Удар в Сердце

      В середине недели в кабинете профессора Томазо Дженарро раздался телефонный звонок, это была Хелена Роуз — секретарь ректора. — Синьор Дженарро, синьор Ветра просил Вас зайти. — Сейчас подойду, — Томазо закрыл папку с курсовой работой, положил её в ящик стола, и выйдя из кабинета, направился по лестнице этажом выше — в кабинет ректора университета. — Добрый день, Хелена, — Томазо улыбнулся ей, и показал взглядом на дверь кабинета — Не занят? — Нет, проходите. Он ждет Вас, Томазо. — Проходите, синьор Дженарро, послышался густой баритон ректора за дверью. — Добрый день, синьор Ветра, — Томазо зашел в кабинет, и прикрыв за собой дверь, удивился, увидев в комнате помимо ректора — Федерико. — Здравствуйте, профессор Аманте, — он кивнул легко. — Добрый день, профессор Дженарро, — легкий ответный кивок Федерико. Ректор взял слово. — Присаживайтесь, профессор, — он показал ладонью на свободные места, и Томазо выбрал стул, рядом с Федерико. Ректор продолжил: — Господа, у меня есть к Вам просьба: в следующем месяце в Лондоне, в галерее открывается выставка итальянской живописи. Поскольку, это совместное мероприятие, то в Лондоне должен присутствовать представитель нашего университета в должности куратора выставки. Вы одни из опытных сотрудников, и по этой причине я пригласил Вас, чтобы решить, кто сможет поехать в Великобританию. Федерико и Томазо переглянулись, и Федерико повернулся к ректору: — Синьор Ветра, я тронут, что Вы цените наш с профессором Дженарро опыт в работе на выставках, но я не смогу полететь на выставку, к сожалению. — По какой причине, профессор Аманте? — внимательно смотря на Федерико спросил ректор Ветра. — По семейным обстоятельствам. — Наблюдая за Вашим лицом, я понимаю, что они очень серьёзны, раз Вы отказываетесь от столь интересного во всех смыслах мероприятия? — ректор Ветра улыбнулся. — Да. Обстоятельства настолько серьёзные, что не позволяют мне покинуть Италию, Вы правы. Взгляд ректора плавно перешел на сидящего рядом с Федерико — Томазо. И он, улыбнувшись, спросил его: — Профессор Дженарро, Вы согласны поехать? Эта новость застала Томазо врасплох. И морально он готов не был к таким переменам, поскольку надеялся, что вместо него полетит Федерико, однако его неожиданный отказ заставил Томазо согласиться: — Да, синьор Ветра, я не против участия в выставке. Благодарю за доверие. — Чудесно. — ректор Ветра откинулся на спинку кресла, довольно потирая руки. — Профессор Аманте, Вы можете идти, я не задерживаю больше Вас. — Благодарю, синьор Ветра. — Федерико встал, — До встречи, профессор Дженарро, — Федерико кивнул, — До встречи, профессор Аманте, — сказал Томазо, и Федерико покинул кабинет ректора, быстрым и легким шагом. Его пары закончились, и он торопился домой, к своей любимой Франческе, и их малышу. «Любимая, я уже еду домой. Как ты?» — написал Федерико Франческе сообщение, спускаясь по парадной лестнице и выходя из здания университета к машине. «Готовлю ужин, и мы с малышом ждем тебя, любимый. Целую» — пришло сообщение в конверте от Франчески. «Я скоро буду, ангел мой. Обнимаю» — написал он в ответ, и мягко выруливая на дорогу, встроился в поток машин. «Я и не думал ехать в Лондон после новости о беременности Франчески. И потому Томазо оказался на моем месте» — думал про себя Федерико, подозревая, что поставил Томазо в очень трудное положение своим отказом, вспоминая слегка растерянное выражение лица профессора Дженарро. «Франческа и наш будущий малыш для меня — важнее. И я доволен своей нынешней работой». А тем временем, в университете, в кабинете, откуда ещё совсем недавно ушел Федерико, Ричард Ветра, вводил Томазо в курс дела: — Профессор Дженарро, — начал Ричард, но Томазо его остановил, — можете называть меня просто по имени, и без должности, — он улыбнулся. Ричард кивнул, — хорошо, Томазо, итак, — он достал из стопки на столе — папку, на которой был логотип лондонской галереи. — У Вас ответственная работа. Выставка должна открыться через месяц. Вы будете сотрудничать с Беатрис Бьюкейтер. Вместе подготовите, откроете и проведете выставку. Детали проекта — здесь — он передал папку с документами Томазо. — Какого числа я должен быть в Лондоне? — Через 3 дня. — Хорошо.  — У Вас есть ко мне вопросы? — улыбнулся ректор.  — Кто будет вести мои лекции, пока я буду в Лондоне? — Об этом не беспокойтесь, я поговорю с профессором Аманте. Так как больше нет преподавателей, кроме Вас и профессора Аманте, так хорошо разбирающихся в тонкостях реставрации.  — Благодарю. В таком случае, я спокоен. — выдохнул Томазо, а Ричард Ветра улыбнулся, — Не переживайте, Ваши студенты не останутся без занятий. — Томазо кивнул, — Я могу идти? — Да, конечно, Томазо, успеха Вам на выставке и удачи с терпением в работе с Беатрис Бьюкейтер. — А что такое, суровая женщина? — Нет, не суровая, скорее, строгая, и ждет от своих партнеров по работе полной отдачи процессу. — Спасибо, что предупредили, синьор Ветра, буду иметь в виду. До встречи. — До встречи, Томазо. Профессор Томазо Дженарро покинул Флоренцию через три дня. И сейчас, поздним вечером, за окном его новой временной квартиры-студии, где он сидел на маленькой кухне и пил черный несладкий кофе, шел дождь. Лондон встречал его во всей своей красе серости и промозглого ветра. Томазо любил поездки, и не был привязан никогда к одному месту жительства, но сейчас его особенно тяготило пребывание в этом шумном, большом, старинном, но сером городе. Ещё в самолете, когда он смотрел в иллюминатор, ему вспомнилась Моника. Первое время он был ею очарован, но дни и месяцы их семейной жизни шли, а настоящего тепла и понимания они так и не смогли дать друг другу. Томазо много работал, Монике по началу это нравилось, а потом стало напрягать, и ссоры происходили всё чаще, близости было всё меньше, молчания всё больше, и в итоге, они, однажды ночью сев на кухне, решили развестись. Это было обоюдное, взвешенное решение. И у каждого из них началась своя, отдельная друг от друга жизнь. Порой люди не видят или не чувствуют, что любят не своего человека, принимая первые эмоции за что-то большее, нежели просто эмоции, и дружеское участие — за любовь. И сейчас, сидя в лондонской квартире-студии, Томазо пил кофе, смотрел в окно на так и не хотящий заканчиваться дождь, и думал, что пора уже смириться со своим одиночеством, и просто жить. Своей работой, которая, по сути, и была всегда его жизнью, а теперь стала единственным укромным уголком, уйдя в который можно потерять счет времени. Утро началось с дующего ветра. Томазо казалось, что он хочет сбить его с ног, и с запруженности улиц зонтами разных цветов и форм. А ещё сегодня его ждало знакомство с женщиной, которая не внушала ему спокойствия. «Но в любом случае, отступить не получится — поздно. Ты уже согласился на эту работу и прилетел в Британию» — подумал он, поднимая ворот пальто, пока ждал такси. И вот Томазо уже ехал в теплом автомобиле, в офис своего главного куратора и соавтора выставки — Беатрис Бьюкейтер. Он ознакомился с её работами в самолете, и признавал, что вкус у этой женщины действительно безупречный. Беатрис после расставания с Федерико вернулась в Лондон, и практически никуда не выезжала за последние месяцы. Лишь бывала где-то в окрестностях страны по работе. Иногда ей звонил адвокат, уточняя, не передумала ли она, но Беатрис была непреклонна, и давать развода Федерико не хотела. Все же верила в то, что Федерико просто пошутил, и что всё наладится, когда он вернется в Милан, и возможно, у неё будет случай, поговорить с ним ещё раз, чтобы они вместе жили в Лондоне. Скучала ли она по Федерико? и да, и нет. Но когда Беатрис работала, как в это утро, будучи в ожидании нового партнера по выставке, она не думала ни о чем, кроме работы. Томазо приехал в район Марлебон, где находился офис. Красивое, старинное здание. Секретарь — Стефания Браун, любезно попросила Томазо немного подождать, а спустя пару минут он уже вошел в кабинет самой влиятельной женщины в сфере журналов об искусстве. Беатрис сидела в кремового цвета кресле, за столом такого же оттенка. На ней был один из её любимых брючных костюмов песочного цвета, и черные туфли-лодочки. Волосы Беатрис были убраны наверх под заколку, которая красиво и плотно держала гриву тёмных волос. Тонкий аромат парфюма, минимум косметики и аксессуаров. Это было не похоже на Беатрис, но… ей чувствовалось, что в чем-то, она всё-таки после расставания с мужем, — изменилась.  — Добрый день, господин Дженарро, — улыбнулась Беатрис Томазо, когда тот показался в дверях. — Добрый день, госпожа Бьюкейтер, — он улыбнулся и подошел ближе к ее столу. Про себя он признавал, что она все же сочетает в себе все лучшие качества, включая красоту. — Я очень рад нашему знакомству. — Взаимно. Присаживайтесь, куда Вам удобно, — она снова улыбнулась сдержанно. И подвинула к себе бумаги по выставке. — Как долетели? Всё в порядке? — она открыла ручку. — Да. Спасибо, — он сел в кресло напротив. — Я весь во внимании. — Замечательно. — Её поражало спокойствие Томазо, и она старалась держать себя в руках, и не быть резкой. — Через месяц открывается выставка. Мы с Вами работаем над ней вместе. Вот все документы. Ознакомьтесь, пожалуйста. — Признаюсь, что я уже со многим ознакомился в самолете. Завтра должны уже привезти картины, так что можно уже начинать работать на месте, составлять каталог более подробно, — он аккуратно забрал у нее папку, едва коснувшись руки. — Я это предвидела, — Беатрис кивнула. — В таком случае, я расскажу Вам, что мне нужно в работе от Вас: идеально составленный каталог, — она сделала смысловое ударение на словосочетании: «идеально составленный», — Так как я занимаюсь оформлением статей к нему, а Вы — фотографиями. — прикосновение к руке она заметила, но не подала вида. «На работе — только о работе» — подумала про себя Беатрис. — Я постараюсь Вас не разочаровать. Вы цените ответственность в работе, как я уже успел заметить, — он едва улыбнулся. — Да. Я очень на Вас надеюсь. Макеты для каталога можете забрать у секретаря. Подумайте, пожалуйста, какой каталог мы выберем, а завтра, в это же время мы обсудим Ваши идеи в галерее. — Конечно. До завтра, — он забрал папку и вышел в приёмную.  — Господин Дженарро, вот макеты, — и Стефания протянула Томазо большой пухлый коричневый конверт. — Благодарю, Вы очень любезны, Стефания. — Томазо попрощался с ней, и вышел на улицу. Томазо ехал в такси домой, и думал о том, что Беатрис определенно красивая. В его мыслях рисовались картины того, как ее волосы медленно падают на плечи, когда она их распускает вечерами дома. После того, как Томазо ушел, Беатрис удивленно стояла у окна в кабинете, и размышляла о том, почему не Федерико приехал на эту работу с выставкой. Признаться, но она надеялась увидеть его, и допускала мысль, что совместный проект их сблизит и поможет решить накопленные проблемы и недомолвки. Она крутила в руках мобильный, думая о муже. Ранним вечером на улице опять шел дождь, и опять Томазо пил кофе, и снова думал, как же он оказался здесь? И почему…? Надежды на то, что выглянет солнце, и он сможет пройтись и побыть сам с собой, таяли одна за другой, когда Томазо смотрел на улицу. Его утешало в этой ситуации одно: лекции спасены — Федерико их проведет. Заварив ещё одну чашку кофе, Томазо сел на диван. До позднего вечера он работал над тем, какой макет каталога выбрать, каким будет состав и расположение фотографий и текста. И сам не заметил, как уснул, ощущая, что перелет его все же немного утомил. Беатрис начинала работать в девять утра. Приехав в галерею, она спросила о том, на месте ли Томазо, но его не было. Она немного удивилась, но решила сильно не гневаться, а списать всё на перелет, и смену часовых поясов. Через полтора часа Томазо так и не появился. И она ему позвонила. — Господин Дженарро, простите, но уже 2 часа как рабочий день, а Вас с макетом, так и нет, а картины уже привезли и носят. — Беатрис, прошу прощения, я проспал — всю ночь сидел за работой. Буду на работе через двадцать минут. — Жду Вас. — голос Беатрис был строгий. Беатрис была недовольна таким отношением к работе, но понимала, что не стоит сразу высказывать свои претензии. Почему сдерживала себя? И только ли при Томазо? Она ловила себя на мыслях, но не думала о них — они отнимали её драгоценное время. — Я прошу прощения, — Томазо появился в зале, — Беатрис, такого больше не повторится, — он аккуратно подбирал слова, чтобы не разозлить ее. — Я надеюсь, что мы не выбьемся из графика, и всё успеем, Томазо, — Беатрис медленно двигалась от картины к картине в том же костюме, что и вчера, но волосы были собраны просто под заколку. Я все закончу сегодня, и завтра у вас уже будет набросок с фотографиями. — Хорошо. Благодарю вас. Я понимаю, что смена часовых поясов плохо влияет на людей. — для себя самой, в удивление, но Беатрис прикоснулась к руке Томазо, и посмотрела ему в лицо, спокойным взглядом. — Мне не свойственно опаздывать, — её теплое прикосновение его удивило. — У всех всё бывает впервые. Не буду отвлекать вас. Если что-то будет нужно, то я у себя в кабинете. Он находится на втором этаже — третья дверь по левую руку. — Хорошо. Спасибо, — он улыбнулся. Беатрис ушла к себе, а Томазо продолжил работать с картинами. Время за этим пролетало незаметно. Что с ней происходит? Беатрис не могла писать статью. Впервые за свою жизнь, она сидела в кабинете, и держала свои руки раскрытыми, думала о том, что сегодня случилось. Беатрис почувствовала ростки тепла внутри. «Почему? Неужели я не такой монстр? И почему Томазо?» — думала она… Но потом, все же начала писать статьи, и не заметила, как в дверь постучались. — Беатрис, прошу прощения, что отвлекаю Вас, — Томазо прикрыл дверь за собой. — Я принес Вам макет, который подготовил. Картины уже расположены на своих местах, но если захотите, то все можно переделать. — Проходите, Томазо. Ничего страшного, всё в порядке. Показывайте. — Томазо протянул ей папку. Она листала макет, и улыбалась. — Мне нравится. Давайте спустимся в зал. — Беатрис поднялась со стула, и её заколка расстегнулась, упав на пол. Волосы Беатрис красиво распались на волны, и Томазо на мгновение замер. Он поднял заколку и улыбнулся. — Благодарю. — она взяла заколку в руки, и положила на стол. — Идемте. — мобильный телефон был в кармане пиджака. Они подходили каждой картине, и Беатрис все сверяла. Её строгий взгляд на вещи поражал. Хотя Томазо понимал, что она еще достаточно молода. Эта женщина так много отдала своей карьере, что даже не замечает, что вокруг неё протекает жизнь. Он делал заметки, переводя взгляд на Беатрис. Она не улыбалась. Но Томазо чувствовал, что улыбка ей идет. Светлый цвет костюма подчеркивал ее кожу, а волосы эффектно контрастировали. Беатрис была красива, без преувеличений. На ее руке не было кольца, но Томазо был уверен, что у Беатрис есть муж или какой-то достаточно богатый поклонник, ведь только такой мужчина может позволить себе быть рядом с сильной и успешной женщиной. Беатрис за этот день посмотрела на Томазо другим взглядом. Почему-то она удивлялась про себя, откуда у неё взялась вдруг нежность. И почему её голос, когда они говорят — становится тише и спокойнее. Удивительно, но Беатрис себя ощущала рядом с ним странно-слабой, и ей…это…нравилось. — Мне всё нравится, Томазо. — наконец произнесла Беатрис, когда они оказались рядом с софой у противоположной стены. -И я на Вас больше не сержусь. — она слегка улыбнулась. — Но есть за что, — он улыбнулся, а в голове мельком пролетела мысль: «Ее улыбка прекрасна», но в слух он сказал другое: — Я очень рад, что Вас все устроило, Беатрис. Хотя впереди еще много работы до открытия. — Да. Очень много, Вы правы. — её взгляд упал на стену, где была картина. И почему-то висела… вверх тормашками… — Оригинальное прочтение итальянской живописи, — Беатрис расстегнула пиджак, и скрестила руки на груди. — Ммм, Вы правы, — он улыбнулся. — Я сейчас поправлю. На Томазо был черный свитер и классические серые брюки, он стоял спиной к Беатрис, и она наблюдала за ним. Бабочки взлетали тихо, но… её мысли прервал звонок мобильного, и она ушла за колонну. Звонил Федерико. Он просил дать ему развод. И при этом это было сказано тоном, не терпящим возражений. Томазо все поправил, но еще больше ему было неудобно, когда он услышал слегка повышенный тон. Видимо, звонивший не радовал Беатрис новостями. Он не слышал разговор, да ему этого и не хотелось. — Я тебе сказала, что не дам тебе развода. Слышишь меня?! Не дам! Хочешь убей меня, ори на меня, что хочешь делай, но ты его не получишь. Если я и дам его тебе, то ты потеряешь всё то, что имеешь — работу, положение. Я тебя сделала тем, кем ты являешься. Я. И ты мне обязан этим. Обязан ещё и тем, что ты вообще где-то ещё можешь работать. А мог бы сейчас быть здесь, со мной! Всё. Как хочешь. Но я тебе развод — НЕ ДАМ! — она эту фразу отчеканила, отключила телефон и села на софу у окна, где они с Томазо недавно стояли. Села и выдохнув, провела пальцами по волосам, встряхивая их. «Но я тебе развод — НЕ ДАМ!» — эти последние строки в разговоре особенно были слышны. «Все же она замужем», — подумал Томазо, и внутри кольнула ревность. «Как я и думал, красивая женщина одна быть не может» — Томазо увидел Беатрис, подошел ближе и сел рядом. Беатрис молчала. Было заметно, что руки немного трясло от эмоций. — Трудный день? — Да, один большой трудный день, длящийся уже почти год. И никак не закончится. Господи, как же я устала воевать, как хочется простого счастья, когда можно вечером вернуться домой, зная, что тебя там ждут и любят… — она опустила голову, впустив пальцы в волосы. — Вы думаете, что если будете держать того, кто хочет от Вас уйти, то найдете счастье? — Я уже не понимаю, что происходит. Но надеюсь, что не всё ещё умерло. Хотя… самый обычный муж, каких тысячи и сотни. Слишком идеальный, чтобы быть таковым. — Идеальных людей не бывает, — он смотрел на картину, которую только что перевесил. — Мы любим недостатки, какие-то черты в человеке. И в итоге любим его самого. Без причины. Просто любим. Я признаю, что за любовь нужно и важно бороться, но если уже понятно, что с одной стороны её быть не может, то не стоит причинять себе боль.  — Если бы всё так было просто, Томазо, если бы… — Беатрис попыталась выдохнуть, но дыхание закрылось на секунду. Ей было больно. Томазо заметил это. — Все наладится. Я уверен, — он аккуратно коснулся её руки. — Я не буду говорить о том, что это не больно. Знаю, это все глупости. Просто оглянитесь на жизнь вокруг себя. Вы имеете гораздо больше, чем можно представить. Вы добились того, о чем многие мечтают. Это прекрасно. Осталось дело за малым — уделить время себе и своим чувствам. Беатрис взяла руку Томазо. — Я надеюсь, что когда-нибудь всё наладится. Только не знаю результат и момент. И какой моя жизнь будет — тоже. Но, Вы правы, возможно, стоит отпустить, потому что сил бороться у меня уже не так много. Пусть всё будет так, как будет.

Наступил вечер.

Беатрис осталась в галерее, поработать над статьями. На столе работал ноутбук, стояла высокая кружка с чаем, лежали наброски фото, которые Томазо оставил утром, её черновики статей для каталога. Беатрис пыталась, отвлекаясь на этот процесс, не думать о муже. Она не могла просто так взять и сдаться, дать ему развод, но она в глубине себя понимала, что это единственный выход, что он её не любит. И она знала, что и у неё прошли чувства — Федерико для неё был лишь красивой вещью, идеальным дополнением к своей картине жизни. Его настойчивые просьбы за последнее время о разводе, породили в душе Беатрис предположение о том, что Федерико встретил женщину. И что он, вероятно, с ней счастлив. Но кто она? Преподаватель? Вряд ли… хотя, может быть, но больше всего мысли Беатрис вертелись вокруг студенток, ведь она знала, что многие девушки в университете неровно дышат к Федерико, и вероятно, нашлась одна, которая смогла чем-то зацепить его. «Чем она лучше меня? Что он в ней нашел такого, чего нет во мне? У меня есть всё: положение, работа, связи, влияние, а что есть у неё? Смазливая мордашка? Или острый язык? Или она хорошо готовит, ублажает его в постели?» — Беатрис не могла понять ни логики, ни мыслей вообще… Ей казалось, что весь мир против неё, но… внезапно, она посмотрела на фотографии Томазо, и её будто ударило током -решение пришло само собой: встречаться с Томазо… Профессор Дженарро еще не знал о решении Беатрис встречаться с ним. Она ему нравилась, но он признавал, что с ним Беатрис будет скучно. Шло время, они постоянно виделись на работе. Беатрис стала более расслаблена, и Томазо это замечал, а вот попыток сблизиться — между ними не было. *       В один из субботних вечеров Федерико набрал номер коллеги. Томазо был один, дома, за работой. — Привет. Как ты, поживаешь Томазо? Как проходит подготовка к выставке? — Привет, не ожидал услышать тебя, — Томазо удивился его звонку. — Много работаю. Как и всегда. Ты ведь знаешь, что я и развлечения не созданы друг для друга. Да и погода не располагает. — Знаю. Я там жил какое-то время. Скучно, сыро, серо. Не для нас с тобой, знойных мужчин жаркого солнца, — Федерико рассмеялся. — Расскажи о выставке, Томазо. Он долго рассказывал о картинах, о том, что ему хотелось бы дополнить, каким получился каталог, Федерико слушал, не перебивая. Смотрел одним глазом на Франческу, которая лежала рядом с ним — на диване, а он сидел в кресле у стола. — Кто курирует выставку? — Беатрис Бьютейкер. — Прости…? — Бьюкейтер. Ты же знаешь у меня проблемы с английскими фамилиями, — он улыбнулся. — Вы знакомы? — Имя знакомое… Где-то я встречал нечто подобное, в журналах по искусству, кажется… — У Федерико похолодели руки, он прекрасно знал, что куратор выставки его жена. И это было катастрофой… Но похоже, Томазо, — не в курсе, что Беатрис Бьюкейтер — это Беатрис Аманте.  — Понимаю. Я тоже до приезда сюда о ней ничего не знал. Подход у нее достаточно жесткий. Но я справляюсь.  — Наверное, красивая женщина? — Федерико улыбнулся. — Ты же знаешь, как заинтересовать таких неприступных особ. Воспользуйся случаем, не теряй времени. — Подход? Брось. Да и у нее есть муж, а я не люблю лезть в чужие отношения. Так что коллеги — это наше определение. — Да брось! Коллеги-не коллеги. Вы расстанетесь, как только ты сядешь в самолет, а потом будет что вспомнить темными ночами, Томазо. — Федерико мысленно зацепился за идею о том, что, возможно, Беатрис понравилась Томазо. Так ли это или нет, пока Федерико, само собой, знать не мог, но само допущение такого развития событий вселяло в него некоторое спокойствие. — Не ожидал от тебя такое услышать — Томазо сел в ближайшее кресло, — Я подумаю. Но даже не надейся, что я вот так легко сейчас согласился. Они еще какое-то время говорили, смеялись, а потом Томазо положил телефон на стол и долго думал о Беатрис. С тех пор, как Томазо развелся с Моникой, у него не было отношений с женщинами. Да и таких, как Беатрис — сильных, властных, знающих чего хотят от жизни, и имеющих не только свое мнение на всё, но и безупречный вкус, у него не было никогда. Так что Федерико не прав на счет «подхода к таким особам». А Федерико тем временем нежно обнимал свою любимую Франческу, и слушал, как живет малыш внутри неё. — Кому ты звонил? — она гладила его волосы, улыбаясь. — Томазо. У него длительный проект в Лондоне, — он ее поцеловал. — Передай ему от меня в следующий раз большой привет, и скажи, что я закончила картину, которую ещё нужно было доработать. Он знает, о чем я. — Обязательно передам, милая — посмотрел на неё Федерико. Франческа тихо произнесла, почти шепнула: — Федерико, я так тебя люблю, мой нежный. Я так счастлива, что мы вместе. — И я счастлив, счастье мое, — он ощущал себя самым счастливым на свете. Франческа с Федерико обнялись, и потом ушли пить чай на кухню. О чем-то болтали, смеялись, а вечером, часов в десять, когда Франческа уже была в постели и читала книгу, снова зазвонил телефон Федерико. Звонила Беатрис. — Привет, Федерико, — она говорила тихим, спокойным голосом. — Привет, что-то хочешь мне сказать? Ты ведь знаешь, что у меня мало времени. — Я могу тебя спросить? — Попробуй. — У тебя кто-то есть? — В каком смысле — кто-то есть? — В смысле — ты с кем-то встречаешься? — Беатрис, мы давно договорились, что наша жизнь — это наше личное дело. — Я понимаю. Я просто хочу знать. Скажи мне. — Зачем тебе это, Беатрис? Я уже не твой. — Возможно, ответ на этот вопрос изменит наши с тобой жизни, Федерико. — Они уже изменились. Даже если у меня кто-то есть, то тебя это не должно волновать. Как и я не думаю о том, есть ли у тебя кто-то. — Ты заставляешь меня повышать голос и быть грубой. А я не хочу. Я позвонила с простым вопросом, Федерико. С простым, понимаешь? — Есть, Беатрис. И я счастлив. — Он замолчал и ждал ее реакции. Беатрис дышала в трубку несколько секунд. Потом выдохнула, и ответила:  — Хорошо. Я дам тебе развод. Потому что у меня нет больше сил с тобой тягаться. Мы можем развестись либо заочно, либо после того, как я закончу выставку — либо, могу прилететь, до её открытия… Как тебе удобно? — Как тебе будет удобно. Хотя нас могут развести и без твоего присутствия, если ты подпишешь бумаги моего адвоката. — Я ему звонила. И сказала, что возможно, прилечу через неделю, как раз будет пятница. Мы всё подпишем, и всё закончим. Ты согласен? — Вполне. Спасибо, Беатрис, — он был удивлен её решением. — Пожалуйста. Я надеюсь, что эта девушка сделает тебя счастливым и даст тебе то, чего не смогла тебе дать я. Спокойной ночи. Я напишу тебе сообщение, когда прилечу во Флоренцию. Звонить не буду. До встречи. — Я надеюсь, что и ты наконец будешь счастлива. До встречи. — он положил телефон, и отправился в спальню к своей прекрасной Франческе. Беатрис сидела у себя в кабинете, в галерее и тихо плакала. Она поняла, что сдалась. Она приняла тот факт, что больше нет чувств между ними с Федерико. И это было больно ощущать. И было больно принимать, но у неё не было другого выхода. Беатрис просто устала. У неё просто не было больше сил. Томазо работал дома над каталогом и позвонил Беатрис. И только потом понял, что поздние звонки ее могут не порадовать.  — Томазо, что-то случилось? — Беатрис встрепенулась. — Извините, Беатрис, что звоню Вам так поздно. Не помешал? — Нет. Я ещё работаю. — Вы в галерее? — он удивился. — Да. На работе. А что? — она улыбнулась. — Уже так поздно. Я хотел посоветоваться по поводу каталога, но это может подождать, — он встал из-за стола и взглянул в окно. — Вам стоит поехать домой, Беатрис. — А который час? — Четверть одиннадцатого. — Томазо взглянул на часы в гостиной. — Мы можем обсудить вопросы все сейчас, я не тороплюсь. Если Вы не заняты, приезжайте. — Хорошо, буду через полчаса, — он взял пиджак и уже спускался по лестнице. На этот раз Томазо не опоздал. В галерее был приглушенный свет, и он поднялся к ней. Беатрис сидела в кабинете, на диване в расслабленной позе, пиджак висел на спинке кресла, а на ней был топ. — Вредно много работать, — Томазо зашел в кабинет и прикрыл за собой дверь. — Я заработалась просто, и не заметила, как пролетело время, Томазо. Проходите и рассказывайте, о чем хотели посоветоваться? — она смотрела на него с улыбкой. Он показал ей каталог с пометками. Беатрис внимательно его слушала, лишь изредка поправляя что-то. — Договорились. Делайте так, как считаете нужным. Это ведь Ваша часть работы. А вот моя — и она показала законченные статьи. — Вы уже все закончили? — он удивился. — Я быстро работаю. Привычка жить в дедлайне, которая была со мной многие годы, когда я была якобы счастлива замужем. А Вы свободны или Вас кто-то ждет, и возможно, я лишила Вас приятного вечера, мягко переходящего в ночь? — Я уже давно в разводе, Беатрис, — он откинулся на спинку дивана. Так что меня никто не ждет. — В таком случае, давайте за это выпьем, по рюмочке чая, или кофе? — она улыбнулась, и встав с дивана, направилась к столику, где стоял чайник и чистые чашки. — Кофе. Вы очень заботливы, — он улыбнулся. Её мягкие черты были прекрасны. От его слов, по телу Беатрис побежали мурашки. Он так на неё смотрел. Так как никогда не смотрел Федерико. «Забудь о нем до пятницы. Забудь. Ты дала развод. Всё. Теперь ты свободная женщина, которая может себе позволить влюбиться» — думала про себя Беатрис, ощущая теплый взгляд Томазо на себе. Она отдала Томазо чашку, и поставила на стол печенье. Вдруг, неожиданно для себя, Беатрис сказала: — Я была бы рада, если бы у нас случился роман. — произнесла Беатрис, отпив глоток чая из кружки. — Вы так прямолинейны, — он смотрел на нее. — Прости… привычка… — она замолчала на секунду… — Беатрис, любовь — это не договор на оказание услуг. Она посмотрела на него, и её глаза изменили цвет. — Вы подумали, что я хочу Вас использовать? — Я этого не говорил, — он внимательно смотрел на нее. — Просто… Мы почти не знакомы. — Мы это и делаем, — знакомимся. Я просто сказала об этом. Не прямо же сейчас и сию секунду сближаться, а… постепенно… узнавать друг друга, рассказывать что-то о себе… — она отошла к окну. Впервые в жизни, Беатрис было стыдно за свои слова. Томазо видел, что ей неловко. Он подошел к ней ближе и нежно коснулся плеча. — Вы прекрасны. Ваши волосы, ваше изящество, ваш ум — это всё — делает Вас особенной. — Знаете, я впервые в жизни сказала так прямо о своих желаниях. Вы ответили, что любовь — не договор. Я не знаю, что такое любовь. Я никогда не любила и не была любима… — она посмотрела на него, повернув слегка голову влево. — Любовь — это забота, это эмоции, это мурашки по коже, — он нежно коснулся кончиками пальцев ее кожи. — Томазо… — она посмотрела ему в лицо. — Да? — он внимательно наблюдал за ней. И Беатрис аккуратно обняла Томазо. Рядом с ним её голос затихал, и она сама становилась другой. В её душе, что-то произошло. Она не хотела, чтобы этот момент кончался. Она хотела вот так стоять сейчас с ним, с Томазо, целую вечность. — Если хочется начать новую жизнь, то стоит начать ее правильно, — он нежно прижимал её к себе. — И у Вас есть все шансы. — Правильно? А как это? — она посмотрела на него. В его руках ей было спокойно и тихо, а в его светло-карих глазах она видела солнце. — Слушая свое сердце, — он улыбнулся. Беатрис улыбнулась Томазо, и они ещё так постояли некоторое время, но потом голос Беатрис, зазвучал глухо, а она сама глядела в окно: — Пора ехать домой. Завтра галерея не работает, потому можете отдохнуть, а в понедельник будем работать долго, потому что в пятницу меня не будет на работе, нужно уладить кое-какие дела. Мы всё успеем, не волнуйтесь. * Томазо ехал домой, и в его мыслях было лицо Беатрис, а в ушах её голос. Свитер хранил тонкий запах этой загадочной женщины, чью душу Томазо хотел почувствовать, он хотел понять: какая Беатрис на самом деле. Что скрывается за этой «маской» уверенности, жёсткости, и почему все же иногда, и он это чувствует с каждым днём всё яснее, но Беатрис бывает — открытой, улыбчивой, и забывает о своей роли строгого директора, но по каким-то внутренним причинам, не позволяет себе быть такой постоянно, отпустить вожжи контроля и раскрыться. Кто же причинил Беатрис такую боль, которая заставила её быть «Жанной д’Арк»?