В больнице, несколькими днями ранее…
После того, как Федерико ушел, Франческа ещё долго лежала, завернувшись в одеяло, и думала о том, что произошло. В мыслях возникали картины из университета — то лекция о Рафаэле, когда Федерико позволил себе оскорбить Франческу прилюдно, то её «словесный выпад» на зарубежной литературе, то звонок Беатрис, а ещё Франческа видела у себя в душе как им с Федерико было хорошо вместе: он ей играл, они ездили в Винчи, и провели чудесный день, а о ночи любви Франческа и думать без мурашек удовольствия не могла, ей казалось, что ночь эта — была только вчера, или позавчера, и что не было ничего плохого после…. Но… вдруг все воспоминания померкли от одного единственного — голоса Беатрис, которым она говорила с Франческой без тени сомнения в своей правоте. Боль, чувство унижения и одиночества в тот момент, и вновь сейчас — охватили девушку, и она, погладив живот, мысленно попросила прощения у «её маленького Леонардо», и нажав кнопку вызова медсестры, попросила позвать доктора Доминичи. — Здравствуйте, Франческа! — доктор Доминичи зашел к ней палату своим легким, но в то же время задумчивым шагом, и улыбнулся ей. — Здравствуйте, доктор Доминичи. — Вы хотели меня видеть? Что-то случилось? Вас что-то беспокоит? Боли? — Доктор Доминичи, я хотела Вас попросить сделать мне аборт. Даниэле сел на стул у кровати: — Франческа, Вы точно уверены в своем решении? — Да. Абсолютно. — Вы хорошо подумали? Может, Вам дать ещё время? — Доктор, я понимаю риски аборта, понимаю, что эта манипуляция в принципе опасная, но поймите, у меня нет иного выхода. Я не хочу делать этого ребенка несчастным. — Почему Вы так думаете, что он будет несчастным? — Есть причины. Личные, и я бы не хотела их раскрывать. — Понимаю. — Даниэле внимательно смотрел на Франческу, и думал о том, что она молодая, и что риски, естественно, есть, потому что медицина без рисков — не существует. Сама жизнь — по сути, и эксперимент, и борьба с рисками в той или иной степени. — Вы сделаете это? — Франческа смотрела на Даниэле. — Вы хотите, чтобы именно я? — Да. Именно Вы. Вы вселяете в меня доверие. — Спасибо, Франческа. — Даниэле улыбнулся, а потом достал из кармана халата блокнот и полистал его. — Хорошо. Я сделаю Вам аборт. Завтра утром. — Договорились. Спасибо Вам, доктор Доминичи. — Даниэле. Меня зовут — Даниэле. Франческа кивнула: — Красивое имя. Даниэле вновь улыбнулся, убирая блокнот обратно в карман, а потом уходя, сказал: — В 9:30 утра за Вами зайдет сестра и проводит ко мне. В 10 утра — я всё сделаю. — Хорошо. Спасибо Вам, доктор Доминичи. — а потом Франческа на секунду замолчала, и продолжила: — Даниэле. — До завтра, Франческа. — и врач вышел из палаты, направляясь в свой кабинет. Следующим утром, ровно в 10 Франческа уже была у доктора Доминичи. Маленького Леонардо, «её Леонардо» — лишили жизни. На следующий день, ближе к вечеру, Франческа позвонила маме. Изабель, взволнованная, приехала через 3 часа. — Что случилось, Франческа? — они были в палате и пили чай. — Я сделала аборт. — Федерико знает? — Знает. Я ему сказала, когда он приходил несколько дней назад. — И что он говорил? — Он хотел, чтобы я оставила Леонардо. — Его можно понять. — Изабель произнесла эту фразу задумчиво. — Мама, ты защищаешь Федерико? — Франческа возмутилась. — Нет. Я просто хочу понять, что между вами происходит, и почему всё так, как оно есть. — Эта вся чехарда из-за нашего чувства. — Франческа отпила глоток из чашки. — Расскажи мне всё как есть. — Он женат. — Был женат. Я знаю. Но уже нет — Беатрис подписала бракоразводные бумаги как раз в тот день, когда тебя привезли в больницу. Просто она сделала это поздним вечером. И Федерико об этом знает, ему звонил адвокат. — Выходит… — Франческа помедлила, — что это правда? — Что правда, Франческа? — Что его жена — бывшая и всегда таковой была? — Она стала таковой, в смысле юридическом — несколько дней назад, а в моральном — была уже давно. Она живет своей жизнью. Вы не говорили разве об этом с Федерико? — Он мне говорил, что разводится, да, но ничего более, а уж о прошлом и подавно, — не говорил. — А ты, из своей девичей скромности, — не спрашивала, да? — Да, мам, именно так. — Скажи мне: ты его любишь? — Люблю. Но мне больно. — Франческа, поверь мне, Федерико тоже больно, и он очень переживает. Я понимаю, что в тебе обида, злость, горечь утраты ребенка… — Мне пришлось сделать аборт, потому что я не хочу, чтобы Леонардо был несчастным. — Почему ты думаешь, что он несчастным был бы, если бы родился? — Я знаю, что он всё слышит, даже пусть и сейчас это всего лишь эмбрион, а не ребенок, в человеческом понимании, но Беатрис такого наговорила о нас: обо мне и о Леонардо… мама, я даже не могу это вспоминать! Такой жар боли и унижения… — Боль утихнет, Франческа, дорогая, но не сразу, — Изабель обняла дочь, а потом погладила по щеке: — Давай, когда тебя выпишут — уедем куда-нибудь на пару недель, — отдохнешь, отвлечешься… куда бы ты хотела? — Мне понравился Амальфи. — Я скажу папе, хорошо. — А потом… — Что потом? — Диплом. А научный руководитель — Федерико. Ещё преддипломная практика… — Ты справишься? — С чем? — С мыслями и чувствами. — Справлюсь, мам. Будет трудно, но это можно и нужно пережить. — Ты думаешь о нем? — О Федерико? — Да. — Не знаю. У меня чувства есть, но они молчат. Мстить — я не буду — это подло и низко. Мне просто кажется, что стоит научиться жить без него. Ведь когда-то и он жил без меня. У него были интересы, женщины, работа, жена, и мы с ним не встречались до тех пор, — пока он не стал работать в нашем университете. — Но и он тебя любит, Франческа. — Мне тяжело сейчас это слышать, верить и чувствовать всё, мам. Я не готова открыться ему. По крайней мере, сейчас — не готова. Я не хочу его видеть. Не хочу говорить с ним. — Но ведь придется… — Придется. И это будет пытка. — Мы с тобой, Франческа. Мы тебя не оставим. И даже не думай о себе плохо, слышишь? — Слышу, мам, слышу. Прости, я устала и хочу спать. — Отдыхай дорогая. Выспись. Я люблю тебя, солнечная моя Франческа. — Изабель поцеловала дочь, и вышла из комнаты.Следующим утром, дома у Роберто…
Ровно в 11 — раздался дверной звонок. — Здравствуй, Роберто. — Здравствуй, Федерико. Заходи. Федерико зашел в дом. За ним закрылась дверь и после, мужчины молча прошли в кабинет Роберто. Федерико была знакома обстановка. Он бывал в доме Роберто ещё в студенческие годы, и они любили разговаривать о разных мелочах или глобальных вещах, а иногда просто сидели вместе и читали книги. И их совершенно не напрягало обоюдные — молчание и шелест переворачиваемых страниц, наоборот, в этом была своеобразная магия отношений. — Ничего не изменилось с тех пор, как я был здесь в последнюю нашу встречу. — Федерико посмотрел на Роберто, пытаясь понять его настроение, и тон, каким он, возможно, будет говорить, и вообще он хотел понять смысл этой встречи. — Только библиотека пополняется. Остальное, ты прав — без изменений. Но я тебя позвал — не ностальгировать. — Я тебя слушаю. — Садись. Федерико сел на диван, рядом с подлокотником. — Я слушаю, Роберто. — Что тебя связывает с моей дочерью? — Деловые отношения. Ты ведь знаешь, что я её научный руководитель, и вообще — преподаватель. — Не делай такое выражение лица, будто не понимаешь, о чем именно я спрашиваю, Федерико. — Роберто смотрел прямо ему в лицо. — Я и не делаю. Я знаю, к чему ты ведешь. — Что между вами? — Я люблю твою дочь. — Федерико замолчал. Роберто откинулся на спинку кресла: — Я так и думал! — Что я люблю Франческу — это плохо? — Она сделала аборт. Она избавилась от твоего ребенка. — Я знаю, Роберто. — Откуда? — Я её привез в больницу, а потом, спустя некоторое время приехала Изабель, а я увиделся с Франческой ещё позже… И Франческа мне сказала, о том, что возможно сделает аборт. — Если она приняла такое решение, выходит причина была очень веской? — Я — причина этого решения. — Ты? — Да. — Тогда расскажи всё сам, а то я уже начинаю ещё больше запутываться в этих дебрях недосказанности. — Именно о дебрях недосказанности и речь, ты верно подметил, Роберто. Мне стоило сразу сказать Франческе о том, что нахожусь в стадии развода с Беатрис. И, тогда, возможно, — всё было бы иначе. — Что ты ей сказал и не сказал? — Роберто тонально выделил слова. — Боюсь, что, если я тебе расскажу всё так, как оно есть, — нашим отношениям придет конец… — Федерико помедлил, глядя на сидящего поодаль Роберто. — Федерико, я пытаюсь разобраться в ситуации, и мне нужно знать всё. И сейчас не имеет значения то, какими будут наши с тобой отношения. Сейчас речь идет о репутации моей дочери. — Тебе рассказывать с самого начала? — Желательно. — Хорошо. — Федерико сел удобнее на диване: — О том, что я преподавал группе, в которой училась Франческа, зарубежную литературу, и какое у неё было в то время поведение, я думаю, ты помнишь, потому не буду останавливаться на этом. Начну с того, что, когда мы увиделись на лекциях по истории искусства, — я влюбился в неё. Сразу. Да, на тот момент в моей жизни ещё была Беатрис, но ты и сам помнишь, какая у нас была обстановка. — Помню. — кивнул Роберто. — У Беатрис был любовник… кажется, Антонио, или Джакомо… — я не вспомню сейчас точно его имени, да это и не важно. Дело в том, что я выгнал Беатрис после этого случая, и практически сразу подал на развод. Я просто дошел до того края, когда есть только одно желание — вдохнуть «запах моря». Роберто улыбнулся на фразу «запах моря», он знал, что она является неким кодом: точкой отчаянья, чертой, за которой лежит Пространство Невозврата. Федерико заметил его реакцию: — Я вижу, что ты помнишь о Пространстве Невозврата. — Помню, конечно. — Роберто смотрел на него спокойным взглядом. — Я опущу многие детали, из которых были сотканы учебные дни. Но скажу, что мы с Франческой сблизились, духовно, Роберто, — во время работы во Флоренции. Гуляли, общались, но сексуального контакта у нас не было. — Она была инициатором сексуального общения между вами? — Да. Это случилось у меня дома. Она сказала, что сама хочет. Я её переспросил точно ли она уверена, — она повторила своё желание. — Но ты ведь понимал последствия? — Естественно, Роберто, я всё понимал и понимаю сейчас. — Но тогда почему ты, зная, что ты — женат, а она — ещё девушка, не рассказал ей раньше о Беатрис? А сделал это уже после того, как она забеременела? Почему, ответь мне! — Роберто начинал кипеть. — Я Франческе сказал о жене, но не сразу. И сказал, что развожусь, и что кроме неё мне никто не нужен. — Тогда почему она в больнице, а Леонардо нет? — До состояния выкидыша — её довела Беатрис. Моя вина, несомненно, есть в этом, и я от этой вины не отказываюсь, ни в коем случае. — Если она сделала аборт, выходит — не верит ни тебе, ни в твои чувства. И это дело не принципа, как тебе может показаться, и не эмоций. А чувств. Ты её обидел. Очень сильно обидел, Федерико. И ты не просто её обидел, а унизил, да ещё и меня! — Я понимаю. — Ты думал, что я буду на тебя кричать сейчас, эмоционально высказываться? — Предполагал такое развитие событий, — соглашаясь, кивнул Федерико. — Я мог бы, естественно, просто — у меня нет сил. Ты меня настолько убил, что я не представляю, как нам быть дальше. Тебе. Мне. Франческе. Она у тебя пишет диплом. — Пишет, верно. Он практически закончен, потому не волнуйся. — Я не за диплом волнуюсь, это всё мелочи, хотя для неё и серьёзная работа. Я волнуюсь за неё. — Я понимаю. — Изабель говорила, что вы с ней встречались и беседовали? — Да. — И ещё, — что ты хочешь жениться на Франческе. Это правда? — Правда, Роберто. Но я сомневаюсь, что после всего того, что пришлось пережить Франческе — она не то, что захочет быть моей женой, но и говорить, да и видеть — вряд ли… — То есть — ты отказываешься от своей идеи жениться на ней? — Нет. Не отказываюсь. Просто ей нужно время. И я буду ждать. — Ты поступил очень плохо по отношению к ней. Федерико молчал, но в глаза Роберто смотрел. — Я вижу: тебе и больно, и стыдно, и одиноко. — Роберто произнес это тихо. — Она не хочет говорить со мной. Не отвечает на звонки, и не хочет видеть. Я, бывает, приеду к больнице ночью, к её окнам, и сижу в машине до самого утра, в надежде, что она выглянет, подаст знак. Я осознаю всю ту горечь, которую я принес твоей дочери, но я ничего не могу сделать со своей любовью к Франческе — я горю ей. И хочу, чтобы она была, когда-нибудь — со мной. — Знаешь, Федерико, мне очень тяжело сейчас говорить с тобой, потому что внутри одно желание — задушить тебя. Я не могу простить тебе того, что ты довел Франческу до аборта. — Я не доводил, Роберто, клянусь. И Роберто взорвался: — Нет, черт побери! Ты довел мою дочь до аборта, до больницы и до депрессии! Она чиста как ангел, искренняя, нежная и юная, а ты втянул её в паутину недосказанности, фальши и лицемерия. Она не верит тебе! И я не знаю, как нам теперь жить. Какая она вернется из больницы, как сможет с тобой даже просто быть в одном помещении???! Она доверилась тебе, а ты её предал, Федерико! — Я её, Роберто, не предавал! — Федерико поднялся. Если бы мне нужен был просто секс — это одно, но я влюбился, понимаешь? Влюбился в твою дочь. Я в ней вижу свою жену. Мать моего ребенка, пусть не Леонардо, а может, Сары, когда-нибудь потом, позже. И если ты думаешь, что я её брошу, причиню ей вред, или я играю с ней, то ты ошибаешься. Я буду бороться за любовь Франчески! — Ты не посмеешь больше даже просто прикоснуться к ней, слышишь?! Я не позволю! И не дам благословения на ваш брак! И я запрещаю тебе с ней видеться, ты меня понял? — Роберто наступал на Федерико, а потом «пригвоздил» его спиной к дверце шкафа и внимательно-яростно смотрел в глаза: — Ты. Не Посмеешь. Приблизиться к моей дочери. Если я узнаю, что ты общаешься с ней, или не дай Бог — любишь её физически, — я сделаю так, что тебя не то, что преподавателем, реставратором никуда не возьмут, даже в самый маленький музей или мастерскую! Федерико смотрел на Роберто, а потом сказал: — Отпусти меня. Я не обязан отчитываться перед тобой, что происходит в моей жизни. Если Франческа захочет — она будет со мной, и ей никто не помешает. Я же со своей стороны — буду бороться и вымаливать её прощение. И мне тоже, — никто не помешает это делать. Ты меня знаешь. Роберто отошел на три шага назад и сокрушенно посмотрел в окно: — Никогда не думал, что мой лучший ученик и лучший друг, — может нанести такой удар в спину. — Любовь, Роберто — просто возникает. Она не подчиняется никаким законам. И скажу ещё одно: знай, о том, что я — всегда рядом. Что бы ни случилось, — протяну руку. — Уходи, Федерико. Дверь кабинета тихо закрылась. Федерико уехал в университет, а Роберто сидел в кресле, смотрел в окно, обхватив голову руками. Отчаянье — вырвалось наружу, поглотив его, и Роберто не препятствовал этому чувству.