Мой никнейм на футболке

- Какого хуя вы вообще туда поперлись? Умнов забавный был, когда дергался. Пиздец забавный. Только Артуру его слушать почему-то было не смешно. - Братан, да я вообще не видел эту камеру… - Вам десять раз сказали, что она в гримерке – - Чо она делала там? - Идет баттл, запись идет – люди на вас смотрят, в конце концов – - Да чо люди. Какие люди, чувак, людям похуй – - Люди нас любят, братан. - Вы перед полным залом со сцены валите – - Да чо там кто заметил – ну не парься – ну чо ты – ну мы осторожненько. Не загоняйся так, я прям переживаю за тебя – - Вы б полчаса назад переживали, щас разговора б не было! - Расслабься – - Жек – Артур – вы по-хорошему не понимаете, я так скажу. - Ну ладно тебе… - Вы еще раз мне кадр засрете – вы на сцену больше не подниметесь. Не можете утерпеть полчаса без дороги, не может вас барыга подождать – - Братан, какой барыга? - Ты все перепутал. - Чувак, мы чо, по-твоему, долбим что ли? Ну чо мы, дурачки? - Да поебать мне! Блядь – Артур. Послушай щас меня. Вы чо решили, все совсем вокруг тупые что ли? Я в полуметре от тебя стою – я твои зрачки вот так вот вижу. Похуй. Похуй. Все взрослые. Хотите всраться – бога ради. Но не у меня ж в объективе-то – вы проявите уваженья-то немного! Другие две команды выступают, группа работает! Пока ивент идет, мы вот за все за это отвечаем с Дэном – и за вас отвечать будем, если вас не дай бог с говном примут опять! Ну хоть на полшага вперед-то можно думать! - Дим, ну правда, ну чо ты нагоняешь - - Ну хуйня же, реально – - Знаешь, чо? Хуйня – извини меня пожалуйста – это то, как вы сегодня зачитали. Жека поржал и спрыгнул со сцены в зал. Умнов сказал Артуру: - Ты если думаешь, что никому не видно – видно. Очень. И ладно Жека - но я вообще не понимаю, чем ты думать стал. А чем он думал? О чем он думал, если уж на то пошло? Думал, что не успеет вырубить до баттла. Что опять по городу страшные сказки, и кто-то опять перепутал закладки, и кореш знакомого отъехал с передозом, вместе со своей девочкой, а у Лил Пузи братишку приняли в Купчино на подъеме, и ехать боязно, а у проверенных ребяток пусто, и надо как-то выходить на сцену – надо как-то заходить в клуб, и встречаться с Чейни, жать ему руку и писать вьюху, и чо-то придумывать, и как-то базарить с ним, и выступать, и, что сложнее, ехать потом на афтач, а после афтача (наверняка) придется его провожать, как телочку с танцев в девятом классе, и у него ночевать, и это все вместе часов на двенадцать, и невозможно будет перетоптаться без порошка. Не нюхал год – и юзал весь последний месяц, с тех пор, как на двоих убили грамм. Выжать текст, на который похуй, двинуть на тусу (которая похуй), пара звонков и пара встреч (да похуй, блядь), год назад нервничал, что стал много курить, теперь по методу КПСС вообще перестал считать шмаль за наркотики. О чем он думал? О том, что не видел Чейни наедине полтора месяца. И полтора месяца охуенно легко дышалось бы: если б не знал, что еще придется – увидеться. Стал хуево спать. Высаживало. Настя будила, говорила, что ему снился кошмар. Спрашивала, что такое. Артур отвечал: - Звонил телефон. Полное непонимание на ее красивом лице. Ее глаза были такими тупыми – такими удивленными – что хотелось нахуй вышвырнуть ее из кровати. Не мог ей объяснить, что в этом сне было такого страшного. Не мог ей рассказать – ничего, вообще, - о том, что творилось наяву. Чейни заехал на дурдом десятого числа. Новостей не было. Кошмары не уходили. Двадцать восьмого Артур спросил Умнова, как он и что с ним. Где-то в глубине души надеялся – а вдруг Димон скажет, совсем пиздец? Пиздец, ничо не знаем, заморозили турнир, такая хуйня, пока не придумали, как объявить, но по ходу это конец. Умнов сказал: - А да, мы скоро дадим пары. Сказал: - Небольшие там заморочки были, но уже все в порядке. И Артур понял, что в порядке – «уже» – не будет ничего. Надо было набрать Чейни лично, раз он поправился. Раз готовились пары, и все снова шло своим чередом, и на октябрь ставили дату, и он снова мелькал в конфе. Надо было сказать ему, что Артур рад, очень. Что не хотел доебывать и лезть в его дела, и поэтому не спрашивал, в какой он больничке и как к нему попасть, но соскучился, очень, и хотел с ним увидеться, поскорей. Надо было приехать, и привезти гостинец в сигаретной пачке, и как следует ему отсосать, и спиздеть, что все тут – без шуток – за него переживали. Без вопросов, надо было. И поэтому Артур день за днем не выходил с хаты, и с кровати вставал, только чтобы поссать и глотнуть пивка. Не заметил, как скурил целиком заначку, стены стали мягкими, звуки не проникали в надежный бункер, но под толстым слоем ваты он по-прежнему слышал жужжание мясных мух. Он слышал, что они здесь. Он знал, что придется выбраться на поверхность. Что нужно будет с Чейни объясниться. И снова подбирать слова. Смотреть, как движутся его пальцы – пауки на простыне, липкие пятна на коже Слушать его голос. Рвать жопу, чтоб снова к нему прикоснуться. Молиться, чтобы он слился. На пятый день Жека сказал: - Братан, я волнуюсь. Он открыл окно, выкинул банку с окурками и сел на матрас. - Чо-то случилось? Серьезное чо-то? Труба разрядилась, и сверху на ней лежала подушка. Артур ее не убирал. Так было надежнее. - Чо, бабки? Траблы какие-то? Или выебывается кто-то? Про Тему Жека не спрашивал: делал вид, что не в курсе - или что оно того не стоит. Артур был благодарен. Так было проще. - Чо надо? Чо сделать? Жека вроде был сильно умнее Артемовой соски. Знали друг друга сверху донизу, от и до. И все равно: он точно так же смотрел на Артура. Как будто вообще не понимал, что происходит. Как будто объяснять было без толку. Пришлось воткнуть телефон на зарядку и открыть фейстайм. Этот голос: как будто одним куском пенопласта царапали по другому. Захватанная камера, мутная картинка. Его бледное опухшее лицо. Чейни вяло улыбался, курил, и то и дело его взгляд соскальзывал за кадр. Он нихуя не хотел и не отдуплял половины сказанного, и можно было с чистой совестью попрощаться, но ему настолько нихуя было от Артура не надо, что Артур занервничал и уломал его пересечься перед гигом в Грибоедове. Читал там с пацанами пять треков на общем движе, платили хуйню, но обещал Жеке, цеплялся, как мог, за этот концерт, за то, что это общая тема, что это тусовка, что собираться надо будет в районе клуба (и что не надо будет к Чейни ехать, блядь, похуй даже, что теперь он жил с Умновым и вроде должен был держаться в рамках, похуй, снова двигать в склеп было все равно, что хоронить себя заживо). - Давай, тебе полезно. Странней всего было то, что Чейни все понял правильно, понял, к чему Артур вел, и прихватил с собой Диму Берсерка, и жрали шаву на Лиговке все впятером, а потом пили пивко в недострое на Боровой, ебашили пьяный фристик, несли хуйню, передавали косой. Чейни коснулся его пальцев, когда забирал. И Артура чуть не вывернуло прямо там, в дыру в бетоне. Он самым первым свалил с гига, даже не заходил в гримерку. Боялся столкнуться с ним. Боялся предложенья с ним уехать. Накрыло так, что Чейни без вопросов поверил Жеке: мол, Артуру стало нехорошо. Все поверили. Голосовуха в десять вечера: - Бля, а вот я говорил, короче, шаву надо было брать на Пушкинской, они с тех пор как стали В гостях у Хованского – это не шаверма уже, это срань сплошная в лаваше. Поправляйся, тебе Жека угля активированного должен там привезти: съешь по таблетке на десять кило своих – только обязательно, реально. Пиздец обидная хуйня. Запах крови и липкие пятна на бедрах. Артура выворачивало весь вечер. Голосовуха в районе часа: - Спасибо, что позвал. Давно… приятно, короче, выйти куда-то своими ногами, да и… я соскучился. Если уж до того. Чо тут. Хорошо помнил вкус его рта. Больше блевать было нечем, остались только сухие спазмы. А ведь когда стартанули, казалось, что это стопроцентный вин-вин, и все будет гладко и просто, и хуй вставал только так, и хотел его, почти по-настоящему, и несло на кураже, и не надо было себя заставлять, и не представлял, пока драл его, как колеса Рендж Ровера месят в кашу это сытое сальное ебло. Меньше года прошло. Сам с себя охуел, когда подсчитал, стоя с утра под душем. Так надеялся, что он сдохнет. Надеялся не зло. Не потому, что успел его возненавидеть. Это желанье пришло из чистого, лучшего мира, откуда приходили самые большие мечты, и первая любовь, и вера в Деда Мороза, ожидание праздника, нервяк и азарт перед большой игрой, чистый драйв – в паре секунд, пока мяч крутится на кольце, и безмятежные сны в солнечном дыму. Эта надежда пришла из дома всех надежд. Пришла оттуда, где ничего не хотелось переиграть, где нечего было вычеркивать. Она была невинна. И она пугала его, что пиздец. Сильнее пугало только то, что Артур знал: он ничего и никогда не хотел сильнее. Чтобы Дэна Чейни не было. Просто не было. Нигде. И Артур был свободен, без последствий и откатов. Как будто Дэна Чейни никогда не существовало. Как будто не было ошибок, которые нельзя было исправить. Вот о чем он думал. Когда не ответил на голосовуху. Когда сгасился на три недели. Когда трое суток обзванивал и доебывал всех, у кого можно было вырубить вес. И когда чувак все-таки привез им с Жекой доставочку, прямо под сцену, Артур сорвался к нему мгновенно. Дверь в гримерку не открывалась, ебанул ее с плеча. А что камера стояла на штативе, так он видел, не заметил просто вовремя, как задел штатив ногой. Заметив, порадовался. Похуй. Похуй. Пусть уже в конце концов станет похуй. Потому что тогда Дэн Чейни сам пошлет его нахуй, раз и навсегда, и тупо не захочет больше, чтоб Артур взял трубку и подтащил к нему на адрес жопу. Артур готов был спустить в унитаз одним махом все, что за этот год наскреб: лишь бы ничего не надо было разруливать и ничего не надо было решать. Прыгнул бы на ебучую камеру сверху, если б так не спешил. В толчке двинул дорогу по ноздре, и встречную – по второй. Стало просто, совсем, как на старте. И на своем баттле напольную камеру, которая снимала толпу, чуть не пидорнул со сцены. Они оба с Жекой забыли текст. Оба ржали, летали с бита, но качала толпа, шел биток, и было так легко, как будто вообще ничего не весил, как будто мог летать по ветру, и вернулась надежда – из небесного царства всех надежд, святая и чистая, - что вся эта хуйня закончится здесь, и не надо будет выбирать, между наваром и покоем, потому что нечего станет терять. Плясали, как в последний раз, старался повторять за Жекой, и хотелось обниматься, а улыбку не получилось стереть с лица, и тепло было от приборов, и казалось, что это солнце Атланты, и не о чем было трястись, и не за что переживать. Но где-то после разговора с Умновым стало помаленьку отпускать. А, когда увидел Чейни на расходняке, на улице, двинул к нему – раньше, чем сам что-то решил, раньше, чем успел подумать. Команда «место», ебта. Поймал себя на этом и тут же захотелось тормазнуть. Тормазнул бы: если бы не Владик Рифмабес. Он заскочил к Умнову в тачку, и, припомнив пары, Артур вдруг понял, что на ивенте сучонок даже не читал. Ему здесь было нехуй делать, но он залез на заднее, как, блядь, к себе домой, а на Артура Чейни даже не взглянул. Пассажирская дверь не открылась, когда дернул за ручку, и пришлось стучать ему в стекло. На этот раз, Чейни посмотрел на него. Натянул лыбо. И ответил, что мест нет. Суета у Экшена. Смазанные ебла, пиздюки из-под сцены. Никто не видел, как его бортанули? Кто там рядом тусил? Да поебать. Да? Нет? Или теперь пойдет пиздеж по конфам и тг, что дело пахнет керосином и его сливают? Что на проекте рокировка? Что он у генерала впал в немилость? А если все-таки посрутся, кто больше потеряет? На них с Жекой пришла смотреть толпа народа, Чейни не мог не заметить. Они ему делали кассу, в конце концов, они ему делали бабки: чо, это ничо не стоило? Генерал свои бабки любил, генерал их берег, трепетно. Да бога ради. Владика Рифмабеса столько раз обоссывали в Питерской тусе, что Артур выучил его имя раньше, чем увидел его сельский ебыч. Младший брат Максима Паровоза, сука. Нет. Нет. Чейни не мог его разменять всерьез. Не так скоро дешево. Не так скоро. - У генерала месячные опять или чо там? - Ага. Типа того. Игорь – Игорян, бро, ты ж щас на афтач двигаешь? Будь другом, подхватишь? И Жека обычно старался не лезть в эту тему, но тут спросил: - Ты уверен, что оно тебе надо? Поймал Артура за запястье, и Артур сжал его ладонь. Не хотелось отпускать. - Может, ну его нахуй уже? Артур хлопнул его по руке и прыгнул в тачку к Игрою-кочку. Может, ну его нахуй. Конечно, ну его нахуй. Без проблем. Ровный мув. Ничего не ответил. Отвечать было нечего: кроме того, что на гиге в Грибоедове под сценой было дай бог двадцать человек. - Братан, ну слушай, ну это тоже все такая хуйня, проблемная, со всей вот этой темой, с порошком – поверь мне, я реально, я честно, я честно, я понимаю, в чем профит, но это ж как все тяжело заходит, и слизистая портится, и обмен веществ. Вот у меня есть кореш – он такие таблы мутит, я тебе подгоню… Качок вообще не затыкался, пока вел тачку. Артур был пиздец как ему благодарен. Слушал его голос, пытался унять тревогу. Поставил себе задачу. Действие первое: отключить входящий поток. Похуй, кто что несет. Внутри ништяк, внутри Майями. Действие второе: закрепить в уме – Чейни нихуя не читает мысли. Он инвалид ебаный, который сам не может ровно побриться и пьет суп из миски, потому что ложку до рта нормально не доносит. Он не знает. Он нихуя не знает. Он не знает. Артур повторял себе это от входа. Дэн Чейни не сидит в его голове. Дэн Чейни не подозревает, как сильно Артур мечтал его похоронить. И Дэн Чейни не в курсе, сколько раз Артур видел вот точно такой же кошмар, в цвет. Он не может его воссоздать – и не мог его подсмотреть – и все это череда случайностей (и начало отходняка), и толпа, которая течет мимо Артура, люди, которые его не видят, и знакомые, которые с ним не говорят, кореша, которые его не узнают, и пацаны из ближнего круга, которые – все до одного – смотрят мимо. Это все не взаправду. Все не настоящее. Это только кажется. Это только кажется. Это кончится, стоит проспаться. Это не случается в один день и ни за что не случится по решению одного человека, и сколько было тех, кто Чейни вертел на хую, и сколько народу здесь с удовольствием бы к ним присоединились, и сколько можно дергаться, это все, чего он хочет, это все, чего он добивается – Артур убеждал себя, что надумывает. Что зря психует. Что надо просто попуститься и держать лицо. Что все будет хорошо, иначе быть не может. Поднялся в большую ванную на втором этаже. Ебнул рому, чтоб мягче съехать. С непривычки обожгло небо. Сел на подогретый кафель и принял косой. Читал Скрип, качал бит, Артур почти себя уговорил, что ничего не произошло. К сожалению, изучил его слишком хорошо, чтоб поверить в это до конца, чтобы не замечать подвоха. Не выдержал и окликнул Чейни. Был готов расцеловать его жирную ряху, когда он ответил. - Ты Умнову заехал тридцатку за ремонт марка разбитого отдать, или в чем дело? - Да ладно, типа – - …или чисто на запах ноги сами понесли, как на баттле у Экс Темпл? - Чо, Илюха за кентов обиделся что ли? Да нормально, чил, классный баттл, по кайфу, никто не заметил, где мы ходили там… Чейни потушил недокуренный косяк в раковине. - Чо-то а вытяжка-то здесь не работает, пиздец. Душно стало, как в бане. Он зевнул, развернулся и неторопливо вышел из ванной. А потом они снялись с места. Все одиннадцать человек, следом за ним. И Артур остался один. Артур застрял на пати еще на полтора часа. Никто не попросил его съебаться, никто с ним не рамсил, когда он сам затевал разговор – с Шишом, с Кингстой, с Серегой Бахваловым, - ему ровно и позитивно отвечали. Но дело не налаживалось. Базар не клеился. И люди пропадали: стоило ему моргнуть. От Чейни – от тусовки – от всех прочих – его как будто отделяла стеклянная стена, и Артур не знал, как ее пробить. На звонок ночью Чейни не ответил. Не ответил на следующий день и в понедельник. В личке не забанил, но сообщения висели непрочитанными. Артур взял шишки и доебал качка, мол, такой он охуенный тренер, такой крутой пацан: - Бля, ну ты в охуенной форме чувак, конечно. Машина прям. Пиздец. А меня научишь? Чо, как, типа можно к тебе в подаваны записаться – в зал там погонять, вся хуйня? Запилил сториз из качалки, Игорь репостнул. Он жаловался, что Чейни хуй забил на тренировки и режим. Артур замутил вызов, на подъем штанги. Ни ему, ни Игорю Чейни не ответил. В личку инстача Артур ему закинул пару фоток, из раздевалки, сжал майку в кулак, оттянул, чтобы проступила вена на бицухе, показал живот, ебальник обрезало по губы. Самое оно. Ответа не пришло. Артур добавил пару кадров из дома. Тщательно раздумывал, что ему зайдет. Пытался посмотреть на себя его глазами. Прикинул: может, встать на колени в ванной? А камеру поднять повыше? Поддрочить до стояка? Пусть хуй будет в кадре, или не борщить, через штаны все равно будет видно, что стоит? Залез в итоге в душ, окатил себя водой, обернул бедра полотенцем, оно слегка съезжало. Не смог придумать подпись. Послал вдогонку, с большим опозданием: «Злись, если хочешь, но я пиздец, как скучаю». Больше телефон не звонил, даже во сне. Вместо него теперь был бесконечный марафон. Дорожка плыла у Артура перед глазами, и он не двигался с места, хотя выбивался из сил, пот тек и скользили ноги в кроссах, он падал и пытался подняться, падал снова и снова, и проснулся, когда Настя трясла его. Ее ладони на груди. Она рассказывала, что в школе на ОБЖ – совсем недавно – их учили, как делать искусственное дыхание. У нее не получалось. От ее кольца остался синяк возле левого соска. В глазах у нее стояли слезы. - Мне показалось, ты… ты задыхаться начал. Не знал, послать ее нахуй или обнять, как следует. Ее хрупкая узкая спина и торчащие ребра. Она так доверчиво и так упрямо обхватила его за шею. Вдруг показалось, что перешел границу, что это уже совсем не честно, по отношению к ней, и пора, наверно, сворачивать, потому что надо быть совсем уебком, чтобы таким глазам пиздеть. С вынюханного толком не вставал, и она тихо стонала, пока гладил ее, поверх белья. Она была совсем мокрая. Целовал ее, крепко сжав за подбородок. Кончая, она прижалась к его бедру. Заебался натыкаться на ее шмотки и освободил ей секцию в шкафу. А когда приехал на «синюю» встречу, Марина сказала: - Ты у кого плюсы брал? - Чо? - Тебя в списках нет. Позвони, у кого брал проходку, пусть разбирается. Хотел сказать, что это к Чейни. И что проходок он не брал, ни разу с сезона 140, его и так всегда пускали – о чем базар. Осекся вовремя и понял, что говорить нельзя: ни того, ни другого. Как только она отвлеклась на новых чуваков, съебался. Пульс зашкаливал. Взорвал прямо во дворе Экшена, чтобы успокоиться. Подошли сфоткаться. Стало чуть полегче. Настя писала: «Ты на РНБ сегодня? Увидимся?». Чуть телефон не расхуярил. Не хотел отвечать. Не хотел возвращаться домой. Не хотел на тусовку. Не хотел оставаться с собой. Питер стал тесным, как клетка для крысы. Некуда было свалить. «Ты задыхаться начал» Вызвал тачку до Капитанской, был там всего раз, и Тема хотел посмотреть на залив, культурная программа для молдавских туристов. Вышел из тачки и долго шел по бульвару до берега. Пахло морем. Когда увидел горизонт, немного попустило. Было холодновато, дул ветер, но Артур все равно дошел до косы и сел на кусок бетонного блока. На заливе волн не было: только тихонько, как будто украдкой, плескалась вода под ногами, и он слушал ее, пока она не смыла по очереди все лишние мысли в его голове. Решил написать, чтобы Настя приезжала к нему на ночь. Не заметил, как открыл инстач. Двадцать сториз подряд, от всей обоймы, с афтача в Голицин-лофте. Сельское ебало Рифмабеса. Соседнее место, у Чейни за столом. И белый браслет на его запястье. Если Артур ждал ответа, он его дождался.