Удар в Сердце

       — Устал? — Федерико читал, потому даже не успел снять очки, когда в дверь позвонили. — Ты знал? — Роберто стоял в дверях и смотрел на Федерико. — О чём? — Федерико снял очки и переместил их на голову. — О том, что моя дочь беременна. — Знал. Мы случайно увиделись на выставке, и она мне сказала. — Почему ты мне не сказал об этом? — Роберто вошел в квартиру и медленно подходил к Федерико. — Она должна была тебе рассказать сама. Роберто стоял, уперевшись головой в его грудь. — Это проблема? — Федерико его обнимал за спину. — Нет. — Тогда почему я не вижу в твоих глазах света? — Федерико взял Роберто за подбородок и внимательно смотрел в черты его лица. — Я растерян. Всё так неожиданно. — Роберто говорил тихо, но его дыхание было сбивчивым от волнения, — Томас… Будущий ребенок…. И моя сияющая девочка. — Я видел. У тебя стресс от того, что скоро станешь дедушкой? — Федерико улыбнулся. — Франческа так быстро повзрослела. — И она счастлива, — он смотрел на Роберто внимательно. — Да. Очень счастлива. — Идём, Роберто. — Федерико помог ему снять пиджак, и они ушли в глубь дома.

***

На город опустилась ночь, и они сидели вдвоем на балконе, слушая тишину. Сейчас меньше всего хотелось куда-то торопиться. — Почему у тебя всегда такой идеальный кофе? — Роберто указал глазами на свою чашку. — Потому что он должен расслаблять голову, давать время подумать. И ещё конечно же посуда. Внимание к деталям, — Федерико аккуратно поставил свою на блюдце. — Ты перфекционист. — Я люблю, когда в жизни есть то, что приносит радость. Себя нужно любить, Роберто. Ты ведь столько лет мне об этом твердишь. Да, я много раз забывал о своих желаниях, следуя другим. Но я не терял главного — связи с собой. Потому меня всегда окружали красивые вещи, посуда, изящные чашки для кофе и бокалы для вина. — Выходит, что не один я любитель красивой жизни. — Комфортной, — поправил Федерико Роберто, — Мне так комфортно. — Я задам тебе вопрос, на который можешь не отвечать, — Роберто смотрел на него. — Я хотел детей, — казалось, что Федерико читает его мысли. — Но это не цель в жизни. Цель — это быть счастливым и честным с самим собой. — Но Франческа ведь носила твоего ребенка. Ты ведь был честен с ней. — Роберто, я скажу тебе так, как есть. Когда она носила моего ребенка, я был счастлив от этой новости, но ты ведь знаешь, что случилось? — Видимо, не всё знаю. — В смысле? — Изабель тогда мне сказала, что Франческа потеряла ребенка из-за нервной перегрузки во время сессии. — Отчасти это так. — Что ты имеешь в виду? — То, что нервное перенапряжение действительно было, — правда, но это не всё, что спровоцировало выкидыш. — Что же случилось на самом деле, ты можешь мне сказать? — Могу. Теперь могу. Я и тогда хотел тебе сказать, но ты ведь меня не стал слушать. Даже не впустил в дом, когда я звонил и хотел поговорить уже после той беседы в кабинете, и уж не говорю о твоём нежелании понять меня вообще… — Поделишься? — Настоящей причиной того, что нашего с Франческой ребенка нет на этом свете, является Беатрис. Роберто от удивления нагнулся вперед: — Беатрис? Каким образом? — Видимо, кто-то шепнул ей о том, что я встречаюсь с Франческой. Вернее, что у меня роман, но с кем именно, — не было известно «доброжелателю», и вот когда она в очередной раз пришла в университет по поводу бракоразводного процесса, инициатором которого был я, а когда узнал о беременности Франчески, хотел всё уладить ещё быстрее, и жениться на ней, то поняла, что это Франческа. Беатрис стала угрожать мне, что поставит в известность ректорат, уничтожит мою карьеру. Я попросил Франческу подождать меня в крытой колоннаде, где стоят диваны, и она ушла. — И что случилось потом? Федерико посмотрел на Роберто, он сидел в кресле, опираясь на подлокотник, и внимательно слушал. — Я просил её по-хорошему, мирно подписать бумаги, и оставить в покое и меня, и Франческу. Но никакие мои уговоры, как ты и сам понимаешь, на Беатрис не подействовали, она просто ушла, хлопнув дверью. Я даже не подозревал, что она может пойти к Франческе и что-то сказать ей обо мне. Я пошел в колоннаду, и нашел там Франческу, вызвал врачей, её отвезли в больницу. А дальше ты знаешь, как дело было. — Знаю. Но все же, что сказала Беатрис Франческе? — Ты точно хочешь это знать, Роберто? — Да. Теперь нет смысла скрывать. — Когда твоей дочери стало немного лучше, я навестил её. Хотел поговорить. Всё объяснить. Выяснилось, что Беатрис наговорила Франческе гадостей, впрочем, на «ласковости» в мой адрес рассчитывать и не приходится, одним словом, что только Беатрис имеет на меня права, потому что она моя жена, и что Франческа для меня лишь обычная девочка, с которой я просто развлекаюсь, и ничего серьёзного из наших отношений не получится, и всё в таком духе. Роберто тяжело выдохнул: — Боже… я не знал этого… — Не стоит себя винить, Роберто. Как вышло, так вышло. — Ты говорил с Франческой? — О ребенке? — Да. — Да. Говорил. Я просил её дать нам ещё один шанс. Говорил, что я не отказываюсь от неё, все чувства показал в своем длинном монологе. — Я понимаю. — Но Франческа сама решила сделать аборт. Мои просьбы в тот момент были тщетны. Я пытался. Я старался её отговорить. — Может, она испугалась незримого присутствия в вашей жизни Беатрис, и того, что она может навредить ребенку? — Может быть и так. Я не знаю, Роберто, что двигало Франческой. Мы договорились, что я позвоню ей вечером, но когда я шёл из университета с телефоном в руках, то слышал только гудки, и мне пришлось оставить голосовое сообщение на автоответчике, а во время лекции, на следующий день — пришла смс, что Франческа просит у меня прощения за убийство нашего малыша. — Ты сделал всё, что мог на тот момент, Федерико. Не вини себя. Франческа на тебя не держит больше зла. У неё сейчас началась совсем другая жизнь, и мне кажется, что это знак. — Возможно, так было нужно, чтобы мы все прошли через это испытание. Франческа, я, ты. Каждый из нас что-то потерял, или кого-то нашел. — Ты прав. — И ты меня понимаешь, как никто. Ради Франчески ты сделал всё, и даже больше. Это достойно уважения. — Я сделал всё, что нужно. — Ты хороший отец. И ты можешь не бояться этого звания, — дым от чашек плавно поднимался в ночном воздухе. — Я не боюсь. Просто… — Просто что? — Я сегодня на мгновение представил, какими бы были глаза твоего ребенка, каким бы был он сам. — Еще более непостоянным, капризным, нежели я, — Федерико улыбнулся. — И любимым. — Непременно, Роберто. Непременно. — Идём спать, любовь моя. — Роберто встал с кресла и подойдя к Федерико, обнял его со спины. — У нас теперь своя жизнь, в которой есть мы, и можем не прятаться, и мне абсолютно всё равно, что подумают, как посмотрят, и что скажут. Важнее, что скажу тебе на ухо я, — и Роберто, мягко шепнул: — Ты — мой. И это не обсуждается больше ни секунды.