь счастливо улыбаясь и прикрывая глаза и понимая — вот оно. То самое чувство, которое он хотел ощутить ещё очень давно. Настолько, что уже даже успел усомниться в его существовании: — Я люблю тебя. — А я тебя, — Артём прижимает младшего ещё ближе к себе, вдыхая самый приятный запах, запах его мальчика. Они ещё минут двадцать валяются в кровати, наслаждаясь друг другом, потом перемещаются в душ, лениво целуясь и водя руками по телу друг друга.*
Егор сидит на кухне, разбирая электронную почту и рабочие предложения, удаляя половину и немного посмеиваясь с наивности некоторых молодых рэперов. Артём мурлыкает себе под нос какой-то ненавязчивый мотив и колдует над плитой, пытаясь что-то приготовить. И, судя по запахам, что разносятся по кухне, у него вполне удачно получается. Они ловят эту молчаливую идиллию, совсем забывая про время. И оба резко вздрагивают, когда в замочной скважине поворачивается ключ. Тёма смотрит огромными глазами на Ракитина, ожидая того, что тот скажет идти прятаться в шкаф либо на балкон. В голове у младшего крутится два варианта развития событий. Один из них — это сказать маме всю правду, несмотря на её реакцию. А другой — сказать ей, что Артём Сергеевич просто пришёл позаниматься с Егором историей, чтобы подтянуть его перед экзаменом. Но Артём стоит с поварёшкой в руке, одетый в домашнюю одежду младшего, к тому же на его шее красуется несколько засосов, которые, даже при большом желании, не скрыть ничем. Пока Егор утопает в своих судорожно бегающих мыслях, в голове у Шатохина крутится только «пиздец-пиздец-пиздец», потому что на кухню заходит мама мальчика. Она ставит пакеты с продуктами на пол, внимательно и немного нахмуренно смотря на учителя истории. — Артём Сергеевич, здравствуйте, а что Вы тут делаете? — Долгое молчание накаляет атмосферу, добавляя напряжения ситуации, — Егор, ты мне не хочешь ничего объяснить? — Э-э-э, — Ракитин абсолютно точно не мог сформулировать ничего нормального у себя в голове, чтобы это звучало не так жестко, типа: «да вот, мама, это мой историк, и он меня трахает», поэтому он смотрел в пол, боясь поднять глаза, — помнишь, ты просила познакомить тебя с моим парнем? Женщина внимательно переводит взгляд с сына на его учителя, медленно садясь на стул и пытаясь переосмыслить все то, что только что услышала. — Анна Олеговна, я пойду наверное, Егор, желаю скорейшего выздоровления, — Артём старается говорить как можно более официально, чтобы не падать в глазах матери своего парня. — Я тебя… Я Вас провожу, — они быстро выходят из кухни, оставляя женщину одну смотреть в их спины, Егор переходит на быстрый шепот, — пиздец, это самое страшное, что было в моей жизни, мне ей сейчас ещё все объяснять, Артем, бля, не оставляй меня, умоляю, — младший цепляется за руку Шатохина. — Малыш, я тебя очень сильно люблю, все будет нормально, — Тёма осыпает его лицо невесомыми поцелуями, — напиши мне обязательно, когда вы поговорите, если что, то сразу едь ко мне. Сразу же. Пока мальчики прощаются, у мамы Егора весь пазл начинает складываться, и она понимает, почему Артём Сергеевич так странно себя вёл, когда разговаривал с ней на родительском собрании. Она вспоминает тот момент, когда видела растрёпанные волосы и большие синие глаза парня своего сына в телефоне, и понимает, что была очень невнимательной, когда не смогла понять, что сходство молодого человека, с которым разговаривал Егор, и его учителя истории стопроцентное. Ракитин захлопывает двери и на дрожащих ногах заходит на кухню, созерцая задумчивую маму. — Мам, я сейчас всё объясню, только дослушай меня до конца, — Егор садится на стул, стоящий на противоположном конце стола, и смотрит маме прямо в глаза, — дело в том, что я пизд… очень сильно его люблю, я понимаю, что ты можешь посчитать эти отношения нездоровыми, а Артёма — педофилом, но это абсолютно не так, я первый сделал шаг в наших отношениях, он просто такой красивый, очень умный, начитанный и преданный, поэтому, пожалуйста, мам, ты можешь меня выгнать, я всё пойму, но только его не трогай. Егор переводит свой взгляд на стол и на его бордовую футболку падают небольшие капли слёз. Все вышло само собой, чувства нахлынули на него жуткой волной и сейчас просто выливаются через глаза. — Егор, мальчик мой, ты чего плачешь? — Мама обеспокоенно подрывается с места, поднимает голову Ракитина своими нежными ладонями и вытирает слёзы с лица большими пальцами, — я и не думала о том, чтобы подавать на него заявление или ещё что-то, ты же знаешь, что для меня самое главное — твоё счастье. Просто ты должен сам всё понимать, ты же осознаёшь, что когда тебе будет двадцать, то ему уже тридцать два года? Егор кивает головой, ведь он и правда серьёзно задумывался надо всем этим. Он немного успокаивается, но ему становится тяжело говорить из-за кома в горле. — Я, конечно, очень сильно удивлена, могу сказать, что я в шоке, но я не злюсь на тебя. Он точно ни к чему тебя не принуждает? — Ракитин опять кивает головой. — Ты уверен, что ты его хорошо знаешь? Можешь рассказать мне подробнее? — Ну… — мальчик сглатывает и думает с чего начать, — вообще, всё что я могу сказать, это то, что мне с ним ужасно комфортно и я чувствую себя нужным и любимым, мне сначала было страшно, что вдруг я просто игрушка для него, но Артём всеми своими поступками доказывает обратное. Ещё у него отличные друзья, которые мне уже стали как семья, помнишь, я рассказывал про Никиту с Федей? — Мама кивает, вспоминая, что эти парни возили Егора в травмпункт. — Никита рисует картины, а Федя занимается музыкой, он меня тоже всему этому научил… — Ракитин хочет рассказать про то, что музыка уже приносит ему доход, но решает сделать это в следующий раз, чтобы приятно удивить маму. — Малыш, я очень сильно рада за тебя, но хотелось бы познакомиться с твоим Тёмой поближе, не как с учителем истории, а с мужчиной, которому я доверяю своего сына. — Да, хорошо, ма, я поговорю с ним, — вся неуверенность Егора пропадает, когда он слышит, что мама не ругает его и не угрожает ментами, поэтому он встаёт и подходит к плите, немного прихрамывая, но когда слышит вновь беспокойный голос мамы: «Егорка, что с твой ногой, ты ударился что ли?», совсем теряется в том, что ему ответить, — не, мам, э-э, ну ты знаешь… Осознание неловкости всего вопроса приходит к женщине только через минуту, поэтому она спешно останавливает терзанья сына и говорит: — А, прости, я всё поняла, — она немного посмеивается, сама встаёт, кладя руки сыну на плечи и смотрит на плиту, — это что, ты приготовил? На плите стоит две кастрюли, в одной из которых дымится борщ, а в другой стоит уже остывшая каша. — Нет, это Тёма. Мама улыбается ещё сильнее, понимая, что мужчина, который так сильно, по словам Егора, любит его сына, да ещё и умеет готовить, несмотря на возраст, всё-таки может быть хорошей парой её мальчику.