Наши в Хогвартсе

Подходящий случай выполнить задуманное представился Снейпу очень скоро. Дамблдор срочно вызвал его к себе. Ночью. Директор сидел в своём высоком кресле за письменным столом, завалившись набок и, похоже, был в полубессознательном состоянии. Его правая рука, почерневшая и обугленная, бессильно повисла. Снейп ужаснулся, увидев эту безжизненную руку. Он направил свою палочку на запястье Дамблдора, бормоча заклинания и одновременно другой рукой вливая ему в горло густой золотой напиток. Спустя несколько мгновений веки Дамблдора дрогнули и приоткрылись.  — Зачем? — сказал Снейп без всяких предисловий. — Зачем вы надели это кольцо? На него наложено заклятие, вы не могли этого не знать… Зачем вам вообще понадобилось его трогать? - Кольцо Марволо Мракса лежало на столе перед Дамблдором. Оно было разбито. Рядом лежал меч Гриффиндора. Дамблдор поморщился:  — Я… сделал глупость. Не устоял перед искушением…  — Каким искушением? Дамблдор не ответил. — Чудо, что вам удалось вернуться сюда! — В голосе Снейпа звучало бешенство. — На это кольцо наложено заклятие исключительной силы. Самое большее, на что мы можем надеяться, — это ограничить его действие одним участком. Пока мне удалось запереть его в одну руку. Дамблдор приподнял свою почерневшую, ни на что уже не годную руку и осмотрел ее с таким выражением, как будто ему показали любопытнейший экспонат.  — Вы отлично справились, Северус. Сколько мне осталось, как вы думаете? Дамблдор говорил обычным тоном, как будто спрашивал прогноз погоды. После недолгого колебания Снейп ответил:  — Не могу сказать. Может быть, год. Сдержать такие чары навсегда невозможно. Постепенно они начнут распространяться, это из тех заклятий, которые со временем только усиливаются. Дамблдор улыбнулся. Похоже, его не очень взволновало, что жить ему остается меньше года. — Как мне повезло, как невероятно повезло, что у меня есть вы, Северус.  — Если б только вы позвали меня чуть раньше, я, возможно, мог бы сделать больше, выиграть для вас больше времени, — с болью сказал Снейп. Он посмотрел на разбитое кольцо и на меч. — Вы что, думали, что, разбив кольцо, вы разобьете чары?  — Что-то в этом духе… Я, видимо, был просто не в себе… — сказал Дамблдор, с усилием выпрямляясь в кресле. — Ну что ж, это сильно упрощает дело. Снейп посмотрел на него в полном недоумении. Дамблдор улыбнулся: — Я имею в виду тот план, который выстроил вокруг меня лорд Волан-де-Морт. План заставить этого бедного мальчика, Малфоя, убить меня. Снейп опустился в кресло напротив стола Дамблдора и сказал хмуро: — Темный Лорд и не ждет, что Драко добьется успеха. Это просто наказание за недавние промахи Люциуса. Медленная пытка для родителей Драко, вынужденных наблюдать его провал и наказание. — Короче говоря, мальчику вынесен смертный приговор, как, разумеется, и мне, — сказал Дамблдор. — Ну, а естественный преемник по этому заданию, после провала Драко, будете вы, если я правильно понимаю? Настала короткая пауза.  — Да, таков, я думаю, план Темного Лорда. — Лорд Волан-де-Морт полагает, следовательно, что в ближайшем будущем ему больше не нужен будет соглядатай в Хогвартсе?  — Да, он думает, что школа скоро будет в его руках. — А если она и правда окажется в его руках, — сказал Дамблдор таким тоном, как будто речь шла о чем-то постороннем, — вы даете мне слово сделать все, что в ваших силах, чтобы защитить учеников Хогвартса? Снейп медленно кивнул.  — Отлично. Теперь вот что. Ваша главная задача сейчас — выяснить, что собирается делать Драко. Напуганный пятнадцатилетний мальчишка опасен и для самого себя, и для окружающих. Предложите ему помощь и руководство, он их, наверное, примет — вы ему очень нравитесь… — Уже гораздо меньше, с тех пор как его отец вышел из фавора. Драко осуждает меня, он думает, что я занял место Люциуса. — И все-таки попробуйте. Я беспокоюсь не столько за себя, сколько за случайных жертв — мало ли какие планы придут мальчику в голову. Но в конечном счете есть только одно средство, чтобы спасти его от гнева лорда Волан-де-Морта. Снейп поднял брови и спросил саркастически: — Вы намерены позволить ему вас убить?  — Нет, конечно. Меня должны убить вы. Наступило долгое молчание. В тишине раздавался лишь странный щелкающий звук: феникс Фоукс клевал скорлупу каракатицы.  — Вы хотите, чтобы я сделал это прямо сейчас? — ироническим тоном спросил Снейп. — Или дать еще несколько минут, чтобы составить эпитафию?  — Нет-нет, это не так срочно, — ответил Дамблдор, улыбаясь. — Я полагаю, случай представится в свое время. С учетом того, что произошло сегодня, — он показал на свою обугленную руку, — можно не сомневаться, что это произойдет в течение года.  — Если вы не против умереть, — резко сказал Снейп, — почему бы не предоставить это Драко?  — Душа мальчика еще не настолько повреждена, — сказал Дамблдор. — Я бы не хотел, чтобы она раскололась из-за меня. — А моя душа, Дамблдор? Моя? — Только вам известно, потерпит ли ваша душа ущерб от того, что вы поможете старику избавиться от боли и унижения, — ответил Дамблдор. — Я прошу вас об этой великой услуге, Северус, потому что моя смерть, — такое же решенное дело, как-то, что «Пушки Педдл» займут в этом сезоне последнее место в лиге. Признаюсь, я предпочел бы быстрый, безболезненный конец долгим мукам, которые мне предстоят, если будет задействован, например, Сивый. Я слышал, Волан-де-Морт его завербовал? Или наша милая Беллатриса, которая любит поиграть с мышкой, прежде чем ее съесть. Он говорил легким тоном, но его синие глаза пронизывали Снейпа насквозь, словно душа собеседника была видна ему как на ладони. И Снейп снова коротко кивнул. На лице Дамблдора выразилось удовлетворение. — Спасибо, Северус… Дамблдор пристально смотрел на Снейпа, как будто ожидая от него чего-то. Но Снейп молчал. «Гордец, — подумал Дамблдор. — Я же знаю, чего ты боишься. Ну, же!» Но Снейп, не проронив ни звука, вышел за дверь. «Ну, вот и всё, — подумал он, выйдя от Дамблдора. — Ты хотел, чтобы она возненавидела тебя? Директор дал тебе для этого прекрасный повод. Вряд ли девчонка проникнется сочувствием к убийце. Это всё, что тебе нужно? Что ж, поздравляю. Мечты сбываются». Снейп медленно брёл к себе в подземелье. Был самый тёмный предрассветный час, когда мрак в душе, смешиваясь с окружающей тьмой лишает человека всех надежд и, повергая его в глубины тоски и отчаяния, толкает на непоправимые поступки. В этот час самые стойкие и отважные могут растерять своё мужество, умоляя о прекращении мук любой ценой — пусть даже ценой собственной жизни. Снейп едва переставлял ноги, спускаясь вниз по лестнице и временами судорожно хватаясь за холодную, чуть влажную стену. Придя к себе и плотно закрыв дверь, он привалился к ней спиной и без сил сполз на пол, обхватив голову руками и изо всех сил сжимая зубы, стараясь не дать вырваться на волю протяжному вою – бессильному крику его порванной в клочья души. Он не думал, что это будет ТАК больно. Перспектива убить Дамблдора сейчас, по прошествии некоторого времени, не пугала его. Он знал, что справится с этим, несмотря на протест души и совести. Ведь, что бы там ни говорили о нём, он не убийца, совсем не убийца. Но если надо для дела… К тому же, это убийство действительно станет актом милосердия, освобождения от мук, последней услугой человеку, с которым его столько связывало. И то, что после этого убийства он станет для всех подлецом и предателем, его тоже не пугало. Его всегда ненавидели, боялись и презирали. Теперь будут это делать с утроенной силой, только и всего. Он заслужил такое отношение к себе, более того, он сам его добивался, год за годом играя роль мерзкого чудовища. Пускай весь мир отвернётся от него — ему плевать на весь мир. На весь, кроме неё. Пусть все ненавидят его, пусть презирают и обливают грязью — все, только не она. Господи, пожалуйста — только не она! «Но ведь ты сам хотел, чтобы она отвернулась от тебя, — рассудительно заметил внутренний голос. — Ты искал способ вызвать у неё ненависть к тебе. А теперь, когда повод любезно тебе предоставлен, ты ноешь и скулишь «только не она, только не она». Какого лысого тролля? Возьми себя в руки, тряпка! Всё идёт так, как и должно быть. Девчонка выросла, ты ей уже не нужен. Она внушила себе, что любит тебя. А ведь это не любовь, а всего только благодарность. Все её добрые чувства к тебе быстро пройдут, когда ты станешь убийцей. Ты ведь и так убийца, не правда ли? Только она об этом не знает» — внутренний голос презрительно хмыкнул. «А вдруг она и вправду любит тебя, — затянуло свою волынку безмозглое сердце, — вдруг простит тебе всё, даже убийство?» «Заткнись, — оборвал его первый голос, по всей видимости, принадлежавший рассудку, — так не бывает. Это жизнь, а не слюнявый бульварный роман!» «НЕ-Е-ЕТ! Я не хочу её терять! — взмолилось всё естество Снейпа. — Пожалуйста — нет!» «У кого ты просишь? — усмехнулся голос разума, — кто должен исполнить твою просьбу?» Снейп, сидел на полу под дверью, обхватив руками колени и тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, как будто пытался утихомирить, укачать боль. Куда подевался грозный профессор, исполненный яда, иронии и сарказма? На полу сидел раздавленный отчаянием, растерянный и напуганный мальчишка, кусающий до крови собственные руки и умоляющий кого-то всесильного и всемогущего отменить исполнение своего собственного желания. Но время шло. Ночь сменилась утром. Он встал, пошатываясь на ослабевших, затекших ногах, растёр ладонями лицо и мысленно надавал себе пощёчин за постыдную слабость. Отправился в ванную, встал под холодный душ, изгоняя из себя остатки своего малодушия. Тщательно побрился. Медленно оделся, методично застёгивая ряды пуговиц на рубашке и на сюртуке. Накинул мантию. Расчесался. Разглядывая своё отражение в зеркале, усмехнулся: «Чёрное кладбищенское чудовище». И, полностью опустошённый событиями минувшей ночи, вышел к завтраку. Увидев Снейпа в Большом зале, Алька мгновенно засияла изнутри — глаза вспыхнули радостью, щёки порозовели. Она вся как будто вытянулась навстречу ему, улыбнулась, немножко напряглась… Но, увидев его лицо, тут же потухла, тревожно разглядывая его воспалённые от бессонницы глаза, тёмные круги под ними, зеленоватый оттенок его обычно бледно-землистого лица. Алька подошла к нему. — Доброе утро, господин профессор. Что-то случилось? — Доброе утро, Эйлин. Ничего не случилось. С чего вы взяли? — У вас лицо, как будто вас всю ночь пытали. Краше в гроб кладут. — Спасибо за комплимент. — Обращайтесь, — машинально бросила Алька, продолжая пытливо приглядываться к нему. — Хватит уже меня разглядывать. Идёмте завтракать, — Снейп не собирался ждать продолжения «допроса». Чуть позже на завтрак пришёл Дамблдор. Увидев его руку, Алька перестала есть и перевела взгляд на Снейпа. Он появился в замке ночью, значит — по срочному вызову Дамблдора. Следовательно, с Директором случилось что-то серьёзное. И, хотя он улыбался и шутил, скверное предчувствие уже поселилось у Альки в груди и давало о себе знать тревожным холодком под ложечкой. Закончив завтракать, Дамблдор поднялся из-за стола и сказал: — Северус, зайдите ко мне в кабинет, пожалуйста. Мисс Эйлина, вас я тоже попросил бы подняться ко мне. Алька вопросительно взглянула на Снейпа. Тот пожал плечами. Ему не нравился этот внезапный вызов. Что задумал Дамблдор? Снейп подошёл к нему и тихо, чтобы никто не услышал, прошипел: — Альбус, прошу вас… Не вмешивайте девчонку в ваши игры. — В наши игры, — поправил его Дамблдор. — Не бойтесь, Северус. Я обещаю вам, что не собираюсь подвергать её никакой опасности. Идёмте, — громко позвал он, и Алька направилась вслед за Директором в его кабинет. Придя туда, Дамблдор указал Альке на кресло, стоящее напротив его стола. Алька осторожно села на краешек. Снейп остался стоять у двери, скрестив на груди руки. Сам Дамблдор встал у стола рядом с Алькой. — Мисс Эйлина, — обратился он к девушке. — Я хочу отдать вам на хранение вот это письмо. Дамблдор взял со стола запечатанный конверт и показал его Альке, но не отдал, а продолжал держать в руке. — Это письмо вы должны будете вскрыть сразу после моей смерти. Алька напряглась и бросила быстрый взгляд на его почерневшую руку. Значит, всё настолько серьёзно? Алька вопросительно взглянула на Дамблдора. Он улыбнулся: — Нет, ещё не всё так плохо. Но лучше побеспокоиться обо всём заранее. Этот конверт можете вскрыть только вы. И то, повторяю, только после моей смерти. Никто, кроме вас, не сумеет его открыть. И вы не сумеете, пока я не умру. Постарайтесь вскрыть его в одиночестве, чтобы никто и ничто не помешало вам быстро ознакомиться с содержанием письма. Постарайтесь сразу уяснить и запомнить прочитанное. У вас не будет возможности перечитать текст — письмо рассыплется в прах, как только вы его прочтёте. И восстановить его будет невозможно никакими чарами. Но для того, чтобы я мог отдать вам это письмо, вы сейчас должны дать мне Непреложный обет — никогда и никому не разглашать содержимое этого послания до того момента, пока Волан-де-Морт окончательно не погибнет. Вы готовы дать такую клятву? — Да, — не раздумывая, ответила Алька. Снейп у двери попытался что-то возразить, но Дамблдор предостерегающе поднял руку, и он промолчал. — Мисс Эйлина, вы знаете, что такое Непреложный обет? — Нет, — Алька мотнула головой. — Это клятва, которую один волшебник даёт другому. Нарушение этой клятвы ведёт к немедленной смерти нарушившего её. Вы уже совершеннолетняя, поэтому можете дать подобную клятву. Но я хочу ещё раз спросить вас, сможете ли вы выполнить её? По силам ли вам не нарушить её и не выдать тайну, скрытую в этом письме? Цена этой тайны — ваша жизнь. — Я готова дать такую клятву, — твёрдо ответила Алька. — Тогда… Северус, помогите нам, — обратился Дамблдор к застывшему у дверей Снейпу. Тот подошёл к ним с каменным лицом и достал волшебную палочку. — Дайте мне вашу руку, мисс, — приказал Дамблдор. Алька послушно вытянула руку. Они с Дамблдором взялись за руки. Он опустился на колени, побуждая Альку сделать то же самое. Она послушно встала на колени перед Директором. Снейп подошёл вплотную к ним и коснулся волшебной палочкой их сплетённых рук. — Обещаешь ли ты, Эйлина, хранить и никому не разглашать то, что узнаешь из моего письма к тебе до тех пор, пока гибель Волан-де-Морта станет очевидным фактом? — Обещаю. Тонкий сверкающий язык пламени вырвался из волшебной палочки Снейпа, изогнулся, словно окружив их сцепленные руки докрасна раскаленной проволокой. — Обещаешь ли ты ни словом, ни намёком никому не выдавать того, что станет известно тебе одной из этого письма? — Обещаю. Второй язык пламени вылетел из волшебной палочки и обвился вокруг первого, так что получилась тонкая сияющая цепь. — Обещаешь ли ты ни во сне, ни под пыткой, ни во хмелю, ни под заклятием не выдать доверенную тебе тайну? — Обещаю. Третий язык пламени, вырвавшись из волшебной палочки, сплелся с первыми двумя, опутал крепко стиснутые руки Дамблдора и Альки, словно веревка, словно огненная змея. Они оба встали с колен. Снейп убрал волшебную палочку. Дамблдор протянул Альке запечатанный конверт. — Теперь можете идти, — обратился он к ней и к Снейпу. — До свидания, господин Директор, — потрясённая Алька вышла из кабинета. Снейп задержался и, закрыв за ней дверь, ровным, бесстрастным голосом произнёс: — Благодарю вас, Альбус. — Не стоит. Это всё, что я могу для вас сделать, Северус. — Это больше, чем я мог ожидать. — Но значительно меньше, чем вы заслуживаете. Снейп молча склонил голову и покинул кабинет. Алька ждала его за дверями. Они пошли по пустому коридору. — Что у него с рукой? — спросила Алька. — Древнее заклятие, — не стал скрывать правду Снейп. — Это лечится? — Нет. Можно только приостановить, замедлить процесс. — Это случилось сегодня ночью? — Да. — И он вызвал вас на помощь? -- Да. — Сколько ему осталось? — Не знаю. Год, возможно, больше. Это всё? — Ещё один вопрос. Вы знаете, что в этом письме? — Предположительно. Директор не знакомил меня с текстом. А теперь позвольте мне заняться своими делами, Эйлин. — Хорошо, господин профессор. Алька отправилась к себе. Снейп чувствовал, что ему необходимо побыть одному. Он воспринял всё, случившееся в кабинете Дамблдора, как отмену смертного приговора. Отчаяние и невыносимая, дикая тоска, сдавившие его, как удавкой, вдруг отпустили свою мёртвую хватку, и он поначалу не смог поверить в то, что его бессвязная мольба была услышана. Альбус всё понял и решил не позволять ему довести себя до полного болевого изнеможения. Он своим волевым решением отменил казнь, которую назначил себе Снейп. И теперь напряжение, в котором тот находился последние несколько часов, постепенно отпускало. Снейпа трясло всё сильнее. Он чувствовал, что вот-вот разрыдается от облегчения. Последние его силы ушли на то, чтобы не показать Эйлин своего состояния. Снейп закрылся у себя в комнате, повалился ничком на кровать и позволил этому нечеловеческому напряжению выйти из него с тяжёлыми глухими рыданиями. Он не плакал уже целую вечность. Последний раз — у себя дома, после того, как Дамблдор сообщил ему о гибели Лили. То, что происходило с ним до этого в директорском кабинете, трудно было назвать плачем. Это был жуткий вой смертельно раненого зверя, слёз не было. Снейп не помнил тогда, как он вернулся домой. Он помнил лишь, как упал на кровать лицом вниз, как сотрясалось от рыданий его тело, как он исходил болью, отчаянием и слезами….А потом… А потом будто что-то замёрзло у него внутри. Заледенело так, что ни одно чувство не могло уже вырваться на волю. Как часто боль скручивала его в тугой узел, когда каждая мысль приносила невыносимые страдания. Как хотелось ему тогда избавится от этой боли, выплакать её, облегчить эту адскую муку! Но слёз не было. Не было их и тогда, когда он тайком в ночь Хэллоуина пробирался на её могилу, точно вор, пытаясь отнять у любимой несколько минут от её вечного покоя. Он думал, что навсегда разучился плакать. И вот теперь… Теперь он рыдал, как мальчишка, не от боли, а от облегчения, от того, что кто-то сильный отменил решение, принятое им под влиянием ненависти и презрения к самому себе. И теперь его участь не зависела от него, хотя бы в этом вопросе. Ответственность всегда была его тяжким бременем. Он привык отвечать не только за себя, но и за тех, чьи жизни зависели непосредственно от него. А сейчас вдруг Дамблдор своим волевым решением снял с него эту ответственность. Хотя бы в вопросе его реабилитации в глазах Эйлин. Значит, так тому и быть. Снейп постепенно успокоился и забылся глубоким сном, так необходимым ему после тревожной ночи. А Алька, спрятав письмо подальше в свой чемодан, вышла во двор с книгой в руке и уселась на лужайке недалеко от входа, чтобы не пропустить момент, когда Снейп покинет замок. Она честно попыталась читать, но так и не смогла сосредоточиться на содержании книги. Её мысли витали далеко. Что-то тревожное рассеялось в окружающем воздухе, наполняя его предчувствием беды. И, несмотря на ярко светившее солнце, на бездонное синее небо и щебет птиц, предчувствие это концентрировалось, сгущалось, давило на грудь и заставляло тревожно сжиматься Алькино сердце. Дамблдору, самому могущественному волшебнику современности, грозит смерть от древнего проклятия. А что же тогда говорить о Северусе, который теперь рискует каждый день, встречаясь с этим Волан-де-Мортом, которого все так боятся? И что будет с ними со всеми — с ней, с Гарри, с Герми и Роном? Алька снова и снова пыталась читать, но её мысли упрямо возвращались к Северусу. Господи, какое лицо у него было сегодня утром! Что пережил он за эту ночь? И ведь не спросишь… Кто она такая, чтобы задавать ему подобные вопросы? Он же не знает, что она готова всё отдать, наизнанку вывернуться, лишь бы ему было хорошо, лишь бы он не страдал… Или знает, но не принимает всерьёз? Может быть, ему вовсе не нужна эта Алькина любовь и преданность? Эх, Северус Тобиасович… Что же мне делать с вами? Как втолковать, что мы нужны друг другу? Снейп долго не выходил. Но Алька терпеливо ждала его, рассудив, что во дворе сидеть всё-таки удобнее, чем на лестнице в подземелье. Ну, не под кабинетом же у него торчать, верно? Наконец он показался в дверях замка. Алька вскочила и направилась к нему. Окинув Снейпа быстрым взглядом, она с удовлетворением отметила, что вид у него был более отдохнувший. Теперь его лицо покрывала обычная землистая бледность без этих сюрреалистических зелёных излишеств, и глаза пришли в норму, не вызывая больше ассоциаций с кроликом-альбиносом, страдающим бессонницей. «Поспал немного, наверное», — подумала Алька. — Вы домой, господин профессор? — Да. А что? — Ничего. Можно, я провожу вас до ворот? — Если хотите. Они медленно направились к воротам. Снейп изо всех сил старался скрыть радость, которую невольно испытывал всякий раз, глядя на Альку. Он чувствовал себя ребёнком, который долго плакал, потеряв любимую игрушку, а, смирившись с потерей, вдруг обнаружил эту игрушку у себя под подушкой. — Господин профессор, — позвала Алька. — Что? — Что теперь будет? — Что вы имеете в виду? — Мне кажется, должно случиться что-то нехорошее. Предчувствие какое-то странное, что ли… Снейп остановился и взглянул на Альку. — Я не хочу пугать вас, Эйлин. Но вы уже достаточно много знаете, и у вас достаточно ума, чтобы сделать правильные выводы из увиденного. Вполне возможно, что нас ожидает война. А может быть и нет. В любом случае, я надеюсь на ваше здравомыслие, которое не позволит вам делать глупости и понапрасну рисковать собой. — То же самое я могу сказать и вам, господин профессор. Не рискуйте собой. Берегите себя. Очень вас прошу. — С чего вы взяли, что я собираюсь рисковать собой? — Снейп призвал на помощь весь свой сарказм. — А разве вы не рискуете? — Алька взглянула ему прямо в глаза. — Вам теперь часто приходится встречаться с Волан-де-Мортом и его сторонниками. Они ведь считают вас своим человеком? И вам надо постоянно закрывать от них сознание и быть в вечном напряжении. А это очень тяжело, — Алька вздохнула. Снейп смотрел на неё, не скрывая изумления: — Да с чего вы взяли, что мне приходится всё это делать? — А разве нет? — Алька смотрела на него без всякого подвоха, как будто говорила о чём-то само собой разумеющемся, например, о рисовом пудинге на ужин. — Ваше воображение, мисс Эйлин, не знает границ, — проворчал Снейп. Её догадливость повергла его в некоторое смятение. Фактически, она сейчас спокойно констатировала, что он двойной агент, и говорила об этом, как о чём-то само собой разумеющемся. Алька, не отрываясь, смотрела на него и думала: «Шифруешься, Штирлиц хренов?» А вслух произнесла: — Я же вас ни о чём не спрашиваю. Просто прошу — берегите себя. — Я постараюсь. Снейп попытался улыбнуться, но в его улыбке, помимо воли, мелькнула горечь. Больше всего на свете Альке сейчас хотелось обнять его, прижаться к нему всем телом, спрятать лицо у него на груди, сказать ему всё-всё-всё о том, как он ей дорог, как она тоскует по нему и боится потерять. Но она стояла перед ним, низко опустив голову и кусая губы, пока, наконец, не решилась произнести: — Постарайтесь, господин профессор. Мой боггарт с третьего курса не изменился. — Не бойтесь, и ваш страх не сбудется, — повторил он те же слова, что сказал ей тогда, на третьем курсе. А после шагнул за ворота и трансгрессировал. Алька медленно поплелась к замку на ватных ногах, повторяя, как заклинание: «Не бойся, и твой страх не сбудется… Не бойся, и твой страх не сбудется… А ты береги себя. Пожалуйста, береги себя…»