— У великих талантов много поклонников, но мало друзей.
Рейнгольд Нибур
Барьеры, воздвигнутые ради защиты замка и его обитателей, заканчивались у главных ворот. Всего шаг за их пределы вместе с Гойлом и Крэббом за спиной — и он уже отчётливо ощутил, как сильные чары перестали давить на грудь. Драко крепко сжимал палочку в руке, его магия всё ещё была взбудоражена и суетлива. Привёл он их к берегу озера, подальше от пытливых глаз и ушей. На пути из подземелий Крэбб спросил, куда они направлялись, но не получив ответа, по-своему смекалисто не настаивал на продолжении разговора. Он резко остановился, и тяжёлые шаги парней, слегка запнувшихся напоследок, стихли позади. Не оборачиваясь, он спросил в несколько более холодном тоне, чем намеревался: — У кого-то из вас есть идеи, почему мы здесь? Слизеринцы затоптались на месте. Его магия тоже оживилась, возбуждённая чужой паникой. — Мы не знаем, Драко, но мы внимательно слушаем. В сумраке неба сверкающие звёзды ярко оттеняли еле прослеживающуюся кромку месяца. Видимо, недавно наступило новолуние. Малфой глубоко вздохнул, опустил голову и мягко развернулся на месте с напускной маской безразличия. Внутренне же он ликовал от сладкого напряжения, вызванного всецело им одним. — Крэбб, сколько очков Слизерину ты стоил? Сокурсник замешкался. Глаза неодобрительно сузились, и Гойл, заметив это, слега пихнул товарища под рёбра: — Винс! Тот день с грязнокровной девчонкой! Слух уловил шёпот Гойла, но этот олух даже после прямой подсказки не понял, о чём шла речь. Придав себе задумчивый вид, он плавно покачался взад-вперёд. — Тот день, когда ты уклонился от грёбанного проклятия, спасая свою шкуру, — обвиняющий тон вытянул губы в кривую усмешку, — тот день, когда ты и Гойл вступили в дуэль с грязнокровкой и всё равно потерпели жалкое поражение. Ты не только запятнал имя нашего факультета на глазах у профессоров и студентов, но ещё и позволил себе потерять баллы. Слизеринцы насупились, глупо копируя друг друга. — Будто с тебя не сня… Ох ты ж… Гойл додумался пихнуть того ещё раз. Поздно. — Что? — Драко повернул голову чуть на бок. — Смеешь нас сравнивать? Мне стоит напомнить о пропасти между мной и тобой, Винсент? — прошипел он имя, направляя боярышник на тучную фигуру сокурсника. — Я… я… — взгляд карих глаз затравленно бегал между его лицом и кончиком угрожающе поднятой палочки. — Ещё не забыл, что твой отец… Ваши отцы работают непосредственно под началом моего? — не сводя взгляда с парня, он плавно кивнул в сторону Гойла. — И что это распространяется и на вас? Те ещё больше нахмурились, и одолеваемый неловкостью Крэбб принялся рассматривать мыски своих туфель. Знали. Прекрасно знали, что его фамилия обладала статусом выше собственных — одна из причин, почему тех вообще назначили ему в телохранители, кто обычно сливается с толпой и не представляет веса в обществе. Он ехидно улыбнулся Гойлу. — И как много отнял ты? Уголки губ чуть не дрогнули в оскале, когда тот сглотнул. И ведь были причины так бояться: они втроём покинули защитный барьер и находились вдалеке от преподавателей, а рассказывать что-либо родителями не имело никакого смысла: отцы парней занимали низший ранг в рядах Пожирателей Смерти, в то время как Малфой-старший имел весомое расположение у Тёмного Лорда. Гойл, ему думалось, понимал такой расклад, но вот Крэбб… Он перевёл внимание обратно на потупившего взор молодого человека. Ему определённо следует зарубить это на носу. — Пятьдесят, — последовал быстрый ответ сбоку. — Пятьдесят… — повторил он, будто пробуя слово на вкус, пока его «публика» полностью внимала ему, немо задаваясь неизвестностью, — секунд каждый из вас будет под Круциатусом. В качестве наказания. Магия отозвалась невзримой вспышкой внутри него, и он почувствовал садистское удовольствие от одного только недоверия в чужих глазах. — Т-ты не можешь просто взять и применить… Мы ведь в Хогвартсе! Малфой, ты совсем сдурел?! Глаза напротив бешено засверкали, и в один момент в Драко словно что-то разбилось с оглушающим звоном. Он подобно хищнику начал наступать на Крэбба: — Не смей повышать на меня голос. Никогда. Магия скреблась под кожей, подводя его к грани непростительного, к тёмной магии. К краю, где он способен вынудить человека зайтись в крике от боли, отстрадать, истечь… — Круцио. Последний звук прононса слетел с губ, и потрясающая дрожь колко пробила его тело — избыток силы, словно танцуя, перелился через кончики пальцев в древесину боярышника. Магия текла медленно, чувственными толчками, он сконцентрировался на ощущении чистого блаженства. Он был так поглощён на этой силе, его силе, что ничего не замечал вокруг. Не замечал, как вопил осевший на землю Крэбб. Не замечал, как Гойл, ринувшись к приятелю, пытался докричаться до него, умоляя всё прекратить, вычленить в некогда серых, но теперь почти чёрных, ненормально чёрных глазах хотя бы толику сочувствия. А Драко словно впервые для себя осознал, как быстро может биться сердце, как живо и беспорядочно, будто ещё немного, ещё совсем чуть-чуть, и его схватит приступ. В конечном итоге он не дождался установленных секунд и лениво опустил палочку, стоны Крэбба стихли. Отец будет гордиться! Круциатус — непростое во всех смыслах для выполнения, и крики служили показателем справедливого успеха. Чужие руки затрясли его за плечи, но слабо, так как сами дрожали не хуже его собственных. Он открыл глаза, которые неосознанно закрыл для более точного ощущения… Щёки Гойла были мокрые, и на лице у того читалось какое-то отвратительно испуганное выражение. — Драко! Как ты мог?! Крэбб твой друг! Разум запечатлел бессознательную фигуру Крэбба и Гойла, трясущего его с усталым усердием, и тот взаправду выглядел преданным — настолько «друг» ошеломил своим поведением. Он откинул руки со своих плеч и свёл тёмные брови к переносице. — Друзья? Гойл, как можно так обманываться? — несмотря на то, что голос держался ровно, холодная рука, которую он занёс, чтобы смахнуть платиновую прядь со лба, дрожала. — Лично убедись, что не упомянете и слова об этом, или также окажешься под прицелом моей палочки. Малфой предупреждающе заглянул в потрясённые карие глаза перед тем, как развернуться и стремительно направиться в сторону замка. Заботу о пострадавшем слизеринце он оставил на Гойла.* * *
«Ох, бля-ять» — вот и всё, что крутилось у него в голове, когда парень поднимался по ступенькам в совятню. Он использовал Непростительное. На ком-то, кто не мог пожаловаться, — он позаботится об этом. В Хогвартсе. Под носом старого маразматика. Блять. Драко резко схватился за перила в приступе тошноты и зажмурил глаза, когда мир перевернулся с ног на голову на несколько секунд. Что это за чувство? Боль треском вгрызалась в грудь, остаточные фрагменты памяти хаотично двигались, будто колдографии в Пророке: крики Крэбба, ужас в глазах Гойла… Это вина? Он, действующий наследник состояния рода Малфой, испытывал вину после сурового по всей объективности наказания нижестоящих за их некомпетентность? Драко впился взглядом в деревянную дверь совятни, и издевательский смешок слетел с губ. Если бы. Не был он никогда покорным мальчиком, по словам Люциуса, не было в нём надлежайшей скромности. Он не так слаб, нет. Он определённо не позволит себе эту слабость. Нет. Что, если кто-то узнает? Дамблдор повёрнутый старик, но не настолько, каким кажется. Узнает и предпримет всё, чтобы запихнуть отпрыска Пожирателя в Азкабан. И я стану позором семьи: отец начнёт презирать меня, мать ― игнорировать непутёвого сына, а чистокровные только посмеются над глупым мальчишкой, так нелепо попавшимся… Он потряс головой, как будто это помогло бы избавиться от ноющей части его разума. Именно в такие моменты Малфой сожалел, что не обзавёлся друзьями, которым мог бы доверять. Ему нужна помощь. Ему нужен мудрый совет, что-то вроде наставления, опытная рука. Вот что ему нужно, да. Драко ударил со всего маху по стене и вздрогнул от боли. Он не станет залечивать разбитые в кровь костяшки ― в этот момент она оказалась нужна как никогда: в отсутствие отцовского контроля хоть что-то, что может зайти в качестве наказания за опрометчивость. А матушка… Будет ли та плакать? Он не хотел застать Нарциссу в слезах, не хотел причинить той боль или опозорить. Мерлин, поговорить бы сейчас с матерью… Но раз рассказать всё за чаем не представлялось возможным в данный момент, написать домой никто не запрещал, так? Парень достал палочку из мантии, закрыл глаза и нахмурился, сосредоточившись на материализации пера и пергамента. Со всем необходимым в руке он осмотрел комнату, но после бесплодных тридцати секунд сполз по стене вниз. Задумавшись над тем, что бы написать… Дорогая Нарцисса, сегодня вечером я применил Круциатус на Крэббе-младшем. Не волнуйся, это было вне замка, вблизи Запретного леса. Мне нужен совет, как избежать возможные подозрения со стороны Дамблдора. С любовью, твой Драко. Вот так. Сойдёт ведь, да? Первые строки выводились с трудом, но всякий раз, когда он хотел пойти дальше от основного вступления… Дорогая Нарцисса… Нет. Нарцисса… Нет. Мама… Блять, нет! Он рвал пергамент, мял его, сжигал дотла, перед тем как швырнуть в сторону. Стукнул затылком по стене. Один раз, второй. И сдался, перестав обдумывать варианты. Спустя минуту это действительно помогло очистить разум. Амбридж. Женщина, скорее всего, взяла под личный контроль корреспонденцию, которая покидала и вносилась в стены Хогвартса. Что если он всё же остановится на варианте с письмом? Он не знал, как намекнуть так тонко, чтобы мать поняла его положение и при этом самому не отдалиться в глазах Министерства. Мерлин, Драко, не еби себе мозг. Ему всего пятнадцать лет. Ещё два года, и он будет юридически считаться взрослым волшебником. Что бы он ни делал, главное — убедиться, что никто, особенно Дамблдор, не узнает об этом. Хотя, даже если узнает… Даже если всё дойдёт до Дамблдора, что тот сможет сделать? По всей видимости, Амбридж прибрала школу к ручонкам, а директора и так все считали чокнутым иссохшим пнём. Кто поверит болезному старикашке, когда тот заявит, что Драко Малфой применил Круциатус в возрасте пятнадцати лет на товарище-однокурснике в стенах Хогвартса? Если поверят, то Школа чародейства и волшебства магического соединённого королевства предстанет незащищённым местом, а сам Верховный — ненадёжным директором. Бóльшая часть их сообщества за милую душу уплетут мнение Ежедневного Пророка о прогрессирующим старческом безумии. И его маленькая проблема вмиг показалась ребяческой и пустой. Нечего бояться, совершенно нечего. Занятия обязательно пойдут тем же темпом, Гойл и Крэбб, может, покапризничают несколько дней, но всё станет как обычно. Если хоть кто-то из их факультета решит связать состояние парня с ним, Малфой возразит, что этим вечером они всего лишь поссорились. Никто не обратит внимания. Драко поднялся и криво ухмыльнулся пустоте. Действительно, всё хорошо! Он непроизвольно сморщил нос на неприятный душок совятни и уверенным шагом направился в слизеринские подземелья. Всё отлично.* * *
— Крэбб, что с тобой? Равнодушный взгляд серых глаз наткнулся на тёмную макушку Блейза Забини, когда слизеринец отметил страдальческое выражение бледного лица его телохранителя. Взгляд плавно двинулся дальше, и под его безучастным вниманием Гойл пробурчал в ответ, что что-то там пошло не так на их дополнительных тренировках по квиддичу. Недовольство Пэнс по левую руку Блейза он сухо проигнорировал. Эта парочка в последнее время вела себя так, будто и правда состояла в своего рода отношениях. Смех да и только. Не существовало построенных на взаимной заботе и доверии отношений, лишь одна ненадёжная фантазия, которую люди охотно подкармливали, чтобы можно было отрицать свой эгоизм дальше. Отношения основываются на определённых ожиданиях одного насчёт другого, когда необходимо, чтобы эти самые ожидания непременно находили ответ в той же форме. Слова, которые они хотят услышать. Вещи, которыми они хотят обладать. Уступчивость и податливость, которые они хотят увидеть в поведении партнёра. Самопожертвование, которое они хотят получить с их стороны. Хотят, хотят и хотят. Всё сводится к желанию чего-то для самих себя. Как например, Пэнси хотела, чтобы Малфой заверил ту, мол, нет, он не против их с Блейзом отношений. Обождётся. Он намеренно проигнорировал взгляды Паркинсон и Гойла и направился в свою комнату. Малфой иногда вёл себя как затворник, но он рос единственным ребёнком в семье, где ни с кем кроме матери да домовых эльфов и поговорить не мог. На пороге в комнату шаг невольно сбился. На покрывале лежал белый конверт — сердце пропустило удар, и грудь неприятно стянуло. Министерство что, могло в индивидуальном порядке отслеживать каждое заклинание, использованное на территории Хогвартса? Если так, тогда… Тогда… Отец! Чёрт, я уничтожил его положение… Похуй. Я уничтожил всю свою семью, весь род Малфоев! Наследник, применивший Круциатус на одном из сокурсников… Им хватит доказательств. Артур Уизли уже не первый год дотошно копает, наводит справки и настаивает на причастности нашей семьи к Тьме, поднимая этот вопрос на собраниях бесчисленное количество раз… А мой тупой поступок — как раз то, что нужно всяким предателям крови, чтобы лишить Люциуса привилегий и выписать «особое» приглашение аврорам в Мэнор!… Руки холодели с каждым медленным шагом к кровати. Сердце в протест забилось в грудной клетке быстрее, и только тогда он осознал, что не дышал целую минуту. Судорожный вздох не ослабил напряжения, сковавшее тело. Дрожащими руками Драко подцепил белоснежный конверт с тёмного флиса, перевернул его в смутном ожидании увидеть печать Министерства, но там было пусто. Конверт без единой пометки. Он вопросительно нахмурил брови. Пальцы разорвали кромку плотной бумаги и вытащили сложенный лист шершавого пергамента. Он спешно развернул его, не в силах больше терпеть чувство мучительного беспокойства, но не нашёл знакомой печати и внизу пергамента, да и любой другой подписи кого-то из Министерства. Совершенно никакой подписи. Только и заканчивалось: «Искренне Ваш». Значит, то, что он сжимал в пальцах, не являлось его худшим исходом. Парень вздохнул с облегчением, давление по волшебству испарилось. Он присел на кровать и бегло пробежался взглядом по строчкам. Ещё в детстве он освоил скорочтение, ему это легко далось и, как некий результат окружения книгами с самого раннего детства, никогда не утомляло глаз.Дорогой Драко, Мне довелось втайне стать свидетелем истиной степени Вашего колдовства. Не могу сдержать жажду, беспокоящую меня даже сейчас.
Как бы мне хотелось быть удостоенным чести в виде Вашего внимания, но желания остаются ими…
Он прекратил чтение. Вся суета из-за нелепого любовного письма? Похоже, кто-то очень хотел встретиться с ним лично — тайный поклонник, по всей видимости, — у… У озера рядом с Запретным лесом. Зрачки расширились, почти затопив серую радужку. Либо автор письма был невероятно умён, раз сумел прописать между строк зацепку к прошлому вечеру с его телохранителями, либо это очередная откровенно бестолковая девчонка и невероятное совпадение в выборе места встречи. Драко впервые надеялся, что держит в руках последнее, но с другой стороны совсем не хотелось иметь дело с приевшейся за эти годы тривиальностью… При обычных обстоятельствах парень бы разорвал письмо в клочья для растопки камина. Он пойдёт и встретит своего «искреннего» анонима. Через неделю, в день окончания занятий текущего семестра к девяти часам вечера.* * *
Гербология никогда ему не нравилась. Сырой запах и необходимость копаться в грязи портили всё впечатление о предмете. Гойл и Крэбб молчали с самого утра, хвостиком бегая за Малфоем, как и подобает послушным мальчикам. Профессор Спраут оживлённо объясняла заезженную тему юным волшебникам и ведьмам. Положа руку на сердце, Драко был рад, что занятия проводились в подогреваемой теплице, где поддерживалась идеальная для всех этих мерзких мандрагор температура. Конец ноября выдался чересчур прохладным даже для Шотландии, и все студенты старались натянуть побольше слоёв одежды под мантию. Снегопад за запотевшим стеклом привлёк внимание слизеринца. Он бросил занимательный процесс пересадки мандрагоры — сколько уже можно мусолить это, ей Мерлин! — и полностью сосредоточился на пейзаже заснеженного камня замка и пушистых белых земель вдали за окном. В последнее время он почему-то испытывал бесстыдное желание извиниться перед Крэббом и Гойлом, вновь наладить отношения с Пэнс и Блейзом, а ещё написать Скитер пару строк об «особенностях» поттеровской рыжей псины. На днях он почему-то резко возразил Снейпу: иногда крёстный подбешивал своей привычкой оскорблять весь класс после очередного фиаско кое-кого из Гриффиндора, тем самым ровняя его и Мальчика-который-всё-отказывается-помереть. Он почему-то стал относиться к повседневным делам с некоторой леностью и пренебрежением. Сегодня он даже не притронулся к расчёске, дабы привести внешний вид в идеальный порядок. По правде говоря, его светловолосая макушка была практически такой же лохматой от природы, как и воронье гнездо Потти, но специальные средства не давали его непослушным прядям, торчащим во все стороны, докатиться до уровня этого чудилы. В конце занятия Спраут почему-то не дала Слизерину домашнего задания, отпустив пораньше, хотя ему всё же пришлось напоследок выслушать одно из самых долгих наставлений о СОВах. Точно. Мы ведь ей сдаём…* * *
Чуть меньше недели — и он вернётся домой, подальше от неуклюжего поведения Крэбба и Гойла в его присутствии. Те всё ещё неохотно находились в компании с кем-то, кто не против использовать Круциатус на них. — Вы и дальше собираетесь преподносить на блюдце основания всему Слизерину, чтобы лишний раз сунуть свои носы в личное, или всё же оставите прошлое в прошлом и возобновите нашу захватывающую ежедневную рутину общения? Крэбб и Гойл начали лопотать что-то нечленораздельное про извинения, но в конечном итоге он всё же увидел, как у тех упал с плеч груз, когда он впервые за эту неделю заговорил сам. Для парней слизеринский префект — единственный близкий к понятию «друг» человеком во всей школе. Ни один другой студент больше не утруждал себя терпеть этих долговязых: те не одарены искусством речи или на худой конец манерами, да и фамилии не имели интереса. Не то чтобы была хоть одна, сравнимая с его собственной. Гойл кивнул с ехидной улыбкой, Крэбб последовал примеру друга. Оба понимали, что это единственная форма извинения, на которую те могли надеяться. И только Драко увидел это понимание в глазах… — Я сожалею, — вырвалось у него быстрее, чем он смог остановить себя. Серые глаза чуть расширились. Крэбб глупо и широко улыбнулся, когда Гойл похлопал его по спине: — Не парься, чувак, мы знаем, это было не нарочно. Ты просто потерял контроль. Малфой закусил губу, будучи слегка ошеломлённым, чтобы сказать что-то ещё, и тем воздержался от признания, что он намеренно устроил ту пытку. Был готов отдать всего себя тьме, использовать всю магию, если потребуется.* * *
— Драко! Подлить тыквенный сок? — предложил Крэбб за обедом. Слабоватая попытка в духе приятельства. Краем глаза он заметил мелькнувшую руку Блейза, передающего кубок Пэнси, и та приняла его с мерзким смешком. — Нет, спасибо, — проговорил он перед тем, как полностью утратить аппетит. Он взглянул на свою тарелку, наполненную картофелем с рёбрышками, и вдруг понял, что не был таким ярым любителем мяса, как парни. Отец тоже практически не ел его. Генетическое? Он отодвинул низкокачественный обед и выбрал кусочек тыквенного пирога, находящийся рядом с его наполовину опустошённым кубком тыквенного сока. Может, и Хогвартс сделан из тыквы? — Сыграем позже в шахматы? Из Крэбба соперник никакой… — Гойл ухмыльнулся на обиженное выражение лица «никудышного» оппонента. — Почему бы и нет? На проигравшем всю неделю домашка по Прорицаниям, — Малфой усмехнулся, когда в карих глазах прочёл уже не такое самоуверенное желание сыграть эту партию. — Боишься, Гойл? — Ещё чего! Déjà vu.* * *
— Хорошо, студенты, постройтесь в два ряда для подсчёта, — прохладный тон МакГонагалл ещё больше усугублял дефицит тепла для пятикурсников, которые то и дело нехотя топтались на месте и тряслись, озябшие на холодном зимнем ветру. Это была последняя вылазка в Хогсмид перед началом зимних каникул, и слава Мерлину, он не опоздал на неё. Занятия в итоге закончились на «хорошей» ноте в виде груды домашней работы, а каждый преподаватель счёл своим прямым педагогическим долгом придраться лишний раз к их движениям палочками на практических занятиях и каллиграфии в эссе. Колдовство давалось чуть проще — он ежедневно адаптировал под себя чувство собственной магии с тех пор, когда применил Круциатус. Всё ощущалось острее и оживлённее, и он уже не мог дождаться момента, когда просто расслабится в своей комнате, отведает кухню малфоевского качества и… возможно, встретит Его. Позволит ли отец этому случиться? Его телохранители шли рядом с ним по улочкам Хогсмида, когда выкриком «Берегись!» его вырвали из раздумий и с силой толкнули в спину. Слегка дезориентированный и неловко сидящий на пятой точке посреди улицы, где уже собралась маленькая толпа зевак, Драко собрался выплюнуть едкое замечание Гойлу, когда увидел парня, запыхавшегося так, будто тот только вернулся с тренировочного матча по квиддичу. — Драко, ты не пострадал?! Два разбитых кашпо осколками валялись среди снега, под весом которого и рухнули вниз. Он запрокинул голову, глядя на крышу жилого дома. На верхней веранде всё ещё опасно нависал толстый слой снега, и под действием гравитации тянул вниз всё, что попадётся на пути. Да, немного опасно, если кто недостаточно внимателен к окружающему шуму… — Мамочка, этот милый мальчик в порядке? — спросила юная ведьмочка неподалёку. Большие зелёные глаза очарованно впились в его серые. Женщина шикнула на дочь и потащила дальше от толпы вокруг трёх слизеринцев. Малфой изящно — насколько позволяли обстоятельства — поднялся с земли и уверенно направился подальше от этой «сцены». Находиться в центре непрошенного внимания ему перестало приносить удовольствие где-то с двенадцати лет. — Хэй, Драко! Ты как? Ох, тебя задело?! Он заметил царапину на руке и махнул рукой, отпуская Гойла: — Всё нормально. И нет, не идите за мной. Вы постоянно крутитесь вокруг меня в Хогвартсе, а это моё личное время. И ваше, соответственно. Идите займитесь тем, чем хотели. Он выжидающе смотрел на парней, надеясь, что его приказ прозвучал достаточно чётко. Те переглянулись и одновременно пожали плечами. — Мы не можем просто уйти сейчас. Не после того, что случилось. — Идите. Живо. Свирепый взгляд выразил, что будет, если те снова пренебрегут его приказом. Когда он увидел, как парни нерешительно топчутся, он сложил руки на груди, продолжая испытывать взглядом. В соревновании выдержки Малфой всегда будет вести, и те прекрасно знали это, так что Гойл удручённо вздохнул, а Крэбб уже был взбудоражен идеей сделать что-то глупое без выговоров со стороны кое-кого. — Отлично. Драко развернулся и почувствовал, что ему нужно выпить. Что-то покрепче той водицы, которую Поттер и Уизел называют сливочным пивом. То жалкое заведение он даже не рассматривал, так как там собиралась вся гриффиндорская «псарня», а мадам Розмерта никогда продаст студенту огневиски. От одной мысли о кабаке Аберфорта руки словно покрывались невидимой липкой грязью — безумно нечестивое место, наполненное сбродом подонков и другой швали. И вот снова на него навалилось желание найти приключения на свою голову. Мать хватил бы удар, увидь она, куда направлялся драгоценный сынок… Он смущённо глядел на дверь целых четыре секунды и наконец зашёл, не желая попадаться кому-то из прохожих на глаза в состоянии взволнованной скованности, присущей одиннадцатилетним мальчикам. Скрип двери заглушил даже чёртов старый колокольчик, извещающий о новом посетителе, запах мускусной древесины и пыльных половиц ударил по носу. Драко изо всех сил сохранял самообладание и, может, держал спину чересчур прямо, так как почувствовал каждую пару глаз на затылке с того момента, как переступил порог. Хозяин трактира повернулся к нему, вытирая грязной тряпкой одну из кружек, и крякнул: — Что малец забыл в таком месте? Он поймал взгляд мужчины и ответил вскользь, словно получать то, что хочет, для него привычно — а собственно, так и было: — Огневиски, пожалуйста. Малфой добавил «волшебное слово», чтобы сгладить сердитость на лице бармена. Мужчина застыл с кружкой в руках и оценивающе уставился в безучастные серые глаза. Слизеринец не уступал. Чтобы придать себе особую значимость, он выпрямился и поднял брови в немом вопросе. — Разве на тебе ещё не школьная мантия, малец? Хозяин трактира продолжил протирать кружку, марая её ещё больше. — Школьная мантия не помешала мне оглядеться и предположить, что вы нуждаетесь в клиентуре, сэр, — пожилой мужчина покосился на него левым глазом, — но если я ошибаюсь, пожалуй, оставлю свои галлеоны где-нибудь в другом месте… — на последних словах он, дабы заверить бармена в своей серьёзности, развернулся на стуле, оттолкнувшись рукой от грубой столешницы, и мягко спрыгнул на скрипучую половицу. Вдруг послышался глухой удар о барную стойку. Заново развернувшись, он удивлённо — а было чему! — уставился на виски в стакане кристальной чистоты. Малфой вынул из левого кармана пару монет, но хозяин бара остановил его жестом руки: — За счёт заведения, малец. Не так много юных посетителей в этом старом месте, — добавил он скоро, чтобы смягчить хмурый вопросительный взгляд Драко. — В один глоток, — последовал совет. Опыт, видно, подсказал, что это был первый раз для «юного посетителя». Краем глаза он заметил, как кто-то хихикнул, и повернул голову вправо, наткнувшись на мужчину, верхнюю половину лица которого скрывал глубокий капюшон мантии, — тот сидел у окна, уставившись в свой замызганный стакан. Драко презрительно усмехнулся незнакомому волшебнику, совершенно не собираясь сбегать и решая игнорировать и дальше тёмную ауру, укоренившуюся вокруг трактира и его завсегдатаев. Он крепко сжал гранёное стекло и осушил в два глотка. Отставив уже пустой стакан на столешницу Малфой уже только подумал, что хозяин бара дал ему что-то другое, но затем алкоголь наконец-то подействовал, ощущаясь на кончиках нервов. Обжигающее тепло медленно расползалось по телу, внутренности словно горели. Ощущения душили бы и дальше, но вскоре всё внезапно закончилось, пока лицо покусывал остаточный лёгкий жар. Драко понадеялся, что щёки всё же не слишком покраснели из-за разницы температур. Следующий шот без единого слова он выпил уже в один глоток. Разницы в душевном состоянии им не отметилось, ни лёгкости, ни напряжения. Ничего. Единственный остаток отозвался теплом во всём теле. Он выложил галлеоны на стойку и направился к выходу, подальше от этой негостеприимной трактирной атмосферы, с чувством некоторого разочарования по той причине, что первое огневиски в его жизни оказалось настолько досадным. Парень ожидал от себя реакции повеселее, как всё его тело начнёт пылать изнутри, жечь горло и кожу, но ничего из этого не было — как быстро началось, так и закончилось, наскучивши. В последнее время жизнь словно утопили в однообразии: ничего не казалось привлекательным, помимо окончания семестра и возвращения в мэнор, где он собирался продолжить основательнее практику беспалочковой магии. Возможно, он сможет применять несложные заклинания к концу зимних каникул, а в таком случае Министерство будет не в состоянии его отследить. Грядущие перспективы взбудоражили затуманенный разум. Смогу ли я когда-нибудь применить Круциатус без палочки? Он вышел из трактира с ухмылкой на губах. И встретился взглядом с Булстроуд и двумя подружками со Слизерина, которые, казалось, всё это время поджидали его на неопрятном крыльце «Кабаньей головы».