Времена года Киры Изуру

Любая женщина кажется красивой издалека, в темноте и под бумажным зонтиком. Японская пословица.

Нельзя сказать, чтобы это происшествие не наделало шуму. О нем говорили почти целых четыре недели, немалый срок в вечно бурлящем событиями Готее. Не так и часто случается, чтобы кто-нибудь из Четвертого отряда уделал кого-нибудь из Одиннадцатого. Собственно, на памяти нынешнего поколения вообще никогда. Изуру нисколько не обманывал себя: будь это настоящий бой, всё могло бы обернуться совсем по-другому. Но по правилам обычных поединков (разрешенных без формальностей до и разбирательства после) в случае ранения бой приостанавливался, и пострадавший должен был подняться на ноги в течение тринадцати ударов сердца. Так что… Но, самое главное, Изуру не мог поверить своему счастью: его приглашали в Пятый отряд! С повышением, аж через один ранг, сразу до пятого офицера. Впрочем, в Пятый он пошел бы даже и с понижением, вприпрыжку бы поскакал. И не только из-за престижа. Кире Изуру осточертело подписывать тонны накладных. Будучи шинигами рассудительным и обладающим здравым смыслом, Изуру и тут не особенно обольщался. Айзен-тайчо, торжественно вручая ему подписанный приказ (лейтенант, к Кириному сожалению, был в отъезде), так и сказал: - Это аванс. Вы способный молодой офицер, и я уверен, что вы очень скоро отработаете его, и с лихвой. И улыбнулся новоназначенному пятому так, что и Кире, и всем вокруг сделалось совершенно ясно, как белый день, что конечно же, капитан в этом нисколько не сомневается, и конечно же, все именно так и будет, и очень скоро, и Кира такое доверие не просто оправдает, а даже гораздо больше того! А еще в Пятом отряде была Хинамори, что Изуру чрезвычайно порадовало. А то после Академии они все виделись гораздо реже, чем хотелось бы. А вот Абарай как раз наоборот, из Пятого уходил. Утида Рэн со стыда перевелся куда подальше, так что в Одиннадцатом образовалась вакансия, и капитан Айзен порекомендовал Абарая Ренджи. Ренджи был счастлив и полон энтузиазма, даже несмотря на то, что переводился рядовым, хотя по результатам выпускных экзаменов имел право на офицерский чин. Одной из странностей эксцентричного капитана Зараки было то, что он не любил брать офицеров со стороны, предпочитая выращивать их в своем отряде. «У нас в Одиннадцатом свои порядки, - цитировал Ренджи своего будущего командира, - а то явятся, нос дерут, у нас в отряде было не так, у нас в отряде было не эдак… нафиг надо!». Они отмечали в только что полученной Кирой служебной квартире заодно и приход, и уход. Ренджи уже закатил своим отходную, Изуру еще предстояло проставиться за новое назначение, а пока они решили просто посидеть своей малой компанией. Хинамори обещала забежать позже; капитан поручил ей искать для него что-то в архивах, и она, совершенно счастливая, торчала там всё время работы, время до, время после, и даже чуток в выходной. Квартира была еще совсем не обставлена, даже разнокалиберные табуретки остались в домике возле ручья, Изуру только поставил в пустую токонома пучок сорванных по пути диких рыжеватых лилий. Сидели на полу на циновках, составив всё добро на единственном, попрошенном взаймы у соседа столике. Ренджи вдохновенно рассказывал про великого и ужасного капитана Зараки, мимоходом заметив, что капитан Кучики весьма хорош, довелось видеть его в деле, и снова переключился на разворачивающиеся перспективы в Одиннадцатом. - Тут, в Пятом, все больше ребята из приличных семей, тебе как раз в самый раз будет, а в Одиннадцатом - как раз такие парни, как я. А как там дерутся, блин, как дерутся! Если сам ушами не прохлопаю… - Ренджи, трудяга, готов был учиться и тренироваться до крови из глаз, как и раньше, но сейчас такие вещи шли ему в руки, что голова кружилась, и упускать их он не собирался ни за что на свете. - Спорим, я тебя в звании обскачу за… - он задумался и прикинул на пальцах, - три года? - На что спорим? - невольно улыбнулся Изуру. - На корзинку саке? - он кивнул в сторону их уже ополовиненного запаса. - Иди ты к черту! На корзинку тайяки. Чем служба в Пятом принципиально отличалась от службы в Четвертом, и что Изуру ощутил на себе уже сразу - в Пятом сражались. И сражались много. В первый раз отправляясь на задание в Мир Людей, Кира изрядно нервничал. На практике на последних курсах им уже доводилось сражаться с реальными Пустыми, но всегда под наблюдением офицеров, готовых вмешаться, если ситуация станет нештатной, да и к тому же это было уже довольно давно, а навыки имеют свойство утрачиваться… Но то ли ему повезло и первый его Пустой оказался таким же новичком в своем пакостном деле, как Кира в своем, то ли в словах Кенпачи была доля правды. Во всяком случае, с первым он не оплошал, а дальше постепенно пошло уже по накатанной. Хотя, конечно, не стоило расслабляться и думать, что всё, пошла уже просто рутина. Иногда в людской мир лезла такая погань… Хрррясь! Кира взмыл вверх, уходя от шипастого, точно у динозавра, хвоста. Деревянную лестницу вмиг разнесло в щепки. - Сссскачччешь… - полупрошипел-полупрохрипел Пустой. Вот бронированная тварь, рубить только если напрямик в голову, нигде больше даже и не подранишь. Потревоженный фонарь бешено раскачивался на своем кронштейне; незажженный - сумерки только сгущались, да и вряд ли тут вообще когда зажигали свет, на старом, заброшенном после войны складе, точнее даже, складской площадке под открытым небом. С металлического козырька - на фонарь, оттолкнуться, и вниз по дуге… шипастый хвост метнулся навстречу. Хрясь! Его швырнуло спиной об стальную балку, Кира, успев сгруппироваться, упал на одно колено и тут же вскочил - шагах в десяти от Пустого. И ощутил, что рука, которой он оперся на колено, вставая, у него мокрая. Проклятье, таки зацепил! - Хххорррошшшь скакать, ссстррррекузнечик! - Пустой осклабился двойным костяными ртом. Так далеко ушел от людского облика, что даже голос почти уже перестал быть человеческим; так говорил бы, умей он говорить, какой-нибудь ящер. Думай, Кира, думай. На складе воняло поднятой пылью и гнилью. Пока пат. На горизонтальной поверхности ящер не так и проворен, и прыгать, считай, не может - но чертов хвост. - Сссюда шшуррруй, - Пустой приближался, с каждым шагом быстрее, - ссссамому-то не надоело? - Пожалуй, - откликнулся Кира. И рванул - не шунпо, простым бегом. Пустой, взрыкнув, рванулся за ним. Зубы лязгнули в сантиметре за его спиной, когда Кира нырнул под железный навес. И шепнул на бегу: «Подними голову, Вабиске». А затем - в мгновенном шаге рубанул мечом по железной опоре. И, снаружи, еще до того, как услышал металлический лязг - по второй. И через миг - ржавый железный навес, накренившись, рухнул вниз всей своею умноженной тяжестью. И Кира, уже в безопасности от придавленного хвоста, взмыл вверх, на лету запечатывая занпакто, и опустил клинок на костяную башку Пустого. - Вот, значит, какой у тебя шикай. Любопытно, - лейтенант Ичимару сидел на куче старых ящиков. И рука у него лежала на рукояти Шинсо. И это наполнило душу Изуру теплом. И смущением. Половина на половину. - Он утяжеляет вещи, верно? - Так точно, Ичимару-фукутайчо. Соприкасаясь с предметом, Вабиске увеличивает его вес вдвое. Я нанес два удара, таким образом, вес навеса увеличился в четыре раза. Металл старый, с высокой усталостью, ему этого хватило. Изуру запоздало ощутил боль. Правая штанина была располосована сверху донизу. Он поколебался, но все-таки тоже сел рядом на ящики, чтобы не перетруждать раненую ногу. - В человеческих книгах всегда пишут про железистый вкус во рту. Забавно, лично я никогда ничего такого не ощущал, - с чего-то сказал Ичимару. - А ты? - Я тоже нет, - Изуру задумался, прислушиваясь к своим нынешним ощущениям, попытался припомнить прошлые. - Нет, точно нет. Ичимару-сан, а откуда у вас человеческие книги? Ичимару скорчил мордочку удивленной лисицы. - Как откуда? Натырил в Мире Людей. Лейтенант поднялся и стоял теперь напротив него. И наклонился к нему с высоты своего немалого роста, близко-близко, прямо к лицу - так что Изуру видел перед собою прищуренные глаза и острые черные стрелки ресниц. - Как видишь, все не так страшно, малыш Изуру? Всему можно натренироваться. И этому тоже, - он согнутым пальцем коснулся Изуриной щеки. - Эт-тому - в смысле не краснеть? - пробормотал Изуру. - Конечно! А ты про что подумал? Ай-яй! Какой стыд! Кира Изуру сравнялся цветом с сентябрьской хиганбаной. И тем не менее вечером, обрабатывая заживляющим снадобьем ногу (с такой незначительной раной глупо было идти в Четвертый), Изуру подумал, что он благодарен лейтенанту Ичимару. За то, что он сидел и смотрел, и что держал руку на рукояти меча, и что не вмешался. У него было такое чувство, что он перед лейтенантом Ичимару сегодня полностью реабилитировался. И он был благодарен ему за то, что он дал ему такую возможность. И да, самое главное - в Пятом отряде был Ичимару Гин. Ичимару Гина было много. И от его шуточек, иной раз довольно злых (а иной раз и без «довольно») не был избавлен решительно никто, не исключая самого капитана, относившегося к этому со своей всегдашней мягко-снисходительной улыбкой. Служить вместе с Ичимару Гином, видеть его каждый день, выполнять его поручения, делать с ним вместе оно общее полезное дело - это было, конечно, не всё, чего только можно желать в этом мире, но, во всяком случае, существенная его часть. И тем не менее Изуру отчего-то не оставляло ощущение, что полной удовлетворенности у него нет. Теперь, узнавая о лейтенанте все больше, уже не по чужим разговорам и сплетням, а сам постоянно имея с ним дело, слушая рассказы тех, что был по-настоящему осведомлен, Изуру восхищался им еще больше. Уже, как казалось ему, не слепо. Но сам Ичимару? Что он относится к Изуру хорошо, это было видно. Но Изуру никак не мог понять, выделяет ли Ичимару его среди других младших офицеров, или нет. На службе, на тренировках, на официальных банкетах, когда случалось общаться в нерабочее время… Изуру думал об этом и так и не мог решить. То ли да, то ли нет. Ичимару Гин был непонятен. Сейчас даже еще больше, чем когда Изуру совсем его не знал. На Ичимару было одновременно и можно, и нельзя положиться. Именно он выбил для Киры Изуру надбавку за работу с новобранцами. И он, внезапно побледнев, молча сдвинул Изуру себе за спину, складывая ладони в «путь разрушения», когда (они были в Мире Людей, и даже оба в гигаях) им навстречу вдруг вылез пес на странно подламывающихся задних ногах; Изуру даже и не успел понять, что это опасность. И он же убалтывал капитана, пока Изуру с лихорадочной торопливостью переписывал отчет, который надлежало сдать уже час назад - когда пятого офицера угораздило в нарушение всех инструкций, которые никто никогда не соблюдал и даже Изуру в конце концов перестал, оставить на рабочем столе полную чашку. Рядом с почти готовым отчетом. И добро бы то, что влетело в открытое из-за летней жары окно, было неудачным (да хоть бы и удачным) результатом кидо - так нет же, самый обычный мяч. И он же, Ичимару-фукутайчо, свалил на Киру составление длиннейшей аналитической сводки, хотя вообще-то такие дела относятся к компетенции лейтенантской. Бухнул перед ним гору папок, от которых над столом тотчас же взлетели облачка серой пыли: «Ты пока начинай, а я подключусь». После чего исчез на неделю и появился уже когда Кира закончил работу и подшивал в папку готовый документ, сказал: «Ну вот, я знал, что ты справишься», - и размашисто поставил в конце свою подпись. И это именно он, Изуру, раз за разом получал по зубам лейтенантским дзори, пока наконец, взъярившись, не извернулся в хитрой подсечке. А потом, сидя на татами (даже и не собирался вставать), кинув на колени свои длинные худые руки и блестя зубами, Ичимару-фукутайчо втолковывал ему, промокающему кровь с разбитой губы: - Если упал - не пытайся встать. Пока ты поднимаешься, ты в неустойчивом положении, противнику ничего не стоит обратно сбить тебя с ног. А вот когда ты на земле - дальше падать уже некуда. Так что не пытайся вставать - бей снизу по ногам. Это было совсем не то, чему их учили в Академии, и Ичимару, вроде бы, не учил этому других. Или… Изуру казалось, что между ними прорисовывается что-то неуловимое, с трудом передаваемое словами, очень зыбкое, но все же уже совсем не такое, как тогда, когда он вырезал из газет фотографии знаменитого лейтенанта, когда неумело махал перед ним пока еще безымянным мечом, и даже когда обрабатывал рану неожиданного пациента. Что-то тонкое, почти неразличимое глазу, точно весенние паутинки. Ни о какой дружбе, конечно же, не могло быть даже и речи, кто он и кто лейтенант Ичимару Гин, но, может быть, что-нибудь, хоть немножко, самую капельку похожее на приятельство? Или нет. Изуру не знал. Так и не знал и не мог решить для себя. Он давно уже перестал собирать вырезки, шкатулка едва закрывалась, да и сам Изуру, как-никак, вырос. Старая шкатулка с рисунком заснеженного павильона на крышке стояла теперь в токонома рядом с букетом белых пионов летом или рыжих фонариков-физалиса в пору снега. А Кире часто хотелось сделать что-нибудь для лейтенанта Ичимару, что-то большее, чем принести, когда он устанет сидеть за бумагами, чаю или сгонять куда-то «не в службу, а в дружбу», сделать что-то по-настоящему большое. Не для благодарности, чтобы Ичимару считал себя ему обязанным, конечно же нет, только для того, чтобы наконец узнать точно. На новогоднем офицерском банкете затеяли играть в «мусин-рэнгу». В этот год праздник выдался ранний, слива умэ даже еще не набила бутоны. После недавней оттепели стояла самая гадкая, промозглая стынь, кадомацу у входа дрожали от резкого холодного ветра, и рыже-золотистые мандаринки на них раскачивались, точно фонарики. Шинигами старших поколений никак не желали смиряться с недавним переходом на новый календарь, по работе еще ладно, но уж в быту - фигушки! Против чего и молодежь нисколько не возражала. Плохо ли отпраздновать дважды! В воздухе пахло креветками, жареной рыбой и померанцем. Палочки двигались неспешно, а вот чарки, наоборот, уже зачастили, и оттого за столиками все чаще раздавались взрывы смеха. Тему рэнга выбрали - стихи друг про друга, что, понятно, еще только подпитывало веселье. Один из младших офицеров Второго только что с юмором описал собственного лейтенанта, большого любителя пожрать… то есть покушать. Отчего покатились с хохота все, включая самого Омаэду-доно, тут же напоказ закинувшего в рот сразу два моти. Следующая очередь была лейтенанта Ичимару, и Кира, отставив чарку, прислушался внимательнее. Ичимару на несколько секунд задумался, совсем зажмурив глаза, и выдал: «Что у вас за вопросы…» А сам-то весь красный, Как новогодний лангуст. Под хакама коленки трясутся - И что куда делось! Кира расплескал бы саке, если б держал в руках. Кровь кинулась ему в лицо. И вовсе не от улыбок гостей, сразу угадавших адресата. Но Ичимару-сан! Зачем он так… и именно к нему, к Изуру! Лейтенант вечно сыпал насмешками, точно просом, но до сих пор в отношении Изуру по-настоящему обидными они бывали только тогда, когда сам напортачишь - а тут уж на кого обижаться, кроме себя самого? И тут вдруг такое! Несчастные Кирины коленки неизвестно с чьей легкой руки (с той самой дуэли? а может, с рваных штанов) были притчей во языцех во всем Готе, причем так давно, что Кира даже начал отращивать уже толстую шкурку на этот предмет… Но лейтенант Ичимару! Это что - это всё, что он может сказать про него, Изуру? Только такую вот идиотскую банальность? Кира уткнулся в пустой сакадзуки, надеясь, что никто не видит его лица. Ах так, Ичимару-сама? Ну держись! Сам напросился! Следующей по очереди была Хинамори, Кира за ней. Теперь всё зависело от того, что скажет она. Хинамори смущенно потеребила шнурок на оби. Сегодня, в честь праздника, многие были в штатском, она – в кимоно с узором из желтых нарциссов. У Изуру челка попала в чарку и так-таки собрала на себя оставшиеся на дне капли. Про кого заговорит Хинамори, он уже догадывался. Под хакама коленки трясутся - И что куда делось, Если вдруг встретишь Добрый взгляд его И ласковый голос. О, какой это был замечательный подарок! Спасибо тебе, Хинамори-кун! И Изуру, выдержав приличную паузу, развернулся всем корпусом к лейтенанту Ичимару, чтобы уж ни у кого не осталось сомнений, сдвинул мокрую челку, и, глядя ему прямо в лицо, высказал: Если вдруг встретишь Добрый взгляд его И ласковый голос, Гляди поскорее: Вон мелькнул лисий хвост! Ичимару расплылся в широченной лыбе, как будто не колкость получил, а награду. Было так холодно, что в комнату принесли котацу. Кого-то угораздило опрокинуть свою коробку, и недоеденные креветки рассыпались по полу, как живые. Капитан Айзен очень вежливо и очень литературно сделал комплимент капитану Тоусену. Хинамори приметно погрустнела. Единственный представитель Одиннадцатого отряда, чьего имени Изуру никак не мог запомнить (уж физиономию-то с разноцветными перышками на ресницах не запомнить было решительно невозможно), разродился чем-то невыносимо заумным и занудным, таки что даже мало кто понял, про кого это было вообще. Зато много кто и много чего насочиняли про молодоженов из Тринадцатого. По-настоящему молодоженами они были еще когда Кира даже не поступил в Академию, но про них до сих пор шутили, что старыми супругами они не станут никогда. Некоторые забросили интеллектуальную забаву и резались в сугороку, самые холодостойкие энтузиасты отправились запускать змеев. В комнате уже достаточно натопилось, и под стеганым одеялом ногам было приятно тепло. Перешли уже к десертам и чаю. Ярко-желтые, розовые и лиловые шарики на мотибане перекликались яркими цветами с нежным кремово-белым оттенком керамики. Очередь снова дошла до Ичимару (Хинамори уже ушла). Кира потянулся за выпивкой. Ему даже слушать было неинтересно, про кого вредный фукутайчо в этот раз выдаст гадость, и он не сразу осознал, что именно тот говорит: Что там за глазки? Под кустом притулился Заинька робко. А зубки – дай боже! Уест кого хочешь. И растерявшийся Изуру почувствовал, как под одеялом кто-то настойчиво толкает его острой коленкой. С этой стороны от него сидел один-единственный человек. Конечно, теперь уже продолжать дуться было бы чистым ребячеством. Со смесью стыда, облегчения и даже немножко гордости он очень тихо ответил Гину: А зубки – дай боже, Уест кого хочешь, Не зевай тот, кто рядом! Этим и славны Серебристые лисы. В первое утро нового года по старому счету Изуру проснулся с головою такой тяжелой, словно сам себя огрел по башке своим же шикаем, и с мыслью: лейтенанту Ичимару с его длинными ногами, наверное, было тесно, а он-то, идиот, не догадался подвинуться. Абарай Ренджи все же проспорил и честно выставил Изуру корзинку печенья, большую часть которой сам же и слопал за чаем. Кире было твердо обещано место четвертого офицера при первой же перестановке, но дело пока что стопорилось. Ренджи пока шел шестым. Кира тренировал первогодок, и каждый раз на плацу, шагая с бамбуковым мечом вдоль шеренги недавних выпускников и взглядывая из-под челки в полные у кого энтузиазма, у кого скептицизма глаза, думал: неужто всего несколько лет назад мы и сами были такими же? Почти ничего не умеющими, но уверенными, что умеют и знают практически всё, рвущимися скорее пустить это всё в дело, рвущимися в бой и побаивающимися боя, скрывающими свой страх за мальчишьей бравадой, но в любом случае ни капли не сомневающимися, что вот сейчас-то они - ух! Все смогут, всего достигнут, всем покажут! И, проходя вдоль шеренги и глядя в почти мальчишеские и девичьи, почти девчоночьи, лица, умудренный и опытный пятый офицер Кира Изуру, еще помнивший, как впервые завязывал черные хакама, говорил: - Я не говорю вам «забудьте всё, чему вас учили в Академии, здесь это вам не пригодится». Я говорю: это - лишь малая часть того, что вам пригодится здесь. Другую малую часть - я постараюсь дать вам на наших занятиях. Все остальное - придется самим. Есть вещи, которым никто другой не научит. Научишься только сам. Ренджи обрастал татуировками. Хинамори теперь солидно утягивала волосы в пучок. А вот ее новая подружка Акико - точь-в-точь сама Момо на последних годах студенчества - носила задорные хвостики, только не черные, а темно-каштановые. В додзё рядовой Кобаяши Акико не блистала. Несмотря на то, что Кира, ощущая себя недо-сенсеем, честно пытался ставить ей руку и занимался с ней больше, чем с кем бы то ни было, фехтование у нее без особых подвижек оставалось на уровне, который ироничный лейтенант, иногда являвшийся посмотреть (и позубоскалить) именовал «чтобы не сразу убили». Впрочем, опрокинув наземь очередного молодого-зеленого (когда изредка брал на себя труд показать мастер-класс), прибавлял: «И то смотря на кого попадешь». Зато на полигоне Акико «путем разрушения» неизменно разносила в щепы мишень любой сложности. Причем только свою. Тоже прямо как Ханамори, которая кидо владела лучше всего остального. Может, с того они и сдружились? На боевые выезды в Мир Людей офицерам разрешалось, в случае необходимости, брать напарника, но, по распоряжению капитана Айзена, только рядовых; на совместный выезд двух и более офицеров требовалось разрешение начальства. Пожалуй, это было разумно. На один из выездов Кира, хоть и не без внутренних колебаний, взял Кобаяши. Выбор (не сказать, чтобы против ожидания, не рассчитывай Кира на это с высокой вероятностью, он бы и не стал этого делать) оказался удачным. И вскоре Кобаяши стала его постоянным напарником. Они действовали по схеме, отработанной еще в Академии с Хинамори, и с тех пор не раз доказавшей свою эффективность; поскольку Кобаяши обладала сходным стилем боя, ей было нетрудно перенять ее и довести до автоматизма. Акико теперь укладывала волосы в высокую прическу с заколками-бабочками; Кира не знал, связано ли это с боевыми выездами или нет. Музыка гремела вовсю, что-то, что в Мире людей, кажется, звалось рок-н-рол. Именинник как раз на днях приволок из командировки проигрыватель и кучу пластинок. Праздничные фонарики перемигивались разноцветными огоньками, терпко пахли желтые поздние хризантемы, а шоколадные моти расходились так, что хозяин уже один раз сгонял на кухню за новой партией. Хинамори плюхнулась на дзабутон рядом с Кирой. - Обрати внимание, Акико на тебя смотрит. - А, да! Вот я балда, - Изуру смутился, сообразив. - Совсем забыл. Так и не вернул ей булавку. Булавку пришлось позаимствовать, чтобы пришпилить почти оторванный рукав; с задания нередко возвращаются в потрепанном виде, это понятно всем шинигами, но все-таки не мотаться же офицеру по Сейрейтею полуголым, как бомж с 78-го района! Момо хихикнула, доверительно наклонившись к нему: - Ой, я думаю, она будет только счастлива, если ты ее сохранишь на память. - Почему? - Изуру потянулся за пирожком. Он был голодный, точно ёкай. - Ох, Кира-кун! Какие же вы, мужчины, несообразительные, - она рассмеялась, потом вздохнула чему-то своему, и снова засмеялась, пытаясь скрыть свой невольный вздох. - Акико на тебя еще с весны смотрит, а ты… «Love me tender, - уговаривал с пластинки бархатный и вкрадчивый, лисий баритон, - love me truth». Изуру обернулся в сторону Акико. Девушка и вправду… встретив его взгляд, вспыхнула радостью и улыбнулась, и тотчас же смутилась и опустила глаза. Изуру ощутил неловкость. Хинамори что-то говорила ему, наполовину заглушаемая музыкой. - …ищут сладкого, а пирожок-то на полке! - Погоди, погоди, ты про что? - Да про Акико-тян, экий ты балбес! - Хинамори то ли смеялась, то ли сердилась, то ли всё вместе. - А тебе-то про нее и сказать нечего? - Ну… Акико-кун, - он хотел было сказать «неплохой боец», но вспомнил опущенные пушистые ресницы и булавку, протянутую ему на розовой нежной ладошке, - милая барышня. - Ой, говорить-то - это и попугай говорит может, если научится! Нет бы девушку куда-нибудь пригласить. - А может, и приглашу! - неожиданно для самого себя брякнул Изуру. - Да ну? - глаза Хинамори азартно заблестели. - Не-а, не верю! Не решишься. Коленки задрожат. Спорим, так и не решишься! - А вот пойду и приглашу! - Прямо сейчас? - Прямо сейчас! Наверное, приглашать девушку на свидание на спор было не самой лучшей в мире идеей. Если честно, то одной из худших в мире идей. И Изуру в другое время… но теперь он был чересчур перевозбужден, чтобы мыслить здраво - не от саке, нет, что там было того саке, едва пригубил, но в крови у него еще кипели остатки недавнего боя, и эта музыка, и подначки Момо, и по возвращении ему нужно было отчитаться перед лейтенантом, а тот как назло, опять… был в отлучке. Изуру был дисциплинированным офицером и даже мысленно не позволял себе сформулировать «шастает невесть где». Если пятому офицеру не полагается этого знать, значит, не полагается. Но Пустых там вылезло сразу трое, причем двое такого вида, какого прежде не видели, и эта информация, как-никак, стоила того, чтобы ей поделиться! И Хинамори, опять она про эти треклятые коленки, что у него, других частей тела, что ль, нет, если уж так уж приперло чем-то уткнуть? И Акико, и булавка, и розовая ладошка… «Are you lonesome tonight?..» - вкрадчиво вопрошал с пластинки бархатный голос. Изуру рывком поднялся на ноги. На то и осень, чтобы было сыро и холодно - еще с утра побуревшая трава под ногами раскисла, а на перилах дрожали тяжелые холодные серые капли. А к вечеру погода сделалась такая, когда и оборотня впустишь погреться. Шпарил ледяной дождь с мокрым снегом, ничего было не разглядеть в двух шагах. Желтые крыши казарм уже перестали быть желтыми, даже рыжий свет фонарей едва пробивался сквозь серое месиво, по улицам торопливо пробегали, сгибаясь под снегом, зонты и плащи-мино, не задерживаясь поболтать, как в стихах Бусона, и изредка-изредка - куртки и макинтоши. И только последние листья кленов, наполовину скрывшиеся, провисшие под тяжестью снега, иной раз обрываясь, не выдержав тяжести, все же упрямо алели в снегу. Кира выскочил из конторы поздно, как назло, навалило срочных бумаг, да еще, поскольку уходил последним, пришлось запирать. Дзори и таби сразу промокли, натянутый на голову плащ тоже не сильно спасал. Мчась через снег, прямо по лужам - давно уже бросил пытаться их обходить - Изуру проклял всё на свете, и ведь угораздило же уговориться встретиться у Горбатого Мостика. Горбатый Мостик (официально), он же неофициально Мостик Влюбленных, был самым популярным местом для встреч в этой части Сейрейтея. Ведь прекрасная ожидалась погода, сезон «акибаре» еще только близился к концу, хотели полюбоваться на клёны, а тут на тебе! Нет бы пойти куда-нибудь посидеть. А тут Акико тоже мотаться под снегом, а если ей придется еще и ждать, какой стыд! Он не решался даже взглянуть на часы, чтоб узнать, не опаздывает ли - только вытащи их под такой дождь, что от них останется. Во что превратились волосы, Изуру не хотел даже и думать. Лужа плюхнула под ногой, окатив ледяной грязной кашей щиколотку и намочив и без того уже мокрую штанину. Еще б не свернуть не на том перекрестке, снег и сумерки, вообще ни черта не видно. Вроде бы нет: из месива вынырнул изысканный силуэт фонаря на кованой черной опоре, каменный мост и за ним еле видные клёны. Серый снег хлестал наискось, дробя и съедая свет. И на мосту, со спины - фигура в светлом дождевике, под красным бумажным зонтом. Изуру ускорил шаг, закричав на бегу: - Акико-сан! Извините… - Ба! Ну надо же. Кира-кун! - услышал он до боли знакомый голос. Шинигами под зонтом обернулся. - Господин лейтенант?.. - А я-то гадаю - и кто это шлёпает там с таким шумом? Уж подумал, не каппы ли у нас завелись? - лейтенант Ичимару издевался над ним без малейшего стыда и стеснения. А Изуру вдруг охватило странное чувство: как будто бы так и надо. Что он прибегает, едва не опаздывая, на свидание к девушке, а там лейтенант Ичимару под красным зонтом. И насмехается над ним, как всегда. И одновременно в сердце его начал подниматься отчаянный протест: да что ж это такое! почему он всегда вот так! и почему я, я это терплю и всё принимаю!! «как будто бы так и надо»!!! черта с два так и надо, что за идиотское чувство, я так не буду, я так - НЕ ХОЧУ!!! - Где Аки… рядовой Кобаяши? - спросил он резко, забыв добавить хоть что-нибудь вежливое. - Ай, Изуру! Ты меня огорчаешь. Заставлять девушку ждать в такую погоду! И не стыдно? - Где рядовой Кобаяши? - повторил Кира, понимая, что дерзит. - Да всё с ней в порядке. Не нервничай, - Ичимару отбросил свой насмешливый тон. И в голосе его Кире услышалось что-то, похожее на… сочувствие? - Отвел ее в чайную «Три восьмерки», сидит в тепле и сухости, греется чаем, уплетает пирожные… тебе уже достаточно информации, или весь заказ перечислить? - Ичимару не был бы Ичимару, если бы удержался от шпильки. - Спасибо вам за заботу, - Кира кивнул. - А теперь, позвольте, пожалуйста, мне пройти. Я тороплюсь. - А тебе туда точно надо? - Ичимару-сан, я прошу вас. - Ой-ёй! А то что? Затененное зонтом, выражение лица Ичимару нельзя было разглядеть, но Кира знал его и так, словно бы хорошо видел. Снегодождь бесился под фонарем, и на красном бумажном зонте лежали уже целые кучи мокрого снега, снег занес следы Гина, похоже, тот стоял здесь уже давно, и теперь между ними серело нетронутое пространстве, от Изуру до Гина - три шага слякотной целины. - Ичимару-доно, мне необходимо пройти, - на сутки гауптвахты он уже заработал, и Изуру с удивлением понял, что ему всё равно. И еще - что он, кажется, начинает понимать парней из Одиннадцатого. В душе разрасталась будоражащая азартная легкость… - И что? - Я пройду. …наверное, это же чувствует занпакто, раскрываясь в шикай. Мостик Влюбленных был узким, собственно, потому так и звался, что пройти по нему вдвоем можно было, только прижавшись друг к другу. Чтобы проскочить, Кире пришлось бы толкнуть лейтенанта. Это все-таки чересчур… потянет уже на неделю ареста, но черт бы с ним. Дело не в этом. Кира прикинул, сколько до той стороны, хватит ли длины мгновенного шага. - Хватит, хватит, не сомневайся, - Ичимару словно прочел его мысли. - Но цапнуть тебя за штаны я все равно успею. Ежели у меня возникнет такое желание. Успеет, ни на секунду не усомнился Изуру. В шунпо он хорош, но с лейтенантом Ичимару в скорости ему пока еще не тягаться. Азартная легкость ушла, оставив только горечь и противную слабость в коленях. Он разом ощутил, как закоченели у него промокшие ноги, совсем превратились в лед, как с мокрых волос (плащ с головы давно свалился) сползают по лицу холодные потёки воды. - Зачем вы это делаете? - он не хотел, хотел просто спросить, но сам услышал, что прозвучало это совсем жалобно. - А я, Изуру, знаешь ли, собственник. Не хочу, чтобы мой лейтенант развлекался с кем-то другим. Услышанное прозвучало для Изуру бессмысленным набором слов. - Ай-яй, Изуру! Какой ты невнимательный! Что же, до сих пор ничего не заметил? Лейтенант Ичимару демонстративно покрутился перед ним, расставив руки, как показывают обновку. И Кира с запозданием разглядел, что то, что он издалека и при плохой видимости принял за заляпанный грязью дождевик - это капитанское хаори. С иероглифом «три» на спине. - Ичимару…сан! Поздравляю с назначением! - он обрадовался, как за себя. - И я официально предлагаю тебе должность лейтенанта в моем отряде. Погоди, не торопись отвечать… - он выставил вперед ладонь, как для заклинания бакудо. Кира открыл было и закрыл рот, точно рыба. Он всё равно сейчас ничего не смог бы сказать. - К тебе лист прилепился, - внезапно заметил Гин. Изуру закрутил головой, охлопал себя по плечам. Темно-алый кленовый лист, мокрый от снега, приклеился к его мокрой ладони. У Изуру отчего-то не поднялась рука его выбросить. - Я пообещал Кобаяши, что - раз я наверняка встречу тебя по дороге - передам тебе, где ее найти. Ну вот, я тебе всё передал. Ты сейчас можешь пойти туда к ней, я тебе мешать не стану. А можешь - пойти со мной. Кире Изуру еще успелось подуматься, что надо еще подумать, но он уже - и даже без удивления - слышал собственный счастливый голос, впервые в жизни обращающийся к Гину: - Мой капитан! По краям каменного моста уже наросли, свешиваясь вниз, тяжкие сероватые шапки мокрого снега. Один шмат, не выдержав тяжести собственного веса, шмякнулся вниз, обнажив серовато-коричневой старый камень, одетый по краю мокрой и сочной от влаги зеленью. Снег, уже окончательно превратившийся в чистый снег, заносил следы до середины моста, истоптанное место у самого его основания и две цепочки глубоких следов, уходящие прочь. На ту сторону от середины - лежала белая и нетронутая снежная целина.