Мелангория

      Зал Совета использовался для заседаний крайне редко, лишь тогда, когда на них приглашался император. Обычно Дельвейк смотрел на тайные сборища сквозь пальцы, не осознавая всей опасности такой свободы. Мелангорец считал, что в любой момент сумеет в прах развеять сплетающиеся интриги. Не зря внедрял в Совет соглядатая.       Он не любил холодный свет, заливающий рагнитовые плиты, льющийся из круглых окон, пробитых прямо в высоком своде. Не любил длинные солнечные лучи, пронизывающие пустоту. Зал был огромен. Он подавлял своими размерами, глушил голоса, был полон шорохов и струящихся воздушных потоков, проходящих сквозь множество дверей. Люди никогда не заполняли зал полностью – Совет устраивался неподалеку от двери, чтобы в случае чего не бежать по скользкому полу, считая звонко раздающиеся шаги под пристальными взглядами заседающих.       Десять заняли свои места задолго до прибытия Императора. Многие из присутствующих были осведомлены о том, что вместо Дельвейка явится двойник, но не всех это устраивало. Лишь лица сторонников Ависа светились многозначительностью и довольством. Верные Императору, хоть и чуяли неладное, решили, что противники обдумывают свои речи, которыми до сих пор не могли нанести весомого урона правителю. И никто из собравшихся, даже со стороны противников, не мог представить, чем закончится сегодняшнее собрание.       Дельвейк появился незаметно. Вплыл бесшумным ослепительно белым облачком развивающейся от легких движений одежды. Поднятый вверх воротничок слегка касался его бескровных щек, из волос острым трезубцем вздымался кашр – знак наделенного высшей властью, на шее светился алым бесценный защитный амулет. Обитый дорогим мехом плащ волочился по полу, никем не поддерживаемый. Император явился без свиты. Самым удивительным было то, что даже Белый Дракон Гаулис его не сопровождал. Впрочем, такое с недавних пор случалось все чаще, вызывая самые невероятные толки.       – Так начнем же Совет, – произнес Дельвейк, поднимаясь на свое возвышение, – что хотят мне сказать Десять Слушателей Народа?       – Мы хотим слушать вас, – негромко произнес Фаицель Виа.       Это было сигналом. Но что-то пошло не так. Искуситель-предатель не сорвал морок, придающий двойнику безотличительное сходство. Император остался собой.       – Прекрасная погода, – заметил юноша, затем развернулся, блеснув одной из своих самых дерзких улыбочек, и многозначительно добавил: – Я с утра совершил одну из самых длинных и утомительных прогулок.       Предатель смертельно побледнел. Он понял, что император о многом догадывается и, вероятно, побеседует с ним после совета. У Дельвейка не было права допрашивать Одного из Десяти, но он вполне мог тайно похитить Виа. И даже убить.       Мелангорец был настоящим. Но оставалась надежда на ардорский дар...       Сторонники Ависа разволновались. Никто не мог выйти, чтобы предупредить остальных о провале плана. Почему он здесь? Когда он успел вернуться?       Дельвейк внимательно оглядел лица Десяти и протянул руку к бумагам, лежащим перед ним. Но не успел он коснуться стола, как в зал, задыхаясь от быстрого бега, ворвался бледный тощий мальчик. Он бросился прямо к императору, увернувшись от протянутых рук, и обнял его, весь дрожа от волнения.       – Что случилось? – спросил тот, жестом повелевая никому не вмешиваться.       – Я гулял! А там… Там, как в тот раз, у моря, – сбивчиво залепетал ребенок, – та темная дыра, она сейчас будет здесь, нужно уходить! Прятаться в ущелье, чтобы не достала! Она все с собой забирает!       Дельвейк оттолкнул его и снова бросился к окну. В небе из мерцающих огненных звезд собирался сгусток темноты.       – Гаулис! – пронзительно крикнул император и продолжил, как заклинание: – Желивор! Фат!       На голос первым вбежал командор Белых Драконов и замер, крайне изумленный. Однако опомниться ему не дали.       – Весь отряд на защиту площади! Сделай так, чтобы никто не пострадал!       Дельвейк выбежал из зала и наткнулся на Желивора, своего лучшего Искусителя.       – Закрой Ход, пока не поздно. Чего бы это тебе не стоило! – велел он и увидел Фата. – Ты! Охраняй его! Если хоть кто-то попытается напасть на Искусителя или помешать ему – убей, пусть это будет хоть Один из Десяти!       Затем он бросился обратно к окну и в отчаянии до крови закусил губу.       Они опоздали.       Вид из зала Советов открывался на Большую Торговую площадь. Здесь располагались лавки богатеев и чужеземцев. Покупатели тут толпились под стать товарам – сплошь вельможи да знатные горожане.       Ход открылся прямо посреди площади, разрушив статую Покровителя Торговли. На этот раз он выглядел иначе и напоминал темную расплывчатую пещеру, из которой стремительным потоком выезжали всадники-злорцы. Златовласые и светлоглазые. Их было уже около пятидесяти. И они убивали. Они скакали на мохнолапых зверях, беспорядочно нанося удары по людям на площади, по собравшимся у дверей Совета для передачи просьб и жалоб… С криками начали разбегаться торговцы, бросив ценные товары, а за ними, опрокидывая прилавки, легко гнались звери.       Дельвейк распахнул окно и, спрыгнув вниз, выхватил меч. Он знал, что поступает опрометчиво, и что многие из врагов его поступок одобрят, но наблюдать за избиением со стороны не мог.       Даже осознавая, что слабость, возникающая после использования Императорского Хода может стать роковой.       Какая-то женщина с криком метнулась мимо него и, ударившись о стену дворца, обреченно скорчилась под ней, закрывая руками голову. За ней гнался один из всадников. Зверь, на котором он ехал, не хотел отказаться от столь легкой желанной добычи. И даже понукания воина не развернули его. Выскочивший перед всадником Дельвейк ударил животное острием в шею и увернулся от меча златоглазки. Тот спрыгнул на камни площади, и в неземных спокойных глазах вспыхнула ярость, когда он увидел, что его зверь уже умер, скорчившись в луже пурпурной, почти черной крови.       Дельвейк едва успел отскочить назад. Воин вновь напал на него. У чужака были доспехи, необычный меч из темного металла, а юноша путался в парадных неудобных одеждах. Пышный воротник не позволял вертеть головой, клинок был выкован скорее для красоты, чем для защиты. И все же враг не привык к тому, что люди защищаются. Он посчитал, что юноша уже обречен. И ошибся.       Когда клинки в очередной раз встретились, Дельвейк неожиданно нырнул под руку нападающего и ударил кинжалом, который до сих пор прятал в складках плаща, прямо в незащищенное горло. Брызнувшая кровь испачкали его белую одежду, горячие капли потекли по щеке. Умирающий попытался мечом снести юноше голову, но тот отскочил и вовремя заметил другого всадника, мчащегося на него. Император не успел замахнуться клинком вновь – огромная тень накрыла врага, и Дракон одним рывком разорвал воина пополам, а хвостом придавил его зверя.       – Уходите во дворец, – голос Дракона звучал изнутри, словно его озвучивал некто, проглоченный целиком.       – Я не оставлю никого здесь умирать! – крикнул в ответ Дельвейк, хоть и почувствовал себя ничтожным подле этого великана, которого он не мог теперь узнать. Однако требование Дракона заставило императора живо оглядеться, чтобы оценить обстановку.       Шестеро Драконов загораживали Ход своими телами, остальные добивали прорвавшихся всадников. Но на площади были не только всадники…       Продолжая сжимать меч, Дельвейк осторожно подошел к сидящему поодаль юноше, который так походил на него самого.       Волосы незнакомца спадали до бедер, даже ниже, одет он был в необычную серебристую одежду из тонкой легкой ткани, отороченной белым мехом. А на спине… На спине слабо трепетали от легкого ветерка четыре небольших белых крыла. Юноша повернул лицо к императору, и тот замер, потрясенный его красотой. Смущало лишь то, что один глаз при свете казался бледно голубым, а другой – золотистым, как у всадников…       – Кто ты такой? – потерянно спросил Дельвейк, не веря, что перед ним находится человек. Незнакомец не пытался нападать, и к нему никто не приближался. Странно, но происходящее словно не интересовало его и никак не касалось.       – Я не стану разговаривать с падшим, на одежде которого кровь моих воинов, – ответил тот. Голос его был прекрасен, как у Поющего, но в то же время в нём прозвучали холод и безумные нотки Хаоса.       – Почему же твои воины напали на моих людей? – совсем другим тоном спросил император, сжимая меч.       – Это мои люди, – словно удивляясь неведению собеседника, пояснил юноша, – и мои воины. И вся эта земля принадлежит мне.       Дельвейк отступил, не понимая, безумец это или просто наглец. Но тот выглядел серьезным и чуть печальным.       – По какому праву ты называешь это своим? – спросил мелангорец.       – Дельвейк Кровавый, убийца и распутник. Дельвейку нравятся мужчины. Он запугивает людей Черными Драконами и думает только о власти. Дельвейк умрет, – незнакомец поднял уверенный и жестокий взгляд на императора и добавил, – но Арколино никого не убивает. Падший император умрет от рук своих же людей.       Дельвейк попятился. Он не мог ничего ответить против выдвинутых обвинений. Он убивал – ради защиты. И ему действительно нравился Гаулис – иначе никак нельзя было назвать их тесную связь. Черные Драконы вселяли страх в изменников и в нарушителей закона. И император думал о власти, думал очень часто и мучился от того, что он не сумеет ее удержать.       Арколино поднялся, глядя на Дельвейка насмешливо и в то же время с неясной жалостью.       – Меч у тебя есть, – произнес он, разводя руки, – убей меня, император. Убей безоружного. Убей ради власти. Ты ведь этого хочешь?       Юноша отчаянно замотал головой, стараясь не глядеть на крылья. Это небесное создание обвиняет его? Да он готов сам броситься на меч, сознавая свое ничтожество. Кому нужна его жизнь? Никто не знает, что на самом деле он еще отвратительней, чем кажется…       – Драконы! – мелодично воззвал Арколино, запрокидывая голову к небу. Казалось, музыка его крика разорвет померкшие небеса: – Прекратите бессмысленное сражение! Мои воины напали на людей случайно, и они уже заплатили кровью за свою ошибку. Прошу, послушайте меня!       Всадники и в самом деле прекратили нападать. Они убрали оружие, и Драконы тоже отошли от врагов, несмотря на то, что ярость все еще не оставила их.       – Я, Хэй Кейлан Арколино, тот, кто объединит этот мир. Тот, кто восстановит его спокойствие. Мне повинуются силы, неподвластные ни одному человеку. Всадники! Храбрые воины-злорды, покиньте этот мир!       Чужаки немедленно отступили. Они заходили в Ход. Сами. Послушно, как марионетки.       – Только я смогу защитить мир от зла, – убежденно произнес Арколино, – а Дельвейк не может. Эти люди… Он не сумел защитить даже их. Белые благородные Драконы! Кто пойдет со мной? Вы видите, как ничтожен тот, кому служили? Он держал вас как рабов, как скот, а я дам вам свободу. Я сниму с вас Печати, и вы станете прежними. Мы разделим власть на всех, и каждый станет властвовать. Пусть даже только над собой. Это будет первой победой.       Несколько Драконов двинулись к Арколино, но вовсе не затем, чтобы растерзать его, хотя каждый из них мог одним ударом крылатого уничтожить. Нет, их сердца забились от забытого трепетного чувства. Свобода. Дальше, дальше от постылого дворца! Но грозный рык их остановил.       – Наш повелитель один – Дельвейк Мелангорский! – говорил Гаулис. Трудно не узнать его дрожащий от ярости голос. – Только император может править Драконами!       – Дельвейк? – губы Арколино скривились, словно их коснулось что-то нечистое. – Он лишь играет драконами, заставляет вас исполнять его постыдные желания. Ни одного из вас уже не связывает с ним клятва, данная его предкам. Те, кто вас обратил, умерли много лет назад. Не пора ли вернуться? Гаулис, ты еще можешь уйти от него. А потом будет поздно.       Четверо молодых Драконов подошли к Арколино, загораживая его на случай нападения. Дельвейк не мог узнать их в этом обличие, но у командора головной гребень гневно вздыбился – он их узнал.       – Предателям среди нас не место! Идите же, идите, клятвопреступники, и не возвращайтесь, потому что теперь на вас печать позора, а не верности! – прорычал командор. – И ничто от позора вас не очистит! В следующий раз вы уже будете нашими врагами и не ждите пощады!       Арколино словно вспорхнул на одного из Драконов и с грустью обернулся к говорящему.       – Ты погибнешь, Гаулис, – пообещал он.       Белый предатель взмыл в небо, за ним поднялись остальные. Еще один Дракон внезапно сорвался с места, но он был из дворцовой стражи, и его имени не знал даже командор Белых.       Дельвейк неподвижно застыл, с тоской разглядывая убитых. Тех было чуть больше полусотни, хоть сражение длилось совсем недолго. Простые люди, всадники, животные…       Вся площадь была покрыта пятнами крови, обезображенными телами. Иные превратились в непонятные изуродованные куски, прикрытые лохмотьями. Кое-кто еще пытался подняться. Из-за домов робко выходили горожане. Кто-то робко, горько завыл, ему вторил тонкий женский плач...       Из-за груды искореженных досок высунулся понурый Желивор, не справившийся вовремя с нелегким своим заданием. Он знал, что никто из Искусителей с этим не справился и все же чувствовал себя виноватым.       – Ваше Величество, нужно уходить, здесь вам опасно находиться, – встревожено произнес Гаулис, все еще остающийся в обличии Дракона.       Глаза у Дельвейка были пустыми и покрасневшими, словно он плакал. Но лицо оставалось сухим и лишенным выражения.       – Оставь меня, – произнес он, не глядя на командора.       – Этот разноглазый лгал, – медленно проговорил Дракон, – он спланировал все заранее. Нападение на площадь и его подозрительное появление не было случайными. Он хотел показаться в выгодном свете и продемонстрировать свою власть. И ради этого погибло столько людей.       – В самом деле, – слабо оживился Дельвейк, – откуда он взялся?       – Кто знает, человек ли он или тварь из Ханта. Сейчас пришло многое, чего не должно существовать в нашем мире. Он говорил о мире как Поющие, но в его голосе не было теплоты. Он страшнее Ардора. Зло скрыто в нем, а заметить его может не каждый.       Вокруг раздался одобрительный гул – все оставшиеся Драконы столпились вокруг них, загораживая от невидимых опасностей.       – Благодарю вас, – начал было Дельвейк, но рыдания подступали к горлу, и он вскинул голову, чтобы не заплакать. Они остались с ним и были готовы снова сражаться за него. Император начинал верить в себя. И в своих Драконов.

***

      Он не помнил, кто отнес его во дворец. Юноша очнулся лишь в своих покоях, в окружении почтительных молчаливых слуг. Дельвейк никак не мог успокоиться и велел Гаулису, неизменно находящемуся при нем, пойти посмотреть, что творится в Совете Десяти. Другому Дракону он велел обеспечить помощь для пострадавших.       Вскоре неторопливо явился Вергар – немой старик, служивший еще деду императора. Он показал, что ванна готова и забрал у служанки чистую одежду, приготовленную для императора. Прочие разошлись, зная, что теперь они не нужны. Император всегда их отсылал во время таких мероприятий, даже когда болел. И теперь его не стоило раздражать, навязывая свою помощь.       Дельвейк не любил цветочные ванны, однако сейчас его поджидала именно таковая, полная приторно успокаивающих ароматов. Велев и старику выйти, юноша скинул одежду и опустился в воду. Только сейчас он заметил порез ладони. Впрочем, пустяки. Кажется, это произошло, когда он выпрыгнул из окна, а не во время сражения.       Его величество отогнал подальше лепестки, которые так и норовили прилипнуть к телу, и откинул голову на холодные плиты...       – Давненько я не встречал столь невнимательных стражей, – произнес бархатистый низкий голос.       Дельвейк повернулся, с неприятным холодком сознавая, что оружия у него нет. А на крик едва ли кто успеет прибежать, разве что он успеет вовремя нырнуть.       На полке, там, где Вергар аккуратно сложил чистую одежду, лежал незнакомый мужчина. Лежал в самой развязной позе, лениво разглядывая колыхающуюся, пеструю от цветов воду. На незнакомце были штаны из кожи с разрезами по швам, широкий пояс висел на бедрах, и к нему не было прикреплено ничего похожего на оружие. Только прочная длинная веревка. Темные взлохмаченные волосы доходили до плеч. Лицо было загорелым и маловыразительным, как маска. Но глаза…       Они оказались светло-зелеными, яркими, как изумруд в солнечных лучах. И их красиво оттеняли густые черные ресницы.       На мгновение Дельвейк испытал жгучую зависть – он родился альбиносом, и его брови были на редкость непримечательны, не говоря уже о ресницах. Он заворожено смотрел в эти глаза, пока не понял, как странно это выглядит со стороны.       – Так что там со стражей? – поинтересовался император, пытаясь придать себе вид надменный и величественный, что получалось у него плохо. Ему было неприятно то, что все его уродливые шрамы видны. Этакое чудовище, притаившееся в цветах…       К тому же, кто знает, как давно здесь лежит этот негодяй. Много ли он успел заметить?       – Я их немного повредил, и они решили подремать у дверей, – покладисто отозвался незнакомец, щуря великолепные глаза.       – И ради чего ты так рисковал? Если Драконы застанут тебя здесь, то ты умрешь.       – Я надеюсь на ваше покровительство, ваше величество. И принес вам противоядие. Если бы я хотел вас убить, то…       – То уже сделал бы это. Благодарю за откровенность. Итак, кто ты такой?       – Луа.       – О, – Дельвейк совсем по-другому взглянул на гостя. О Луа Ночной Птице ходили самые неправдоподобные слухи. Говорили, что этот убийца знает каждый уголок в Шастре, что ему знакомы все потайные ходы и что он может убить любого обитателя дворца. Никто не знал, как Птице удается делать это, не оставляя следов. Более того, на жертвах не было ни ран, ни других видимых повреждений. Луа считался легендой, на которую любили сваливать все беды. Кто-то с лестницы скатился – Птица столкнул, повара заперли в погребе – тоже шуточки Луа. Император во все эти шепотки не верил и заявлял, что Ночная Птица – всего лишь выдумка тех, кто боится угодить в лапы Драконов.       Даже теперь он сомневался в том, что это действительно неуловимый убийца. Его именем мог назваться кто угодно.       – Я не хочу тянуть время, позвольте мне говорить сразу по делу, – произнес Луа.       – Говори. Тебя подослали, чтобы убить меня?       – Нет, я сам пришел, чтобы вас спасти. Но мне нужно понять, даст ли это что-то мне?       – О, так что же тебе интересно? Властью я с тобой не поделюсь, достаточно тебе распоряжения чужими жизнями (у меня была мысль кликнуть стражу и посадить тебя за решетку, но об этом позже). Итак, остается все вещественное. Золото у нас мало ценят. Камни? Или имущество? – отчасти Дельвейк издевался, предлагая все это. Он не верил ни единому слову нахала, вторгшегося в его покои. Но прогнать его не мог. Куда там, когда от слабости руки дрожат, а голос приходится напрягать изо всех сил, чтобы тот не сорвался на бессильный писк.       – Ничего из того, что ты говорил. Ты отдаешь леди Мэльвисс в жены одному из Десяти?       – Девушка лишилась отца, ей нужна надежная опора. Керр немолод, но он хороший и честный человек. К тому же, он предан мне, в отличие от остальных, и преданность его проверена.       – Расторгните помолвку, – коротко произнес Луа. Его глаза превратились в сверкающие узкие щели. Это… злоба?       – Как интересно, – пробормотал Дельвейк, не ожидавший необычной просьбы, – и что ты из этого получишь?       – Девушка не хочет выходить замуж.       – Она не может оставаться одна. А к новому защитнику привыкнет. Это обещанная награда моему верному слуге.       – Она мне нравится.       – Это безумие, – Дельвейк раздраженно смахнул с плеча белый цветок.       – Это верболивия, – пристально вглядевшись в воду, ответил Луа, – смертельно ядовитая. И несколько других растений тоже в воду подмешаны. Пока будут их вычислять, пока найдут лекаря, который произведет на свет противоядие, Дельвейк Мелангорский будет мертв, либо яд настолько впитается в его кровь, что ничто не сможет его спасти.       Юноша подхватил цветок и с ужасом понял, что Луа прав. Яд этого растения, по-видимому, уже проник в воду. И слабость, которую он испытывал, не была последствием усталости…       – Едва ли я выживу после этого, – слабо произнес он, хватаясь за край, – но если выживу, то девушка освободится от брака. Однако она не станет твоей, если этого не захочет этого сама.       – Идет, – быстро согласился Луа и поставил на пол перед Дельвейком большой пузырек с темной жидкостью, – вылезайте оттуда, а я позову на помощь.       Он тут же скрылся, а юноша отчаянно попытался выбраться, но не смог подтянуться на ослабевших руках. От осознания того, что он плавает в отраве, ему стало хуже, чем должно было быть. Яд был разбавлен большим количеством воды. Впрочем, с каждым мгновением он становился крепче, ведь когда Дельвейк пришел, цветы только бросили на воду.       Юноша попытался дотянуться до пузырька, но тот был слишком далеко. Проклятье! Его царапина сыграет роковую роль!       Но тут вернулся Луа, ведущий за собой Гаулиса.       – Нужно много воды, – на ходу говорил первый, – чтобы смыть весь яд.       – Я лучше знаю, что нужно при… – сжато отвечал Белый Дракон, но тут увидел Дельвейка и бросился к нему.       Тот слабо отбивался, когда командор потащил его из воды.       – Я все ему объяснил, – заметил Луа, – так что не переживайте, ваше величество.       Он зачерпнул из бадьи чистой воды и с головой окатил императора. Тот вскрикнул – вода оказалась ледяной.       – Другой нет, – извиняющимся голосом заметил убийца. – Белый Дракон, возьмите мочалку и прочие моющие принадлежности. Я буду лить воду, а вы – отмывать его светлость. Дельвейк, пейте же противоядие. Зря я, что ли, искал его…       Император зубами оторвал крышку и отпил. Вкус был ужасен, но разве в этом дело было. Его разоблачили. Причем один из двух был каким-то подозрительным убийцей, который, вполне вероятно, продает чужие тайны. Дорого. Если ему отдать эту девушку и отослать их подальше, то вспомнит ли он?       Гаулис закутал Дельвейка в большое полотенце и понес обратно в покои. Луа выскочил вперед, чтобы никто не встретился им по пути.       Уложив его светлость на кровать, Белый Дракон попытался найти ему подходящую одежду, но все его находки оказались парадными, и ночное одеяние первым обнаружил Луа.       – Да не скромничайте вы, – заявил он, надевая сверху на Дельвейка рубашку, – она и так вот-вот сознание потеряет, ей не до нас.       – Сердце Хэя, я никогда не думал, – горестно прошептал Белый Дракон, упираясь лбом в стену и не глядя на то, как Луа одевает правителя Мелангории.       Убийца лишь тяжело вздохнул и, закрыв Дельвейка одеялом, дал ему еще противоядия.       – Мы ничего не видели, – уверенно заявил он, – даже если император не юноша – для нас это ничего не меняет. Преемник еще мал, а более подходящий кандидатуры нет. Совет Десяти, разумеется, не отказался бы от того, чтобы взять власть в свои руки, только вот разве вы ему служите?       – Нет!       – В таком случае все в порядке. И уберите тех воинов, которых я немного… успокоил. Нужно поставить других стражей. Я знаю об отравления больше вашего и буду более полезен больному.       Потрясенный Гаулис шагнул за дверь, и Дельвейк заволновался.       – Он может рассказать!       – Не Гаулис, – заметил Луа, – во всяком случае, он вначале все обдумает. Я же, в свою очередь, храню немало секретов, и многие из них уже утратили свою ценность, потому что умерли люди, замешанные в них.       – Да кто ты такой? – внезапно вернувшись, требовательно спросил Гаулис. – Не ты ли отравил воду его светлости, чтобы завоевать доверие?       – Я Луа, – коротко ответил убийца и добавил: – Есть более простые способы вкрасться в доверие. А о яде я знал, потому что именно я ходил за этими цветами и продал их Одному из Десяти. Фаицелю Виа. Мне было интересно узнать, как он их употребит. Я даже заранее заготовил противоядие. На всякий случай. Оказалось, что не зря.       – Меня тошнит, это очень плохо? – нервно спросил Дельвейк. – Гаулис, разберись со стражей, я доверяю Луа.       Белый Дракон вышел, но было видно, что он-то убийце не поверил. И не поверит.       – Еще лекарства? – предложил Луа.       – Нет. Ничего более отвратительного я еще не пил. Итак, Луа, пока я жив и в сознании, расскажи, что привело тебя ко мне. Помимо девушки.       – Убийство, – мягко улыбнулся тот, – у вас умерла Поющая. Молодая художница, очень талантливая. И видите ли, я часто наблюдал за ее работой. Она умерла под вечер, а в обед к ней подходила молодая особа, интересующаяся живописью. Эта женщина предложила Поющей краски. Та была в восторге, приняла их… и скончалась. Мне показалось это подозрительным. Я проверил краски и обнаружил в них яд. Знаете, ваша Поющая имела забавную привычку. Когда она задумывалась, то начинала покусывать кончик своей кисти.       – И вы знаете, что это была за женщина?       – Некая Миранда, одна из любовниц Ависа. Недавно она куда-то втайне выехала. А еще я готов поспорить, что это не первое ее убийство. Знаете, я чувствую в ней родственную душу.       – Но зачем ей убивать Поющую?       – Может, та увидела что-то не то. Или это попытка нарушить грань между мирами. Призвание беспорядка. Фаицель тоже рискует не для себя. Он кому-то служит. Уж не тому ли небесному созданию, что явилось на площади? Все они призывают Хаос. Одна цель. И много жертв. Глупо.       – Для убийцы ты слишком много рассуждаешь, – заметил Дельвейк. – Проклятье, ты слишком опасен, но я никак не могу тебя в действиях ограничить... Вот что... Я найму тебя.       – Благородный Дельвейк примет услуги убийцы?       – Отец ведь принимал. Он говорил, что ты выполнил одну его... просьбу. Награда будет очень щедрой, Луа.       – И моя жертва?       – Миранда.