На следующий день Дельвейка, наряженного в собственную, но почищенную и выглаженную одежду, куда-то повели. Мрачный воин огромного роста нацепил на тонкую, как у девицы, руку юноши браслет с цепью, конец от которой намотал на свой внушительный кулак. Чужак не боялся, что пленник станет сопротивляться, но тот мог попросту убежать, а затруднять свою работу поисками шустрого юнца мужчине не хотелось.
Мелангорец раньше не бывал в Холле и не мог понять, сильно ли она переменилась с тех пор, как ее захватили. Ему хотелось знать, много ли было разрушено, но дома стояли целые, колодцы не были забиты трупами, лишь куда-то пропали статуи богов. Разумеется, Хэйронигавэ тут не почитали, но все же Дельвейк почувствовал себя очень неуютно.
Жизнь в городе продолжалась. Площадь провоняла рыбой, по камням полз сбежавший с прилавка ваварик, тяжело влача раковину, в клетках пищали и свистели птицы. К какому-то святилищу, переделанному в хранилище запасов, два бируна, ухитряясь на ходу бодаться, тащили телегу, доверху набитую какими-то тюками. Никак чужаки зажиточного рагданца ограбили...
Дельвейк не раз наталкивался взглядом на белобрысые головы ардорцев. Похоже, не всех коренных жителей отправили на работы. Захваченный люд выглядел вполне довольным жизнью, вернее, равнодушным ко всем переменам. Пленник невольно принялся сравнивать их с воином, который его сопровождал, и пришел к печальному выводу, что ардорцы весьма схожи с чужеземцами. И те, и другие, судя по лицам, никогда не улыбались. Юноша невесело вздохнул и получил за это новый предупреждающий мрачный взгляд от сурового сопровождающего. Заискивающая улыбка вызывала точно такую же реакцию, поэтому молодой человек устало понурил голову, заново переживая свое бессилие... и торопливо засеменил за конвойным.
Дворец, в котором поселился местный правитель, Дельвейка не впечатлил – император жил в здании, созданном Поющими, и подобное нельзя было сравнить с этим причудливым нагромождением камней. Впрочем, внутри все оказалось сделано очень неплохо, даже изящно. Но юношу повели не в комнаты, а на балкон. Там стоял стол, полный всевозможных яств, а в тени, чуть дальше, в удобном большом кресле, сидел сам повелитель. Дельвейк ожидал увидеть старика, испещренного морщинами и боевыми шрамами — именно таким он представлял себе вождя варваров — посему был разочарован, увидев мужчину в самом расцвете сил. На вид ему было около тридцати лет. Его волосы даже в тени казались светлыми, отливающими зеленью, а глаза – пронзительными бледно-сиреневыми, цвета полуденного неба. На коже, загорелой как и у всех чужеземцев, не было ни единого шрама, а рот, алый, страстный и решительный, кривился в снисходительной безразличной усмешке. Казалось, что правитель настолько погружен в себя, что никого не замечает. Но неожиданно он вскинул голову и внимательно оглядел всех вошедших. И слуги, и воины старались не встречаться взглядом с пронзительным взором господина.
— Я хицу Тошиве, — выступая вперед и складывая руки на внушительном брюшке, произнес невысокий пожилой мужчина. — По нашим обычаям вы не должны смотреть в глаза Безумному Пламени — это дерзость. Говорите негромко и не скрывайте ничего. К тайгону не принято обращаться по имени и…
— Я буду говорить только с правителем и без переводчика, — вскинув голову и глядя в глаза Безумному Пламени, дерзко перебил его Дельвейк, — мой высокий род позволяет мне это.
Несмотря на эти безрассудно храбрые слова, юноша внимательно следил за выражением лица тайгона. Тот не разозлился, лишь впился взглядом в пленника, пытаясь подчинить его волю. Но, к сожалению, он не обладал такой способностью, и мелангорца разглядывание ничуть не смутило.
— Выйдите все, — помолчав, велел Безумное Пламя, — я сам допрошу его.
Вышел даже воин, держащий юношу на цепи, предварительно закрепив ту на перилах.
— Кто ты такой и почему ты знаешь наш язык? – спросил тайгон, не отрывая взгляда.
— Я Дельвейк. Тот, кому принадлежат земли за рекой.
— Так ты владеешь землями... Почему же ты оказался так далеко от своих земель и без охраны?
— Я пришел сюда, не думая найти столь могущественного правителя. Ардорские земли, часть которых вы захватили, пребывают в запустении. Необычные силы захватили их. Мои люди погибли, не добравшись до них, и я сам пришел, чтобы найти причину. Не ваши ли воины, тайгон, встретили моих людей?
— До сих пор мы не встречали войска, — быстро облизнув пересохшие губы, негромко ответил тот. — Я слышал от моих хицу о Дельвейке – могущественном императоре, правящим Мелангорией, огромной империей. Я знаю и об Ардоре, который полон странных существ. Я знаю и Рагду – город в горах. Но ты не тот Дельвейк, верно? Мальчик не может управлять столь огромной страной, если она действительно такая, какой мне ее описывают.
Дельвейк промолчал. Он не думал, что тайгон знает так много о чужих для него землях, и надеялся по-своему рассказать о сложившемся конфликте. Ардорцы едва ли говорили что-либо хорошее о Мелангории...
Безумное Пламя вскочил и приблизился к пленнику вплотную. Юноша возмущенно отвернулся, но мужчина повернул его лицо к себе.
— Ты должен сказать мне правду, — нетерпеливо произнес он, но почти тут же изумленно отстранился. — Кстати, до сих пор я не видел людей, подобных тебе. Ты удивительно красив, хоть глаза твои цвета крови. Говорят, что таким и должен быть тот император из Мелангории...
— Мой отец умер очень рано, — нехотя ответил Дельвейк. — Скажите мне, для чего вы захватываете эти земли?
— Мой город сожгли враги. Мы были вынуждены покинуть родину. — Тайгон отпустил пленника и прошелся по полу, выложенному мозаикой. — Но мы не собираемся захватывать Рагду, королевства за морем и Мелангорию. Только эту долину. Кстати, это правда, что ваши люди превращаются в могущественных зверей?
— Ардор – враг Мелангории, — осторожно заметил Дельвейк, — у нас действительно есть драконы, и еще никто не сумел захватить ни один из наших городов. Но Мелангория никогда не начинала войну первой. Если чужеземцы захватят Ардор и его земли, то никто за него не заступится.
— Мелангория может помогать народу Горзиса? – напрямую спросил тайгон.
— Это зависит от того, как Безумное Пламя отнесется к ее императору, — едва заметно улыбнувшись, ответил Дельвейк, — но время сейчас неспокойное, и в сердце Мелангории зреет заговор. Однако даже если Мелангория откажется помогать, то это сделаю я.
Тайгон вновь шагнул к юноше и освободил его, сняв браслет с цепью. Пленник (он не сомневался, что пока его истинное положение не изменилось) устало прислонился к перилам, и Безумное Пламя, заметив это, предложил ему присесть.
Дельвейк сел за стол, но есть не стал, хоть здесь яства были интереснее, чем у хицу.
— Если мои люди покорят Ардор, поможет ли Мелангория справиться с моими врагами?
— Ардор не так просто захватить, — уклончиво заметил Дельвейк, — а неосторожное Пламя держит в плену меня и моих людей.
— Мэй-линг. Зови меня так, — улыбаясь, ответил тайгон, — Безумным Пламенем меня прозвали в юности за вспыльчивый нрав и глупое упрямство.
Дельвейк позволил себе немного расслабиться. Этот чужеземец не собирался завоевывать все страны – он искал себе союзников. Его людям, вооруженным луками и копьями, не справиться с Драконами Мелангории. И Ардора тоже. Впрочем, кто знает, быть может проклятый город прогнил изнутри, но в памяти снова появился всадник с золотистыми неземными глазами. Кто знает, сколько их там находится.
Мэй-линг, который, открыв дверь, что-то негромко приказал, вернулся к столу и присел напротив Дельвейка.
— Как нам найти твоих людей? – спросил он. — Ты говорил, что они находятся среди наших рабов.
— Одного вы найдете просто, — усмехнувшись, ответил юноша, — на его груди вырезано мое имя. Его зовут Лори, и привезли его сегодня утром вместе со мной. С ним Гудр, строитель домов. Ценятся ли у вас такие мастера?
Мэй-линг кивнул и подозвал слугу, стоявшего у двери. Тот подбежал, и тайгон велел ему найти двух пленников и что-то еще негромко добавил.
На балкон вышли воины, ведущие четырех скованных мужчин. Те некогда выглядели нарядно, но теперь по ним можно было угадать, как долго их держали в плену. Дельвейк сразу узнал одного из них — этот посол не один раз приезжал в Мелангорию, пытаясь настроить императора против Ардора, который Рагду постоянно притеснял.
Юноша встал и направился к нему. Нимул, увидев его, упал на одно колено, чуть не плача.
— Всемогущий, Ваша Светлость, помогите! Высвободите нас из рук этих дикарей! – воскликнул он. Остальные послы тоже попадали ниц, скорчив до смешного жалобные гримасы.
— Как давно вас держат здесь? – сдержав злорадную улыбку, поинтересовался Дельвейк. Послы Рагды держались ранее так высокомерно, что теперь не вызвали у него сочувствия. Хотя... «Если вернусь во дворец, посажу в подземелье всех, кто оставил при себе рабов, — решил юноша. — Авис первым туда попадет со своей страстью к скупке всех хорошеньких рабынь».
— Одно затмение! Но что бы мы не обещали, нас не собираются отпускать!
— Кто этот человек? – показывая на Дельвейка, спросил хицу.
— Величайший из правителей, император Мелангории Лиотти Дельвейк, шестой из рода Дельвейков. Ранее правили Ковенги Крафаци.
— Но у Императора могут быть родственники, похожие на него.
— Нет, что вы! Я не раз прибывал в Мелангорию и лично беседовал с Императором в присутствии многих свидетелей. Разве может ошибиться посол? Такая ошибка приводит к позорной казни.
— Превосходно! – воскликнул Мэй-линг, которому хицу негромко все переводил. — Уведите их! А вы, Дельвейк Мелангорский, будьте моим гостем. Вам выделят комнату в моем дворце.
— Если я – гость, то значит ли это, что я могу покинуть вас?
— Нам нужно о многом говорить. Я много слышал о Мелангории и хотел бы увидеть ее. Но вначале Дельвейк отдохнет у нас и встретится с нашим союзником.
***
Дельвейк понимал, что думать о возвращении еще рано. К тому же, один из верных его Искусителей смог установить с ним связь и заверить, что в столице все спокойно. Стало быть, пока он мог больше узнать о людях из Горзиса. Последние не верили ни в богов, ни в духов, как и говорил Гудр. И в бессмертную душу тоже. Жили одним днем и многие не думали о будущем. В то же время Дельвейк не назвал бы их легкомысленными дикарями. Писать и читать не умели только рабы. А Мэй-линг без затруднений осваивал ардорский язык.
На следующее утро прибыла нейфа Малаханте. Дельвейк еще не встречал столь величественной и надменной женщины. Она же сразу невзлюбила "гостя" и говорила только с Мэй-лингом, не считая юношу достойным собеседником. Однако мелангорец приметил и то, что тайгон заметно тяготится ее обществом. Со своим недавним пленником он беседовал охотней и чаще приглашал его к себе.
Нейфа, к сожалению, не уехала, и обедать им пришлось вместе с ней.
— Послов Рагды нужно освободить, — осторожно заметил Дельвейк, разрезая ардорскую сливку на две половинки, — я могу поехать с вами. Правитель поднесет вам дары за то, что вы вернули его людей. Он не захочет враждовать со столь могущественными соседями.
— Нам не нужна поддержка Рагды, — холодно заметила Малаханте, даже не взглянув на гостя, — я думала, Безумное Пламя не остановится на завоевании небольших городов.
Вопреки ее ожиданиям, Дельвейк ел как настоящий правитель, а не как дикарь, но это ничуть не расположило ее к нему. Нейфа не хотела никаких союзов. Она словно намеревалась отомстить за Фестру другим, ни в чем не повинным городам.
— Нас слишком мало, — мягко возразил Мэй-линг, — и Дельвейк пугает меня каким-то неизвестным нам оружием.
Он улыбался, словно они все были друзьями, собравшимися на пир, скрашивая своим радушием затягивающиеся паузы.
— Рагда успела заключить договор с Эрмой, — негромко произнес Дельвейк, — а если это южное королевство объединится с соседями, то их войско станет вдвое больше вашего.
— Мы можем потопить все корабли Рагды, — резко ответила Малаханте, — у них в бухте стоят только торговые судна. Я слышала, что у Эрмы едва ли наберется десять кораблей.
— В таком случае я скажу по-другому, — недобро сверкнув глазами, заявил Дельвейк, — Мелангория всегда поддерживала Рагду. Этот город для нас важнее, чем опустошенное побережье Ардора.
— Мы вернем послов, — вмешался Мэй-линг, внимательно наблюдавший за ходом беседы, — но не станем ни о чем договариваться с Рагдой. Торговать нам с ней нечем и договариваться не о чем.
— Может, Пламя собирается отпустить всех пленников? – сухо спросила Малаханте.
— К сожалению, я не могу этого сделать. Моим лучшим воинам нужны жены, а женам – стены.
Нейфа замолчала, закусив губу и раздумывая, как повлиять на тайгона. Она не могла захватить больше земель, имея так мало людей. Но уживаться с ардорцами и остальными Малаханте не хотела.
Сразу после обеда она отправилась к себе, как справедливо заметил Мэй-линг, «плести интриги».
— Гордая женщина, как неприступная крепость, — заметил он, убедившись, что все слуги отбыли за своей госпожой. — Горе не сломило ее, но обрушило все мосты для людей, которых она теперь считает врагами. Ну теперь-то мы может немного отдохнуть от нее. Идите за мной, дорогой мой гость.
Дельвейк пошел, но остановился, заметив, что они вышли в небольшой сад. Здесь гуляли женщины. Некоторые сидели на траве, играя на музыкальных инструментах, другие, собравшись в круг, занимались рукоделием. Их охраняли женщины-воины, одетые в доспехи.
— Можешь выбрать любую для себя, — обернувшись к Дельвейку, лукаво улыбаясь, произнес Мэй-линг. Тот побледнел, чувствуя себя загнанным в ловушку. Он понимал, что от такой щедрости отказываться нельзя. Но и принять ее не мог.
— Мудрое Пламя, — натянуто произнес юноша, — возможно, я еще слишком молод и поэтому не желаю женщины...
Вопреки его ожиданиям Мэй-линг только рассмеялся.
— В таком случае, ты действительно Дельвейк, о котором ходит столько много слухов. У нас не знают такой любви, но мы можем найти для тебя красивого юношу.
Дельвейк готов был провалиться под землю. Тайгон старался угодить ему, а он ни на что не мог согласиться. Он не знал, как отказаться, поэтому лишь стыдливо отвернулся.
— Я сказал что-то не так? – удивился Мэй-линг.
— Нет, это правда, — заикаясь от стыда, произнес юноша, — мне нравятся многие мужчины, но мое сердце принадлежит лишь одному.
— А я тебе нравлюсь? – полюбопытствовал тайгон.
Дельвейк чуть не упал, он чувствовал, как петля ловушки стягивает его горло. Если он скажет, что нет, то, вполне возможно, Безумное Пламя будет оскорблено. Если да, то непонятно, к чему это приведет.
— Я не встречал человека более красивого, чем тайгон Горзиса, — признался он, — но не смею смотреть на него с подобными мыслями, лишь издалека восхищаюсь его красотой.
Мэй-линг оставил его и отошел к стражнице, а Дельвейк устало прислонился к дереву. К нему тут же подбежала одна из наложниц, но он отшатнулся от нее, как от зараженной.
***
Авис наблюдал, как его новенькая наемница избивает провинившуюся рабыню. В бич была вплетена проволока, и от каждого удара обнаженная спина покрывалась каплями крови. Это казалось хозяину красивым. Красное на белом. И непритворное страдание на миленьком личике. Девушки доставляют столько неприятностей, что иногда приходится вот так вот вымещать на них злобу.
— Вас хотят видеть, — негромко произнесла Флания — самая верная служанка. Миленькая девушка, готовая для него на все. Аристократ ценил ее, но держал в страхе. И если она не побоялась отвлечь его, то значит дело действительно важное.
Авис Тетрадион Рон вышел из пыточной и пошел следом за девушкой. К его крайнему удивлению, Флавия направилась не в приемную, а на задний двор. Там стоял огромный фургон, запряженный четырьмя драмгами. Возле него прогуливалась черноволосая кудрявая женщина с яркими губами, одетая в вызывающе открытое платье.
— Сестра! – обрадовался Авис. — Долго же от тебя не было вестей. Я уж думал, что ты погибла. Послал к тебе на встречу Лаксу.
— Как бы не так, — усмехнулась Клаудивия, — я так просто не умру. Привезла тебе сразу два подарка из самого сердца Ардора.
— Да? И они в фургоне?
— Да, братец. Ты никогда не угадаешь, что твои союзники решили тебе преподнести. Это нечто. Никогда такого не видела. Знаешь, я влюбилась бы в обоих...
Клау могла мучить его еще долго, поэтому Авис не стал дожидаться ее объяснений и сам полез в фургон. Там, на широкой кровати, лежал бледнолицый молодой человек. За ним возвышался огромный ящик, по форме напоминающий огромный гроб, закрытый темной тканью.
— Ничего ценного я не примечаю, — разочарованно выдохнул Воронье Гнездо.
— Я Тальдерон. Искуситель, — равнодушно представился юноша. — Я посею хаос в Мелангории, чтобы новый правитель мог заслужить доверие народа. Он при всех закроет врата, и те, кто придут оттуда, станут служить ему. Он исцелит раны и соединит все города в одну великую империю.
— И кто же этот правитель? – усмехнувшись, поинтересовался Авис.
— Он там, — юноша кивнул на гроб, — он – всего лишь игрушка в моих руках.
— Но что я получу из его рук?
— Достаточно ли назначить тебя управляющим в Рагде? Со всеми ее сокровищами…
Аристократ довольно хмыкнул и попытался сдернуть ткань, обмотанную вокруг ящика. Наконец, это ему удалось. Но под ней оказалось не дерево, как он ожидал, а стекло. За ним в бледной жидкости безвольно лежало тело. Это был юноша неземной красоты. Беловолосый, как потомок Хэйронигавэ. Лицо его было настолько совершенно, что казалось неживым. Из-за утонченности и правильности черт оно походило на девичье. Тело не выглядело сильным. Как и лицо, оно было чересчур правильно и тонко. Длинные пальцы, нежная белая кожа...
— Откуда вы достали это чудо? – потрясенно выдохнул Авис. Если бы оказалась, что это девушка, то он отдал бы за нее половину состояния. Но увы. Удивительное создание было обнажено, и сомнений в его половой принадлежности не возникало.
— Откуда... Этого никому не следует знать. — Тальдерон усмехнулся и нехотя добавил: — Для его создания потребовалось убить двух альбиносов, которых мне едва удалось найти. Одного привезли из-за моря. А второй, вернее, вторая – сестричка Дельвейка, которую твой Искуситель так любезно нам переправил.
— Так вот для чего!
— И глаза. Это символично. Один человеческий, а другой – твари из Ханта. Я назвал его Хэй Кейлан Арколино.
Услышав свое имя, существо открыло глаза. Один был голубым и безмятежным. Другой – хищным золотистым, с узким зрачком.
Оно приблизилось к самому стеклу, и от неживого взгляда Авис невольно поежился. И только теперь он заметил, что позади юноши, на его спине, четыре небольших белоснежных крыла.
Отступать было уже поздно. Ардор прислал свои дары, и теперь аристократ должен был с их помощью взлететь ввысь. Он знал, что никто из мелангорцев не подозревает его в предательстве. Дельвейк недооценил своего подданного.
